й крошки, внося
цветовое оживление. Он прошел по одной из  этих красных прожилок до калитки,
за которой  его ждал с  лошадьми  Костар. Они оседлали коней и поскакали  не
спеша по узкой дороге, уходившей в глубину гор.
     Утро было приятным. От залива тянуло  свежим ветерком, по мере  подъема
морская гладь все больше открывалась взору. Кони хорошо отдохнули, они легко
бежали, слегка гарцуя, по каменистой тропе, местами увлажненной сбегавшими с
гор  ручейками. Капли  брызгами повисали  и искрились  в  зеленых  кронах  и
бахроме листвы. Как всегда, когда  Луций хорошим ранним утром ощущал сильные
бока лошади, в нем поднимались  воспоминания о его молодости,  проведенной в
Бургляндии.  Он  чувствовал  себя  здесь вольнее,  а  все  интриги  казались
ничтожными.
     Они  ехали  вдоль  цепочки  маленьких  молочных  ферм,  виноградников и
сельских вилл. Здесь же находился и садик Ортнера; домик с голубыми ставнями
и плоской крышей с булыжниками на ней глядел на  них с южного склона. Грядки
располагались  террасами, на  которых  крепились  шпалеры. По бокам  прохода
сбегал двумя каскадами  ручей. Вся земля  и даже  пазы  в  каменной  кладке,
задерживавшей оползание террас, были  засажены цветами; грядки тянулись, как
полосы спектра, карабкаясь по  склону вверх. Гортензия,  помощница  Ортнера,
подвязывала лыком  тяжелые  виноградные лозы с  гроздьями,  закрепляя  их на
шпалерах. Поэта  не  было видно,  он  мог  сидеть  за  письменным столом или
трудиться в теплицах.
     Рядом работали каменщики, клали фундамент под ателье, которое Проконсул
распорядился  соорудить  для  Хальдера.  В  таком  месте художник  не  будет
испытывать недостатка ни в красках, ни  в перспективе. В  глубине проступали
контуры  Новой Академии  и  космической  обсерватории со сверкающим  зеленым
куполом  одной  из  самых  высоких  ее башен.  Это был  классический образец
первого электронного радиотелескопа и тем самым - новой космографии.  Но все
это давно уже стало историей.
     Дорога повернула от  домов в сторону ущелья. Только здесь по-настоящему
становился заметен пещерный характер горы. В некоторых местах отвесный склон
был  усеян  темными  отверстиями ходов, пробуравивших известняк. Стаи горных
ласточек  кружили, стремясь попасть в отверстия,  вход  в которые  закрывали
дикие заросли кустарника.  Ущелье  обезлюдело; во  времена  Великих  огневых
ударов  здесь царило большое оживление. Приплюснутым зданиям из стеклостали,
таким, как  Центральное ведомство и  другие уцелевшие  образчики черепашьего
стиля,  полностью соответствовала  подземная  жизнь в  пещерах и  лабиринтах
шахт. Пагос управлялся тогда Объединенным обществом по движимому  имуществу,
прорывшим  здесь  ходы лабиринтов  и  сгруппировавшим их в отдельные системы
катакомб, которые вели в глубь горного  массива. Известняк легко выбирался и
был в то  же время  достаточно упругим, не  обрушивался при создании больших
сводов.  Основание  Общества  по  движимому  имуществу было одним  из  самых
крупных дел того  времени,  сдача изрытой горы в аренду принесла неслыханные
барыши. Практически не было ни  одного предпринимателя,  не снявшего хотя бы
одного отсека, и ни  одной конторы, не  арендовавшей подземной галереи - кто
для хранения товара, а  кто  как  убежище  на случай военной угрозы. К этому
стоит  еще добавить  музейный  бум,  возрастающий,  когда  надвигается  тень
разрушения. Это  были времена владения двойной собственностью - подверженной
разрушению наверху и надежно укрытой в земле. В первую  очередь библиотеки и
архивы сумели таким образом уберечь  свои  богатства  от огня - сначала  они
прятали  там  копии,  дубликаты  и  фотограммы,  но вскоре отношение к  горе
изменилось и туда стали упрятывать оригиналы.
     Со времен Регентства,  установившего порядок на планете, все это отошло
в область  воспоминаний. Однако  как  каждый исторический этап отражается на
общественных институтах  и учреждениях,  так  случилось и тут. В  катакомбах
сохранились  специфические отрасли  коммунальных служб, которые сами по себе
тяготеют  к  подземному   царству.  В  других  же  ущельях  горного  массива
разместились  огромные картотеки и  хранилища реестровых книг,  уединившиеся
там  в  своей  замкнутой  пропыленной  жизни, отличающейся, однако,  большой
точностью и скрупулезностью, и превратившиеся в чистое эльдорадо бюрократии.
Здесь покоилась, подобно отдыхающему мозгу,  увоженная  в  папки память. Как
Координат-  ное   ведомство   обеспечило   себе  монополию  на  установление
местонахождения любого предмета по его форме, так и Центральный архив сделал
то же относительно  временных связей, узурпировав все, что называется "ходом
событий", -  без него оказывалось невозможным обойтись, едва возникал вопрос
о необходимости привлечения к делу архивных материалов. Как и в Координатном
ведомстве, даже и близко  не напоминавшем  старые патентные бюро, здесь тоже
царили  полная механизация  и  рафинированная автоматика,  когда требовалось
вызволить к жизни запыленные реестровые  книги. С тех  пор  как дух  времени
продал душу  материальному  миру  с  его  детерминизмом,  статистика  заняла
ведущее  место   как  в   практике,  так  и   в   теории.   Она   поставляла
основополагающие сведения даже историографии. Недавно Сернер  посвятил  этой
проблеме одно  из своих эссе:  в нем  прослеживался путь от полной свободы к
сдерживающей  эмоции  цифре   и  больше  всего  внимания  уделялось  истории
плебисцитов и политических заверений. Работа была  признана  удачным ходом в
шахматной борьбе, которая велась за оказание влияния на Центральный архив.
     Практически значение,  которое приобрело это учреждение,  зиждилось  на
совершенствовании методов машинной обработки поставляемых  сведений, с одной
стороны, и оперативности средств  связи - с другой. С молниеносной быстротой
открывался доступ к огромному запасу накопленных сведений. Каждый телефонный
звонок в лабиринты приводил там в движение сплетенную из чувствительных, как
ганглии,  узлов сеть.  Не существовало ни одной  газеты или биржи  труда, ни
одного  исследовательского центра,  фирмы  или  конторы,  в смете которых не
значились бы на  первом  месте консультации  Центрального  архива. Там можно
было  многое  узнать - не  только  по  поводу  разных  дел  и событий,  но и
касательно отдельных  личностей. По  этим причинам  ведомство причислялось к
тем, что жили по закону неприступных крепостей. И тем же оправдывалось еще и
то  обстоятельство,  что в самых верхних его эшелонах бюрократической власти
немалую  роль играли мавретанцы - они знали  толк в прикладной  статистике и
ценили  убедительность  ее  силы. В их руках  собранные  в  этих  поперечных
известняковых   траншеях   сведения  получали  свое  особое   толкование   и
применение.


     Дорога поднималась вверх. Они сошли  с коней, чтобы облегчить  животным
путь,  и  повели их  за собой, держа за поводья.  По  левую  руку  появились
предупредительные  сигналы:  они  вступили  на территорию,  где  под  землею
хранились   государственные   сокровища.   Казначейство   оказалось   вторым
ведомством,  оставшимся  на  Пагосе  и  имевшим  внутри  него  разветвленную
подземную  сеть, оно  подчинялось  исключительно  Проконсулу.  Проходы  сюда
преграждались  встроенными   в  скалу  редюитами  и  специально  подобранной
охраной. Эту службу  несли  резервные войсковые  части,  размещенные  вокруг
шале, а также курсанты Военной школы.
     Казна была двойной и отвечала по  своей структуре  проведенной Регентом
денежной реформе, которая, как все мероприятия тех дней, носила одновременно
как консерватив- ный, так и прогрессивный характер. Возвратом к старому было
введение  вновь  в  обращение золота  как меры  стоимости и покрытия эмиссии
банкнот.   Весь  оборот  денежной  массы  обеспечивался   золотым   запасом,
находившимся под присмотром Горного советника. С момента открытия Фортунио и
другими  новых эльдорадо проще  простого  было поддерживать  эти  запасы  на
должной высоте, разумеется,  получив  на то  "добро"  Регента.  К этому  еще
добавилась добыча золота из моря с помощью ауромагнитов.
     На   основе  расчетов  золотом   заключались  сделки  по   движимому  и
недвижимому имуществу; золото было мерой всему, что  зовется товаром. Новой,
прогрессивной стала энергетическая валюта: в основе ее лежали энергетические
мощности,  что  позволяло  выражать  ее  в цифрах  и определять  ее  курс по
отношению к золоту.  Ее базой было второе  валютное хранилище -  энергией, -
сравнимый  разве  что с подземными  кладовыми таких полезных ископаемых, как
уголь и нефть. Только энергобассейн представлял собой не залежи, а постоянно
функционирующие  плутониевые  мастерские.  Урановый  огонь,   неограниченное
применение которого  Регент сделал своей прерогативой, выступал здесь в роли
чисто  финансовой  и  рабочей  силы. Для  пользования энергией  была введена
разменная монета специальной формы.  Ее опускали  в  бесчисленные  автоматы,
подававшие  в  дома,   служебные   помещения  и  на  транспортные   средства
энергетические мощности,  которые можно было  обратить в свет,  силу, тепло,
движение  и  любой  другой вид  технической службы. К этому  добавлялось еще
общее  количество энергии, расходуемой  всеми  движущимися  и  недвижущимися
машинами на суше, море и в воздухе, находившимися как в общественном, так  и
в  личном пользовании. Энергия передавалась  излучателями  по ионизированным
каналам  и   измерялась  автоматами   до  того,   как   была   израсходована
потребителем.  Производство  энергии  составляло  социализированную  отрасль
экономики,  золотое  обращение  -  капиталистическую.  В  принципе  обе  они
являлись  аспектами  одного  и   того  же  процесса.  Товарное  производство
находилось практически полностью в руках частного сектора,  свободу которого
регулировал  государственный  сектор - производство  энергии. Таким образом,
экономическая  структура,  в  зависимости   от  того,  под  каким  углом  ее
рассматривать,   носила  явно  государственный  или  явно  свободно-рыночный
характер. Это  находило свое  выражение, как  уже было  сказано, и в  валюте
тоже.
     Что  касается  контроля, то  первоначально было  распределено так,  что
Проконсул осуществлял надзор за золотым запасом, а Ландфогт - за энергионом.
Недавно,  однако,   в   этой  взаимодоговоренности  произошли   существенные
изменения:  охрана  энергиона и обеспечение его  функционирования перешли  к
войскам. Это было главной заслугой вновь приступившего к своим  обязанностям
Патрона. За одну ночь достиг он той  цели, вокруг которой долгие годы кружил
Нишлаг,  ведя  безуспешные переговоры.  Тем  самым  Проконсул  контролировал
теперь   и  энергию.  Ландфогт   мог  противопоставить  этому  только   свою
популярность и  обратить  ее  в  серьезном случае  в  реальную силу,  вызвав
беспорядки. Тщетно  пытался  он  до сих  пор добиться  лич-  ного влияния на
рабочий  персонал  энергиона,  но  Патрон отбирал его лично  и с  предельной
тщательностью.


     Они  дошли  до  Мальпассо  -  темного  мрачного  ущелья,  обставленного
кипарисами и  перерезавшего дорогу. Узкое и  глубокое, оно уходило за гору и
вело к Кампо-Санто  Гелиополя  -  к  третьему  подземному  сооружению внутри
Пагоса, связанному с эпохой Великих огневых ударов.
     Возникшая  тогда  урановая  угроза   подорвала  доверие   не  только  к
надежности  и прочности городов и человеческого жилья, она также разрушила и
надежды на неприкосновенность могил как последнего пристанища на земле. Ведь
могилы, по сути, начало и  конец жизненных координат в системе универсума. И
осознание этого приняло мощный размах перед надвинувшейся смертью.
     Изменения  в  обрядах погребения  фиксируют  величайшие фазы  в истории
человечества, простая смена стилей по сравнению с этим эфемерное явление. До
Великих огневых ударов мертвых захоранивали в  земле, хотя уже начала  расти
секта тех,  кто предпочитал сожжение. Только позднее  в  этом  увидели  знак
надвигающейся эры уничтожения.
     При  виде разрушенных  кладбищ,  развороченных  могил  и  расплавленных
памятников поднялась  новая волна паники.  Оставшиеся  в  живых,  выбравшись
наверх  из  мрака  подземелья,  не  нашли ни крестов, ни  могильных  камней.
Земляной  покров  с   травой  и   цветами  -   символ  материнского  лона  -
отсутствовал. Обелисков - хранителей отцовского  начала - тоже  не было. Все
выжег огонь.
     Вот  в  те времена и  заложили  на  Пагосе некрополь,  в  тверди скалы,
превосходившей  по  надежности  даже  пирамиды. Обряд быстро  прижился, стал
повальным и оправдывал  себя. С  новой страстью  вспыхнувшее желание обрести
вечный  покой  согласно   старому  христианскому  обычаю  нашло  здесь  свое
осуществление. Так  ущелье  в восточной части Пагоса  стало местом  великого
паломничества мертвых. Вход  в это  царство  был торжественным, белые  скалы
устремлялись, словно мраморные колонны или трубы  органа,  в такую высь, где
пролетал  только орел.  Давно  иссякшие ледниковые  воды  образовали в скале
мощные монолиты. Словно самой природой  созданные обелиски  обрамляли вход в
долину мертвых, торжественно простиравшуюся в глубь горы.
     Обустроенные подъезды  к могильникам позволяли проникнуть в  необъятное
царство,  заселенное  умершими,  места захоронений которых  напоминали  соты
мрачного  улья.  От  часовен  и  наскальных  церквей,  в которых  свершались
траурные церемонии, разветвлялись дорожки к криптам и, конечно, колумбариям.
В  этом  находили  свое  отражение  вынужденная  теснота и  перенаселенность
последних  пристанищ  на  земле.  Стены  колумбария  были  выложены,  словно
мозаикой, мемориальными плитами с выгравированными  на них  именами и  двумя
датами.  Небольшое  углубление предназначалось  для святой  воды, часто  там
лежала  веточка  самшита.  Узкий  каменный  бортик  внизу  был  весь  покрыт
застывшим воском, капавшим на него со свечей, зажженных в память об умерших.
На родительскую и  в день  поминовения усопших в подземных  галереях  царило
оживление, словно в дни больших торжественных приемов.
     Луций любил  ходить  в такие  дни по  улицам  города  мертвых, сиявшего
тысячами поминальных  огней. Вот когда становилось очевидным, у кого из этих
тысяч  умерших  есть  еще  хоть одна душа, помнящая о нем: имя его  освещало
тогда  пламя  свечи.  Залы некрополя  в  скале  походили  на  своды огромной
каменной  библиотеки. Только названия на  корешках были освещены. А  за ними
покоились книги жизни, забытые быстротечным  временем,  но  не пропавшие для
вечности.
     В  обычные  дни едва ли когда забредал посетитель в заброшенные склепы,
дремавшие  в скале. Молчание  здесь казалось безмерным.  Не мерцала  ни одна
свеча,  и  только  тоненький  лучик  света,  словно  нить  Ариадны,  вел  по
лабиринту, освещая эту резиденцию  смерти  своим отблеском, не имеющим тени.
Но однажды  случалось так,  что  вдруг все  менялось, -  обнаруживалось, что
личность  давно умершего значительна  сама по себе. И тогда сразу появлялось
много света - словно сама скала воссияла ради него.
     Здесь были и  такие галереи, в которых мертвые лежали  по  рангу, в том
числе большой пантеон с великими блистательными именами  - пустынный  пышный
зал  с  золотом,  мрамором  и  множеством  статуй.  При  нем находился также
героон(1),  посвященный  памяти павших  героев, с  саркофагами  известных  и
останками  неизвестных воинов и  почетным залом,  украшенным трофеями. Среди
прочего   упоминания  достойны  еще  места   захоронения  членов  Орденов  и
конгрегации монашеских общин, сиротских приютов и ночлежек, а также братские
могилы - ---------------------------------------
     (1) Место культа умерших героев (греч.).
     неизвестных, погибших во время великих пожаров и наводнений.
     Огненные смерчи  вызвали наряду с массовой  паникой  еще и особые формы
поклонения  смерти.  Подобные  явления  наблюдаются всегда,  когда  в стране
начинается   поголовный  мор.  При   разрушительном   опустошении  восточных
провинций Германского рейха впервые столкнулись с эпидемией самоубийств. Они
повторялись  в чересполосице катастроф и политических  преследований  и даже
при  возникновении  нигилистических слухов. Вскоре как  результат  душевного
томления  в  ожидании  смерти  расцвели  многочисленные  секты,  такие,  как
"ПтицаФеникс", "Новораскольники" или "Маков цвет",  цель  которых состояла в
облегчении  и  идеализации  перехода в  загробный  мир.  В некоторых местах,
например на Кеосе, они даже пользовались поддержкой со стороны государства и
были по восстановлении порядка упразднены Регентом. С тех пор даже их склепы
опечатали.  Ходили  слухи,  что  там  хранятся  картины  и скульптуры  более
вольного и скабрезного  содержания, чем изображения на этрусских саркофагах.
Сохранились  даже  легенды о тех сатурналиях, которые праздновались  в  этих
местах. Подробности  о том  можно  было  найти в  маленьком  эссе  Фортунио,
взломавшего запретные сургучные печати и спускавшегося в склепы.
     Среди этих густозаселенных могильников выделялись мавзолеи аристократов
и богачей. Соотношение было таким же, как между фешенебельным районом вилл и
переполненными  городскими кварталами  улиц и  площадей. Классической формой
была  здесь часовня с  более или  менее богато украшенным алтарем и  ракой с
мощами предков.  К ней примыкали один или несколько  залов, в зависимости от
разветвленности  рода.  Одни поражали  обилием показного великолепия, другие
отличались простотой решения. Вошло в обычай отмечать здесь юбилейные даты и
семейные  праздники  -  скромно и  в  то  же время  возвышенно, отдавая дань
уважения  мертвым,  -  будь  то  помолвки,  клятвенные  обеты  или  вскрытие
завещания. Это  приводило  к тому, что в просторных  карьерах Пагоса  всегда
царила  жизнь -  связанная  не только  с  похоронными  процессиями, но  и  с
посетителями иного рода.
     По  вечерам  колокольный  звон возвещал о закрытии  ворот  некрополя. И
тогда  массы  посетителей начинали стекаться  из галерей и сводов подземного
царства к  проходам,  появляясь из подземелья на свет. Луций как-то стоял  в
такой час у входа и с удивлением наблюдал  за потоками людей, тянувшихся  от
порталов,  в  темных  провалах  которых  дрожал  в лучах  заходящего  солнца
курившийся фимиам.  Известно,  что при выходе из темноты  на  свет  на людей
нападает безудержная веселость, дикая жажда радостей жизни. Кармелиты Пагоса
заботились о том,  чтобы  на кладбищенских дорожках соблюдалось приличие. Их
Орден посвятил себя служению  усопшим,  заботы о которых они несли,  приходя
сюда  из  монастыря  и  скитов  отшельников.  Они  делали  все -  от  грубой
физической работы, выполняемой братьями-монахами в склепах и на  могилах, до
милосердия и отеческого утешения.  Жили монахи в пещерах в горе  по  строгим
канонам.  Они подливали  масла в лампады,  служили ночные мессы,  читали  из
Священного  писания,  поминали поименно  всех  усопших  и  совершали  ночные
обходы.
     Чтобы завершить эту мрачную главу, оглянемся еще раз назад: грандиозные
катастрофы  неотвратимо  сблизили  человека  со  смертью.  Он  познал ее как
неизбежность не только своей  собственной  судьбы, но и великих исторических
коллизий;  разум охватил канувшие в  века цивилизации  во всей  полифонии их
звучания,  изучив  историю их  гибели,  создал  из  них  единый  гармоничный
оркестр. Сильнейшим подспорьем стала для  него  археология, которая невольно
обращается   к  могилам   и   заставляет  человеческий   разум  воспринимать
поверхностный  слой земли как крышку необъятного и таинственного  саркофага.
Человек  проник  в   древние   пирамиды,  склепы   и  усыпальницы  монархов,
первобытные  пещеры  с  настенными росписями, канувшие в вечность  города  и
дворцы. И опять же невольно обнаружил для себя огромные  трофеи  именно там,
где  раньше  процветал  культ  смерти.