ра  Кейси,  а  затем  потрогал
большим пальцем утолок своего рта.
   - Позже, дружок,  -  проговорил  он.  Дон  Ванденберг  пританцовывал  уже
медленнее, но все еще потирал ушибленную часть  тела.  По  лицу  Дона  текли
слезы.
   Затем ко мне подошел Эрни и, протянув руку, помог мне подняться на  ноги.
Его рубашка была выпачкана в грязи. К джинсам прилипло несколько окурков.
   - Ты в порядке, Дэннис? Что он тебе сделал?
   - Поздоровался, стиснув яйца. Ничего, я буду в порядке.
   Я надеялся, что буду. Если ты мужчина, то знаешь, что  это  такое,  когда
тебя хватанули за самое незащищенное место. Если женщина, то не знаешь -  не
можешь знать. Тут с агонии все только начинается; она  угасает  и  сменяется
тупым, пульсирующим ощущением тяжести под животом. Это  ощущение  как  будто
говорит: "Привет, вот и я! Хорошо, что я сижу здесь, под  твоим  животом,  и
заставляю тебя чувствовать так, точно собираешься одновременно обделаться  и
сблевать. Полагаю, неплохо бы мне еще немного повисеть здесь, да? Как насчет
получасика или около того? Прекрасно!" Когда тебя хватают промеж ног, то  ты
не испытываешь великого удовольствия от жизни.
   Мистер Кейси  пробрался  сквозь  толпу  зрителей  и  быстро  уяснил  себе
ситуацию. Он не был таким здоровяком, как тренер Пуффер, но не боялся ребят,
как многие наши учителя.
   - Исчезните, - коротко приказал он немногим оставшимся наблюдателям.
   Они стали расходиться. Шатун Уэлч решил  попробовать  и  пошел  вместе  с
ними.
   - Не ты, Питер, - сказал мистер Кейси.
   - А, мистер Кейси? Я ничего не делаю.
   - Я тоже, мистер Кейси, - сказал Дон Ванденберг.
   - Трое на двоих? - удивился мистер Кейси.  -  Вот  как  ты  решаешь  свои
проблемы, Бадди? Бадди опустил глаза.
   - Они первыми начали, - проговорил он.
   - Это не правда, - начал Эрни.
   - Заткнись, Прыщавый, - сказал Бадди. Он хотел что-то добавить, но мистер
Кейси схватил его обеими руками и, резко рванув в сторону,  припер  к  стене
магазина. Как раз в том месте, где висел жестяной знак  с  надписью:  КУРИТЬ
ТОЛЬКО ЗДЕСЬ. Он несколько раз ударил Реппертона спиной об стену,  и  всякий
раз знак дребезжал,  будто  отмеряя  драматические  паузы.  Он  обращался  с
Реппертоном так, как вы или я обращались бы с тряпичной куклой.
   - Заткни свой большой рот, - произнес он, в последний раз  стукнув  Бадди
об стену. - Я не желаю, чтобы ты выражался в моем присутствии.
   Он выпустил майку Реппертона.  Она  вылезла  из  джинсов,  открыв  белый,
незагоревший живот Бадди. Мистер Кейси обернулся к Эрни.
   - Что ты говоришь?
   - Я шел через курилку на трибуны, чтобы там съесть свой  ленч,  -  сказал
Эрни. - Реппертон с друзьями курил здесь. Он подошел и выбил пакет с  ленчем
из моей руки. Он раздавил его. - Казалось, он хотел еще что-то  сказать,  но
передумал. - Так началась драка.
   Но я не собирался оставлять все на  этой  точке.  Реппертон  был  слишком
опасен, чтобы соблюдать дурацкие кодексы школьной чести.
   - Мистер Кейси, - сказал я.
   Он взглянул на  меня.  За  ним  глаза  Реппертона  угрожающе  блеснули  -
предупреждение. Держи рот закрытым, это между нами двоими. Еще год  назад  я
бы мог подчиниться ложному чувству собственного достоинства и  принять  игру
Бадди. Но не сейчас.
   - Что, Дэннис?
   - Он с лета подстерегал Эрни. У него нож, и он хотел воспользоваться им.
   Эрни бросил на меня непроницаемый взгляд.  Я  вспомнил,  как  он  обозвал
Реппертона говнюком - словом Лебэя, - и почувствовал,  как  у  меня  мурашки
пробежали по спине.
   - Ты врешь, сука!  -  драматически  вскричал  Реппертон.  -  У  меня  нет
никакого ножа!
   Кейси молча посмотрел  на  него.  Ванденберг  и  Уэлч  выглядели  немного
испуганными - они не ожидали такого поворота событий.
   Мне нужно было кое-что добавить. Я думал  об  этом.  У  меня  не  хватало
решимости. Но дело касалось Эрни, а Эрни был моим  другом.  И  я  не  только
думал о том, что он хотел пырнуть Эрни лезвием своего ножа, но я знал это. И
я произнес пять слов:
   - Это нож с выбрасывающимся лезвием. Теперь глаза  Реппертона  не  просто
блестели, они горели, обещая адский огонь, проклятие и долгие муки.
   - Он врет, - прохрипел он. - Он все врет, мистер Кейси. Клянусь Богом.
   Мистер Кейси еще ничего не сказал. Он медленно перевел взгляд на Эрни.
   - Каннингейм, - наконец проговорил он. -  Реппертон  нападал  на  тебя  с
ножом?
   Эрни долго не отвечал. Затем чуть слышно выдавил:
   - Да.
   Теперь взгляд Реппертона горел для нас обоих.
   Кейси настороженно посмотрел на него.
   - Выверни карманы, Бадди, - произнес он.
   - Какого хрена? - повысил голос Бадди. - Ты меня не заставишь!
   - Если ты имеешь в виду, что у меня нет права, то ты ошибаешься, - сказал
мистер Кейси. - Если же то, что я не смогу при надобности сам вывернуть твои
карманы, то ты снова ошибаешься. Но...
   - Только попробуй! - взорвался Бадди. - Я тебя по  стене  размажу,  лысое
дерьмо!
   У меня упало сердце. Я ненавидел подобные  отвратительные  сцены,  а  эта
была наихудшей из всех, в которых я принимал участие.
   Но мистер Кейси  контролировал  ситуацию  и  ни  разу  не  отклонился  от
избранного курса.
   - Но я не собираюсь делать этого, - закончил он. - Ты сам вывернешь  свои
карманы.
   -  Еще  чего,  козел!  -  бросил  Бадди.  Он  стоял  у  стены   магазина,
повернувшись так, чтобы не показывать оттопыренного заднего кармана джинсов.
Его глаза метались то туда, то сюда, как у затравленного зверя.
   Мистер Кейси посмотрел на Шатуна и Дона Ванденберга.
   - Вы двое ступайте в мой офис и оставайтесь  там,  пока  я  не  приду,  -
сказал он. - Больше никуда не ходите, у вас и так уже достаточно проблем.
   Они стали медленно уходить. Шатун один раз оглянулся.  В  главном  здании
прозвенел звонок. Люди стали втягиваться внутрь, бросая  на  нас  любопытные
взгляды. Мы пропустили ленч. Мне было все  равно.  Я  больше  не  чувствовал
голода.
   Мистер Кейси снова обратил все внимание на Балд и.
   - Ты находишься на территории школы, - сказал он. - Поблагодари  Бога  за
это, потому что если у тебя, Бадди,  на  самом  деле  есть  нож  и  если  ты
вытаскивал его, то тебя обвинят за применение холодного оружия. Тебя посадят
в тюрьму.
   - Сначала докажи! Докажи! - закричал Реппертон. У него пылали щеки, и  он
тяжело дышал.
   - Если ты прямо сейчас не вывернешь карманы, то я напишу  распоряжение  о
твоем освобождении от занятий. Затем я вызову полицейских, и в  тот  момент,
когда ты выйдешь из главных ворот, они схватят тебя. Ты понимаешь,  в  какую
историю влип? - Он  мрачно  посмотрел  на  Бадди.  -  Здесь  мы  смотрим  за
порядком, - добавил он. - Но если  я  освобожу  тебя  от  занятий,  то  твоя
задница будет принадлежать им.  Конечно,  если  у  тебя  нет  ножа,  то  все
обойдется. Но если он у тебя есть, и они найдут его...
   Ненадолго наступила тишина. Мы четверо застыли,  как  на  картине.  Я  не
думал, что он сделает это; он мог получить освобождение, а потом  где-нибудь
быстро закопать нож. Но он, наверное, решил, что  полицейские  будут  искать
его и. возможно, найдут, поэтому вытащил нож из заднего кармана и бросил  на
асфальт. Тот упал на хромированную кнопку. Лезвие резко открылось и блеснуло
на солнце восемью дюймами заостренной стали.
   Эрни посмотрел на нож и вытер рот тыльной стороной ладони.
   - Ступай в офис, Бадди, - спокойно сказал мистер Кейси. - Жди там, пока я
не приду.
   - К черту офис! - закричал Бадди тонким,  истерическим  и  злым  голосом.
Волосы снова упали ему на лоб, и он откинул их назад. - Я уматываю отсюда.
   - Ладно, - проговорил Кейси таким тоном, каким  предлагал  бы  Реппертону
выпить чашку кофе в своем кабинете.
   Я знал, что со средней школой Либертивилла для Бадди все было кончено.
   Бадди взглянул на меня и Эрни - и улыбнулся.
   - Я еще достану вас, - произнес он. - Вы еще пожалеете, что  родились  на
свет,  ублюдки.  -  Он  отшвырнул  ногой  нож  и  пошел  прочь,  поскрипывая
мотоциклетными бутсами.
   Затем мы пошли в комнату мистера Кейси, и он написал нам освобождение  от
следующего урока, который в тот день оказался одним из наших общих с Эрни  -
начальная физика. Направляясь в физическую лабораторию, народ с любопытством
поглядывал на нас, и кое-кто перешептывался за нашими спинами.
   На шестой перемене в холле повесили список отсутствовавших после полудня.
Я просмотрел список и нашел имена Реппертона, Ванденберга и Уэлча.  Напротив
каждого стояла буква "Д". Я думал, что ответственный  за  дисциплину  мистер
Лофроп вызовет нас с Эрни и попросит рассказать о случившемся. Но он нас  не
вызвал.
   Я рассчитывал, что после уроков  встречусь  с  Эрни  и  по  дороге  домой
поговорю с ним, но и здесь ошибся. Он уже  уехал  в  гараж  Дарнелла,  чтобы
работать над Кристиной.

17/ КРИСТИНА СНОВА НА УЛИЦЕ
   До самого конца  следующего  субботнего  матча  у  меня  не  было  случая
поговорить с Эрни. В тот день он впервые вывел Кристину из гаража Дарнелла.
   Наша  поездка  на  школьном  автобусе  в  Хидден-Хиллз,   находящийся   в
шестнадцати милях от Либертивилла, была самой молчаливой из всех, которые  я
помню. С таким же успехом мы могли бы ехать на гильотину.
   Никого не радовал даже тот факт, что их разница побед и поражений - 1:2 -
была немногим лучше нашей. Тренер Пуффер сидел позади  водителя,  бледный  и
молчаливый, точно страдал от похмелья.
   Обычно поездка на игру была чем-то между балаганом и цирком. За автобусом
с командой следовал автобус с болельщиками,  школьной  рок-группой  и  всеми
теми, кто просто хотел хорошо  провести  время.  Их  сопровождал  кортеж  из
пятнадцати или двадцати автомобилей, заполненных большей частью  подростками
в футболках с эмблемами нашей команды, с фляжками и дудками, в  которые  они
дули почти без перерыва и создавали неимоверный  гвалт,  сопровождавший  нас
всю дорогу.
   Однако на этот раз за нами ехали только  полупустой  автобус  и  три  или
четыре легковые машины. Я сидел рядом с Ленни  Бэйронгом,  мысленно  рисовал
мрачные картины сегодняшнего  матча  и  не  знал,  что  в  числе  нескольких
автомобилей, следовавших за нами, была Кристина.
   Я увидел ее,  когда  мы  вышли  из  автобуса  на  стоянке  средней  школы
Хидден-Хиллз. Их музыканты были уже на поле, звучные удары басового барабана
глухо отдавались под низким, облачным небом. Это была первая суббота, вполне
подходившая для футбола, - прохладная, пасмурная и невезучая.
   Вид Кристины, стоявшей рядом с оркестром,  явился  для  меня  достаточным
сюрпризом, но когда с одной ее стороны вылез Эрни, а с другой  выбралась  Ли
Кэйбот, я был ошеломлен.., и больше чем отчасти  охвачен  ревностью.  На  Ли
были коричневые шерстяные слаксы  и  белый  вязаный  пуловер,  ее  белокурые
волосы великолепными волнистыми локонами падали на плечи.
   - Эрни! - воскликнул я. - Ты!
   - Привет, Дэннис, - немного смущенно проговорил он.
   Я был уверен, что игроки выходят из автобуса и  тоже  замирают,  не  веря
своим глазам: перед ними стоял Каннингейм, Пицца  с  Ушами,  и  с  ним  была
прекрасная странница из Массачусетса. Во имя Бога, как это могло случиться?
   - Как ты?
   - Хорошо, - сказал он. - Ты знаком с Ли Кэйбот?
   - По школе, - ответил я. - Привет, Ли.
   - Привет, Дэннис. Вы сегодня выиграете?
   - Постараемся, но я не знаю.
   - Мы будем болеть за вас, - проговорил Эрни. - Я  уже  вижу  заголовки  в
завтрашних  газетах:  "Гилдер  бьет  рекорды  и  становится  чемпионом  всех
времен".
   - Скорее: "Гилдер с проломленным черепом попадает в больницу",  -  сказал
я. - Сколько ребят с вами? Десять? Пятнадцать?
   - Больше места на трибунах для тех, кто приехал, - уклончиво ответила Ли.
   Она взяла Эрни за руку; думаю, его удивил и обрадовал ее  жест.  Мне  она
уже нравилась.
   - Как твоя тачка? - спросил я, направляясь к машине.
   - Недурна. - Он пошел следом.
   Работа  была  проделана  немалая,  и  теперь  у  "фурии"  был  не   такой
сумасшедший, сумбурный вид, как  раньше.  Вторая  ржавая  половина  передней
решетки оказалась замененной на новую, и полностью исчезла паутина трещин на
ветровом стекле.
   - Ты заменил ветровое стекло, - сказал я. Эрни кивнул.
   - И капот.
   Капот был чистым; и, что контрастировало с обшарпанными боками,  он  сиял
новизной. Он был покрашен в ярко-красный цвет. Эрни бережно коснулся его,  и
касание перешло в ласковое поглаживание.
   - Да. Я сам поставил его. Что-то в его словах задело меня. Он ведь должен
был все сделать сам, разве нет?
   - Ты говорил, что собираешься  превратить  ее  в  выставочную  модель,  -
сказал я. - Кажется, я начинаю верить тебе.
   Я подошел к месту водителя. Пол и обивка были потертыми  и  грязными,  но
передние и задние сиденья горели свежей багрово-красной кожей.
   - Она будет чудесна, - сказала Ли, но в ее  голосе  была  какая-то  вялая
интонация - совсем не так она говорила о футболе, - которая  заставила  меня
взглянуть на нее.
   Я сразу понял. Она не любила Кристину. Я понял это так ясно, как если  бы
ее мысли передались мне по воздуху. Она хотела ее полюбить,  потому  что  ей
нравился Эрни. Но.., она не собиралась по-настоящему полюбить ее.
   - Так, значит, ты получил официальное разрешение на нее? - спросил я.
   - Ну... - Эрни замялся. - Нет. Не совсем.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Сирена не работает, иногда отключаются задние огни, когда я нажимаю  на
тормоз. Думаю, где-то короткое замыкание, но я еще не настолько разобрался в
ней.
   Я посмотрел на ветровое стекло - на нем была новая наклейка о техническом
осмотре.  Эрни  проследил  за  моим  взглядом..,  и   умудрился   показаться
замешкавшимся и рассвирепевшим одновременно.
   - Уилл дал мне свою наклейку.
   - А это не опасно? - спросила Ли, обращая свой вопрос куда-то между  мной
и Эрни.
   - Нет, - ответил я. - Когда за рулем Эрни, то считай, что  ты  находишься
рядом с Иисусом Христом. - Я вновь почувствовал  приступ  ревности.  В  свои
семнадцать лет она была великолепна, неотразима и открыта для жизни.
   Когда я впервые захотел ее? Когда я впервые захотел девушку моего лучшего
друга? Да, думаю, что именно тогда. Но клянусь, я бы не приблизился  к  ней,
если бы все так не изменилось. Или я просто должен так чувствовать.
   - Пойдем, Эрни, а то нам не достанется  ни  одного  свободного  места  на
трибунах, - по-женски саркастично заметила Ли.
   Эрни улыбнулся. Ли все еще держала его ладонь; он был бы не против,  если
бы она обняла его. Почему нет? Будь я на его месте,  с  моим  первым  опытом
общения с живой девочкой, я бы - три против четырех - уже занимался  любовью
с ней. Я не желал ему ничего, кроме удачи  с  ней.  Если  кто-то  заслуживал
немного счастья, то это был Эрни.
   Тренер Пуффер окликнул  меня,  и  я  вместе  со  всей  командой  пошел  в
раздевалку, а Эрни и Ли направились к трибунам. На полпути я  остановился  и
решил вернуться к Кристине. Приближаясь к ней,  я  описал  довольно  большой
полукруг: у меня все еще было предубеждение, что лучше не находиться  у  нее
спереди.
   Над  задним  бампером  я  увидел  металлическую  пластинку  на  пружинах,
изображавшую знак торгового агента  Пенсильвании.  Откинув  ее,  я  прочитал
надпись с обратной  стороны:  СОБСТВЕННОСТЬ  ГАРАЖА  ДАРНЕЛЛА,  ЛИБЕРТИВИЛЛ,
ПЕНС., США.
   Я поставил пластинку на место и нахмурился. Дарнелл дал ему  наклейку  на
ветровое стекло, потому что машина была еще  очень  далека  от  официального
разрешения на эксплуатацию; Дарнелл одолжил ему знак торгового агента, чтобы
он мог привезти Ли на матч. Дарнелл так же  перестал  быть  "Дарнеллом"  для
Эрни; сегодня он был "Уиллом". Интересно, но не очень приятно.
   Что  за  отношения  сложились  между  Эрни  и  Дарнеллом?  Я   не   хотел
задумываться над этим вопросом. Я знал только то, что Эрни  очень  изменился
за последние несколько недель.

***

   Мы сами немало изумились, когда  выиграли  этот  матч,  -  как  оказалось
позже, он был одним из двух, выигранных нами в том сезоне.., но не то  чтобы
я был с командой до его конца.
   У нас не было никакого права на победу;  на  поле  мы  вышли  готовыми  к
поражению и проиграли жеребьевку. В первой половине игры  "Горцы"  (дурацкое
название для команды) пробивали нашу оборону, как будто ими выстреливали  из
пушки. Но затем нападающий потерял мяч, который подхватил Гэри Тардифф  и  с
мрачной улыбкой вел все шестьдесят ярдов. Тот  мяч  переломил  ход  встречи.
Когда в конце матча тренер Пуффер заменил меня Брайаном Макнелли - он должен
был стать капитаном команды на следующий год, а стал им гораздо раньше, -  и
я, умывшись и переодевшись, вышел к трибунам, счет был 27:18 в нашу  пользу,
а до конца игры оставалось две минуты.
   На парковочной стоянке было полно машин, но ни одного  человека.  С  поля
доносились дикие  вопли  фанатиков  из  Хидден-Хиллз,  побуждавших  "Горцев"
сделать невозможное в оставшиеся две минуты.
   Я медленно побрел в сторону Кристины.
   Она стояла на прежнем месте,  со  своими  изъеденными  ржавчиной  боками,
новым капотом и чуть ли не тысячемильными  плавниками.  Динозавр  из  темных
далеких пятидесятых,  когда  все  нефтяные  миллионеры  были  из  Техаса,  и
американский доллар вышибал дух из японской иены,  а  не  наоборот.  Из  тех
дней, когда Джони Хорбон пел о танцах всю ночь на дубовом полу, а величайшим
кумиром молодых янки был Эд "Куки" Бирнз.
   Я прикоснулся к Кристине. Я попробовал погладить ее, как это делал  Эрни,
полюбить ее ради Эрни, как это пробовала сделать  Ли.  На  самом  деле  если
кто-то должен был стараться полюбить ее, то это был я. Ли знала  Эрни  всего
лишь месяц. Я знал его всю свою жизнь.
   Я провел рукой по шершавой, ржавой поверхности, думая о Джордже Лебэе,  о
Веронике и Рите Лебэй, и внезапно моя кисть сама собой  сложилась  в  кулак,
которым я довольно сильно ударил по боку Кристины - настолько сильно,  чтобы
отбить руку, издать смущенный смешок  и  удивиться,  какого  дьявола  я  это
сделал.
   Шорох осыпающейся ржавчины.
   Глухой стук басового барабана на поле, похожий на удары сердца.
   Стук моего собственного сердца.
   Я подергал переднюю дверь.
   Она была заперта.
   Я поджал губы и понял, что испугался.
   Все было почти так, как если бы - да, очень забавно и очень весело, - как
если бы эта машина не любила меня, подозревала меня в желании  встать  между
ней и Эрни, и мне не нравилось ходить впереди нее именно потому, что...
   Я снова засмеялся, а потом вспомнил свой сон и осекся. Все  было  слишком
похоже на него, чтобы ощущать комфорт.
   Конечно, в Хидден-Хиллз не было Чабби Маккарти, ревущего  над  простором,
но остальное порождало неприятное чувство дежа вю - крики  ободрения,  звуки
сталкивающихся тел, ветер, шелестящий в деревьях под пасмурным небом.
   Зарычит двигатель. Машина начнет делать рывки вперед и  назад,  вперед  и
назад. А затем взвизгнут покрышки, и она ринется на меня...
   Я тряхнул головой. Пора было бросить потворство этой старой уродине. Пора
было - давно пора - остановить свои нелепые  фантазии.  Передо  мной  стояла
машина 1958 года выпуска, сошедшая с конвейера в  Детройте  вместе  с  почти
четырьмястами тысячами других. Чтобы доказать себе, как  мало  ее  боюсь,  я
опустился на колени и взглянул под днище. То, что я увидел, было  еще  более
диким, чем, если  бы  каким-то  образом  машина  вдруг  перевернулась  вверх
колесами. На них  были  три  новехонькие  покрышки  фирмы  "Плэжаризер",  но
четвертая казалась такой темной  и  заляпанной  маслом,  точно  не  менялась
никогда. Выхлопная труба блестела серебристой сталью,  но  у  глушителя  был
прямо-таки средневековый  вид,  а  передняя  труба  находилась  в  плачевном
состоянии. Посмотрев  на  эту  трубу,  я  подумал,  что  дым  из  нее  может
проникнуть в салон, и снова вспомнил о Веронике Лебэй. Потому что  выхлопные
газы могут убить. Они...
   - Дэннис, что ты здесь делае