й  это
место в соответствии с федеральной программой занятости, направленной на
обеспечение равных возможностей. Матрасы  на  двух  просторных  кроватях
оказались слишком мягкими и сбившимися. Кушетка, которую можно  было  бы
использовать в качестве третьего спального места, еще  меньше  подходила
для этой цели. Мебель была разрозненная и довольно обшарпанная.
   В ванной висело пожелтевшее от времени зеркало, кафельная  плитка  на
полу вся потрескалась, а  у  кондиционера  во  время  работы  появлялась
одышка астматика. На кухне, расположенной  в  алькове  и  не  видной  из
комнаты, стоял стол и  четыре  стула,  имелась  раковина  с  протекающим
краном, разбитый холодильник, плита, дешевые тарелки и еще более дешевые
столовые приборы, а также электрокофеварка; прилагались пакетики с кофе,
сахар и обезжиренные сливки - стоимость их входила в оплату  номера.  Не
бог весть что, но все же там было чище, чем они ожидали.
   Пока Кристина укладывала Джоя в постель, Чарли  сварил  кофе.  Спустя
несколько минут, войдя на кухню, Кристина заметила:
   - М-м-м, божественный аромат.
   Он налил две чашки кофе - себе и ей - и спросил:
   - Как там Джой?
   - Я еще не успела укрыть его, как он уже спал. Собака улеглась вместе
с ним на кровати. Обычно  я  этого  не  позволяю.  Но,  черт  возьми,  я
подумала, что, когда день начинается со взрыва бомбы и потом  катится  в
том же духе, ты  заслуживаешь,  чтобы  тебе  разрешили  спать  вместе  с
собакой.
   Они сидели за кухонным столиком у окна, выходящего  к  автостоянке  и
небольшому плавательному бассейну, обнесенному кованой железной оградой,
которая  явно  нуждалась  в  покраске.   На   мокром   асфальте   и   на
припаркованных машинах отражался оранжевый неоновый свет вывески мотеля.
Снова надвигалась гроза.
   Кофе оказался неплохой, но самое приятное было просто побеседовать  -
обо всем, что приходило в голову, - о политике,  кино,  книгах,  любимых
местах отдыха, о работе, музыке, о мексиканской кухне, обо  всем,  кроме
Грейс Спиви с ее Сумерками. Как будто между ними существовало  негласное
соглашение не упоминать о той ситуации, в  которой  они  оказались.  Они
отчаянно нуждались в передышке.
   Для Чарли же эта беседа значила много больше: она давала  возможность
ближе узнать Кристину. С  неиссякаемой  любознательностью,  свойственной
влюбленному мужчине, он не пропускал  ни  одной  детали,  касающейся  ее
жизни, о каких бы приземленных материях ни шла речь.
   Возможно,  он  льстил  себе,  но  ему  казалось,  что  Кристина  тоже
проявляет к нему интерес. Он надеялся, что не обманывается. Больше всего
на свете хотелось, чтобы она разделяла его чувства.
   К  полуночи  он  поймал  себя  на  том,  что  рассказывает  ей  такие
подробности, которых прежде не говорил никому и о которых хотел  забыть.
Он думал, что поведал Кристине о событиях, давно утративших  способность
причинять ему боль, но теперь понял, что боль эта никогда  по-настоящему
не оставляла его.
   Он рассказал о годах лишений в  Индианаполисе,  когда  бывало  нечего
есть, а зимой в доме царил ледяной холод, потому что пособие по бедности
уходило в первую очередь на выпивку. Рассказал, как не мог уснуть ночами
из-за страха, что крысы, кишащие в убогой лачуге, заберутся в кровать  и
объедят ему лицо.
   Он  рассказал  о  жестоком  отце-пьянице,  который  избивал  мать   с
педантичной регулярностью, словно выполняя принудительную работу. Иногда
и Чарли доставалось, когда отец слишком напивался, и уже не мог  учинить
настоящий дебош.
   Мать была слабой недалекой женщиной, к тому же сама не прочь  выпить,
Чарли она тяготилась и  ни  разу  не  вступилась  за  него,  когда  отец
поднимал на него руку.
   - Ваши отец и мать до сих пор живы? - спросила Кристина.
   - Слава богу, нет! Теперь, когда я преуспел, они наверняка разбили бы
лагерь у меня на пороге, изображая лучших в мире родителей.  Но  в  этой
семье никогда не существовало и тени любви или привязанности.
   - Вы довольно высоко забрались по лестнице, - сказала Кристина.
   - Да, особенно если учесть, что я не рассчитывал протянуть долго.
   Кристина посмотрела в окно на стоянку и плавательный бассейн. Он тоже
смотрел туда. Вокруг стояла такая незыблемая тишина, что казалось -  они
единственные люди на земле.
   Чарли продолжал рассказ:
   - Я всегда думал, что рано или поздно, но отец убьет меня.  Но  самое
забавное, что уже тогда я мечтал стать частным  детективом,  таким,  как
те, которых я видел по телевизору, - Ричард Дайэмонд или Питер  Ганн,  я
знал, что они-то никогда ничего не боялись. А  я,  сколько  себя  помню,
вечно жил в страхе и поэтому больше всего хотел избавиться от него.
   - И сейчас вы, разумеется, бесстрашный  человек,  -  ее  голос  выдал
иронию.
   Чарли улыбнулся:
   - Все кажется простым, когда ты ребенок.
   У мотеля остановилась машина, и они замерли в оцепенении, пока из нее
не вышла молодая пара с двумя детьми.
   Чарли подлил кофе и продолжал:
   - Частенько, лежа в  постели  и  прислушиваясь  к  крысиному  шороху,
молился, чтобы родители умерли прежде, чем успеют меня прикончить,  и  я
по-настоящему разгневался на бога - он не откликался на мои  молитвы.  Я
не мог защитить себя сам. Почему же бог не помогает беззащитным? - думал
я. Постепенно взрослея, пришел к выводу: господь милостив  и  не  станет
убивать никого, даже таких моральных уродов, как мои  старики.  Тогда  я
стал молиться о том, чтобы хотя бы вырваться из этого места.
   "Милый боже, - молил я, - это я, Чарли,  и  все,  чего  я  хочу,  это
выбраться когда-нибудь отсюда, чтобы жить в красивом доме, и что у  меня
были деньги, и чтобы больше ничего не бояться".
   Вдруг он вспомнил один трагикомический эпизод,  о  котором  вроде  бы
давно забыл, и рассмеялся, удивившись причудливым лабиринтам памяти.
   - Как вы можете смеяться над этим? - спросила Кристина. - Хотя теперь
я знаю, что все кончилось  хорошо,  мне  до  сих  пор  страшно  за  того
мальчика из Индианаполиса. Как будто он все еще живет там.
   - Нет, нет... Я совсем не над  этим...  Я  вспомнил  кое-что  другое,
смешное и в то же время грустное. Спустя примерно год после того, как  я
начал молиться богу, мне надоело дожидаться, когда он отзовется  на  мои
молитвы, и на какое-то время я обратился к противоположной стороне.
   - К противоположной стороне?
   Глядя на улицу, где в темноте бушевал ливень, Чарли сказал:
   - Тогда я прочитал историю о человеке, продавшем Душу дьяволу. Просто
однажды ему захотелось получить то, в чем он давно нуждался,  и  заявил,
что готов продать за это душу, и - бах - дьявол тут как  тут  с  готовым
контрактом, который остается только подписать. Тут я и решил, что дьявол
действует намного быстрее и эффективнее бога. И по ночам  стал  молиться
дьяволу.
   - Подозреваю, что он так никогда и не объявился с этим контрактом?
   - Нет. Оказался таким же недееспособным, как и бог.
   И однажды ночью вдруг  до  меня  дошло,  что  мои  старики  наверняка
окажутся в аду и если я продам свою душу дьяволу, то и я попаду туда  же
и останусь вместе с ними целую вечность. Эта мысль  так  напугала  меня,
что в темноте я вскочил с кровати и со всей истовостью, на  которую  был
способен, стал молить бога спасти меня. Я понимал, что  у  него  слишком
много молитв, на которые надо ответить, и  что  должно  пройти  какое-то
время, прежде чем очередь дойдет до меня. Я падал  ниц,  просил,  умолял
простить меня за то, что усомнился в нем. Похоже, я делал  это  довольно
шумно, потому что мать вошла в комнату посмотреть, что происходит.  Она,
как всегда, была пьяна.
   Когда я признался, что разговариваю с богом,  она  сказала:  "Да  ну?
Тогда скажи ему, что твой папаша опять  шляется  где-то  с  какой-нибудь
шлюхой, и попроси его сделать  так,  чтобы  у  этого  ублюдка  отвалился
член".
   - Боже правый! - воскликнула Кристина сквозь смех, но было видно, что
она шокирована. Чарли понимал, что ее покоробило не само слово и не  то,
что он  решился  рассказать  ей  эту  историю,  ее  потрясла  атмосфера,
царившая в доме  и  приоткрывшаяся  ей  в  привычной  для  матери  Чарли
грубости.
   - Мне было только десять лет, - продолжал Чарли, - но всю свою  жизнь
я провел в самом грязном районе города, а моих родителей  никто  никогда
не спутал бы с Оззи и Гарриет. Так что в то время я уже понимал,  о  чем
она говорит, и ее слова казались мне самыми смешными из всего слышанного
когда-либо. И после этого  каждую  ночь,  обращаясь  к  богу  со  своими
молитвами, я рано или поздно вспоминал то, что просила у бога моя  мать,
и начинал хохотать. Ни одна молитва не обходилась без моих хихиканий.  А
немного погодя я совсем прекратил беседы с богом: в свои двенадцать  или
тринадцать лет я уже знал, что, скорее всего, никакого бога  и  никакого
дьявола нет, а даже если и есть, то ты должен сам устроить свою жизнь.
   Кристина тоже рассказала о своей матери,  о  монастыре,  о  том,  чем
занимается в магазине. Некоторые ее истории были  такими  же  грустными,
как и его. Другие были смешными, но в любом случае они  казались  самыми
захватывающими из всех, которые он когда-нибудь слышал, потому  что  это
были ее истории.
   Время от времени один из них говорил, что не мешало бы поспать,  ведь
они действительно измучены, но  они  продолжали  беседовать,  выпив  два
кофейника кофе. Было  уже  половина  второго  ночи,  когда  Чарли  вдруг
подумал,  что  непреодолимое  желание  узнать  друг   друга   ближе   не
единственная причина  их  бдения.  Они  боялись  ложиться  спать.  Часто
выглядывали в окно. Чарли признал: они ждали, когда на стоянке  появится
белый "Форд" - фургон.
   Наконец он сказал:
   - Послушайте, мы же не можем просидеть так всю  ночь.  Здесь  нас  не
найдут. Это невозможно. Давайте ложиться. Нам надо набраться сил.
   Кристина посмотрела на окно:
   - Если спать по очереди, один из нас все время сможет дежурить.
   - Это необязательно. Они не могли нас выследить.
   - Я буду дежурить первой. Вы ложитесь, я  разбужу  вас,  скажем..,  в
полпятого.
   Он вздохнул:
   - Нет, я не хочу спать, ложитесь вы.
   - Тогда разбудите меня в полпятого, чтобы я вас сменила.
   - Хорошо.
   Они сполоснули грязные чашки. И  вдруг  обнялись  и  осторожно,  тихо
поцеловались. Его руки нежно  ее  ласкали,  очаровательные  изгибы  тела
возбуждали его. Если бы в комнате не было Джоя, они бы легли в  постель,
и это было бы самым лучшим. Но все, что  могли  они  себе  позволить,  -
стоять на кухне, прижавшись друг к другу, пока возбуждение не вылилось в
раздражение. Тогда она поцеловала его страстно, а потом легко и нежно  в
уголки губ, и пошла спать.
   Погасив свет, Чарли сел за стол у окна и стал наблюдать за  стоянкой.
Он не намеревался будить Кристину в половине пятого. Через полчаса после
того, как она легла в кровать, где спал Джой, Чарли, убедившись, что она
уснула, улегся в другую кровать.
   Пока не сморил сон, он еще раз вспомнил о том, что рассказал Кристине
о своем детстве, и в первый раз за двадцать пять лет  произнес  молитву.
Как и раньше, молился о безопасности и избавлении  маленького  мальчика,
но не того мальчика из Индианаполиса, которым он когда-то был,  на  этот
раз он просил за другого малыша,  в  Санта-Барбаре,  волей  злой  судьбы
ставшего объектом ненависти сумасшедшей старухи.
   Господи, не дай Грейс Спиви совершить это. Именем  твоим  не  дай  ей
убить невинное  дитя.  Нет  большего  святотатства,  чем  это.  Если  ты
действительно существуешь, если тебе действительно небезразлично,  тогда
пришло время совершить чудо. Пошли стаю  воронов,  чтобы  они  выклевали
глаза этой старухе. Пошли наводнение, которое унесло бы ее прочь. Сделай
что-нибудь - пусть инфаркт, инсульт, только бы остановить ее.
   Прислушиваясь к себе, он осознал, почему после стольких лет  молчания
снова обратился к богу. Впервые  за  долгое-долгое  время,  преследуемый
сумасшедшей старухой и ее фанатиками, он почувствовал  себя  беззащитным
ребенком, которому нужна помощь.
 
Глава 42 
 
   Кайлу Барлоу снилось, что его убивают: безликий громила все бил и бил
его ножом, Кайл понимал, что умирает, хотя было не больно  и  совсем  не
страшно.  Он  не  сопротивлялся,  а,  напротив,  подчинялся,  и  в  этой
покорности таилось самое глубокое чувство душевного покоя, какое  только
он мог испытывать. И хотя его убивали, это был  не  кошмар,  а  приятный
сон; и какая-то его часть понимала, что убивают не всего его,  а  только
порочную часть, убивают прежнего Кайла, который ненавидел  весь  мир,  и
когда он избавится от этой порочной части, то будет таким же, как все, -
единственное, о чем он мечтал всю жизнь. Быть таким, как все...
   Его разбудил телефонный звонок. В темноте он нащупал трубку.
   - Слушаю?
   - Это Кайл? - послышался голос Матери Грейс.
   - Это я, - сон как рукой сняло.
   - Много чего происходит сейчас, - сказала она.
   Он посмотрел на светящийся циферблат часов. Они показывали 4:06.
   - Что? Что происходит?
   - Мы избавляемся от неверных, - загадочно произнесла она.
   - Я хочу присутствовать там, где что-то будет происходить.
   - Мы сожгли их и посыпали землю солью, чтобы они не смогли вернуться,
- голос становился тверже.
   - Ты же обещала мне. Я хотел сам быть там.
   - До сих пор ты был не нужен, - сказала Мать Грейс.
   Он сбросил одеяло, сел на край кровати, оскалившись в темноту:
   - Что от меня требуется?
   - Они увезли мальчишку. Они хотят спрятать его до тех пор, пока он не
станет достаточно могущественным, пока не превратится в неприкасаемого.
   - Куда увезли его? - спросил Кайл.
   - Не знаю точно. Но они наверняка были в Вентуре.
   Жду или новых известий, или видения, которое прояснит ситуацию.  Пока
будем искать на севере.
   - Кто?
   - Ты, Эдна, я сама, еще шесть-восемь человек.
   - Мы будем искать мальчишку?
   - Да. Собери вещи и приходи в церковь. Мы уезжаем не позже чем  через
час.
   - Я буду немедленно, - сказал он.
   - - Да благословит тебя бог. - Она повесила трубку.
   Барлоу было страшно. Он вспомнил сон, вспомнил, как  хорошо  было  во
сне, показалось, что он понимает смысл сна:  у  него  пропадает  вкус  к
разрушению, пропадает жажда крови. Но сейчас ничего хорошего в  этом  не
было, потому что впервые в жизни ему предоставлялся шанс применить  свой
талант к насилию на благое дело. От этого зависело его спасение.
   Он  должен  убить  мальчишку.  Это  праведное  дело.  Он  не   должен
окончательно утратить чувство горькой, ненависти, которое руководило  им
всю его жизнь.
   Было уже поздно. Сумерки опускались, и Грейс хотела,  чтобы  он  стал
карающим мечом господа.
 
Глава 43 
 
   В среду утром дождь перестал, а небо  лишь  наполовину  было  забрано
облаками.
   Чарли поднялся первым, принял душ, и к тому времени, когда проснулись
Кристина с Джоем, он варил кофе.
   Кристину, похоже, поразил сам факт, что они до сих Пор живы. Халата у
нее не было, она обмоталась полотенцем и  вышла  на  кухню,  похожая  на
индейскую скво.
   - Вы не разбудили меня подежурить, - сказала она.
   - Мы же не морские пехотинцы, - Чарли улыбнулся,  он  решил  избегать
паники, охватившей их накануне.
   Будучи  чересчур  взвинченными,  они  не  могли  действовать,  только
отбивались. В конечном итоге такое поведение приведет к гибели.
   Он должен был подумать,  он  должен  был  составить  план,  но  не  в
состоянии был делать ни того, ни другого, Постоянно нервно  оглядываясь.
Здесь,  в  Санта-Барбаре,  они  были  в  безопасности,  пока   соблюдали
минимальные меры предосторожности.
   - Но мы же все спали, - сказала Кристина.
   - Мы должны были отдохнуть.
   - Но я спала настолько крепко.., они могли ворваться  сюда,  и  я  бы
поняла это только тогда, когда прогремели бы выстрелы.
   Чарли огляделся, притворно нахмурившись.
   - А где камера? Мы что, снимаем ролик о мерах личной безопасности?
   Она вздохнула и улыбнулась:
   - А вы думаете, мы в безопасности?
   - Думаю, да.
   - В самом деле?
   - Эта ночь подтвердила, что это так, верно?
   На кухню вошел Джой, босой, в трусиках, волосы растрепаны и  все  еще
заспанное лицо.
   - Мне снилась ведьма, - сказал он.
   - Сны не могут причинить вред, - сказал Чарли.
   В это утро мальчик выглядел подавленным. Его яркие синие  глаза  были
скучными.
   - Мне приснилось, что она превратила тебя в жука, а  потом  раздавила
ногой.
   - Сны ровным счетом ничего не значат, - сказал Чарли. -  Мне  однажды
приснилось, что я президент Соединенных Штатов. Но ведь вокруг  меня  не
шныряют агенты секретной службы, правда?
   - Она убила.., во сне она убила и мою маму тоже, - произнес Джой.
   Кристина прижала его к себе:
   - Малыш, Чарли прав. Сны ничего не значат.
   - Что бы мне ни снилось, ничего  не  происходило  на  самом  деле,  -
сказал Чарли.
   Мальчик подошел к окну и, устремив взгляд на автостоянку, сказал:
   - Она где-то там.
   Кристина посмотрела на Чарли. Он понял, о чем она думает. До сих  пор
Джоя отличала удивительная эластичность психики:  он  легко  приходил  в
себя после очередного стресса, после каждого перенесенного ужаса у  него
всегда находились силы для улыбки. Но теперь, возможно, он исчерпал свои
ресурсы и его психика была уже не в состоянии восстанавливаться. Чубакка
зашел на кухню и, остановившись рядом с мальчиком, тихо зарычал.
   - Видите? - сказал Джой. -  Чубакка  знает.  Знает,  что  она  где-то
рядом.
   В мальчике уже не было прежней живости. Было  мучительно  видеть  его
посеревшее лицо, его самого, совсем упавшего духом.
   Чарли с Кристиной пытались приободрить его, но тщетно.
 
*** 
 
   В половине десятого они позавтракали в ближнем кафе. Чарли и Кристина
были чертовски голодны, но Джоя пришлось заставить поесть. Они сидели  в
уголке у большого окна, Джой все время смотрел на  небо,  где  виднелось
несколько полосок синевы, похожих на яркие  ленты,  связывающие  грязные
облака. Он был таким угрюмым, как только может быть шестилетний ребенок.
   Чарли заинтересовало, почему мальчик то и дело смотрел на небо. Может
быть, он ждал, что ведьма прилетит сюда на метле?
   Да, на самом деле так оно и было. Когда вам шесть лет от роду, вы  не
всегда в состоянии  отличить  настоящую  опасность  от  мнимой.  В  этом
возрасте вы верите в то, что в шкафу живет чудовище, и убеждены, что под
кровать заполз кто-то еще похуже. Для Джоя, возможно, более естественным
было высматривать помело в небе, чем белый "Форд" - фургон на шоссе.
   Чубакку оставили в машине около кафе. На завтрак ему принесли яичницу
с ветчиной, которую он с жадностью проглотил.
   - Вчера были гамбургеры, сегодня -  яичница  с  ветчиной,  -  сказала
Кристина, - нужно бы зайти в магазин и купить  собачью  еду,  а  то  пес
решит, что всегда будет так хорошо питаться.
   Они опять отправились за одеждой и всякими мелочами в торговый  центр
неподалеку от Ист-Стейт-стрит.
   Джой  кое-что  примерил,  но  совсем  равнодушно,  уже  не   проявляя
вчерашнего энтузиазма. Он мало говорил и совсем не улыбался.
   Кристина была встревожена этим. Так же, как и Чарли.
 
*** 
 
   Когда они вышли из магазина, было время обеда. Последней их  покупкой
стал маленький электронный приборчик в отделе радиотоваров.  Размером  с
пачку сигарет, он представлял собой продукт паранойи 70 - 80-х годов  и,
в другое время, когда люди больше  доверяли  друг  другу,  не  нашел  бы
своего покупателя. Это был детектор, позволяющий установить,  подключено
ли к телефону записывающее устройство или другая аппаратура слежения.
   В телефонной будке около бокового  входа  в  универсам  "Сирс"  Чарли
открутил  телефон  на  трубке,  заменив   телефонов,   прилагающимся   к
детектору. Затем снял микрофон и ключом от  машины  замкнул  блокирующее
устройство, не позволяющее позвонить в  другой  город,  минуя  оператора
телефонной станции, после  чего  набрал  номер  "Клемет