ялись со скамей остальные, в глубине души,  вероятно,  довольные,  что
наконец кончилось это томительное собрание.
   Каракалла исподлобья окинул присутствующих подозрительным взглядом.
   - Друзья! Теперь вы все  выполните  ваш  долг  перед  отечеством...  Да
помогут  вам  боги!  Я  сам  отныне...  А  также  надлежит  все  силы  для
сокрушения... сокрушения...
   Видимо, Антонин разволновался в предвидении грядущих сражений, и  мысли
у него стали путаться. Все стояли перед господином  мира,  опустив  глаза,
испытывая неловкость за его неожиданное косноязычие. А я и  другие  скрибы
не знали, что же нам писать, и в страхе переглядывались между собой.
   Наконец император сделал широкий жест рукой,  подобно  ораторам,  когда
они хотят придать более торжественности  своим  заключительным  словам  на
форуме.
   - Да благословит вас Геркулес!
   Я видел, как все поспешили покинуть перистиль. Цессий Лонг вытирал  пот
на лбу полой тоги.
   На землю уже опускалась прозрачная и звездная адиабенская ночь.



18

   Военные действия против Парфии начались с осады Арбелы, и мне  пришлось
принимать участие в этом  историческом  событии.  От  Вергилиана  не  было
никаких известий. В некоторые дни мне хотелось бросить  все  и  уйти  куда
глаза  глядят,  но  старый  Маркион,  которому  я  рассказывал   о   своих
переживаниях и даже сообщил о намерении бежать,  отговорил  меня  от  этой
безумной затеи, так как, по его мнению, бегство  из  рядов  -  недостойный
поступок. Да и  ужасно  очутиться  одному  среди  пустыни,  где  в  скалах
прячутся львы. А  между  тем  Вергилиан  не  мог  оставить  меня  в  таком
положении. Благоразумнее было потерпеть еще  некоторое  время,  тем  более
что, очутившись на положении дезертира, я очень усложнил  бы  моему  другу
заботы обо мне. Поэтому я решил, что выдержу все испытания, посланные  мне
небом, и старательно выполнял свои обязанности,  за  что  получал  лестные
похвалы от Корнелина.
   Я уже успел присмотреться к этому человеку. Трибун читал в свободное от
занятий время Тацита и подражал древним римлянам - был воздержан в пище  и
питье, вызывая насмешки товарищей, которые не могли понять,  как  возможно
для воина в такое тревожное время не пить вина или не  посещать  лупанары.
Но я заметил, что ничто человеческое не чуждо трибуну, хотя он и  соблюдал
во всем меру. За эту выдержку  его  дарил  своей  дружбой  легионный  врач
Александр. Действительно, среди грубых распутников и пьяниц,  хотя,  может
быть, и внушительных в строю мужей, Корнелин был единственным, кто  помнил
примеры римской доблести. Он  был  типичным  римлянином  и  во  всем,  что
касалось богопочитания, и боги в его представлении являлись не прекрасными
видениями поэтов, а олицетворяли принципы, управлявшие  жизнью  вселенной.
Корнелин верил, что все в  мире  покоится  на  извечных  основаниях,  а  в
обществе - на принуждении: если школьник не проявляет  рвения  в  изучении
грамматики, он получает удары ферулой, то есть деревянной линейкой,  воина
за проступки наказывают лозой, раба за  возмущение  распинают  на  кресте,
всякого  нарушителя  закона  бросают  в  темницу,  а   за   смертоубийство
преступник приговаривается к  отсечению  головы  мечом,  если  он  римский
гражданин, в прочих же случаях - секирой. По мнению трибуна, каждый должен
выполнять свой долг и не мечтать о золотом веке, так как не в человеческих
силах  изменить  существующий  порядок.   Но   его   крепкое,   закаленное
упражнениями тело было полно жизненных сил и готово сопротивляться смерти,
как зверь сопротивляется псам или птица силкам.
   Когда  Корнелин  очутился   под   Арбелой,   он   решил,   что   отныне
представляется случай проявить себя и обратить на  свои  подвиги  внимание
августа. Не стесняясь, он говорил об этом окружающим.
   Зубчатые стены Арбелы поднимались и спускались по  отрогам  Адиабенских
гор. Через каждые пятьдесят  шагов  возвышалась  четырехугольная  башня  с
бойницами для  лучников.  Посреди  города  вздымалась  к  небесам  громада
пирамидообразного храма, вокруг которого вилась спиральная лестница, а  на
вершине, уже под самыми облаками, пылал  жертвенный  огонь.  Зрелище  было
внушительное и непривычное для глаз. Храм как бы  господствовал  над  всем
миром, и я слышал однажды, как один воин, очевидно, христианин, сказал:
   - Башня вавилонская!
   Рассказывали, что в этом святилище находились могилы древних парфянских
царей.
   Арбельскую крепость  защищали  отборные  воины,  и  она  была  снабжена
огромными запасами продовольствия,  так  что  могла  выдержать  длительную
осаду. В довершение ко всему во время последней гражданской  смуты,  когда
Септимий Север  разбил  в  Каппадокии  легионы  своего  соперника  Нигера,
провозглашенного  восточными  легионами   августом,   многие   сподвижники
узурпатора, опасаясь расправы жестокого и мстительного африканца, бежали в
Парфию. Среди них были  антиохийские  математики  и  архитекторы,  знающие
механику  метательных  приспособлений,  и  многие  военные  трибуны.  Одни
вынуждены были поступить на службу к парфянскому царю,  строить  для  него
военные орудия, мосты и крепости, другие влачили  жалкое  существование  в
качестве погонщиков ослов или даже стали рабами, Но кое-кому удалось войти
в доверие к новым господам; презрев  римское  происхождение,  они  сменили
тогу на варварскую одежду, изучили  язык  врагов  Рима  и  заняли  высокое
положение в Ктесифоне. Например, было известно,  что  и  стратегом  Арбелы
состоял некий Гней Маммий, род которого  насчитывал  среди  своих  предков
двух или трех триумфаторов. Едва ли удалось бы вступить с ним в переговоры
сыну Септимия Севера, и об  этом  очень  сожалел  Адвент,  считавший,  что
несколько талантов золота могли бы весьма поколебать прочность  арбельских
стен.
   Итак, легионы благополучно перешли через Тигр. Переправа  производилась
по деревянному мосту, может быть и не похожему на тот, что  Траян  некогда
построил  на  Дунае,  но  тем  не   менее   представлявшему   внушительное
сооружение. Возведя за один день предмостные укрепления, легионы двинулись
дальше на восток. Но на первом же переходе парфянская  конница  обрушилась
на передовые римские  части,  засыпав  римлян  стрелами.  Подоспевшие  три
когорты оттеснили парфян, и по своему обыкновению они скрылись  в  облаках
пыли. Головной IV Скифский легион продолжал путь, но теперь уже  не  могло
быть и речи о том, чтобы совершить внезапное нападение на Арбелу.  Римляне
увязали в песках со своими тяжело нагруженными верблюдами  и  метательными
машинами на волах. Очевидно, парфяне были уведомлены о приближении римских
сил  лазутчиками,  ловившими  на  антиохийских   базарах   каждое   слово.
Предстояла длительная осада Арбелы.
   Старые, опытные воины, понимавшие толк в осадных действиях,  покачивали
головами,  глядя  на  неприступные  стены  крепости,  за  зубцами  которых
поблескивала медь оружия. Слышно было, как в городе глухо  гудел  огромный
парфянский барабан, висевший на сторожевой башне. Потом непривычно для уха
захрипели  гнусавые  горные  трубы,  длиною   в   пять   локтей.   Легионы
приблизились к крепости, разорили близлежащие  селения,  захватили  стада,
которые замешкавшиеся  пастухи  не  успели  угнать  в  город,  и  медленно
обложили Арбелу со всех сторон.
   Благодаря своим письменным обязанностям  мне  часто  приходилось  иметь
дело с военачальниками и невольно  подслушивать  их  разговоры.  Из  одной
фразы  Цессия  Лонга  я  понял,  что  он  был  сторонником  осады,  а   не
кровопролитного приступа.
   - Только бы не вздумали брать эту твердыню  с  легкомысленным  желанием
покончить с нею в один день. Парфяне упорны  в  защите  крепостей.  Уверяю
тебя, Корнелин, что мы  потеряем  под  арбельскими  стенами  наших  лучших
воинов.
   Трибун не без уважения окинул взглядом молчаливую крепость.
   - Адвент осторожен в своих действиях.
   - Но таковой может быть воля августа, мой друг Корнелин.
   - Необходимо пустить в ход осадные башни.
   - Адвент говорит, что он предпочел бы подкуп сатрапа.
   - Маммий не сатрап.
   - Ему можно обещать помилование...
   Римляне разбили осадный лагерь в двенадцати стадиях от крепостных  стен
и стали возводить вал. Первые дни были посвящены спешной прокладке дорог и
сбору осадных машин и башен, в разобранном  виде  доставленных  под  стены
Арбелы на верблюдах.
   Не теряя времени, разведчики уже производили поиски  наиболее  уязвимых
мест в крепостных укреплениях и захватывали в плен парфян,  осмеливавшихся
выходить по ночам из крепости. После допроса с пытками огнем и железом  их
убивали.
   XII и XV легионы  устроили  свои  осадные  укрепления  против  северной
стены,  где  по  условиям  местности  удобнее  всего   было   использовать
передвижные башни, -  именно  с  этой  стороны  предполагалось  произвести
приступ. Поэтому баллисты и катапульты тоже предназначались  для  действия
на этом участке. Но для отвлечения внимания  осажденных  IV  легиону  было
дано задание сделать ложное нападение с южной стороны.
   Как это в обычае на Востоке, боевые действия  начались  перебранками  с
осажденными. Римские воины изощрялись в обидных прозвищах для  парфянского
царя. Парфяне отвечали довольно язвительными  насмешками  над  Каракаллой.
Затем в воздухе угрожающе запели  стрелы.  Коротко  прошумев  над  головой
счастливца, которого они миновали, страшные летуньи впивались в землю  или
в дерево защитительных сооружений.
   Решительные действия начались, когда Адвент отдал приказ  готовиться  к
приступу. Надлежало торопиться: Артабан спешно собирал своих воинов, чтобы
двинуться на выручку осажденной крепости.
   Всю ночь стучали топоры легионных  плотников,  строивших  под  покровом
ночной темноты осадные башни. Над римским лагерем стоял глухой  гул,  хотя
центурионы  употребляли  все  усилия,  чтобы  тишина  не  нарушалась.  Сам
император неоднократно садился на коня и в сопровождении Адвента  объезжал
среди ночи лагерь. Под блистающими звездами  вырастали  четыре  деревянные
башни, представлявшиеся грозными, молчаливыми сооружениями. Строительством
их ведал Корнелин, и мне иногда  приходилось  сопровождать  его  на  место
работ.
   В ту тихую звездную ночь, возбужденный  осадной  суматохой,  трибун  не
прилег ни на одну минуту, и это волнение невольно передавалось и  мне.  Он
лично  надзирал  за  кузнецами  и  плотниками,  и  под   его   наблюдением
производилась также сборка метательных машин.
   Уже двигались к стенам так называемые "черепахи", представляющие  собою
нечто вроде навесов из  досок,  покрытых  мокрыми  солдатскими  плащами  и
бычьими кожами для защиты от смолы  и  огненных  стрел,  легко  зажигающих
сухое дерево. Эти передвижные  устройства  используются  для  того,  чтобы
выравнивать землю. Затем по этим приготовленным  заранее  путям  к  стенам
двигаются тяжкие осадные башни.
   Вокруг стояла непроницаемая, душная мгла Но неожиданно в том месте, где
римские воины под защитой таких передвигаемых вручную  "черепах"  медленно
прокладывали дороги, на крепостной стене блеснул яркий огонь,  раздуваемый
на высоте движением воздуха. Парфяне зажгли  на  стене  бочку  со  смолой,
чтобы осветить римлян, работавших над устройством подступов к крепости,  и
стали осыпать их стрелами. Иногда в деревянную "черепаху" с грохотом падал
камень, выпущенный из баллисты. Снова послышались глухие  удары  барабана,
наполняя  ночь  тревогой.  С  этими   мерными   ударами   смешивался   гул
взволнованных голосов в римском лагере.
   Две "черепахи" застряли в сорока шагах от крепости, озаренные  смоляным
пламенем, и воины опасались выглянуть  из-под  прикрытия,  так  как  в  их
сторону непрестанно летели стрелы.
   Корнелин поспешил на место событий. Схватив у  какого-то  воина  щит  и
прикрываясь от стрел, он перебежал расстояние, отделявшее  вал  лагеря  от
"черепах", и вскочил под защиту одной из них; я, как неразумный мальчуган,
последовал за ним, что трибун, впрочем, нашел вполне естественным.
   Корнелин с ругательствами набросился на воинов.
   - Почему не продвигаетесь вперед?
   Но  воины  не  имели  особенного  желания  рисковать  своей  жизнью,  и
оказавшийся в "черепахе" центурион объяснил,  что  работать  под  стрелами
опасно, и просил обстрелять стены, чтобы прогнать оттуда проклятых парфян.
   Корнелин устремился назад, обещая пустить в ход  метательные  машины  и
прислать стрелков, и я еще раз безрассудно бежал за ним под пение  ужасных
стрел.
   Каракалла стоял на  лагерном  валу  и  смотрел  на  огонь,  пылавший  в
крепости. Позади императора толпились друзья  -  Адвент,  Ретиан,  Макрин,
Пертинакс и другие. Держа ладони корабликом у рта, Корнелин кричал  Цессию
Лонгу о том, что  происходит  под  стенами,  и  тот  слушал  его  наверху,
опираясь руками на согнутые колени. К легату подошел встревоженный Адвент,
и Корнелин не мог не видеть, что в эти мгновения все взоры на высоком валу
обращены на него, и, вероятно, чувствовал себя в центре событий.
   Август поманил рукой Адвента:
   - Что там происходит? По какой причине задержка?
   Старик передал ему сообщение трибуна.
   - Успеют ли башни сегодня приблизиться к  стене?  -  крикнул  император
Корнелину, наклоняясь к нему с вала.
   Задирая  голову,  трибун  объяснил,  что  это  возможно,  если  удастся
прогнать со стены парфян. Для этого надо пустить в ход метательные машины.
   - Он прав, - обернулся император к Адвенту. - Прими меры!
   Когорта лучников и сорок  онагров,  мечущих  небольшие  ядра,  а  также
пальмирские  пращники  были  немедленно  направлены  туда,  где   работали
"черепахи". Воины кричали из-под навесов стрелкам:
   - Товарищи!  Цельтесь  лучше!  Богомерзкие  парфяне  убили  Африкана  и
Тиглия!
   - И у нас поразили троих! - сообщали в гневе из другой "черепахи".
   Среди ночной тишины имена двух павших воинов должны  были  долететь  до
слуха Каракаллы. Я подумал, что Африкану и Тиглию понадобилось умереть  от
стрел, чтобы имена их стали известны императору. Но  бедняги  уже  были  в
царстве мертвых.
   Стрелки натянули тетивы, и тучи  стрел,  описав  в  воздухе  прекрасную
кривую, обрушились туда, где пылала смола. Огонь служил отличным прицелом.
Очевидно, стрелы поражали  парфян,  и  они  поспешно  потушили  гигантский
факел, догадавшись, в чем причина удачных попаданий. Тогда  "черепахи"  со
скрипом кое-как сколоченных колес снова двинулись вперед.
   Накануне в лагерь  прибыли  повозки  на  волах  и  вьючные  верблюды  с
припасами всякого рода. Я видел, как  радовался  Корнелин,  созерцая  горы
материалов - амфор, бревен,  досок,  воловьих  кож,  кирок  и  всего,  что
требуется при осадных работах. В амфорах привезли серу  для  зажигательных
фалариков, оливковое масло, вино, уксус. Караваны верблюдов  доставили  из
Синагры печеные хлебы и корм для животных.  Уже  были  готовы  виней,  как
называются у римлян передвижные оборонительные щиты, сплетенные из лоз,  и
вслед за ними медлительно и страшно двигались к стене осадные башни. Их  с
усилием тащили скрытые внутри огромных сооружений дюжины волов.
   Я имел полную возможность наблюдать, как ведет себя в боевой обстановке
трибун   Корнелин,   и   должен   отдать   дань   его    хладнокровию    и
распорядительности. Все силы он отдавал воинским предприятиям, не  имея  в
жизни другой цели. Но хотя он не делился  со  мной  своими  переживаниями,
однако мне почему-то казалось, что трибун часто обращается мысленно к той,
что жила на берегу Дуная, потому что однажды  в  ответ  на  какие-то  свои
размышления вдруг сказал вслух:
   - Или в самом деле меня поразит парфянская стрела?
   Рабы, приставленные содержать в порядке оружие трибуна и одежду, варить
ему  пищу  и  готовить  постель,  жаловались,  что  господин  стал  теперь
проявлять гнев за малейшее упущение.
   Наступила еще одна ночь. Мне не спалось от  духоты,  хотя  я  лежал  на
плаще под открытым небом, а не в шатре, где  храпел  Маркион,  и  я  пошел
побродить по лагерю в надежде увидеть  что-нибудь  интересное.  От  нечего
делать мне захотелось посмотреть на баллисты. Я  знал,  что  где-то  здесь
должен находиться Корнелин. Он действительно оказался  на  своем  посту  и
наблюдал, как воины при свете факелов  приводили  в  исправность  одну  из
огромных метательных машин. В это время к баллисте подъехал на своем белом
жеребце Цессий Лонг.
   Легат дружески посмотрел на Корнелина:
   - Не спишь, трибун?
   - Разве может человек спать в такое время!
   - А необходимо отдохнуть. Завтра предстоит жаркий день.
   - Он уже наступил. Видишь, заря! Пора выдвигать метательные машины.
   - Сколько у тебя их?
   - Сорок баллист и пятьдесят катапульт.
   - Изрядное количество!
   - Когда наш легион при  Тите  осаждал  Иотапату,  было  выставлено  сто
шестьдесят баллист и столько же катапульт.
   Легат покачал головой:
   - Откуда тебе все это известно?
   Еще до  наступления  рассвета,  с  соблюдением  полной  тишины,  воинов
выстроили в боевом порядке  за  лагерными  валами.  Те  из  них,  кто  был
назначен в помощь мечущим камни, поспешно ушли в ночную мглу. Волы повезли
метательные машины под стены крепости. Это было волнующее зрелище.
   Но колеса душераздирающе скрипели. Корнелин негодовал:
   - Разве я  не  велел  смазать  оси  маслом?  Почему  не  исполнили  мое
приказание?
   Один из воинов тотчас отбил горлышко амфоры о камень  и  стал  поливать
оси сколоченных из дерева неуклюжих колес.
   Чудовищные  по  размерам  машины  представляли  собою   верх   военного
искусства. Созданные на основании математических выкладок  и  по  чертежам
великого человекоубийцы Аполлодора, жившего в дни императора Адриана,  они
действовали  с  поразительной  точностью.  Дальнобойность  их  также  была
достойна удивления.  Эти  хитроумные  сооружения  из  деревянных  брусков,
метательных приспособлений и рычагов бросали камни весом  в  сто  двадцать
фунтов на расстояние четырех стадиев, то есть почти девятисот  шагов.  При
каждой такой баллисте находилось около двадцати обслуживающих  ее  воинов.
Рядом с  баллистами  были  выставлены  огромные  катапульты,  мечущие  под
большим углом в осажденный город  зажигательные  снаряды,  обитые  железом
доски и гигантские дротики.
   Солнце еще не взошло над  голубоватыми  Адиабенскими  горами,  когда  в
римском лагере печально пропела  медная  труба  и  умолкла.  Стены  Арбелы
грозно молчали. Возможно, что парфяне спали, утомленные  ночной  тревогой,
но когда они взошли на стены и протерли глаза, то увидели под самой стеной
многочисленные виней. За ними медлительно ползли в гору четыре  чудовищные
осадные башни. Только тогда  парфянские  воины  поняли,  что  им  угрожает
смертельная опасность, и ударили в осадный барабан. Опять запели  гнусавые
трубы. В то же мгновение на стены обрушились сотни  камней  и  метательных
снарядов.
   Вероятно, осажденные не  без  страха  смотрели  со  стен,  как  римляне
суетились, подобно муравьям, около своих страшных машин. Я тоже  удивлялся
их воинскому искусству. Без  излишней  торопливости,  но  не  мешкая,  они
накручивали метательные приспособления, сплетенные из бычьих кишок,  потом
по данному знаку мгновенно отпускали рычаги, и тогда с  невероятной  силой
вращались отпущенные колеса, машины как бы срывались с места от  страшного
напряжения и швыряли огромный камень. С шумом  кувыркаясь  в  воздухе,  он
летел на зубцы стен, убивал людей, дробил кости и  производил  разрушения.
Над крепостью все выше и выше  поднималось  облако  белой  каменной  пыли.
Из-за него страшным видением вставала вавилонская башня!
   Осажденные отвечали и в свою очередь  осыпали  римских  воинов  меткими
стрелами. Зажигательные снаряды  распространяли  в  воздухе  омерзительный
запах серы, вызывающий у людей  мучительный  кашель  и  слезоточивость.  В
одном  месте  парфянам  удалось  зажечь  виней,  и  сухие  лозы  вспыхн