ду совсем другая железяка, выпускавшаяся фирмой "Замок". Был и другой случай, когда он чуть не купился на краску "в полоску". Иногда шутки бывали сложнее, иногда даже с использованием театральных костюмов для большей достоверности. Только на прошлой неделе Ли вместе с другим парнем переоделись полицейскими и арестовали собственного помощника режиссера по обвинению в двоеженстве. Остальные участники труппы ржали до слез. Помощник режиссера, однако, юмора не уловил и гонялся за ними по сцене с палкой, крича так, что даже посинел.
     Так не был ли пугливый наблюдатель еще одним розыгрышем актеров? Только на этот раз нацеленным на самого Ли Бартона?
     Ли осторожно двинулся вперед, вертя головой направо и налево, чтобы получше присмотреться к обстановке. Когда фигура отступила глубже в лес, он пошел быстрее.
     На опушке, покрытой ковром опавших красноватых листьев, которые шуршали под ногами. Ли остановился. Он хорошо помнил рассказ о том, что произошло в свое время с Сэмом Бейкером. Как он в 1944 году встретился с варваром, вооруженным топором.
     Ли глянул в сторону фермы. Она показалась ему слишком далекой. Если на него кто-то бросится из чащи, то шансов убежать никаких.
     Стиснув зубы. Ли представил себе, как лезвие топора со свистом опускается ему на макушку. Стеклянная дрожь прошла по всему телу от макушки до большого пальца ноги, и внутри у Ли все зазвенело, будто он Рыл хрустальным колокольчиком, а не человеком из крови и плоти.
     "Хватит, - сказал он себе и снова вздрогнул. - Дальше в лес не пойду".
     К тому же и та фигура тоже исчезла из виду.
     Осторожно передвигая ноги. Ли стал пятиться назад, не желая подставлять спину тому, кто таился в глубине леса.
     Под ногами громко хрустели опавшие листья.
     Тише... тише... не шуми...
     И не останавливайся.
     Внезапно чувство опасности нахлынуло на него из леса почти материально ощутимой волной. Снова по телу пробежала крупная дрожь. Чесалась кожа. Ли крепко сжал челюсти.
     - Не оборачивайся.
     Господи Боже мой!
     - Ли, пожалуйста, не оборачивайся.
     Он был потрясен.
     - Какого черта...
     - Ли, прошу тебя... ты должен меня выслушать...
     - Николь! - воскликнул он с безмерным удивлением. - Николь! Господи, я думал, ты погибла. Ты как, о'кей?
     - Да, - ответила она, но таким напряженным голосом, что дрожь по спине Ли прошла точно каскад ледяных пиявок.
     - Николь! - Он обернулся и увидел, как маленькая фигурка скрывается за толстым древесным стволом в десятке шагов от него. - Николь, что случилось?
     - Ли, я просила тебя не оборачиваться!
     Все, что он мог видеть, были две-три пряди светлых волос. Николь пряталась за стволом так пугливо, будто он застал ее нагой.
     - Николь, скажи мне, что произошло?
     - Выслушай меня! Я пришла только для того, чтобы рассказать тебе кое-что.
     - Пойдем на ферму... Погоди! Ты же ничего не знаешь о ферме! - Ли говорил быстро, волнуясь. - Все у нас изменилось. Погляди на мой костюм. Настоящий 1865 год! Я работаю в мюзик-холле. Райан женился. Женился! Можешь такое вообразить? Работает у отца жены, булочника...
     - Ли! Ли! - В голосе Николь, раздававшемся из-за ствола, звучала неподдельная тревога. - Ли, пожалуйста, выслушай, у меня нет времени.
     - Николь, в чем дело? Почему ты от меня прячешься? - Он сделал шаг вперед. Кажется, она просто не хочет, чтобы он ее увидел. Почему? - Ты не можешь мне сказать, почему...
     - Ли, не подходи ближе!
     - Но...
     - Пожалуйста, не спрашивай меня почему. Сделай, как я прошу, хотя бы ради меня. Обещаешь?
     - Конечно. Раз ты требуешь. Но где ты была? Мы думали...
     - Ли! Все, чего я хочу, это чтобы ты меня выслушал. Я не могу туг быть долго, о'кей?
     - О'кей, Николь.
     Теперь Ли смотрел на ствол, за которым пряталась Николь, воображая ту очаровательную блондинку, чьей главной жизненной целью была адвокатура.
     - Вы находитесь слишком близко к амфитеатру.
     - Но мы...
     - Слишком близко. По правде говоря, вам нужно убраться вообще из этих мест. Даже из Кастертона. А если можно, то и из этого графства...
     - Почему?
     - Скоро грянет буря. И страшная. После того как она разразится, тут мало что останется.
     - Не понимаю.
     - Тебе и не надо понимать. Просто исполняйте. О'кей?
     - Не можем же мы просто вырвать все корни по одному твоему слову!
     - Вы должны это сделать. Вырвать корни и уйти. Слушай, Ли... ты помнишь, как на Сэма Бейкера напал этот... кого звали Синебородым... Помнишь?
     - Да.
     - Так вот, таких людей тысячи... Десятки тысяч. Это свирепые варвары, и нам известно, что они готовы к вторжению...
     - Нам? Кому это нам?
     - Людям, с которыми я теперь живу.
     - Николь, не можешь ли ты уделить несколько минут...
     - Нет. Мне надо уходить. Я и так рисковала, идя сюда.
     - Рисковала?
     - Да. Они... эти плохие... могли выследить меня у границы. А если бы я крикнула, то могла бы привести их сюда за собой. Они только и ждут случая, чтобы проскочить сюда из Лимбо. Когда они приходят к вам, они хватают все, что могут унести, а остальное ломают или жгут. От них никто не защищен. Никто не может оказать им сопротивление...
     - Я не понимаю твоей речи. О какой границе ты говоришь? И что такое Лимбо?
     И вдруг он увидел, как Николь бежит от него. Она даже не оглядывалась. Она только наклонила голову, будто под внезапно начавшимся ливнем, и куда-то мчалась.
     Ли последовал ее примеру, догнал, схватил за руку и остановил.
     Инерция заставила ее закрутиться на месте.
     - Нет, Ли, нет! Ты обещал не смотреть на меня!
     Он всмотрелся в ее лицо. Это была все та же Николь Вагнер, которую он знал, только глаза стали больше, в них застыл страх, а возможно, они были теперь мудрее и старше.
     - Почему ты пряталась? Ты ведь можешь мне верить... а Николь?.. - Его глаза широко раскрылись. - Погоди!.. У тебя что-то на шее... Ох! Что это?..
     Она подняла на него глаза. Теперь ее взгляд не отрывался от взгляда Ли. Как будто он внезапно наткнулся на нее - нагую, - и она взглядом запрещала ему пялиться на ее обнаженное тело.
     - Не двигайся, Николь! Сейчас я сброшу это...
     В ее резком движении был вызов. С гордо поднятым подбородком, все еще не опуская взгляда, она прикрыла шею ладонью и отрицательно качнула головой.
     Затем, все еще не отрывая взгляда от его глаз, она попятилась в тень - туда, где деревья росли теснее.
     - Прощай, Ли. - Николь повернулась и стремительно помчалась в чащу леса.
     Ли стоял не двигаясь, все так же протягивая руку, будто Николь после себя оставила какой-то фантом, который он хотел удержать.
     А он никак не мог выбросить из памяти то, что увидел у нее на шее.
     Воспоминание об этом не желало покидать его мозг. Оно сидело там как гвоздь. И ведь нечто в том же роде он видел совсем недавно.
     Ко рту подступала тошнота. Некоторое время он боролся с ней, пока она не одержала верх.
     Тогда Ли упал на колени, и его вырвало прямо на прелые листья.

5

     Через десять минут Ли уже быстрым шагом шел по берегу реки в направлении переправы, с намерением отыскать Сэма Бейкера. Ему надо было поделиться с ним информацией о встрече с Николь в лесу.
     Несчастная Николь... она была так непередаваемо прекрасна...
     Образ Николь ни на мгновение не покидал памяти Ли. Ему страстно хотелось вырвать его оттуда, но он знал - пройдет еще много времени, прежде чем увиденное начнет тускнеть.
     Когда Ли схватил Николь за руку и она повернулась к нему лицом, он успел хорошо рассмотреть ее черты. Там, где линия челюсти достигала уха, находился комочек бурого меха. Небольшой. Такой, что его можно было прикрыть суставом большого пальца. Но при этом такой, что в него стоило вглядеться.
     И Ли тут же пожалел, что сделал это.
     Его глаза чуть не выпрыгнули наружу, когда он понял, что именно видит. То была складка кожи в том месте, где мочка уха сближается с шеей.
     Из нескольких маленьких желвачков на коже выглядывали тонкие и длинные штучки, похожие на спички, что ли...
     Он смотрел, как они вытягиваются, твердеют, потом опадают, потом начинают дергаться...
     Сначала он подумал о каком-то насекомом (довольно крупном), которое уселось на шею Николь и расправляет там свои длинные лапки.
     Но затем он внезапно понял, что эти штучки, вылезающие из припухлостей кожи на шее Николь, были лапками мыши.
     Тонкие, серо-бурые, поросшие шерстью, они заканчивались крошечными коготками, которые то сжимались, то разжимались, захватывая волосы Николь и цепляясь за них.
     Ли вытер рот тыльной стороной руки.
     Снова поднималось ощущение приближающейся рвоты, рот наполнился горечью.
     Ли почудилось, что эти шевелящиеся лапки щекочут его язык.
     И все же ему удалось добраться до перевоза, не поддавшись новому приступу рвоты.
     Сэм Бейкер только что привязал лодку к причалу. Его пассажиры - хорошо одетая семья из восьми человек - поднимались по мосткам на берег.
     С трудом удерживая рвоту, поднимающуюся ко рту. Ли Бар-тон подошел к Сэму и рассказал ему обо всем, что с ним только что случилось.

Глава 40

1

     Вплоть до Рождественских праздников все было тихо. Затем, когда землю укрыл снег, а церковный хор начал распевать рождественские гимны, разносившиеся над пустынными и темными улицами города, они наконец пришли.
     Если бы кто-нибудь в это время находился на колокольне, он наверняка обратил бы внимание на темное пятно, медленно ползущее в сторону города через покрытые снегом поля.
     Это пятно казалось жидким, иногда оно останавливалось, замирало, иногда, наоборот, ускоряло движение. Иногда от его основной части отделялись небольшие темные капли, направляющиеся к отдельно стоящим коттеджам или фермам.
     В тавернах и гостиницах пивные бары были залиты мягким сиянием ламп. Их золотистый свет падал сквозь окна с мелкими переплетами рам на утоптанный снежный покров улиц. Когда двери баров раскрывались, на улицах раздавались звуки веселой болтовни и смеха, но как только двери плотно захлопывались, чтобы перекрыть дорогу холодному ночному воздуху, на улицах снова воцарялась тишина.
     Черное пятно втянулось в город так же тихо и неспешно, как вода во время половодья.
     Затем на какие-то секунды все замерло.
     На город опустилась мертвая тишина. На пять долгих секунд воцарилось противоестественное молчание. Как будто все жители города обрели некое шестое чувство, которое позволило им ощутить то, что приближалось к ним, и все в ужасе затаили дыхание.
     Часы на ратуше пробили девять мерных ударов.
     И в это мгновение весь город закричал как один человек.

2

     В маленькой деревушке Оуз-Бартон, в четырех милях от Кастертона, Сэм Бейкер чокался стаканом пива с Джадом. Часы в небольшой придорожной гостинице пробили девять.
     Сэм вздрогнул и посмотрел на дверь, подумав, что ее плохо прикрыли и холодный ночной ветер ворвался в комнату. Дверь была плотно закрыта.
     Джад сделал мощный глоток.
     - Что с тобой, Сэм?
     Сэма еще раз пробрала дрожь, и он придвинулся к камину.
     - Ничего, - улыбнулся он. - Должно быть, гусь прошелся по моей могиле, только и всего.
     - От такого дела нет лучшего средства, чем стаканчик доброго бренди! - И Джад снова отпил пива. - Знаешь, я такого отличного светлого в этих местах еще не пробовал.
     Сэм его не слушал. По спине опять прошла дрожь, прохватив его до самых костей. Он бросил взгляд в окно.
     Снаружи мело.
     - Похоже, собирается вьюга. Как думаешь, мы сегодня до дому доберемся?
     Джад поднял свою пинтовую кружку и поглядел сквозь нее на огонь камина. Тот в результате этого опыта обрел цвет янтаря.
     - Надеюсь, что нет, - весело сказал он. - Я вполне мог бы разделаться еще с несколькими такими кружками.
     В этот момент в комнату вошел кучер почтового дилижанса, дуя на замерзшие руки.
     - Пять минут, леди и джентльмены, - сказал он. - Через пять минут отправляемся. Допивайте, пока есть время.
     Сэм усмехнулся.
     - Похоже, тебе все же придется отправиться домой, коли ты хочешь согреть свои древние косточки перед огнем.
     - Не знаешь ты, как холодно бывает в речной лодке в такую погодку. Надеюсь, Дот все же хорошо протопила печку.

3

     Далекие крики заставили Дот Кэмпбелл выскочить на палубу ее суденышка. В руке она держала фонарь, в котором горела одна-единственная свеча.
     Придерживая полы своего овчинного полушубка, накинутого прямо поверх ночной рубашки, Дот вглядывалась в темноту. Время от времени ей приходилось смаргивать снежинки, принесенные поднявшимся ветром и налипавшие ей на ресницы.
     Как бы ей хотелось, чтоб Джад был дома. На реке, когда он отсутствовал, ей было ужасно одиноко. Да и в двуспальной кровати было холодно и неуютно.
     Правда, ее приглашали остаться ночевать на ферме, но ей хотелось закончить возню с начинкой для сладких пирожков. До Сочельника оставалось еще пять дней, а в этот день все путешественники во времени собирались устроить грандиозную общую вечеринку.
     Но как тут холодно, на этом речном берегу!
     Может, это орут коты, что передрались на крыше?
     И все-таки Дот нервничала. Крики больше походили на вопли людей, нежели на кошачий визг.
     К тому же казалось, что они доносятся от коттеджей у перекрестка в конце проселка.
     Дот подняла фонарь выше. Белый полукруг амфитеатра отчетливо виднелся на темном ночном фоне. Порывы ветра врывались в него, и тогда раздавался такой звук, будто подносишь к уху огромную морскую раковину.
     Она сделала несколько шагов по дощатым сходням, которые вели на берег.
     Хотя в следующие десять секунд она не увидела ничего, но ее охватило желание немедленно спуститься вниз в теплую каюту, крепко закрыть дверь, а потом сесть, затаиться как мышь и ждать, пока раздадутся шаги Джада.
     - Надеюсь, ему не понадобится целая ночь, чтобы добраться до дому, - пробурчала она себе под нос. На снегу слева от нее появилась темная фигура. - Джад? Это ты? Давай поскорее, а то ты там небось совсем окоченел? - Дот повернула фонарь в сторону фигуры. - Как получилось, что ты...
     Голос Дот оборвался.
     Прямо к ней сквозь вихрь белого снега шел сам дьявол.
     Дот Кэмпбелл обрела голос и взвизгнула. Потом она завизжала еще раз.

4

     В этот вечер Ли Бартон изображал клоуна. Он стоял в центре сцены Музыкального театра Ринггона перед битком набитым зрительным залом и читал комическую поэму. Костюм Ли еще не обрел тех черт, которые получила одежда клоунов в двадцатом веке. Штаны были в обтяжку, а не мешком, а лицо хотя и было вымазано белым, но еще не имело характерного красного носа. Когда Ли смотрелся в зеркало в своей гримерной (очень шумное и беспорядочное место, где на столах валялись кучи костюмов, а воздух был засорен сизым табачным дымом и грязными ругательствами), то ему иногда казалось, что он больше похож на Арлекина, особенно в своем камзоле в обтяжку, сшитом из белых и черных ромбов.
     Ли читал поэму, сопровождая ее театральными жестами, и при этом очень себе нравился. Поэма повествовала о неуклюжих попытках юного помощника конюха поухаживать сразу за дюжиной разных леди.
     Софиты горели прямо перед глазами Ли, они слепили его, так что он никак не мог разобрать - довольны им зрители или нет. Но смех раздавался (и там, где надо), а кидали в него только кожурой от апельсинов, а не бутылками и кусками угля.
     Пусть дома скандалит свирепая миссис, Но даже ее укротит шоу-бизнес.
     Он вспомнил эти строчки и понял - в них истина. Вечер был что надо, и Ли наслаждался каждой его минутой.

5

     В дилижансе было холодно. Восемь пассажиров сидели лицом друг к другу на двух деревянных скамейках. Колени им прикрывали толстые полости, благодаря чему они могли делиться теплом между собой. Внутри кареты на окошках образовывался лед. Из ноздрей и ртов вырывались клубы пара.
     Сэм и Джад позволили себе раскошелиться на покупку лучших мест - то есть сидели внутри кареты. День они провели в Йорке, продавая кусочки расплавленных драгоценностей и кое-какую утварь, которую Джад обнаружил в посудных шкафах на своей лодке. Деньги им должны были пригодиться весной, когда нужно будет купить скот для фермы.
     Сэм соскоблил лед с окошка. Мимо стекол летел снег. Иногда казалось, что ты под водой, а мимо тебя летают тучи воздушных пузырьков. Ветер отражался от земли, и тогда снежинки, вместо того чтобы падать на землю, взмывали вверх. Лошади шли по дороге ровной рысью. Мелькали деревья - дорога прорезала лес.
     При такой скорости они будут в Кастертоне часам к десяти.

6

     - Достопочтенный Хатер! Достопочтенный Хатер!
     Грохот кулаков по его входной двери очень удивил преподобного Томаса Хатера, который подремывал над стаканчиком портвейна и толстым томом "Дон Кихота", обутого в телячий переплет.
     - Хатер! Хатер! Иегова и ангелы сладчайшего Иисуса! Хатер!
     Священнослужители, подобно докторам и содержателям похоронных бюро, привыкли к вызовам в неурочное время дня и ночи. Даже в такие ночи, когда на улице бушует метель.
     Идя через холл к двери, Томас услышал, как старинные дедовские часы пробили четверть десятого.
     - Хатер!..
     Бум! Бум! Бум!
     Казалось, кто-то с помощью кувалды прокладывает себе дорогу в дом викария.
     Он отодвинул засов и открыл дверь. На голые руки посыпался рой снежинок.
     - Господи, дружище, что случилось? Горит, что ли?
     - Достопочтенный Хатер! Да простит меня Бог, но я примчался, как только узнал, да все равно уже было поздно! Они уже тут!
     Достопочтенный Хатер покачнулся на своих каблуках и чуть не упал навзничь как при виде человека, стоявшего на пороге, так и от ветра, гнавшего в дом целые сугробы снега.
     Он никогда прежде не разговаривал с человеком, которого, как он знал, местные жители называли Рыжим Джо. То был бродяга с блуждающим взглядом, одевавшийся во что-то оранжевое и в черные резиновые сапоги.
     - Хм... может быть, вы зайдете? - Томас вспомнил о христианских добродетелях. - Могу предложить вам горячего молока и хлеба, но я...
     - Нет, нет... Мне ваша еда не нужна... Нет, о Господи, пощади... Да защитят нас ангелы небесные... Sub Dominus Noster Sanctoque Benedicto.
     Томасу приходилось слышать, будто этот человек говорит на разных языках. Сейчас, сверкая глазами, он что-то бормотал на латыни.
     - Incendium amoris... incendium amoris... а... любовь, что сжигает... нет... - Бродяга с бешенством ударил себя кулаком по ляжке. - Нет! Я должен говорить внятно... говорить просто... просто... - Он глубоко вздохнул и пылающим взглядом впился в Томаса. - Я пришел предупредить вас. Синебородые прорвались. Они идут на город.
     - Синебородые? Очень жаль, но... Я вас не понимаю...
     - Это варвары. Им нужна добыча и женщины. Скажите мне, священник, здесь есть человек, которого зовут Сэм Бейкер?
     - Сэм? Вы знаете Сэма?
     - Да. Знаю. Господь послал его сюда вместе с друзьями как защитников.
     - Я слышал, что он с еще одним человеком поехал в Йорк.
     - Сладчайший Иисус! Сладчайший Иисус! Предназначение их нависло над ними...
     - Я думаю, они приедут позже, может быть, даже сегодня вечером... Господи, но что означают эти страшные вопли?
     Голова рыжего бродяги резко дернулась. Теперь он смотрел на город.
     Томас шагнул из дверей прямо в летящий снег. Над городом ветер нес звуки чудовищной какофонии. Это была мешанина устрашающих звуков: зловещего хохота, воплей ужаса и боли, стука копыт взбесившихся лошадей, собачьего лая, бьющегося стекла, выстрелов, приглушенных заснеженными улицами.
     - Господи, что же такое творится? - Томас с открытым ртом смотрел, как по улице скакали какие-то люди, направлявшиеся в сторону дома приходского священника.
     Женщина с растрепанными белыми волосами, босая и громко кричащая, неслась по улице. Протянутые вперед руки, казалось, рвут снежную пелену, расчищая ей путь.
     - Боже мой! Да это же миссис Терне