ественного характера - ревностью и т.д. У  Пушкина  все
персонажи снижены... В сказке Ирвинга главные персонажи, король и звездочет,
-  пародийны.  Пушкин  же  иронизирует  толька  над  царем,  образ  которого
совершенно гротескный" {А. Ахматова. Последняя сказка Пушкина.  -  "Звезда",
1933, э I, стр. 168-169.}.
   Для Ирвинга эпоха старого Нью-Йорка - это романтический мир "прекрасных
обманов", каким предстает перед писателем-романтиком патриархальная старина.
Ирвинг, коренной житель Нью-Йорка,  обыгрывает  в  "Истории"  многие  старые
голландские выражения и словечки, распространенные в Нью-Йорке его  времени.
Этот языковый местный колорит, который бывает  особенно  сложно  передать  в
переводе, придает книге Ирвинга оттенок голландской старины.
   Романтизация истории заставляет Ирвинга обращаться к  фольклору  как  к
одному из элементов  далекого  прошлого,  столь  дорогого  сердцу  писателя.
Фольклорное начало в книге живо ощущается в  образах  людей  из  народа.  За
десятилетие до "Рип Ван Винкля" Ирвинг создал такого характерного героя  как
Дирк Скуйлер, который, несмотря на свою леность и пристрастие к пьянству,  -
черты, запечатленные позднее в Рипе, - оказывается  единственным  человеком,
проделавшим дальний путь сквозь  дикие  места  от  Форт-Кашемира  до  Нового
Амстердама, чтобы сообщить о захвате форта шведами.
   Не менее колоритен и другой народный персонаж  "Истории"  -  хвастливый
трубач и оруженосец Антони Ван-Корлеар, сопровождавший Питера Твердоголового
во всех его воинственных похождениях. Со  смертью  этого  героя,  утонувшего
вместе со своей медной трубой накануне взятия Нового Амстердама англичанами,
кончается власть последнего голландского губернатора Нового Амстердама.
   Романтизация "доброго старого голландского времени"  с  его  нравами  и
обычаями противостоит "вырождающемуся веку",  как  именует  Никербокер  свое
время. Символом противопоставления "века нынешнего" "веку  минувшему"  вошел
Никербокер в классическую американскую литературу, став,  наряду  с  героями
Купера, одним из первых национальных литературных типов.
   История  Нью-Йорка  привлекала  к  себе  внимание  не  одного  Ирвинга.
Незадолго до смерти  Купер  написал  книгу  о  Манхаттане.  Типография,  где
печаталось это произведение, сгорела и рукопись погибла. Сохранилась  только
вводная часть этой публицистической  книги,  которая  дает  представление  о
социально-критическом замысле писателя {Опубликована в нью-йоркском  журнале
"The  Spirit  of  the  Fair"  (1864,  5  апреля).  Отдельное  издание  вышло
ограниченным тиражом в 1930 г.}.
   В 40-е годы, когда "История Нью-Йорка" сама уже  стала  историей,  а  в
Соединенных  Штатах   развернулись   капиталистические   преобразования,   в
патриархального Никербокера превратился сам Ирвинг, иногда  появляющийся  на
улицах своего родного города. Страна меняла свой облик буквально на  глазах.
Известный американский литературовед Ван  Вик  Брукс  рисует  контрасты  той
поры, когда капитализм вышел на авансцену американской жизни:
   "Нью-Йорк, еще вчера такой добрый и  простой,  превратился  в  столицу,
город с десятками общественных группировок,  которые  ничему  не  удивлялись
более. Не удивлялись они и колоритной фигуре  Вашингтона  Ирвинга,  легко  и
быстро прогуливающейся средь бела дня по Бродвею и  как  будто  вышедшей  из
столь же далеких времен, как те, когда жил Риге  Ван  Винкль.  Ирвинг  часто
наезжал в город из своей усадьбы Саннисайд. На нем были  старомодные  туфли,
тогда  как  все  носили  сапоги;  чисто  выбритый,  старчески   краснощекий,
закутанный в тальму, оживленно щебечущий и еще с огоньком в глазах, -  такой
странный со своими стародавними манерами, - он  вызывал  чувство  невольного
уважения со стороны всех, встречавших его. Умное и доброе лицо его, полное и
жизнерадостное, напоминало о временах добрых  матрон  в  старых  голландских
поселениях, привольной жизни в лесах и прериях, воскрешало в памяти  ставшее
нарицательным имя его героя Никербокера, компании, омнибусы,  гостиницы.  То
был всемирно известный житель Нью-Йорка" {Van  Wyck  Brooks.  The  Times  of
Melville and Whitman. N. Y., Button and Co, 1947, p. 4.}.
   Прошло более полутора столетий со времени  появления  веселой  книги  о
жизни Нью-Йорка эпохи голландских губернаторов, а ее  по-прежнему  читают  и
перечитывают.
   Наиболее  значительными  произведениями,  написанными  Ирвингом   после
"Истории Нью-Йорка", были его рассказы ("Рип Ван Винкль", "Сонная Лощина"  и
некоторые другие), а также "История жизни и путешествий Христофора  Колумба"
(1828).
   В период 1820-1832 гг. Ирвинг выпустил четыре  сборника  рассказов.  Из
большего количества произведений, вошедших в эти  циклы,  нас  прежде  всего
интересуют те, в которых получила отображение американская  жизнь,  как  она
представлялась писателю из его "европейского далека".
   В первом выпуске "Книги эскизов", опубликованном в Нью-Йорке в мае 1819
г. под псевдонимом Джеффри Крейон, был помещен рассказ "Рип Ван Винкль". Это
сказка об Америке прошлого, романтическая поэтизация народа и истории США.
   Американские биографы Ирвинга с давних пор повторяют,  что  сюжет  "Рип
Ван Винкля" Ирвинг "бесстыдно украл из немецкой  литературы"  {Lewis  Leary.
Washington Irving. Minneapolis, University  of  Minnesota  Press,  1963,  p.
25.}. Однако,  даже  воспользовавшись  иноземным  сюжетом,  писатель  создал
совершенно оригинальное произведение,  новый  жанр  национальной  литературы
США. Это был первый рассказ, положивший начало американской  новеллистике  с
ее острой сюжетностью, сочетанием комического  и  серьезного,  лаконичностью
художественных средств.
   Позднее Ирвинг написал до двухсот очерков и рассказов,  но  из-под  его
пера не вышло более национального сочинения, чем "Рип Ван Винкль",
   В этом небольшом рассказе много общего с "Историей  Нью-Йорка".  Та  же
никербокеровская традиция романтизации истории  в  незатейливом  анекдоте  о
простом и добродушном человеке, принадлежавшем  к  числу  потомков  тех  Ван
Винклей, которые с великою славою подвизались в рыцарственные времена Питера
Стайвесанта и находились вместе с ним при осаде форта Кристина. Впрочем, как
сообщает далее рассказчик,  воинственного  характера  своих  предков  он  не
унаследовал.
   Автор пускается  в  обстоятельное  описание  характера  и  нрава  Рипа,
доброго соседа и покорного, забитого мужа. Рип  принадлежал  к  разряду  тех
счастливых смертных, обладателей легкомысленного и беспечного нрава, которые
живут не задумываясь, едят белый или черный хлеб,  в  зависимости  от  того,
какой легче добыть без труда и забот, и скорее готовы сидеть  сложа  руки  и
голодать, чем работать и жить в довольстве. Однако супруга его  жужжала  ему
об его лени, беспечности и о разорении, до  которого  он  довел  собственную
семью. Утром, днем и ночью ее  язык  трещал  без  умолку  и  передышки,  ибо
"острый язык - единственный из всех режущих инструментов, который не  только
не притупляется от постоянного  употребления,  но,  наоборот,  делается  все
более острым" {В. Ирвинг. Новеллы. М., Гослитиздат, 1954, стр. 6.}.
   В введении к рассказу "Рип Ван  Винкль"  отмечается,  что  исторические
сведения автор почерпнул не столько из древних  книг,  сколько  из  бесед  с
людьми, наблюдений нравов и характеров, которые  одни  составляют  подлинную
историю общества. Таково  романтическое  осмысление  исторического  прошлого
Америки  Ирвингом,  его   эстетические   позиции   в   жанре   исторического
повествования.
   Отсюда особый интерес Ирвинга к фольклорному началу  и  даже  известная
фольклоризация литературного  материала  самим  писателем.  Рип  Ван  Винкль
связан с американским фольклором и сам стал со временем  восприниматься  как
народный герой {L. LeFevre. Paul Bunyan  and  Rip  Van  Winkle.-  "The  Yale
Review", 1946, Autumn, vol. 36, N 1.}.
   В этом смысле он символизирует старую докапиталистическую Америку,  еще
не познавшую лихорадку предпринимательской деловитости.
   Как  отмечалось  в  критике,  загадочная  история   Рип   Ван   Винкля,
исчезнувшего  на  двадцать  лет,  а  затем  вернувшегося  домой,   допускает
несколько трактовок {Ph. Yоung. Fallen From the Time:  the  Mythic  Rip  Van
Winkle."The Kenyou Review", 1960, Autumn, vol. 22, N 4, p.  568.}.  Одну  из
них предлагает сам Рип, рассказавший свою необычную историю о приключении  в
Каатскильских горах. Правда, при этом находились люди,  которые  подмигивали
друг другу и корчили рожи (точно так же, как Бром  Боне,  на  лице  которого
появлялось лукавое выражение, когда при нем рассказывалась  история  Икабода
Крейна, изгнанного им из Сонной Лощины с помощью тыквы).
   Согласно другой версии, которая остается нераскрытой  в  рассказе,  так
же, как и таинственная встреча Икабода с всадником без головы в  "Легенде  о
Сонной Лощине", хитрый Рип, которому надоела тирания жены, просто убежал  из
дома. Недаром же он вернулся сразу после смерти своей сварливой  супруги,  а
назвал себя, лишь удостоверившись, что она действительно скончалась.
   Хотя рассказы Ирвинга,  в  отличие,  например,  от  Гофмана,  допускают
подобную трезвую, антиромантическую интерпретацию,  в  них  есть  и  второй,
романтический план {Ср. анализ рассказа Ирвинга "Жених-призрак"  в  "Истории
американской литературы", т. 1. М.,  1947,  стр.  132,  а  также  интересные
наблюдения  Т.  А.  Ивановой  в  статье  "Творческая  встреча:  Лермонтов  и
Вашингтон Ирвинг ("Известия АН СССР. Серия литературы и языка",  1964,  вып.
5).}. Писатель как бы хочет показать, что за видимыми фактами (уход  Рипа  в
горы, его возвращение спустя  двадцать  лет)  скрывается,  возможно,  совсем
иной, романтический мир грез и призраков. Так, вместо видимого превосходства
новой Америки над старой, мы, по  прочтении  рассказа  о  Рипе  Ван  Винкле,
неожиданно для себя убеждаемся, что Америка после революции стала не  лучше,
а менее поэтичной...
   Это романтическое  раздвоение  реального  и  воображаемого  -  одна  из
существенных черт художественного мышления американских  романтиков.  Ирвинг
был первым, у кого эти  особенности  проявились  достаточно  определенно.  В
дальнейшем По, Готорн и Мелвилл наиболее полно выразили эту тенденцию.
   Ирвинг 20-х годов, в отличие от раннего Ирвинга, автора "Салмаганди"  и
"Истории Нью-Йорка", уже не  был  романтическим  бунтарем.  Впрочем,  спорен
вопрос, был ли он им и в 1800-е годы. Несомненно,  однако,  что  критическое
начало было гораздо сильнее в "Истории Нью-Йорка", чем в "Книге эскизов" или
последующих произведениях писателя.
   Характеризуя общие тенденции творчества Ирвинга этого  периода,  А.  А.
Елистратова  справедливо  отмечает,  что  "огонек  жизни  теплится   в   его
произведениях спокойным и  ровным  пламенем,  питаемый  "маслом  радости"  -
прекраснейшим горючим, по  шутливому  замечанию  самого  Ирвинга"  {"История
американской литературы", т. 1, стр. 138.}.
   В "Истории жизни и путешествий Христофора Колумба", созданной во второй
половине  20-х  годов,  удивительным  образом  сплетаются  черты   молодого,
задиристого Ирвинга и умеренного,  покладистого  Ирвинга  позднего  периода.
Именно в  этой  книге  писатель  окончательно  распрощался  с  идеями  своей
молодости  и  вступил  на  грустный  путь  угождения   литературным   вкусам
американского буржуазного читателя.
   "История  Колумба"  -   романтическая   биография.   Не   отступая   от
исторических  сведений  о  Колумбе,   Ирвинг   наполнил   это   произведение
фольклорным  материалом.  Это  было  продолжение  романтической   поэтизации
американского прошлого, начатой писателем еще в "Истории Нью-Йорка". В книге
о Колумбе Ирвинг делает еще один шаг от истории к роману - жанру, к которому
он  постоянно  приближался  в  своем  творчестве  (напомним   его   "Хронику
завоевания Гренады"), но создать  который  в  американской  литературе  было
суждено не ему.
   "Историю  Колумба"  нельзя  рассматривать  как   обычное   историческое
жизнеописание одного из замечательных людей прошлого. Еще  В.  Г.  Белинский
возражал против подхода к "Истории Колумба" как к  историческому  сочинению,
высмеивая утверждение Н. А. Полевого о том, что Ирвинг "историк плохой"  {В.
Г. Белинский. Полное собрание сочинений в 13-ти томах, т. III, M., Изд-во АН
СССР, 195. стр. 156-157.}.
   В книге о Колумбе Ирвинг дает один  из  первых  образцов  романтической
робинзонады  в  литературе  США.  Описание   форта   Рождества,   испанского
поселения, основанного  Колумбом  в  Новом  Свете  (IV,  1)  и  вся  история
испанских  колоний  на  островах  Нового  Света  содержат   в   себе   черты
робинзонады, приобретшей популярность среди американских романтиков особенно
в 1840-е годы ("Кратер" Купера, "Таити", "Ому" Мелвилла).
   Центральный герой "Истории Колумба"  -  сам  знаменитый  мореплаватель.
Необыкновенная, гениальная  личность  Колумба  привлекает  к  себе  внимание
Ирвинга. Книга посвящена воспеванию романтического подвига, борьбы Колумба с
косностью, невежеством и завистью, окружавших его и  при  дворе  королей,  и
среди просторов Атлантики, когда взбунтовавшаяся  команда  отказалась  плыть
дальше в неведомые воды мирового океана, и  в  испанских  поселениях  Нового
Света. Писатель охотно  украшает  свое  повествование  мифами  и  легендами,
сопровождавшими посмертную славу Колумба.
   В отличие от героикомической "Истории Нью-Йорка" стиль повествования  в
"Истории Колумба" разительно меняется, становится  романтически-приподнятым,
иногда даже патетическим. Однако романтические страсти  высокого  накала  не
были по душе писателю. Его больше влекла романтика путешествий  и  открытий,
составляющая пафос книги о Колумбе.
   Значительное место отведено в "Истории  Колумба"  трагическим  картинам
разграбления открытых Колумбом земель,  кровавым  столкновениям  испанцев  с
туземцами. Индейская линия "Истории Нью-Йорка"  находит  здесь  свое  прямое
продолжение  и  становится  постоянной   темой   американского   романтизма,
получившей дальнейшее и более глубокое развитие в творчестве Купера.
   Русский читатель познакомился с Ирвингом в  1825  г.,  когда  несколько
московских и петербургских журналов почти одновременно опубликовали переводы
его  рассказов,  в  том  числе  знаменитого  "Рип  Ван  Винкля"  в  переводе
декабриста Н. А. Бестужева. С тех пор интерес к Ирвингу в  России  неизменно
возрастал. Имя его стало называться среди  наиболее  известных  американских
писателей. Были переведены основные новеллы его сборников:  "Книга  эскизов"
(1819-20),  "Брейсбридж-холл"  (1822),  "Рассказы  путешественника"  (1824),
"Альгамбра" (1832), а также "История жизни и путешествий Христофора Колумба"
(1828,  русский  перевод  1836-37),  "Путешествия  и  открытия  сподвижников
Колумба" (1831, русский перевод 1839), "Поездка  в  прерии"  (1835,  русский
перевод 1837), "Магомет и его преемники" (1849-50, русский перевод 1857).  В
1879 г. в Москве  был  издан  том  рассказов  Ирвинга  из  разных  сборников
("Путевые очерки и картины", пер. А. Глазунов).
   Однако "История Нью-Йорка" оставалась неизвестной русскому читателю  {В
1940  г.  Издательство  детской  литературы  выпустило  сокращенный  русский
перевод  7  главы  VI  книги  (битва  у   Форт-Кристина).}.   что   обедняло
представление об одном из  самых  задорных  и  красочных  писателей  Америки
прошлого века.
   Международная известность американского романтизма началась с  Ирвинга.
"История  Нью-Йорка"  было  первым  художественным  произведением,   глубоко
впечатлившее читателей и писателей Европы и Америки.


ПРИМЕЧАНИЯ

   В  течение  пятидесяти  лет  Ирвинг  неоднократно  перерабатывал  текст
"Истории Нью-Йорка". Первое издание появилось в 1809  г.  В  1812  г.  вышло
второе   издание,   существенно   переработанное   автором   (по   подсчетам
американских критиков,  около  десяти  тысяч  слов  было  заменено  новыми).
Редакция 1812 г., помимо  исправления  опечаток,  орфографии  и  пунктуации,
содержит ряд интересных  добавлений,  выдержанных  в  задорном  духе  первой
редакции. Наиболее важные из них воспроизведены в Дополнениях  к  настоящему
изданию (главы 4 и 5 из второй книги).
   В 1819 г. вышло третье издание "Истории",  для  которого  Ирвинг  вновь
переработал почти каждую главу, вычеркнув многие слова и выражения, особенно
из книги третьей. Именно  эта  редакция  была  воспроизведена  в  лондонском
издании  1820  г.,  выпущенном  известным  книгоиздателем  Джоном   Мерреем,
познакомившим английского читателя  с  "Историей",  автор  которой  уже  был
известен в Англии своей "Книгой эскизов", опубликованной в  первой  половине
того же гтда. После 1819  г.  в  Америке  появилось  еще  несколько  изданий
"Истории" с незначительными исправлениями. В 1848 г.  Ирвинг  подверг  текст
своей  книги  новой  коренной  переработке.  Он  сгладил  или  исключил  все
выражения,  которые  могли  бы  показаться  недостойными   "добропорядочного
американского писателя". Особенно  сильно  это  сказалось  в  книгах  пятой,
шестой и  седьмой,  посвященных  Питеру  Стайвесанту.  Добавленная  к  этому
изданию "Апология автора" дается в "Дополнениях" к настоящему изданию.
   Но и это еще  не  было  окончанием  работы  над  текстом,  хотя  именно
редакция 1848 г. воспроизводится в посмертных  изданиях  сочинений  Ирвинга.
Исправления и переделки были сделаны  им  и  в  изданиях  1854  и  1857  гг.
Наконец, уже после смерти писателя, в 1886  г.  "Гролиер  клуб"  опубликовал
рукопись исправлений, сделанных Ирвингом  на  издании  1848  г.  и,  видимо,
предназначавшихся для нового переиздания.
   Из новейших изданий "Истории"  на  английском  языке  следует  отметить
вышедшее в 1964 г. в серии "Twayne's  United  States  classics  series"  под
общей редакцией проф. Сильвии Баумен, представляющее собой  научное  издание
редакции 1812 г. Однако текст 1812 г. является промежуточной редакцией и  не
может быть принят для русского перевода.
   Настоящий русский перевод "Истории Нью-Йорка" сделан с издания 1809 г.,
научная  публикация  которого  осуществлена  американскими  литературоведами
Стенли Уильямсом, автором фундаментальной двухтомной  биографии  Ирвинга,  и
Тремейном Макдауеллом. Эта публикация вышла в  свет  в  1927  г.:  "Diedrich
Knickerbocker's A History of New York". Ed. by Stanley Williams and Tremaine
McDowell. N. Y., Harcourt, Brace and Co, 1927.

   * * *

   Весь "научный  аппарат"  книги  служит  той  же  цели  пародирования  и
сатирической буффонады,  что  и  сам  "труд"  ученого  Никербокера.  Поэтому
сложная система цитат и примечаний Ирвинга требует  особого  пояснения.  Его
любимый писатель Сервантес в Прологе  к  "Дон  Кихоту"  говорит  о  подобных
литературных приемах: "Авторы уснащают свои книги, хотя бы даже и  светские,
принадлежащие к повествовательному роду, изречениями Аристотеля,  Платона  и
всего сонма философов, чем приводят в восторг читателя и благодаря чему  эти
самые авторы сходят за людей начитанных, образованных и красноречивых".
   Помимо обычных сносок  под  строкой  и  примечаний  "издателя  рукописи
Никербокера", Ирвинг, особенно в первых книгах "Истории", охотно  пользуется
"учеными" примечаниями, придавая им нарочито наукообразный и непонятный вид,
прибегает к сокращениям,  аббревиатурам  и  иным  приемам,  затрудняющим  их
расшифровку. Следует, однако, отметить, что все, даже  самые,  казалось  бы,
запутанные примечания на латинском, французском, голландском и других языках
имеют вполне реальный смысл.
   Например, первые сноски в главе I первой книги: Faria  у  Souza.  Mick.
Lus., note В 7, означает: Примечание  Фария-и-Суза  к  книге  7-й  "Лузиады"
Камоэнса в переводе Вильяма Майкла, изданном в Оксфорде в 1776 г. и  позднее
неоднократно переиздававшемся; Sir W. Jones. Diss. Antiq. Ind. Zod. означает
книгу  Вильяма  Джонса  "Рассуждения   от