мывают написанные строчки.
Призывая к  себе  человечество,  Ауробиндо  упорно  писал,  борясь  со
смертью, уже всползавшей вверх по его ногам...
     Инценга добрался до перевала.  Но здесь герой-зулус вынужден  был
отступить.  Дыхание  колоссального  пожарища было нестерпимым.  Нечего
было  и  думать  пробраться  через  пепел  сгоревшего  леса   и   поля
оплавленных   камней.   Вместо   привычного   зрелища   рифа,   с  его
перламутровой грядой кораллового  известняка,  с  девственно  зелеными
склонами горы,  с поразительно чистой,  прозрачной водой, зулус увидел
потрясающее  разрушение.  Серая  грязь  бухты,  дымящиеся,   абсолютно
мертвые,   спаленные   камни,   тусклый   красный  свет  солнца,  едва
пробивающийся через завесу дыма и пара...
     Острые глаза  зулуса различили с высоты на узкой полосе песчаного
берега крохотную фигурку.  Неутомимый зулус  снова  пустился  в  путь,
проделывая  головокружительный  спуск  по  северному отрогу,  и достиг
берега.  Теперь он мог без труда пройти по мелкой воде  до  лощины  на
юго-западном склоне, против которой лежал Ауробиндо. Зулус увидел, что
Ауробиндо шевелился,  и громко позвал друга,  но  тот  не  откликался.
Зулус подбежал и приподнял товарища,  придя в ужас от его истерзанного
и опаленного тела.  Ауробиндо крепко схватил руки Инценги - он все еще
находился  в невероятном возбуждении.  Зулус тревожно ощупывал индуса,
пытался спрашивать.  Не получая ответа, Инценга стал кричать Ауробиндо
прямо в ухо, пока не убедился, что друг его ослеп и оглох... Ауробиндо
поднял руку,  как бы призывая к спокойствию,  и  заговорил,  торопясь,
пропуская  отдельные  слова,  потому  что  речь не успевала за полетом
мысли.  Индус спешил передать товарищу все великие  мысли,  окрылившие
его  на  пороге  смерти,  в  слепой  и безотчетной надежде,  что зулус
передаст их людям.
     Инценга слушал,  поддерживая друга за плечи, исполненный мрачного
гнева.

                                * * *

     Главный инженер отошел от телефона.
     - Прошу  внимания,  джентльмены!  Передали обобщенную сводку всех
наблюдательных станций. Ракета не попала в гору, она взорвалась в двух
милях  от  склона,  на  отмели.  Мы поспешили на секунду...  - Инженер
помолчал  и  торжественно  закончил:  -  Сила  взрыва,  как   доносят,
колоссальна!  Ракета достигла острова. Значит, новое оружие создано. Я
счастлив поздравить вас, сэры, с крупной победой нашей науки...
     Аплодисменты, восторженные  вопли  наполнили  помещение,  прервав
инженера.  Важные генералы,  серьезные  ученые,  озабоченные  инженеры
запрыгали,  как ребята,  обнимаясь и целуясь, неистово били друг друга
по  спинам  и  свистели.  Можно  было  подумать,  что  все  эти   люди
выдающегося ума   и   знания   приветствуют   великое,  благодетельное
открытие, несущее счастье человечеству.  Главному  инженеру  с  трудом
удалось снова заговорить.
     - Сэр Халлес  считает,  что  нужно  сейчас  же  выпустить  вторую
ракету.  Погода  благоприятна,  и мы сможем в первый же день испытаний
определить,  насколько трудна корректировка прицела...  Я  приветствую
это решение,  тем более, - главный инженер широко улыбнулся, - что мне
предоставлена честь второго выстрела...
     Присутствующие одобрительно загудели.
     - Дайте сигнал опасности наверх!  - решительно бросил  инженер  и
опустился в кресло перед экраном.
     Зазвенели телефоны,  раздались  отрывистые  распоряжения.   Синяя
лампочка вспыхнула над экраном. Главный инженер подождал у хронометра,
затем уверенной рукой нажал кнопку.  Снова  задрожали  толстые  стены:
там,  на  пусковой  площадке,  в  оглушительном  реве пламенного вихря
взвилось в высоту второе чудовище. Сопровождаемое сигнальными звонками
и  вспышками  на  доске  локаторов,  оно  помчалось  опять к океану из
глубины красной пустыни.
     Там, на  мокром  песке  у  воды,  умирал  Ауробиндо.  Голова  его
запрокинулась на колени зулуса,  и широко открытые глаза  вперились  в
глубину высокого неба, свет которого не мог проникнуть в бездну мрака,
окутавшего умирающего. Руки Ауробиндо судорожно цеплялись за товарища.
     Далекий грохот  наполнил небо и мгновенно растаял вдали.  Инценга
изумленно осмотрелся.  Море перед ним было по-прежнему тихо  и  пусто,
ничто не нарушало грозного покоя опаленных утесов горы.

                                * * *

     - Все  наблюдательные станции сообщили,  что ракеты нет,  - хмуро
возвестил главный инженер и с оттенком смущения добавил:  - Непонятно,
куда она девалась.  Локаторы показали ее нормальный полет до девяносто
второго номера,  а над океаном ракета исчезла.  Или она упала недалеко
от берега вследствие какой-либо порчи?
     - Я предупреждал о необыкновенной трудности  точного  прицела  на
такие   расстояния,   -   вдруг   проговорил   маленький  человечек  с
всклокоченными волосами, скромно стоявший поодаль у стены.
     - Э, да ведь мы не дураки! - почти грубо отрезал главный инженер.
- Восемьдесят опытов с меньшими моделями...
     - Наш старый спор:  я говорю, что между малой моделью и настоящей
ракетой есть глубокое качественное различие,  - перебил  человечек.  -
Ваши прежние опыты...
     - Пустое! Мы сейчас все выясним, - не сдавался главный инженер. -
Сам  создатель  ракеты выпустит третью!  Может быть,  это я неудачлив,
ха-ха!
     Стоявший у  стены  скептически  покачал  головой,  но отвернулся,
поймав злобный взгляд главного инженера.
     Снова сотряслась земля,  раздались звонки локаторов.  Сбившиеся в
кучу люди затаили дыхание,  следя за  полетом  ракеты.  Она  вышла  на
океан,  но  радарный  экран  не  показал  очертаний  островной  горки.
Конструктор  закусил  губу,  брови  его  сдвигались  и   раздвигались.
Наконец, решившись, он нажал кнопку, обрушивающую снаряд на цель...

                                * * *

     Передовой крейсер  "Принцесса  Шарлотта" бороздил двадцатиузловым
ходом голубую воду.  Грозные  орудия  прицеливались  в  морскую  гладь
океана.  На траверсе корабля,  в полумиле,  шел второй крейсер того же
класса,  а далеко позади  виднелся  дымок  третьего.  Капитан-коммодор
Чепин, сложив рот в брюзгливые складки, недовольно оглядывал с мостика
спокойное море.
     Командир корабля   вышел   из   ходовой  рубки  и  приблизился  к
коммодору,  стараясь с высоты своего  роста  смотреть  почтительно  на
коротконогого и толстого старшего начальника.
     - Мы  радировали  миноносцам  ваше  приказание,   сэр.   Получено
подтверждение приема.
     - Хорошо,  - угрюмо ответил коммодор,  продолжая мерить  капитана
недовольным взглядом.
     - Еще что-нибудь,  сэр? - осторожно спросил тот, угадывая желание
начальника поговорить.
     - Нет!  Эта старая калоша  нас  задерживает!  -  Коммодор  кивнул
назад, за  корму,  на  дымок  третьего  крейсера.  - И без того тошно:
погнали зачем-то в Австралию встречать дружественную эскадру янки...
     - Правда,  сэр,  -  охотно  подхватил  капитан  корабля,  - после
стоянки  на  острове  Бали...  -  Лицо  моряка  приняло   мечтательное
выражение.
     Начальник молчал, и капитан продолжал в том же тоне:
     - Этот остров - мечта. Какая природа, какие красивые женщины!.. -
Капитан смолк и испуганно покосился на начальника:  всей эскадре  стал
известен его неудачный роман с красивой малайкой.
     Коммодор покраснел и рассердился еще больше.
     - Мне нет дела до ваших воспоминаний! Я говорю - поднимите сигнал
с выговором этому размазне Уорбертону! Больше ход! - рявкнул коммодор,
окончательно озлившись.
     Капитан поднес  руку  к  козырьку,  но  не   успел   повернуться.
Случилось что-то невероятное.  Вдали, на северо-западе, из моря встала
мгновенно и бесшумно исполинская клубящаяся башня.  Из башни  вылетело
гигантское  белое  облако,  взвившееся  в  небо  и одновременно широко
раскинувшееся в стороны, как будто кто-то раскрыл невероятной величины
белый зонт.  Страшный рев, гул, свист - корабль рывком подбросил корму
и повалился на бок.  Ноги коммодора мелькнули через перила  мостика  -
начальник  полетел на палубу.  Капитан ошалело ринулся вперед,  но тут
солнце затмилось,  новый тупой толчок страшной силы потряс крейсер,  и
все же корабль выпрямился. Вой и вопли ужаса влились в гремящую кругом
мглу,  потом целый океан горячей воды хлынул с неба,  и все  замолкло.
Капитан валялся на мостике оглушенный.  Медленно,  едва соображая, что
он жив и цел,  капитан поднялся на четвереньки.  С палубы внизу  несся
пронзительный визг коммодора:
     - Эй, сюда! Всех под суд! Сигнальщиков! Капитана!
     Через несколько минут все  опомнились.  Коммодор  был  отнесен  в
рубку; зенитная артиллерия готова к бою. На весь мир загремело сильное
радио крейсера,  оповещая о чудовищном нападении. Сквозь облака тумана
и пара сверкали вспышки выстрелов и доносился грохот орудий  -  второй
крейсер бил по неведомому врагу.

                                * * *

     В недрах  бетонного  каземата  разрастался  ученый  спор.  Третья
ракета  тоже  не  попала  на остров и не была отмечена наблюдательными
станциями. Главный инженер потерял значительную долю  своего  апломба,
но  беднягу  ожидали  еще более крупные неприятности.  В разгар спора,
когда скромный противник инженера убедил всех в том,  что прицельность
еще далеко не разрешена конструкторами ракеты, зазвенел телефон.
     Конструктор схватил трубку, выругался и внезапно побелел. Отозвав
в сторону главного инженера, он принялся, захлебываясь, шептать:
     - Эскадра коммодора Чепина... близко... Кажется, утопили концевой
корабль... двести миль от цели...
     Главный инженер смяк. С минуту он стоял неподвижно, неопределенно
вертя рукой, затем упавшим голосом объявил о конце испытаний.

                                * * *

     Инценга осторожно  снял  голову  индуса со своих колен и медленно
поднялся,  расправляя онемевшие ноги.  Он отнес тело друга  повыше  на
берег и стал на колени, прощаясь с верным товарищем.
     - Бедный мой Ауробиндо, - тихо сказал чернокожий, - как торопился
ты выразить мне свои предсмертные мысли!..  Ты не знал  и  не  узнаешь
больше,  что  то же самое,  только гораздо яснее и подробнее,  написал
далеко на севере, в России, сорок лет назад Ленин...
     Рокот мотора оборвал размышления Инценги.  Катер шел полным ходом
к   скалистому   мысу.   Молниеносная   догадка  пронеслась  в  голове
чернокожего.  Он  упал  на  песок,  лежа  выждал  приближение   судна,
приподнялся,  взмахнул руками,  снова упал и пополз к воде,  навстречу
катеру.

                                * * *

     "Заключенный Инценга,  находившийся на острове вместе  с  другими
осужденными,  в  момент  разрыва  ракеты  подвергся  тяжелой контузии,
лишившей  его  слуха  и  речи.  Кроме  того,   названный   заключенный
выказывает признаки поражения других мозговых центров,  выражающиеся в
частичной потере памяти и аграфии,  хотя в остальном жизнеспособен. По
всей  вероятности,  больной  должен вскоре погибнуть от биологического
действия излучения атомного взрыва,  тем более что находившийся вместе
с ним  другой  заключенный  умер  на  острове  еще  до  прихода судна.
Вследствие  своего  состояния  заключенный  Инценга  не   представляет
никакой опасности  в  отношении вашего секретного запроса ј32-94-76/2.
Инценга может быть освобожден и переведен в гражданскую больницу, пока
не сможет вернуться на родину..."
     Начальник лагеря отложил заключение врачебной комиссии и подписал
лежавшую перед ним бумагу.

                                * * *

     Инценга вышел  на  палубу  и  остановился  у перил.  Свежий ветер
озорно и вольно носился над морем,  рвал пену с гребней хмурых  валов.
Сильное  тело  зулуса  переполняла энергия,  он нетерпеливо ждал конца
пути.  Военные песни зулусского народа сами собой рвались  из  широкой
груди,  могучие  руки  крепко  держались  за поручни.  Инценга овладел
собой,  закурил трубку  и  стал  обдумывать  свою  речь  на  Конгрессе
защитников мира.
     Зулус ехал на съезд друзей человечества, простых людей - черных и
белых,  желтых и краснокожих. Ехал, чтобы поведать борцам за мир новую
злобную затею врагов человечества.

     1948



                             Иван ЕФРЕМОВ

                            АЛМАЗНАЯ ТРУБА

     Начальник главка   раздраженно   отодвинул  наполненную  окурками
пепельницу и негодующе посмотрел на собеседника.
     Тот, худой,  маленький,  седобородый,  утонул  в  большом кожаном
кресле,  сжавшись,  подобрав ноги.  Глаза его поблескивали сквозь очки
непримиримым упорством.
     - Третий  год  работает  Эвенкийская  экспедиция  -   и   никаких
результатов! - бросил начальник.
     - Как - никаких?  А кимберлиты?[Кимберлит - плотная  туфообразная
горная  порода  из группы ультраосновных,  то есть с малым содержанием
кварца и увеличенным - железа и магния.]
     - Вот,  кстати, о кимберлитах. Вы знаете, что академик Чернявский
дал о них отрицательное заключение?  Он  не  признает  эту  породу  за
кимберлит.  И вообще,  Сергей Яковлевич,  лично мне все ясно. Это ведь
огромная,  почти  неисследованная  страна.  Экспедиция  стоит  дорого,
особенно  после  того,  как  вы  прибавили  к  ней маятниковую партию.
Результатов же нет.  Я категорически настаиваю на прекращении работ! У
нашего института много более неотложных задач,  и расходование крупных
ассигнований на такого рода изыскания идет в ущерб практике.  На  этом
кончим...
     Начальник главка, недовольно морщась, бросил папиросу. Сидевший в
кресле директор института, профессор Ивашенцев, резко выпрямился:
     - Вы прекращаете дело, которое должно принести стране миллионы, и
не только экономии, но и прямых доходов от экспорта!
     - Это дело принесло пока только  разочарования.  Впрочем,  я  уже
сказал, что для меня все ясно. Решение мое окончательное.
     Начальник встал. Рядом с ним профессор казался совсем маленьким и
беззащитным. Он   молча   поднялся  с  кресла,  поправил  очки.  Потом
пробормотал что-то невнятное и протянул начальнику круглый камень.
     - Я  уже  видел  это,  -  сухо сказал тот.  - "Река Мойеро,  река
Мойеро"!  Три  года  слышу!  И   эту   грикваитовую   породу[Грикваит,
грикваитовая  порода  -  порода  из  смеси  гранита и оливина из очень
глубоких зон земной коры.] вы мне тоже показывали.
     Профессор сгорбился над портфелем, застегивая непослушный замок.
     Начальнику стало жаль ученого. Он подошел к Ивашенцеву:
     - Сергей Яковлевич, вы должны признать мою правоту. Но, извините,
я не понимаю вашего упорства в этом вопросе...
     - Всякой работой,  - перебил Ивашенцев,  - легче управлять, когда
относишься к ней беспристрастно.  А я не  могу  быть  беспристрастным.
Понимаете ли, я уверен в этом деле горячо, всей душой! Только огромные
неисследованные,  малодоступные пространства стоят между теоретическим
заключением и реальным доказательством. Вы скажете, конечно, что этого
уже достаточно для провала дела.  Да,  знаю:  государственные деньги и
все  такое!..  - начал сердиться профессор,  хотя начальник и не думал
возражать.  - Железный закон экономики знаете?  Чтобы миллион  добыть,
нужно  семьсот  тысяч  затратить!  А мы ведь десятки,  сотни миллионов
ожидаем...
     С этими словами он направился к дверям.
     Начальник посмотрел ему вслед и покачал головой.
     Вернувшись в  институт,  профессор  Ивашенцев  приказал секретарю
немедленно вызвать к нему начальника производственного отдела.
     - Какие у вас последние сведения от Чурилина? - спросил он, когда
тот вошел в кабинет.
     - Последние сведения были месяц тому назад, Сергей Яковлевич.
     - Это я знаю. А новостей никаких нет?
     - Нет, пока ничего.
     - Где они сейчас, по-вашему, могут быть?
     - Чурилин сообщал о приходе на озеро Чирингда,  на факторию.  Они
выступили вниз по Чирингде на Хатангу, а оттуда должны были перевалить
вершину Мойеро. Пожалуй, теперь они уже закончили этот маршрут и могут
подходить к Туринской культбазе - таков был их план. Но план - одно, а
тайга - другое...
     - Это мне хорошо известно, благодарю вас.
     Оставшись один,  профессор Ивашенцев откинулся на спинку кресла и
задумался.  Перед его мысленным взором возникла карта огромной области
между  Енисеем  и  Леной.  Где-то в центре ее,  в хаосе невысоких гор,
прорезанных  бесчисленными  речками  и  покрытых  сплошным  болотистым
лесом,  находилась экспедиция,  посланная им за...  мечтой.  Профессор
достал из портфеля камень,  который он  показывал  начальнику  главка.
Небольшой  кусок  темной породы был плотен и тяжел.  На грубозернистой
поверхности скола мелкими каплями  сверкали  многочисленные  кристаллы
пиропа  -  красного  граната  -  и  чистой,  свежей  зеленью  отливали
включения оливина.  Эти  кристаллы  отчетливо  выделялись  на  светлом
голубовато-зеленом фоне массы хромдиопсида. Кое-где сверкали крошечные
васильковые огоньки дистена[Хромдиопсид и  дистен  -  породообразующие
минералы  глубинных основных пород.].  Порода очаровывала глаз пестрым
сочетанием чистых цветов.  Профессор повернул образец другой стороной,
где на мазке белой эмалевой краски стояла надпись: "Река Мойеро, южный
склон Анаонских гор, экспедиция Толмачева, 1915".
     Ивашенцев вздохнул:  "Ведь это типичный грикваит Южной Африки! Ни
в  Анаонских  горах,  ни  в  долине  Мойеро не удалось обнаружить даже
признаков подобных пород.  И  в  этом  году  опять  неудача:  "Чурилин
молчит. Значит, мечта не сбылась".
     Ивашенцев взвесил  камень  на  руке  и  запер   в   нижний   ящик
письменного стола. Потом решительно снял трубку внутреннего телефона:
     - Отправьте   Чурилину   телеграмму:   "Отсутствии    результатов
ликвидируйте  экспедицию  возвращайтесь  немедленно..." Да,  я подпишу
сам,  иначе  он  не  послушает.  Куда?  На  Туринскую  культбазу.  Ну,
разумеется, по радио, через Диксон.
     Звякнул рычаг  телефона,  оборвав  разговор  и  все   возможности
осуществления давнишней мечты Ивашенцева. Он снял очки и прикрыл глаза
рукой.
     Ивашенцев мечтал  хотя  бы  на  склоне  лет  добиться  постановки
исследования глубоких зон земной коры  путем  бурения  скважин  особой
мощности. Но даже первые шаги к решению задачи  -  погоня  за  мечтой,
скрытой в  лесах и болотах Средне-Сибирского плоскогорья,  - оказались
напрасными.  Ничему,  как видно, не научила жизнь, и на шестом десятке
профессор  остался мечтателем,  стремящимся к слишком большому размаху
исследований.

     Радиоволны понеслись из Москвы на северо-восток  -  над  тундрами
Севера,  холодными  просторами  Ледовитого океана - и достигли высоких
мачт радиостанции  на  голом  острове.  Через  два  часа  новые  волны
промчались  отсюда  на юг,  миновали хребет Бырранга,  болота Пясины и
пронеслись над бесконечными лесами. На Туринской радиостанции застучал
аппарат, и радиоволны запечатлелись в короткой фразе, четко написанной
на голубом бланке.
     - У тебя есть кто-нибудь из корвунчанских эвенков, Вася?
     - А что?
     - Срочная  телеграмма экспедиции Чурилина.  Они сейчас на вершине
Корвунчана.
     - Корвунчанских  нет,  однако  завтра поедет Иннокентий к себе на
Бугарихту.  Парень  хороший,  пятьдесят  километров  лишних   сделает,
особенно если ты ему скажешь.
     - Пойдем вместе его искать, я сразу и отдам ему телеграмму.

                                * * *

     На широкую  долину  речки  Никуорак,  в  трехстах  километрах  от
Туринской  культбазы,  опускались  сумерки.  Пологие склоны щетинились
еловым лесом, угрюмо черневшим внизу. На плоском холме, загромождавшем
с севера  круглое  болото,  было  еще  совсем  светло.  Между  редкими
лиственницами стояли четыре темно-зеленые палатки,  а  перед  ними  на
ровной  площадке,  покрытой  светло-серым оленьим мхом,  горел костер.
Огня почти не было видно.  Густой коричневый дым с  резким,  одуряющим
запахом багульника расплывался в спокойном воздухе.  По правую сто