ириам? - вдруг спросил
Никитин.
     - Работать, учиться, - коротко ответила девушка. - А вы?
     - Тоже  работать...  над  этими динозаврами и думать...  - ученый
запнулся и неожиданно резко закончил, - о вас!
     Мириам опустила голову, ничего не ответив.
     - Если бы я была на вашем месте,  я бы все силы отдала на решение
загадки с  призраком  динозавра.  Ведь  это  не  просто   мираж...   -
заговорила она через минуту.
     - Я и сам знаю, что не мираж! - невольно воскликнул Никитин. - Но
ведь я только палеонтолог. Если бы я был физиком...
     Никитин оборвал  разговор  с  неясной  досадой  на  самого себя и
подошел ближе  к  пласту  удивительной  окаменевшей  смолы.  Он  долго
вглядывался  в  его  черную безответную глубину,  и почти нестерпимое,
дикое  желание  нарастало  в   его   душе.   На   секунду   раскрылась
непроницаемая, недоступная человеку завеса времени. Из всего огромного
числа людей только ему и его спутникам было дано заглянуть в  прошлое.
И  из  них  только  он  достаточно  вооружен знаниями,  опытом научной
работы. Мириам права... Никитина охватило властное стремление раскрыть
тайну природы.
     Внезапно Никитин сообразил,  что видит какие-то серебристые тени,
всплывающие  из  черной  глубины.  Палеонтолог  стал  вглядываться уже
осмысленно,  напрягая зрение и  внимание.  Разрозненные  части  быстро
сложились  в неясное,  но цельное изображение;  оно было подобно плохо
проявленному   снимку   огромных   размеров.   В   центре   проступала
перевернутая    фигура    вчерашнего   тиранозавра,   однако,   сильно
уменьшенная,  слева виднелась группа огромных  деревьев,  а  позади  и
внизу совсем смутно угадывались вершины каких-то скал.
     Достав записную  книжку,   Никитин   окликнул   Мириам   и   стал
зарисовывать новое   призрачное  видение.  Оба  жадно  вглядывались  в
серебристо-серые тени,  но изображение  не  становилось  яснее.  Скоро
перед уставшими от напряжения глазами поплыли световые пятна,  и снова
глубокая чернота зеркала стала слепой и беспредметной.
     С усилием  Никитин  заставил  себя уйти из загадочного места.  Он
сознавал,  что  следовало  бы  остаться  еще  на  несколько  дней  для
наблюдения над зеркалом.
     По редкому капризу судьбы ему довелось встретиться с невероятным,
из  ряда  вон  выходящим  явлением.  Очень  скоро,  может быть,  через
несколько дней,  солнце и  ветер  разрушат  гладкую  поверхность  слоя
смолы,  и  навсегда  исчезнет  загадка,  так  и  не  понятая им.  Долг
ученого -  да  что  долг!  -  весь  смысл  существования - не упустить
случайно открывшееся ему, передать всем людям.
     И вопреки всему приходится оставить  чудесное  око  в  прошлое  у
далеких,  труднодоступных гор.  У него больше нет времени.  Оттягивать
отъезд опасно.  И без того для полноты раскопок экспедиция работала до
последнего дня.  Впереди  -  трудный  обратный  путь  с перегруженными
машинами.  Рисковать  из-за   полубредового,   необъяснимого   явления
человеческими жизнями, доверенными ему? Нет, нельзя.
     Никитин быстро, почти бегом, вернулся к машинам.
     Подойдя к   "Молнии",   он  еще  раз  оглянулся  на  Мириам.  Она
неподвижно стояла у "Истребителя", повернувшись ко входу в ущелье. Это
было  последним впечатлением палеонтолога,  которое он увозил с собой,
покидая это загадочное место.
     - Поехали!  - громко крикнул он и,  захлопнув дверцу кабины, стал
смотреть,  как засверкали,  убегая под крылья машины,  искры  гипса  в
долине костей.
     ...Холодный, пасмурный свет быстро мерк в свинцовом кебе.  Сквозь
двойные  рамы  виднелась  черная  обледенелая крыша с большими пятнами
снега. Выходивший из трубы дым срывало резкими порывами ветра.
     Никитин отодвинул книгу и выпрямился в кресле,  охваченный глухой
тоской.
     Упрямый разум  ученого  не хотел сдаваться,  но где-то внутри уже
зрело горькое сознание бессилия.
     С грустью  вспоминал  Никитин,  что  только безупречная репутация
спасла его  от  явных  насмешек,  даже  подозрений  в  ненормальности.
Помощь,  за  которой  он  обратился  к  физикам,  вылилась  в шутливое
недоумение - мало ли,  в конце концов,  какие  бывают  обманы  зрения,
миражи,  галлюцинации!  И,  ставя  себя  на  их место,  Никитин не мог
осудить ученых.
     Еще там,  в  горах,  у  кладбища динозавров,  Никитин понял,  что
гладкая  поверхность  черной  смолы  хранила  в  себе   что-то   вроде
фотографического  снимка,  непонятным образом отразившегося в воздухе.
Но как  мог  получиться  снимок  без  бромосеребряных  пластинок,  без
проявления  и  фиксирования?  И,  главное,  обычный рассеянный свет не
создает никакого  изображения  - нужна камера-обскура,  то есть темная
камера с узкой щелью или отверстием,  проходя через  которое  световые
лучи  дают  перевернутую  картину  того,  что  находится  в фокусе.  И
тиранозавр в глубине черного зеркала казался перевернутым! Но...
     Чтобы разгадать эту тайну, нужен был необычайный порыв, страстное
напряжение ума и воли, слившихся в достижении единственной цели. Нужно
было вдохновение,  но  вдохновение  здесь,  в  размеренном,  привычном
существовании,  не  приходило.  Более  того  - все дальше отодвигалось
случившееся там,  за четыре тысячи  километров  отсюда,  за  степью  и
буграми  знойных  песков.  Разве  можно рассказать кому-нибудь,  разве
можно самому верить в  призрачное  видение  страны  миражей  здесь,  в
бледном и трезвом свете холодного зимнего вечера? И Мириам... Разве не
ушла Мириам из его жизни, не стала таким же исчезнувшим миражем?
     Никитин закрыл  глаза.  Миг - и исчезло потемневшее окно,  снег и
холод.  Перед мысленным  взором  Никитина  возникали  одна  за  другой
картины.
     Слепящие, яркие белые стены,  темная, пронизанная горячим золотом
зелень  листвы,  журчащие  арыки,  медные  клубы  пыли...  Снова  шли,
покачиваясь, машины под мерный гул моторов в дрожащем, жарком воздухе,
прорезая    голубые    цепи    причудливых   миражей.   Сквозь   дымку
фантастического,  ускользающего  мира,  повисшего  над   беспредельной
сожженной  равниной,  все  ярче  выступал такой знакомый облик далекой
Мириам. Палеонтолог вскочил, громыхнул креслом.
     "Как я не понял этого сразу?  Почему не сказал ей тогда?  - думал
он, шагая по комнате. - Но ведь можно и сейчас поехать, написать..."
     Никитин заволновался  -  к  сердцу  подступало  что-то  властное,
требовавшее немедленного решения...  Он  поедет  к  ней,  скажет  все.
Теперь же.
     Никитин неуклюже  взмахнул  рукой  и  задел  позвонок  динозавра,
лежавший  недалеко  от  края стола.  Тяжелая кость с грохотом упала на
пол,  разбилась на  несколько  кусков.  Ученый  опомнился  и  бросился
подбирать   рассыпавшиеся   осколки.   Ему  стало  стыдно,  точно  его
сокровенные грезы подглядел кто-то чужой. Никитин торопливо оглянулся,
и  окружавшее  его  опять  неумолимо  заполнило  душу.  Это  его  мир,
спокойный,  простой и светлый,  хотя временами,  может быть, и слишком
узкий. Высокий шкаф со стеклянными дверцами хранит на своих полках еще
много неизученных сокровищ - остатков древней жизни...
     И, кроме всего этого,  великая загадка тени минувшего.  Разве это
мало для него,  неповоротливого тяжелодума,  вечно опаздывающего,  как
говорил его учитель?  Вот и с Мириам - он опоздал,  безнадежно опоздал
сказать ей там,  в горах Аркарлы,  в долине звенящих трав... А сейчас,
чтобы  завоевать Мириам,  ему нужно все свои помыслы,  все силы отдать
этому.  Как раз тогда,  когда так много времени и энергии  требует  от
него  разгадка  тени минувшего.  Разве он сумеет,  разве его хватит на
все? Да и почему он так уверен, что Мириам готова полюбить его? А если
она любит другого?
     Никитин внезапно успокоился и снова сел в кресло.
     Человеческий ум   не   мог  опустить  свои  мощные  крылья  перед
непостижимым. Призрак динозавра должен был иметь какое-то объяснение!
     Эта непреклонность перед самыми трудными задачами, протест против
слепой веры и есть самая замечательная черта человеческого ума...
     И все  же  думы  Никитина  невольно  возвращались  к экспедиции в
пустыню.  Он припоминал все до мелочей,  особенно последние дни  перед
возвращением  в  Москву.  Цепкая память натуралиста неожиданно оказала
ему большую услугу.
     Никитин вспомнил,  как  он в день отъезда из белого города ожидал
машину в гостинице.  Он растянулся на  широком  диване.  Окно  комнаты
выходило на улицу, залитую могучим южным солнцем. Ставни были закрыты,
в полумрак комнаты из щели между ставнями  вонзался  прямой  и  слабый
световой луч.
     На стене  против  окна  промелькнули  какие-то   тени.   Невольно
проследив   их  движение,  Никитин  вдруг  увидел  ясное  перевернутое
изображение противоположной   стороны    улицы.    Совершенно    четко
вырисовывались  голые  ветви тополей,  приземистый дом с новой крышей,
решетка железных ворот.  Вот быстро прошел человек,  вскидывая  полами
халата, смешной, маленький, перевернутый вверх ногами...
     Подобно свежему  ветру,  в  голове  Никитина  пронеслось  быстрое
соображение:   маленькая,   замкнутая,  затененная  нависшими  скалами
впадина в горах Аркарлы...  узкая щель - проход на просторную равнину,
и  точно  напротив  нее  смоляное   зеркало...   Ведь   это   огромная
естественная  камера,  фокус которой можно вычислить!  Теперь для него
ясно,  как могло получиться изображение,  но...  но  главное  все  еще
непонятно: как же запечатлелся снимок, как могла сохраниться в тысячах
веков мимолетная игра света и теней?  Фотография не дала пока никакого
ответа.
     А! Стой!..
     Никитин вскочил и зашагал по комнате.
     Изображение было  цветным!  Нужно  тщательно  просмотреть  теорию
цветной фотографии.
     Весь следующий день Никитин,  забыв обо  всем  на  свете,  изучал
толстую  книгу  по  цветной  фотографии.  Он  уже успел ознакомиться с
теорией цветов и анализом человеческого зрения и теперь,  просматривая
последний   отдел,   "Особые  способы  цветной  фотографии",  внезапно
наткнулся на письмо Ниэпса к Дагерру,  написанное  еще  в  30-х  годах
прошлого столетия.
     "...причем оказалось, что лакировка (асфальтовая смола) пластинки
изменялась  под  действием света,  что давало в проходящем свете нечто
подобное изображению на диапозитиве,  и все цветные оттенки можно было
видеть очень отчетливо", - писал Ниэпс.
     Никитин глухо вскрикнул и,  стиснув виски,  как  будто  сдерживая
разбегающиеся мысли, стал читать дальше:
     "Когда полученное изображение  рассматривалось  под  определенным
углом  в  падающем  свете,  то  можно  было  видеть  очень  красивый и
интересный эффект.  Явление это  следовало  бы  поставить  в  связь  с
ньютоновским  явлением цветных колец:  возможно,  что какая-либо часть
спектра действует на смолу,  создавая  тончайшие  различия  в  толщине
слоев..."
     Драгоценная нить объяснения призрака тиранозавра потянулась через
страницы.  Вначале  тонкая  и хрупкая,  она постепенно становилась все
крепче и надежнее.
     Никитин узнал,   что   под  воздействием  стоячих  световых  волн
изменяется структура гладкой  поверхности  фотографических  пластинок,
что  эти  стоячие  волны  создают определенные цветовые отпечатки,  не
зависящие от обычного черного изображения,  получаемого  в  результате
химического воздействия света на бромистое серебро фотопластинки.  Эти
отпечатки сложных отражений световых волн,  совершенно невидимые  даже
при  сильных  увеличениях,  отличаются  только  одной  способностью  -
избирательно изображать свет только определенного цвета, при освещении
изображения   под   одним,   строго  определенным  углом.  Сумма  этих
отпечатков и дает великолепное изображение в естественных цветах.
     Значит, в  природе  существует непосредственное воздействие света
на некоторые материалы,  достаточное для получения изображения  и  без
помощи  разлагаемых  светом соединений серебра.  Именно это и было той
зацепкой, которой так не хватало ученому.

     Никитин ускорил шаги.  С подтаявших  крыш  падали  редкие  капли.
Ученый, волнуясь, спешил в институт. Три месяца работы не прошли даром
- он знал,  что и где искать,  и  теперь  помощь  оптиков,  физиков  и
фотографов далеко продвинула решение задачи.  И вот сегодня он впервые
решается выступить перед ученым миром.
     Тема доклада  и  имя  Никитина  собрали  значительную  аудиторию.
Палеонтолог рассказал о невероятном случае с призраком  тиранозавра  и
сейчас  же заметил веселое оживление собравшихся.  Никитин нахмурился,
но продолжал неторопливо и четко:
     - Этот свежевскрытый слой ископаемой смолы, оказывается, хранил в
себе световые отпечатки - снимок одного момента существования  природы
мелового периода.
     Солнечные лучи,  отражаясь   от   этого   черного   зеркала   под
определенным  углом,  отбросили вроде проекционного фонаря на какие-то
создающие мираж  струи  воздуха  гигантский  призрачный  облик  живого
динозавра уже не в перевернутом виде.  Получилось своеобразное слияние
отраженного  изображения  с  миражем,  увеличившее  размеры  светового
отпечатка.
     Без сомнения,  выдержка, нужная для получения светового отпечатка
в смоле,  была велика...  Но, возможно, сила солнечного освещения в те
времена в районах с тропическим  климатом  была  несколько  больше,  а
может  быть,  и  динозавры  могли  целыми  часами  стоять  неподвижно.
Современные  крупные  пресмыкающиеся  -  крокодилы,  черепахи,   змеи,
большие  ящерицы - по нескольку часов остаются неподвижными,  не меняя
положения.  Их нельзя сравнивать с бурлящими энергией  млекопитающими.
Поэтому  при  условии  большой  выдержки  вполне возможны снимки живых
ящеров, что и доказано виденным мною динозавром.
     Я рассчитал  место,  с  которого был запечатлен снимок,  - ученый
показал на большой план местности,  приколотый к доске,  - оно  в  ста
тридцати   девяти   метрах  от  подножия  каменных  башен.  Полученный
благодаря сильному освещению, или особенному расположению облаков, или
еще каким-либо другим условиям снимок, очевидно, был немедленно закрыт
натеками последующих слоев асфальтовой смолы и таким образом  сохранен
от уничтожения. Сотрясение от взрыва отделило все верхние слои, вскрыв
непосредственно асфальтовый снимок...
     Никитин помолчал, стараясь преодолеть охватившее его волнение.
     - В конце концов,  -  продолжал  он,  -  важно  не  это  чудесное
происшествие,  не  то,  что  несколько  человек впервые в мире увидели
живой облик ископаемого  животного.  Величайшее  значение  только  что
доложенного   вам  наблюдения  заключается  в  реальном  существовании
световых отпечатков древнейших эпох,  запечатленных в горных породах и
сохраняющихся десятки,  может быть,  сотни миллионов лет. Это реальные
тени минувшего из таких глубин  времени,  которых  мы  даже  не  можем
охватить своим разумом.  Мы не подозревали об их существовании. Никому
и в голову не приходило, что природа может фотографировать самое себя,
поэтому мы и не искали этих световых отпечатков.
     Конечно, снимки минувшего требуют  такого  количества  совпадений
различных  условий,  что  могут  получиться  и  сохраниться  только  в
невероятно редких случаях.  Но ведь за огромное количество  прошедшего
времени  и  число таких случаев должно быть очень большим!  К примеру:
каждый случай сохранения ископаемых костей тоже требует  очень  редких
совпадений. Тем не менее мы знаем уже очень много вымерших животных, и
их   число   возрастает   чрезвычайно   быстро   по   мере    развития
палеонтологических исследований.
     Световые отпечатки,  снимки  минувшего,  могут   образоваться   и
сохраниться  не только на асфальтовых смолах.  Без сомнения,  мы можем
искать их в некоторых распространенных веществах горных пород -  солях
окиси  и  закиси  железа,  марганца и других металлов.  Давно известно
фотографирование   методом   выцветания,   путем   разрушения   светом
какой-нибудь  нестойкой  к  нему  краски  и  получения  таким  образом
дополнительного цвета.  Где искать их,  эти картины  прошлого?  В  тех
отложениях  горных  пород,  где  мы  можем  предполагать очень быстрое
наслоение на открытом воздухе или в очень мелкой  воде.  Вскрывая  без
повреждения  поверхность  напластований и улавливая световые отражения
какими-нибудь приборами,  облегчающими восприятие световых отпечатков,
мы должны научиться понимать эти следы световых волн минувших времен.
     Наконец, мы вправе предположить, что природа фотографировала свое
минувшее  не  только  с  помощью  света.  Вспомните еще не объясненные
наукой до конца снимки окружающего,  которые оставляет изредка  молния
на   деревянных  досках,  стекле,  коже  пораженных  ею  людей.  Можно
представить себе  запечатление  изображений  с  помощью  электрических
разрядов,  невидимых излучений вроде радия.  Отдайте себе только ясный
отчет в том, что вы ищете, и вы будете знать, где искать, и найдете!..
     Никитин закончил  доклад.  Последовавшие  выступления  были полны
скептицизма.  Особенно горячился  один  известный  геолог,  который  с
присущим  ему  красноречием  охарактеризовал  выступление Никитина как
увлекательную,  но с научной точки зрения  гроша  медного  не  стоящую
"палеофантазию".  Но  все нападки не задели ученого.  У него давно уже
окрепло твердое решение.

     Металлические удары глухо разносились по огромному залу.  Никитин
остановился  у  входа.  В  двух  стоявших  друг  против друга витринах
приземистые ящеры скалили черные зубы.  За витринами пол  был  завален
брусьями,  железными  трубами,  болтами и инструментами.  Посредине на
скрещенных балках поднимались вверх две высокие вертикальные стойки  -
главные   устои  большого  скелета  динозавра.  К  задней  стойке  уже
присоединились  сложно  изогнутые  железные  полосы.  Два  препаратора
осторожно прикрепляли  к  ним  громадные  кости  задних  лап чудовища.
Никитин скользнул  взглядом  по  плавному  изгибу  трубы,  обрамлявшей
каркас   сверху   и   щетинившейся  медными  хомутиками.  Здесь  будут
установлены все восемьдесят три позвонка тиранозавра по контуру  хищно
изогнутой спины.
     У передней стойки Мартын  Мартынович  с  большим  газовым  ключом
балансировал на шаткой стремянке.  Другой препаратор, мрачный и худой,
в холщовом халате,  карабкался по противоположной стороне  лестницы  с
длинной трубой в руках.
     - Так не выйдет! - крикнул палеонтолог. - Осторожнее! Не ленитесь
передвинуть леса.
     - Да ну,  что тут канителиться, Сергей Павлович! - весело отвечал
сверху латыш. - Мы - да не сумеем? Старая школа!
     Никитин, улыбнувшись,  пожал плечами.  Мрачный препаратор вставил
нарезку трубы в верхний тройник,  которым заканчивалась стойка. Мартын
Мартынович энергично повернул ее ключом. Труба - опора массивной шеи -
повернулась  и  повлекла  за  собой  мрачного препаратора.  Он и латыш
столкнулись грудь с грудью на узенькой верхней  площадке  стремянки  и
рухнули в разные стороны.  Грохот упавшей трубы заглушил звон стекла и
испуганный крик.  Мартын Мартынович поднялся,  смущенно потирая свежую
шишку на лысой голове.
     - Падать - это тоже старая школа? - спросил палеонтолог.
     - А  как  же  ж!  -  подхватил  находчивый  латыш.  -  Другие  бы
покалечились,  а у нас пустяк - одно стекло,  и  то  не  зеркальное...
Леса-то придется  передвинуть,  неладно  же,  - как ни в чем не бывало
закончил Мартын Мартынович.
     Никитин надел   халат  и  присоединился  к  работающим.  Наиболее
медленная часть работы - предварительная сборка скелета и изготовление
железного  каркаса  -  была  уже пройденным этапом.  Теперь каркас был
готов,  оставалось собрать  его  и  прикрепить  на  уже  припаянных  и
привинченных  к  нему упорах,  хомутиках и болтах тяжелые кости - тоже
результат многомесячного труда;  препараторы освободили их от  породы,
склеили все мельчайшие отбитые и рассыпавшиеся части,  заменили гипсом
и деревом недостающие ку