х  лет.  Машина  была  вымыта,  пыль  внутри
убрана пылесосом, приборная доска протерта,  а  металлические  части  просто
блестели.
   Ченселор вынул из кармана футляр для ключей. Путь по ступенькам до  двери
показался ему вечностью. На двери была  приколота  отпечатанная  на  машинке
записка: "Все вышло из-под контроля. Этого больше не  случится.  И  вы  меня
больше не увидите. Лонгворт".
   Ченселор сорвал записку и принялся ее рассматривать.  Буква  "о"  немного
приподнималась над другими буквами машинописного текста. Листок  был  вырван
из блокнота, а верхний  край  его  обрезан.  И  Питер  понял:  записка  была
напечатана на его пишущей машинке, на листке из  его  именного  блокнота,  а
обрезана его фамилия.
   - Его зовут Алан Лонгворт. Джош кое-что узнал о  нем.  -  Питер  прижался
лицом к окну, разглядывая "мерседес", стоявший на улице.
   В другом углу комнаты, в кожаном  кресле,  сидел  Энтони  Морган.  В  его
худощавой фигуре чувствовалось какое-то необычное напряжение.
   - Ты выглядишь чертовски скверно. Много выпил вчера вечером?
   - Нет. Просто я мало спал, да и во сне меня кошмары мучили. Впрочем, дело
не в этом.
   - Нет, но все же ты выпил? - прервал его Морган.
   - Я же сказал, нет.
   - А Джош в Бостоне?
   - Да. В офисе мне сообщили, что он вернется четырехчасовым экспрессом. Мы
собирались вечером вместе пообедать.
   Морган поднялся из кресла. Очевидно, Питер убедил его, и Тони спросил:
   - Почему же тогда ты не вызвал полицию? Почему ты  так  ведешь  себя?  Ты
ведь видел, как убили человека. У тебя на глазах убили конгрессмена.
   - Знаю, знаю. А не хочешь  услышать  кое-что  похуже?  Я  просто  потерял
способность мыслить и пробродил почти четыре часа словно в тумане.  Даже  не
помню, где я был.
   - А по  радио  ничего  не  передавали?  О  случившемся  уже  должны  были
сообщить.
   - Я не включал радио.
   Энтони подошел к  радиоприемнику,  включил  его,  отрегулировав  звук  на
небольшую громкость, и настроился  на  станцию,  которая  обычно  передавала
новости. Затем он направился к Питеру и заставил его отвернуться от окна.
   - Послушай! Хорошо, что ты обратился именно ко мне, но все же нужно  было
вызвать полицию. Почему ты этого не сделал?
   - Не знаю, смогу ли я объяснить тебе, почему, - с трудом выдавил из  себя
Ченселор.
   - Ну ладно, ладно, - успокоил его Морган.
   - Я не имею в виду истерию. К этому приходится  привыкать.  Речь  идет  о
другом. Я ездил на своей машине  в  парк  в  Форт-Трайон.  -  Питер  показал
поврежденную ладонь:
   - Посмотри на мою руку. Отпечатки пальцев, а может быть,  и  капли  крови
должны были остаться на рулевом колесе. Трава была  влажной,  кругом  грязь.
Посмотри на мои ботинки, на пиджак. В машине непременно должны были остаться
следы. Но она чисто вымыта и выглядит так, словно ее только что выкатили  из
смотрового зала. Я даже не знаю,  как  она  снова  оказалась  здесь.  И  эта
записка на двери. Она напечатана на моей пишущей машинке,  на  моей  именной
бумаге. А я? Даже спустя несколько часов после всего этого безумия я не могу
дать отчета в своих действиях.
   - Хватит, Питер, - повысил голос Морган, обнимая Ченселора  за  плечи.  -
Это не роман, и ты не один из его героев. Все вполне реально, все  произошло
на самом деле. - Он понизил голос. - А теперь я позвоню в полицию.
   Два инспектора уголовного розыска  время  от  времени  прерывали  рассказ
Питера. Старшему из них, с седыми курчавыми  волосами,  было  за  пятьдесят,
младший  же,  негр,  казался  ровесником  Ченселора.  Оба  инспектора   были
энергичными и  опытными  профессионалами  и  наперебой  старались  успокоить
Питера.
   Когда Ченселор кончил свой рассказ, старший из инспекторов  стал  куда-то
звонить, а младший завел разговор  о  романе  "Сараево!".  Книга  ему  очень
понравилась.
   Только когда старший кончил говорить, Ченселор понял, что  инспектор-негр
старался  отвлечь  его,  чтобы   он   не   очень-то   прислушивался.   Такой
профессионализм пришелся Питеру по душе, и он решил запомнить этот прием.
   -  Мистер  Ченселор,  возникло  затруднение,  -  осторожно  начал   седой
инспектор.  -  Когда  мистер  Морган  позвонил  нам,  мы  послали  группу  в
Форт-Трайон и,  стремясь  сэкономить  время,  включили  в  нее  эксперта  по
судебной медицине.
   Чтобы преступники не успели замести  следы,  мы  позвонили  в  участок  в
Бронксе  и  попросили  выслать  полицейский  наряд  на  место  происшествия.
Каких-либо признаков стрельбы там не обнаружено. Нет и следов на грунте.
   Питер с недоверием взглянул на инспектора:
   - Это невероятно! Не может этого быть! Я же был там.
   - Наши люди самым тщательным образом все осмотрели.
   - Значит,  недостаточно  тщательно.  Неужели  вы  полагаете,  что  я  мог
выдумать подобную историю?
   - История неплохая, - сказал инспектор-негр улыбаясь. -  Может  быть,  вы
опробуете какой-то литературный материал?
   - Подождите, подождите, - вмешался Морган. - Питер такого не сделал бы.
   - Конечно, это довольно глупо, -  сказал  старший  из  инспекторов,  явно
неодобрительно покачивая головой. - Ложное сообщение о преступлении карается
законом. О любом преступлении, не говоря уже об убийстве.
   - Вы с ума сошли! - задыхаясь, проговорил Питер. - Неужели  вы  считаете,
что я лгу? Вы куда-то звоните, принимаете  на  веру  полученные  сведения  и
приходите к выводу, что я - шизик. Какие же вы полицейские инспектора?
   - Хорошие, - заявил негр.
   - Не думаю. Не думаю, черт возьми! - Ченселор проковылял к телефону. Есть
способ разрешить эту проблему. Прошло пять часов, может быть,  шесть.  -  Он
набрал номер и бросил в трубку; - Справочная? Дайте телефон канцелярии члена
палаты представителей, конгрессмена Уолтера Ролинза.
   Он повторил вслух номер, который ему назвали. Энтони Морган  одобрительно
кивнул, полицейские же наблюдали за происходящим молча.
   Ченселор снова набрал номер.  Тягостному  ожиданию,  казалось,  не  будет
конца. Пульс у Питера бился учащенно: хотя он был абсолютно уверен  в  себе,
ему  все-таки  приходилось  убеждать  в  правдивости  своего  рассказа  двух
профессионалов.
   Ответил Питеру тихий женский голос, очевидно, принадлежавший южанке.
   Ченселор попросил к телефону конгрессмена. Когда  он  услышал  ответ,  то
снова ощутил острую боль в висках, а в глазах у него потемнело.
   - Это просто ужасно, сэр... Убитая горем  семья  сообщила  о  случившемся
несколько минут  назад...  Конгрессмен  скончался  ночью.  Умер  во  сне  от
сердечного приступа.
   - Нет! Нет!
   - У нас у всех такое чувство. О похоронах будет объявлено.
   - Нет,  это  ложь!  Не  верю,  это  ложь!  Пять-шесть  часов  назад...  в
Нью-Йорке... Ложь!
   Питер почувствовал, как кто-то взял его за плечи, за руки  и  оттащил  от
телефона. Он попытался вырваться,  локтями  отпихнув  полицейского,  который
держал его сзади. Правая рука Питера  оказалась  свободной.  Он  схватил  ею
кого-то за волосы и рванул. Человек упал к его ногам. Потом перед Ченселором
всплыло лицо Тони Моргана, искаженное болью, но тот не делал  ничего,  чтобы
защитить себя.
   Морган. Тони Морган, его друг. Что же он делает?
   Питер пошатнулся и замер, теряя сознание. Чьи-то  руки  опустили  его  на
пол.
   - Никакого обвинения они не предъявят, - сказал Морган, входя в спальню с
бокалами в руках. - Они проявили полное понимание.
   - Это значит, что я - шизик, - заметил Ченселор,  лежавший  в  постели  с
холодным компрессом на голове.
   - Нет, черт возьми! Ты просто очень устал. Работал слишком напряженно.
   Врачи же тебя предупреждали...
   - Нет,  Тони,  такого  со  мной  случиться  не  могло,  -  сказал  Питер,
приподнявшись в постели. - Все, что я говорил, правда.
   - Ладно. Вот, выпей.
   Ченселор взял бокал, но пить не стал и поставил бокал на  тумбочку  около
кровати.
   - Так не пойдет, дружище, садись-ка! - Он указал Тони на кресло. - Я хочу
кое-что выяснить...
   - Хорошо. - Морган шагнул к креслу и тяжело  опустился  в  него,  вытянув
длинные ноги. Его беспечный вид не  мог  обмануть  Питера,  Взгляд  издателя
выдавал его смятение.
   - Спокойно, не спеша, - продолжал Ченселор. - Мне кажется, я  понял,  что
произошло. И такого больше не случится, о чем и оповещает записка Лонгворта.
Он хочет, чтобы я поверил в это, а иначе, считает он, я завою так, что  душа
похолодеет.
   - Когда же ты все это обдумал?
   - За те четыре часа, которые я провел на улице. Я этого не  сознавал,  но
все звенья складывались в одну цепочку. А когда ты и полицейские  беседовали
там, внизу, мне стала ясна вся картина.
   - Не  говори,  как  писатель,  -  сказал  Морган,  отрываясь  от  бокала.
"Картина", "звенья цепочки" - все это ерунда!
   - Нет, не ерунда. Ведь и Лонгворт вынужден думать, как писатель. То  есть
он должен думать, как я, разве это не ясно?
   - Нет, не ясно, но продолжай.
   - Лонгворта нужно остановить. Он знает, что мне это известно. Он  положил
начало моей работе, выдавая небольшие дозы информации и один  яркий  пример,
иллюстрирующий,  что  могло  бы  случиться,  если  бы   досье   Гувера   еще
существовали.
   Ты ведь помнишь, что он знаком с этими досье и владеет довольно  обширной
обличающей информацией. Тогда, чтобы быть  уверенным,  что  я  действительно
попался на крючок, он дал еще один пример - о конгрессмене с юга, замешанном
в изнасиловании негритянки  и  убийстве,  которого  не  совершал,  и  теперь
попавшем в трудное положение. Лонгворт привел свою машину в  действие,  и  я
оказался в центре событий. Но по ходу  дела  он  понял,  что  зашел  слишком
далеко Ловушка означала убийство, а на это он не рассчитывал.  Осознав  все,
он спас мне жизнь.
   - А тем самым и книгу?
   - Да.
   - Этого не может быть. - Морган вскочил:
   - Ты рассказываешь сказки, как дети у костра. Разве я не прав?  Это  твоя
работа, а все писатели -  как  дети.  Но,  ради  бога,  не  путай  сказки  с
действительностью.
   Ченселор задержал взгляд на лице Моргана. Вывод был очевиден.
   - Ты не веришь мне, не так ли?
   - Сказать правду?
   - Ас каких пор наши правила изменились?
   - Хорошо. - Тони допил свой бокал. - Я полагаю, ты  действительно  был  в
Форт-Трайоне. Не знаю, правда, как ты туда попал.  Может  быть,  даже  через
стену перелез. Знаю, что ты любишь раннее утро, но очутиться в Клойстерсе на
заре это потрясающе... Думаю, что ты уже знал о смерти Ролинза.
   - Как я мог? В канцелярии же сказали, что об этом сообщили только что.
   - Прости, я ведь не слышал, что тебе сказали.
   - О боже!
   - Я не хочу причинять тебе боль, Питер. Год назад  никто  вообще  не  был
уверен, что ты выживешь. Ты находился  на  грани  жизни  и  смерти.  Перенес
тяжелейшую утрату. Кэти была для тебя всем, и мы знали  это.  Шесть  месяцев
назад мы полагали, а я, честно говоря, был  убежден,  что  как  писатель  ты
кончился.  Ты  потерял  все,  желание  писать  умерло   в   тебе.   Мальчик,
рассказывавший сказки у костра, погиб в автомобильной катастрофе. Даже после
того как ты вышел из больницы, бывали дни, когда ты не произносил ни  слова.
Ни слова! А потом пошли выпивки. И вот менее трех недель назад вулкан  начал
извергаться. Ты прилетел с побережья  более  возбужденный,  чем  когда-либо,
полный энергии и  желания  писать,  писать,  писать...  Пока  хватит  сил...
Понимаешь?
   - Что?
   - Наш разум устроен довольно странно. Он не может  мгновенно  разогнаться
от нуля до скорости звука. Что-то в таком случае в нем обязательно  откажет.
Ты сам сказал, что не знаешь, где провел почти четыре часа.
   Ченселор не шелохнулся. Он наблюдал за Морганом, а в его  мозгу  метались
противоречивые мысли. Он злился на издателя за то, что тот не верит  ему,  и
все же чувствовал какое-то странное облегчение. Может быть, так оно и лучше?
Морган по натуре был человеком, готовым броситься на помощь любому.  События
минувшего года усилили эту черту его характера. И теперь Питер не сомневался
в том, что если бы Морган поверил ему, то не стал бы издавать его книгу.
   - Ладно, Тони, давай забудем об этом. Я не совсем, хорошо себя чувствую.
   Притворяться не стоит; Я не знаю, что делать.
   - А я знаю мягко сказал Морган. - Давай выпьем.

***

   Мунро  Сент-Клер  внимательно  смотрел  на  Варака,  входившего   в   его
библиотеку в Джорджтауне. Правая рука  агента  была  на  перевязи,  с  левой
стороны на шее выглядывала полоска бинта. Варак  закрыл  за  собой  дверь  и
подошел к столу, за которым с хмурым видом сидел дипломат.
   - Что случилось?
   - Все в порядке. Его самолет  находился  в  Вестчестерском  аэропорту.  Я
переправил его в Арлингтон и  связался  с  доктором,  услугами  которого  мы
пользуемся в Совете национальной безопасности. У его жены не было выбора, да
и потом ей все равно. Ролинз не был застрахован от убийства по  политическим
мотивам. А кроме того, она грязная баба.  Я  просто  напомнил  ей  несколько
эпизодов из ее жизни. - А как с другими?
   - Их было трое. Один убит. Как только Ченселор исчез, я перестал стрелять
и спрятался в дальнем углу  парка.  Ролинз  был  мертв.  Что  им  оставалось
делать?
   Они сбежали, прихватив с собой труп своего  дружка.  Я  побродил  вокруг,
собрал гильзы, поправил примятую траву, чтобы не было никаких следов.
   С выражением злобы на лице Браво поднялся из кресла;
   - То, что вы сделали, выходит за рамки данных вам полномочий. Вы  приняли
решения, которые, как вам было известно, я  бы  не  одобрил.  Ваши  действия
стоил" жизни двум людям, а Ченселор едва не погиб.
   - Один из этих людей был убийца,  -  спокойно  ответил  Варак,  а  судьба
Ролинза была предрешена. Это было вопросом времени. Что касается  Ченселора,
то это я едва не погиб, спасая его. Мне кажется, я сполна заплатил  за  свое
ошибочное решение.
   - Ошибочное решение? А кто дал вам право его принимать?
   - Вы, все вы.
   - Существуют же определенные запреты, и вы понимаете это.
   - Насколько я осведомлен, пропало больше тысячи, досье,  воспользовавшись
которыми можно  превратить  страну  в  полицейское  государство.  Прошу  вас
помнить об этом.
   - А я прошу вас помнить, что здесь  не  Чехословакия,  не  Лидице,  и  не
1942-й год. Да и вы - не тринадцатилетний мальчишка, который прятался  среди
трупов и убивал каждого, кто мог оказаться его  врагом.  Вас  привезли  сюда
тридцать лет назад совсем не за этим.
   - Меня вывезли сюда потому, что мой отец  работал  на  союзников.  И  мою
семью убили именно потому, что отец работал на вас...
   Взгляд Варака помутился, и он не сумел сдержать слез - видимо, не ожидал,
что разговор пойдет таким образом. Он вспомнил о солнечном утре 10 июня 1942
года - утре всеобщей смерти, о последующих ночах, когда он прятался в шахте,
и о последующих днях, когда он, тринадцатилетний мальчишка, ставил  крестики
в стволе шахты, которые означали число убитых немцев, Ребенок превратился  в
убийцу. Так было до тех пор, пока англичане не вывезли его.
   - Вам дали все, -  сказал  Браво,  понизив  голос.  -  Мы  выполнили  все
обязательства, ничего ради вас  не  пожалели.  Лучшие  школы,  все  блага  и
привилегии...
   - И все воспоминания, Браво. Не забывайте об этом.
   - И все воспоминания, - согласился Мунро Сент-Клер.
   - Вы неправильно меня поняли, - быстро  проговорил  Варак.  -  Я  не  ищу
сочувствия. Я хочу только сказать, что все помню. - Он сделал шаг к столу. -
Вот  уже  восемнадцать  лет,  как  я  плачу  за   привилегию   хранить   эти
воспоминания. Плачу по доброй воле. Я -  лучший  агент  Совета  национальной
безопасности, я найду наци в любом обличье, в какие бы одежды он ни рядился,
и буду преследовать его. И если вы думаете,  что  существует  разница  между
порядками третьего рейх и тем, что пытаются насадить с помощью  этих  досье,
то здорово ошибаетесь.
   Варак умолк. Кровь бросилась ему в лицо. Хотелось кричать,  но  это  было
невозможно.
   Мунро Сент-Клер молча наблюдал за агентом. Его злость постепенно угасала.
   - Вы говорили очень убедительно. Я созову совещание  Инвер  Брасс.  Нужно
всем сообщить об этом.
   - Не созывайте совещания. Пока не надо.
   - Совещание на этот месяц уже запланировано.  Нам  нужно  избрать  нового
Генезиса. Я стар. Так же немолоды Венис и Кристофер. Таким образом, остаются
Бэнер и Пэрис.
   - Прошу вас, - Варак сжал пальцами край стола, - не созывайте совещания.
   - Почему же? - прищурившись, спросил Сент-Клер.
   - Ченселор начал писать книгу. Первая часть рукописи позавчера уже  сдана
на перепечатку. Мне удалось  пробраться  в  машинописное  бюро  и  прочитать
написанное.
   - Ну и что же?
   - Ваша теория может оказаться более верной, чем вы предполагали. Ченселор
пишет о таких вещах, которые мне и в голову не приходили. И Инвер  Брасс  не
обойдена вниманием.

Глава 15

   Непродолжительные заморозки напомнили, что морозы не за горами, что осень
кончается и вот-вот придет зима. Избирательная кампания  завершилась,  и  ее
результаты оказалось так же нетрудно предсказать, как и наступление морозов,
сковавших   землю   Пенсильвании.   Воротилы   с   Мэдисон-авеню,   уверенно
пользующиеся ложью, одержали победу  над  неуверенными  дилетантами.  Ничего
ценного никто не выиграл, а меньше всех - республика.
   Ченселор не уделял большого внимания политике. А после того  как  игроков
вывели на поле, Питера вообще интересовал только его роман. Он  окончательно
определил замысел, ожили персонажи книги. И теперь каждое утро он  вместе  с
ними переживал новые приключения.
   Он уже добрался до седьмой главы, до  того  места,  где  порядочные  люди
постепенно приходили к непорядочному решению - необходимо убийство. Убийство
Эдгара Гувера.
   Прежде  чем  приняться  за  новую  главу,  Ченселор   всегда   набрасывал
план-проспект. В дальнейшем, правда,  он  практически  не  пользовался  этим
планом, лишь изредка заглядывая в него. Такой рабочий  прием  несколько  лет
назад порекомендовал ему Энтони Морган:
   "Выясни заранее, куда идешь, выбери направление, чтобы не сбиться с пути,
но не ограничивай своей естественной склонности поблуждать".
   "Тони ведет себя как-то  странно",  -  думал  Ченселор,  склонившись  над
столом.
   После невероятных событий,  происшедших  в  Клойстерсе  несколько  недель
назад, они беседовали неоднократно, но Морган ни разу  не  упомянул  о  них,
будто их и не было вовсе.
   Он  уже  прочел  первые  сто  страниц  романа  и  сказал,  что  из  всего
написанного Питером это самая стоящая вещь. И для Ченселора  в  романе  была
заключена теперь вся его жизнь.

   План-проспект главы 7  Дождливый  вечер  в  Вашингтоне.  Номер  в  отеле.
Сенатор сидит у окна и наблюдает, как разбиваются о стекло капли  дождя.  Он
размышляет о случае, происшедшем с  ним  тридцать  лот  назад,  в  колледже,
который даже теперь, если бы о нем  узнали,  вывел  бы  его  из  борьбы,  за
президентское кресло. Обо  всем  этом  ему  напомнил  посланец  Гувера.  Сам
сенатор не мог припомнить, где и когда это случилось. Он не  сумел  сдержать
своих эмоций, и вот его подпись появилась на карточке организации,  которая,
как выяснилось впоследствии, была причислена к коммунистическим. Безобидный,
немного  смешной  и  вполне  объяснимый  случай.  Но  не  для  кандидата   в
президенты. Чтобы вывести его из борьбы, этого случая оказалось  достаточно.
Такого, разумеется, не произошло бы, если бы нынешние  политические  взгляды
сенатора совпадали со взглядами директора ФБР.
   Раздумья  сенатора  прерывает  появление  газетного   обозревателя.   Это
женщина, которую Гувер когда-то заставил  замолчать.  Теперь  она  входит  в
состав "Ядра".
   Сенатор поднимается из кресла и предлагает женщине бокал вина.

***

   Женщина отвечает, что не  может  принять  его  угощение:  в  прошлом  она
алкоголик. Вот уже более пяти лет, как она не  берет  в  рот  спиртного,  но
прежде у нее часто бывали запои. Именно за это и