рону", а заодно и то,
что он, если верить тому, что пишет о нем Хаим Вейцман - заблуждался в
истинном характере сионизма. Когда он писал эти слова, в Америке уже
организовывалась д-ром Мезесом, шурином г. Хауза, новая "Лига
принуждения к миру"; она была предшественницей многих последовавших
затем поползновений в направлении мирового правительства, в которых
нетрудно было увидеть намерение влиятельных группировок создать новую
"лигу поддержания тирании".
  Таким образом к концу второго года первой мировой войны, собратье "ярых
протестантов", заинтересованных не в Европе, а в Палестине, стало уже
значительной группой, прятавшей внутри себя местечково-сионистское ядро.
  Господа Леопольд Эмери, Ормсби-Гор и Рональд Грэхем присоединились к
поименованным выше "друзьям". Сионизм с их помощью проник во все
правительственные департаменты, кроме военного, министерства. Каковы бы
ни были первоначальные причины их увлечения сионизмом, теперь уже речь
несомненно шла о вполне конкретном материальном вознаграждении:
  интрига имела целью убрать из правительства неугодных лиц и сесть самим
на их места. Упорствующий премьер-министр Асквит был смещен в конце
1916 года. Опубликованные с тех пор источники показывают, как это было
сделано, а по прошествии времени можно оценить и результаты.
  Общественности начали постепенно внушать, что Асквит неумело руководит
страной в военное время. Насколько это обвинение было искренне, можно
судить из того, что первым актом преемников Асквита была отправка
английских войск из Европы в Палестину, в результате чего Ллойд Джордж
без малого проиграл всю войну. 25 ноября 1916 года Ллойд Джордж внес
предложение, чтобы его шеф (Асквит) отказался от председательства в
военном совете, передав этот пост ему, Ллойд Джорджу.
  В нормальных условиях подобное требование было бы равносильно
политическому самоубийству, но в то время правительство было
коалиционным и либерала Ллойд Джорджа поддержали лидеры
консерваторов Бонар Лоу и Эдвард Карсон, что имело действие ультиматума.
  Есть основания полагать, что оба упомянутых джентльмена искренне верили
в блестящие способности Ллойд Джорджа; их трудно заподозрить в
консервативном коварстве, предвидевшем что Ллойд Джордж в конечном
итоге погубит всю либеральную партию.
  Ллойд Джордж потребовал также, чтобы - по его мнению -
некомпетентный консерватор Бальфур был снят с поста Первого Лорда
Адмиралтейства (морского министра в Англии). Либеральный премьер-
министр Асквит с негодованием отказался как сдать свой пост в Военном
Совете, так и уволить Бальфура (4 декабря 1916г.). Тогда он получил
заявление Бальфура об отставке, на что он послал последнему копню своего
письма с отказом уволить его. Бальфур, хотя он и был прикован к постели
тяжелой простудой, нашел достаточно сил, чтобы послать второе письмо,
настаивая на своей отставке, как этого требовал Ллойд Джордж, после чего
последний также подал в отставку. Асквит остался в одиночестве, 6 декабря
Бальфур (вышедший из правительства по требованию Ллойд Джорджа) уже
настолько поправился, что смог принять Ллойд Джорджа. Пополудни
собравшиеся партийные лидеры объявили, что они готовы служить стране
под руководством Бальфура. Бальфур отказался, но заявил, что будет рад
служить под руководством Ллойд Джорджа. Ллойд Джордж стал премьер-
министром и назначил "некомпетентного" Бальфура министром иностранных
дел. Так эти двое, втайне обязавшиеся поддержать сионизм, заняли высшие
правительственные посты и с этого момента главные усилия британского
правительства направлялись, в ущерб всему остальному, на захват Палестины,
чтобы отдать ее сионистам. В 1952 г. автор этих строк прочел в нью-йоркском
еврейском журнале "Коментари" письмо читателя, указывавшего, что евреи
Северного Уэльса своими голосами сыграли в свое время решающую роль
при избрании Ллойд Джорджа депутатом Палаты общин. Из заслуживающих
доверия источников автору стало также известно, что адвокатская практика
Ллойд Джорджа процветала благодаря многочисленной еврейской клиентуре;
однако, поручиться за это сам автор не в состоянии. Денежную
заинтересованность в данном случае исключить, по нашему мнению, нельзя; а
неточность заявлений Ллойд Джорджа относительно его связей с сионистами,
дважды опровергнутых Вейцманом, также говорит о многом..
  Так произошла перегруппировка центральных фигур на британской
политической сцене. Ллойд Джордж, маленький ловкий адвокат в визитке,
выглядел среди своих рослых коллег в старомодных фраках, как воробей
среди ворон. Рядом с ним Бальфур, высокий, вялый, всегда готовый со
скучающим видом парировать честный вопрос циничным ответом, и
любитель развлечься теннисом, автор помнит его, медленно идущим в
парламент Через Сент-Джемский парк. Вокруг этой пары - греческий хор
министров, помощников министров и высоких чиновников, открывших в себе
"ярый протестантизм". Возможно, что некоторые из этих попутчиков
сионизма честно заблуждались, не разобрав, в чью телегу они сели. Ллойд
Джордж был первым крупным политиком в ряду многих, хорошо знавших,
откуда дует ветер; благодаря им казалось бы невинные слова "политик
двадцатого века" приобрели зловещий смысл, и этот век обязан этим людям
очень многими из своих бедствий.
  Что же касается отвлечения британских военных сил в сторону совершенно
чуждой им цели, то после гибели лорда Китченера и отставки Асквита остался
только один мужественный противник на этом пути; суровая фигура сэра
Вильяма Робертсона, начальника британского штаба во Франции,
противостояла одна клике вокруг Ллойд Джорджа. Присоединись он к ней, он
получил бы титулы, блестящие приемы, золотые табакерки, звезды и ленты до
самого пояса; он заработал бы состояние на одних авторских правах на все,
когда-либо написанное им или за него; его именем были бы названы
парижские бульвары. и он совершал бы триумфальные поездки по ликующим
городам Европы и Америки; члены американского Конгресса и британской
Палаты общин вставали бы при его появлении, к он въехал бы в Иерусалим
верхом на белом коне. По окончании войны он даже не получил звания лорда,
что не часто случается с британскими фельдмаршалами. Робертсон был
единственным военным, выслужившимся до этого высшего чина из простых
солдат, что в Англии, с ее маленькой профессиональной армией, было
невероятным достижением. Он был прост, честен, крепко сложен, с резким
выражением морщинистого лица. и выглядел, как бравый фельдфебель. Его
единственной поддержкой в этой борьбе был главнокомандующий
британских войск во Франции, сэр Дуглас Хэйг, из касты кавалерийских
офицеров красавец-служака, идеал командира в глазах солдат. Грубоватый
старый солдат Робертсон весьма неохотно посещал благотворительные
спектакли, которыми заполняли свое время дамы общества во время войны и
на одном из них ему случилось увидеть леди Констанцию Стюарт-Ричардсон,
танцевавшую в костюме и на манер Айседоры Дункан. Один из
присутствующих генералов, увидя нетерпение Робертсона, заметил: "Вы
должны все-таки признать, что у нее очень красивые ноги". "Ноги, как ноги
  - недовольно проворчал Робертсон.
  Этому последнему из могикан выпала задача помешать переброске
британских войск в Палестину. Все предложения он всегда рассматривал
исключительно с точки зрения их значимости для войны и победы; если они
помогали выиграть войну, их мотивы были ему безразличны; если нет - он
отвергал их, независимо от любых иных соображений. Следуя этому правилу,
он увидел в сионистском проекте опасное распыление сил, способное лишь
отсрочить победу и даже поставить ее под угрозу. Он не собирался обсуждать
возможные политические соображения и, вероятно, даже о них не подозревал;
для него они не имели никакого значения. В августе 1915 года он заявил
Асквиту, что "самым эффективным методом (для победы над центральными
державами) является, разумеется, нанести решительное поражение их
главным силам, все еще находящихся на западном фронте". Поэтому он
энергично высказался против "вспомогательных кампаний на
второстепенных фронтах и распыления сил во Франции... единственным
критерием всех планов и проектов должно быть их влияние на ход
войны".Для народов, ведущих войну, полезно иметь руководителей
подобного образа мыслей, и очень вредно, если последние от него отходят. С
помощью этой неопровержимой логики, палестинское предприятие (чисто
политическое) оказалось по началу похороненным. Как только Ллойд
Джордж стал премьер-министром, он немедленно приложил все усилия,
чтобы перебросить силы для крупной кампании в Палестине: "Сформировав
мое правительство, я немедленно поставил перед военным министерством
вопрос о кампании в Палестине. Сэр Вильям Робертсон, который всячески
старался отвратить опасность переброски войск из Франции... энергично
этому воспротивился и в тот момент ему удалось настоять на своем".
  Робертсон подтверждает сказанное: "До декабря 1916 года (когда Ллойд
Джордж стал премьер-министром) операции за Суэцким каналом носили в
основном оборонительный характер, и как правительство, так и
генеральный штаб... признавали первостепенное значение войны в Европе и
необходимость оказать максимальную помощь армиям этого фронта. Это
единодушие между министрами и военными не сохранилось после смены
правительства... коренное расхождение во взглядах стало особенно
заметным в вопросе Палестины... Всего через несколько дней после своего
образования, новый военный кабинет приказал генеральному штабу
обсудить возможность распространения военных операций на Палестину...
  Генеральный штаб оценил потребность в войсках в три добавочных дивизии,
которые могли быть получены только за счет армии западного фронта...
  Генеральный штаб указал, что этот проект поведет к большим
осложнениям и ослабит наши шансы на успех во Франции... Эти выводы
весьма разочаровали министров, желавших немедленного занятия
Палестины, однако они, не смогли быть опровергнуты... В феврале (1917 г.)
военное министерство снова обратилось к начальнику генерального штаба,
запросив, как шла подготовка осенней кампании в Палестине".
  Из этих выдержек становится ясным, как закулисное политическое давление
может "отклонять" в сторону государственную политику и операции во время
войны. В данном особом вопросе исход борьбы между политиками и
военными в первую войну продолжает оказывать непосредственное влияние
на жизнь народов вплоть до настоящего времени. Ллойд Джордж укрепил
свою позицию шагом, еще раз показывающим, как давно уже была задумана
подготовка палестинского предприятия, включавшая предварительный
тщательный подбор "администраторов" для его поддержки. Он внес
предложение, чтобы военный кабинет "привлек британские доминионы в
гораздо большей степени, чем до сих пор, к обсуждению вопросов ведения
войны". Сделанное в такой форме, это предложение встретило полное
сочувствие английской общественности. Солдаты из Канады. Австралии,
Новой Зеландии и Южной Африки дрались на фронтах бок-о-бок с
собственными сыновьями. Дружный отклик заокеанских территорий на
опасность, грозившую метрополии, тронул британское сердце, и англичане
приветствовали более близкое сотрудничество "в вопросах ведения войны
между лидерами Англии и ее доминионов.
  Однако, как уже говорилось, выше, "слова дипломата" и его "намерения"
сильно разнятся от его действий. Предложение Ллойд Джорджа было лишь
ловким маневром, чтобы заполучить в Лондон генерала Сматса (Smuts) из
Южной Африки, которого сионисты считали своим самым ценным "другом"
за пределами Европы и Америки, и он был вызван, чтобы потребовать
завоевания Палестины. Население с правом голоса в Южной Африке
разделено между бурами голландского происхождения и выходцам и из
Англии столь поровну, что уже упомянутые ранее "текучие двадцать
процентов" играют здесь еще более решающую роль, чем в Америке.
  Сионисты считали - а генерал Сматс им видно поверил, - что они смогут
"обеспечить" ему нужные голоса на выборах. Один из его коллег, Б. К. Лонг
(член парламента от партии Сматса, в прошлом сотрудник лондонского
"Таймса") писал, что "важные (для выборов) еврейские голоса, крепко
стоявшие за Сматсом и его партией", сильно помогли ему одерживать победы
на выборах. В его биографии упоминается крупное наследство, полученное
от, "богатого и влиятельного еврея" (пример ложности обвинений Вейцмана
против богатых и влиятельных евреев; кстати тот же самый сэр Генри
Стракош завещал соответственный подарок и Уинстону Черчиллю), а также и
подаренные ему некими не названными по имени лицами дом и автомобиль.
  Другими словами, партийно-политические соображения Сматса не сильно
отличались от таких же соображений Ллойд Джорджа, Хауза, а впоследствии
и многих других, влияние же материальных факторов достаточно очевидно.
  Однако, в его биографиях часто упоминаются и религиозные (или
псевдорелигиозные) мотивы, часто встречающиеся и у Ллойд Джорджа.
  Например, Сматс "предпочитал" Ветхий Завет Новому, и приводятся его
слова: "Чем больше я старею, тем больше я интересуюсь иудаизмом". Автор
встретился со Сматсом много лет спустя, уже зная, какую роль он сыграл в
тогдашней истории. Теперь, в 1948 году, он был сильно озабочен ухудшением
международного положения и взрывчатой роли в нем, которую играла
Палестина. Ему было почти 80 лет, но он прекрасно выглядел, был бодр и
держался прямо, с живыми, острыми глазами и маленькой бородкой. У него
был жесткий характер, и при желании газеты могли бы нарисовать его весьма
неприглядный портрет, будь они против, а не неизменно за него, своей же
политической ловкостью он не уступал Ллойд Джорджу. Газетная пропаганда
изображала его, как великого мастера англо-бурского примирения, однако
когда он умер на своей одинокой трансваальской ферме, оба народа были
более на ножах, чем когда либо, а действительное примирение стало делом
следующих поколений. В Южной Африке он был не примирявшей, а
разделявшей фигурой, и всем было известно, что настоящей силой позади его
партии была не Англия, а концерн золотых и бриллиантовых приисков в
Иоганнесбурге (еврейское предприятие, владелец - Гарри Ф. Оппенгеймер.
  - Прим. перев.) В 1948 г., когда пришлось открыть карты, Сматс первым
выступил с поддержкой сионизма против стоявшего под сильным нажимом
британского правительства.
   17 марта 1917 года генерал Сматс прибыл в Лондон, встреченный там
беспрецедентными овациями, и отставка Робертсона казалась близкой. Эта
триумфальная встреча - ранний образец привычной в наше время техники
рекламирования нужных лиц печатью, послушно реагирующей на простое
нажатие нужной кнопки. Тот же метод в несколько упрощенной форме
известен и примитивным племенам Африки, где М`Бонго, великий глашатай,
гордо выступает впереди черномазого царька с ревом "Великий Слон,
Потрясатель Земли, Пронзатель Неба" и все такое прочее.
  Ллойд Джордж, как он сам пишет, представил Сматса имперскому военному
кабинету как "одного из самых блестящих генералов". Военный опыт
генерала ограничивался незначительной колониальной кампанией в Юго-
Западной Африке, а в момент вызова в Лондон он все еще воевал с
маленькой, но хорошо обученной армией из 20 тысяч туземных солдат-аскари
под командой германского генерала фон Леттов-Форбек и двух тысяч
немецких офицеров и унтер-офицеров (на голову разбивших англичан, но
вынужденных затем капитулировать после общего поражения Германии в
1918 г. - прим. перев.). Похвала представлялась тем более великодушной,
что вообще о профессиональных военных Ллойд Джордж был невысокого
мнения: "Ни в какой другой профессии опыт и обучение не играют меньшей
роли, наряду с чутьем и суждением".
  К этому времени, чтобы лучше изолироваться от "генералов" (кроме,
разумеется Сматса), Ллойд Джордж поселился со своим маленьким
воинственным комитетом в небольшом домике, "где они заседают дважды в
день, все время обсуждая военные планы, хотя это вовсе не их, а мое дело;
маленькая группа политиков, совершенно несведущих в войне и ее нуждах,
пробует вести войну самостоятельно" (Робертсон). В апреле 1917 года
генералу Сматсу было предложено представить этой группе отшельников
свои соображения о том, как выиграть войну. Эти соображения сводились к
следующему: "Палестинская кампания богата весьма интересными
военными и даже политическими возможностями... остается обсудить
более важный и сложный вопрос западного фронта. Я всегда считал обузой...
  что британские военные силы были целиком связаны этим фронтом" (когда
давался этот совет, Россия гибла, переброска германских армий на западный
фронт предстояла в ближайшем будущем, и угроза этому фронту неожиданно
выросла до размеров смертельной опасности). Этот совет обеспечил Ллойд
Джорджа не достававшей ему высокой военной поддержкой (из Южной
Африки), и он немедленно послал от имени военного кабинета приказ
командующему английскими войсками в Египте начать наступление на
иерусалимском направлении. Генерал Муррей возразил, что его силы для
этого недостаточны, после чего он был смещен. Командование было
предложено генералу Сматсу, которого Ллойд Джордж считал "способным с
большой решительностью провести кампанию на этом участке".
  Сэр Вильям Робертсон одержал затем самую крупную победу в ходе всей
войны. Он лично побеседовал с генералом Сматсом, о военных способностях
которого судить было довольно трудно, поскольку он никогда не имел
возможности испытать их в тех мелких кампаниях, в которых он до тех пор
принимал участите. Зато его политические способности не подлежали
сомнению; он был осторожнейшим из людей, и не испытывал ни малейшего
желания обменять лондонские триумфы на риск поражения на поле брани,
что разрушило бы его политическую будущность в Южной Африке. Поэтому
после разговора с Робертсоном он ответил на предложение Ллойд Джорджа
отказом. Дальнейший ход событий показал, что фиаско на Ближнем Востоке
ему удалось бы избежать, но предвидеть это заранее было невозможно, и
таким образом еще один завоеватель прозевал возможность въехать в
Иерусалим на белом коне. Как известно, политики обычно очень ценят
подобные возможности, сколь бы комичными они иной раз ни
представлялись, и впоследствии генерал Сматс весьма сожалел о потерянных
шансах: "Вступить в Иерусалим! Какие это были бы воспоминания!". В то
время, однако, он заявил Ллойд Джорджу: "Я совершенно убежден, что в
настоящее время наше военное положение никак не допускает
наступательных операций для захвата Иерусалима и занятия Палестины".
  Ни этот неожиданный поворот генерала Сматса, ни развал в России и
возникшая угроза западному фронту не в состоянии были повлиять на Ллойд
Джорджа. В сентябре 1917 года он принял решение, что "войска,
необходимые для крупной кампании в Палестине, могут быть сняты с
западного фронта зимой 1917-I8 гг. и выполнить свою задачу в Палестине
вовремя, чтобы вернуться во Францию для начала активных действий
весной".
  Одному только Господу Богу удалось спасти соотечественников Ллойд
Джорджа от наказания за подобное решение. Выиграть мировую войну в
Палестине было невозможно, однако вполне возможно было проиграть ее во
Франции, и эта опасность в то время была весьма велика. Однако Ллойд
Джордж, оставленный даже Сматсом, все же сумел наконец получить
военную поддержку со стороны новой фигуры, спустившейся, как на крыльях,
на сцену, провозгласив лозунг о "зимней распутице", о чем будет речь ниже.
  Это был некий генерал сэр Генри Вильсон, наилучшим образом
охарактеризовавший себя сам во время поездки в Россию в составе военной
миссии в январе 1917 года: "Роскошный обед в министерстве иностранных
дел... на мне офицерский крест Почетного Легиона, звезда и цепь ордена
Бани, русские эполеты и серая каракулевая шапка, и в общем я был красавец-
мужчина. На обеде и на последующем приеме я произвел фурор. Я был много
выше ростом, чем великий князь Сергей, и, как мне сказали, я произвел во
всех отношениях отличное впечатление. Великолепно!" Этому субъекту,
самодовольно позировавшему на фоне русской тра