де. Патер  Феликс, тогда  еще под  другим именем, нашел  приют у этого
великого постника и богомольца  - не столько от тоски  по  жизни отшельника,
сколько, как гласила молва, ради того, чтобы научиться уходу за пчелами: это
искусство передается как опыт одного поколения другому.  Еще и сегодня  было
заметно,  что он сведущ в науках  и  прошел серьезную школу при их изучении,
предварившую его новую жизнь. Однако  научные понятия  уже  почти стерлись в
его  памяти  -  словно  выгоревшие  письмена  пергамента,  покрытого  новыми
знаками. Старые знаки, правда, порой проступали сквозь них, но несли на себе
печать иронии. Новый текст был проще старого. То же самое можно было сказать
и  о манерах  отшельника,  где  под  строгостью  простоты угадывалось знание
придворного этикета. И всегда чувствовалось  внутреннее тепло, исходившее от
патера.
     Он имел обыкновение  говорить, что обратился  к  отцу Северину за сущим
пустяком,  а  тот  одарил  его  несметным богатством. Возможно, что в  самом
начале общение  с лесным святошей,  презиравшим образование и культуру, было
не таким уж и простым. Старик рассорился со своим Орденом, однако настоял на
том, чтобы его ученик именно там получил посвящение в сан. Прошло много лет,
он умер,  и патер Феликс предал его тело земле на  вершине горы. Как и  все,
кто  жил  в  горах,  он достиг  весьма  почтенного  старческого  возраста  -
считалось, что такое долголетие объясняется  наряду  со  строгими  правилами
воздержания от излишеств в еде еще и потреблением меда.  Он запретил ставить
памятник и  делать  надпись  на  его  могиле,  поскольку не  любил  тех, кто
поклонялся  могилам.  Сильно   развитое   чувство  собственного  достоинства
сочеталось  в нем со стремлением  вытравить в себе  все личное. Оттого силы,
которыми он щедро одаривал других, свободно проходили сквозь него,  почти не
встречая  преград  и не платя  дани. "Я - отражение, и вечен будет свет, что
отражен во мне".
     Перед  смертью он по  старому обычаю  пасечников объявил народу о своей
замене.  Новый  патер  продолжил его  жизнь. Наверх  поднимались те же люди,
большей  частью простолюдины,  они  шли к  нему со  своими заботами,  своими
делами.  Однако   круг   его  посетителей  становился   все   шире,  к   ним
присоединились люди,  занимавшие ключевые позиции в духовной жизни  и борьбе
за власть, раздиравшей страну. Даже приверженцев  других культов и тех,  кто
вовсе стоял  вне  веры,  можно  было встретить у  него тоже. Для  каждого он
находил доброе слово. Он словно культурный побег, привитый на дичок по имени
отец Северин, продолжил его  дело. Луция  привел сюда  Ортнер, а тот посещал
его время от времени, так думали все, по поручению Проконсула.
     Патер облачился в платье из белой шерсти - оно было расцвечено пчелами,
запутавшимися в ворсистой ткани, и он осторожно стряхнул их рукой. Он принес
поднос, где  рядом со свежими  пчелиными сотами лежал  деревянный нож. Потом
достал белый хлеб и  бутылку  "веккьо".  Хлеб из пресного теста был  выпечен
плоскими лепешками, запекшимися от жара плиты кое-где коричневой корочкой. В
таком  виде  хлеб долго  сохранялся здесь  -  в  месте, удаленном от  любого
человеческого жилья.
     - Ну,  пей и ешь, ты наверняка  устал от подъема.  Это майский мед,  от
взятка, за которым пчелы спускаются вниз на липы.
     Патер сел рядом с ним и смотрел на него теплым взглядом. Луций похвалил
мед и спросил про апиарий.
     -  Я  доволен,  меда в  этом году будет много.  Ты  выпей,  вино  очень
хорошее. Мелитта принесла. Я заказал его для тебя.
     Он улыбнулся:
     - Как годы пробежали. Я окрестил девочку этим  именем, и  вот пришло ее
время,   пора  выходить   замуж.  Ты  защитил  малышку,  она  отплатит  тебе
благодарностью.
     Луций почувствовал, что краснеет. Патер похлопал его по руке.
     -  И  ты женишься. Может, даже скоро.  Ты не из  сословия  дающих  обет
безбрачия.
     Потом он опять сказал:
     -  Я  доволен,  мед  скоро начнет  капать  из  корзин.  И  похоже,  что
образуются новые сильные семьи.
     Они заговорили о  пчелах и их привычках.  Луций занимался  в  институте
Таубенхаймера в одном семинаре,  где изучали повадки общественных насекомых.
Там  считали,  что  молено  резко  повысить количество собираемого  меда,  и
рассматривали    передаваемую    по    наследству   практику   крестьян    и
пчеловодов-монахов как наносящую своего рода урон доходному делу. Патер знал
об этой школе, но все же придерживался заветов своего учителя отца Северина.
     - Они  основываются там на старой  мудрости, что человек -  мера вещей.
Это  один  из самых мощных лозунгов, прошедших через тысячелетия. Один немец
сказал примерно так же, только куда как скромнее: "С человеком рифмуется вся
природа". Очень  хорошо сказано, поскольку сразу возникает вопрос о том, кто
это сказал.
     Патер отпил у Луция глоток вина и озорно посмотрел на него:
     - Я лучше  расскажу  тебе  кое-что  о пчелах,  это гораздо  интереснее.
Хозяин, подходя вечером к ульям, чтобы разделить пчелиные семьи и пересадить
их в  новые, хорошо знает ту мудрость, которая заложена в этих существах,  и
соблюдает ее. Пчелы во  многом образец для нас - нужно только уметь понимать
это  правильно.  Человек вкладывает в  это понятие очень много своего, в том
числе и  от того несовершенства и  недостаточности, которые  заложены в  его
собственной  натуре. Он называет пчел трудолюбивыми. Один император западной
страны сделал  их символом своего  герба в тот переломный момент, когда труд
утратил свой первоначальный смысл.
     Он  показал  рукой  на  пчел-сборщиц,  которые  кружились,  жужжа,  над
тимьяном и камнеломками, и одобрительно кивнул, глядя на эту картину.
     -  Когда в  утренних  лучах солнца  раскрываются чашечки  цветов и  мои
пчелки  начинают  свой  трудовой день,  еще не  раздаются  ни звуки рожков в
казармах, ни свистки боцманских дудок на кораблях, ни вой  сирен, созывающих
рабочих на заводы  и фабрики. Зато слышно, как играет в многоярусных ячейках
сот мед, словно опьяненная нектаром музыка, рождающая  веселье и радость. Из
всех  доступных нам  зовов и  сигналов  она больше всего сродни колокольному
звону. Нет, трудовой день пчел работой в нашем смысле не исчерпывается.
     Да,  -  продолжал  патер, - мы можем поучиться у них, что такое работа.
Когда видишь, как ранним утром шагает  за волами  землепашец с голой грудью,
стоит  у наковальни кузнец, забрасывает в воду  сеть рыбак,  то  ощущаешь их
внутреннее блаженство,  естественное и неподкупное. И  в брожении базаров  и
городских  площадей  его  тоже можно ощутить.  В  этом внутреннем блаженстве
заключено  все  богатство мира,  словно  чистейшее золото, урожаи и  доход -
всего  лишь проценты с него. То же относится  и к государственной экономике:
благоволение  -  золотоносная  жила.  Тебе  стоит  задуматься  об  этом  при
исполнении  твоих обязанностей,  и  прежде  всего там,  где  служащие братья
подчинены тебе.
     Патер налил еще вина.
     - И поэтому  характер общественного  жития  пчел -  пугало,  выдуманное
человеком. Можно ли  говорить  о  социальных образованиях, если  внимательно
понаблюдать за пчелами? Они составляют  большую семью или скорее даже единый
организм. Бот тут  твой Друг Сернер на  верном пути. Люди считают,  что сама
природа отстранила рабочую пчелу от участия в продолжении рода и что в  этом
как бы про-  является ее жесточайшая  скаредность, даже  хищничество. Но это
означает  видеть только  часть  происходящего,  а  не  всю его совокупность.
Неделимая  раздельная  любовная  сила  живет внутри  самого улья. Это  четко
видно, когда пчел  охватывает беспокойство перед свадебным вылетом роя.  Все
они образуют в полете  одно тело,  которому  дает новую жизнь и формирует ее
одна сила. Все они получают свою  долю  блаженства - и они, и те, кто еще не
рожден.  Что по сравнению  с этим мимолетное  касание царицы-матки?  Ничто и
все. Оно ничтожно мало, если  рассматривать его в отрыве от  целого,  только
как  смертоносный  контакт с  вечностью. Но насколько значительным предстает
оно, если видеть в нем символ свершения любви, осуществленной за всех. Так и
проповедник на тайной вечере берет в руки чашу одну за всех.
     Монах помолчал какое-то время, потом так закончил свои рассуждения:
     - Да, мы можем  многому научиться у пчел  - тут и то, как они  собирают
цветочные  богатства, как  делают запасы  того,  что  бренно. Цветы  подобны
мгновениям жизни,  из  которых мы  извлекаем субстанцию  вечности, подлинную
амброзию древних  старцев, дающую  им бессмертие. Однако прожитая  так жизнь
приносит  и преходящую  пользу.  Это ты  можешь  видеть  по тому, что только
цветок, познавший касание, приносит плод.
     Луций задумался над этими словами.  Он почувствовал, что кое-что в  них
адресовано  персонально ему. В знойном дневном воздухе гудение пчел все  еще
звучало  как  густая  органная  музыка.  В  серебристой  зелени  чертополоха
деловито шуршали обреченные  на  безбрачие рабочие пчелы, шустрые добытчицы,
вспыхивавшие на солнце, словно драгоценности. Он сказал:
     - Но ведь про них рассказывают и много ужасного.
     Патер улыбнулся.
     -  Ты говоришь  о процессах  в  жизни пчел, которые  именуют кровавыми:
смерть царицы-матки,  борьбу  двух самок,  избиение  трутней. Но  и  тут  мы
обманываемся в том, что видим, - мы очеловечиваем  пчел. Мы  не  отдаем себе
отчета, насколько пчелиный рой - единый биологический организм. Если  он для
своего  блага исторгает из себя в определенный момент трутней, так это то же
самое, как у ребенка выпадают молочные зубы. Пчелы следуют своему природному
закону. Человек же, глядя  на их действия, видит в них  зло, которое сидит в
нем   самом.  Так,  избиение  трутней   воспринимается  как  старый  образец
государственной меры и всех  тех учений, в  которых  человек рассматривается
как  политизированное  животное. Против этого есть  серьезное  возражение  -
человеку дан разум, а с ним и понимание вины. И  поэтому закон видится ему в
ином свете.
     -  Тогда нужно признать,  что  убийства,  войны,  варфоломеевские  ночи
находятся  вне  Божьего  плана   и  что  историю  нужно  понимать  как  цепь
прегрешений  против  миропорядка? Это  трудно  сделать,  если  посмотреть на
человека с звериным оскалом его зубов и острыми когтями и задуматься над той
ситуацией и временем, в которое мы появились на свет.
     Старец ласково кивнул ему.
     - О, ты очень торопишься,  Луций.  Но я  отвечу тебе. Убийства,  войны,
жестокости не находятся вне плана, потому что из того, что су- ществует, нет
ничего, что было бы вне  Божьего плана. Однако они находятся вне закона. И в
этом смысле история действительно  представляет  собой цепь прегрешений и не
прерывается  только благодаря  акту  милосердия.  Это великая  тема  Ветхого
завета.
     И   в   таких   образованиях,   как   государства,   есть   безусловная
необходимость, но только  где понимание, там  и  вина. Поэтому  одно и то же
деяние  может одновременно  быть  безусловно необходимым  и  виновным  перед
законом.  Для  покрытия  этого  разрыва,  уничтожившего  бы  нас как  высшее
творение, существует жертвенный оброк. Это тема Нового завета.
     Жертва может быть принесена задним числом, тогда она явится покаянием и
искуплением.  Но жертвоприношение может и предшествовать деянию, мы отделяем
от нашего зова о помощи долю  во  славу  Бога. И  она  тысячекратно и  вечно
платит свою дань. Эта доля может быть ничтожно малой, но она может и вобрать
в себя всю  нашу  земную жизнь. Удивительно то, что жертва принимает на себя
содеянное нами. И значит, мы, скромные отшельники, можем кое-что сделать для
спасения мира.


     Поднялся  легкий  ветерок   и  донес  терпкий  запах  тимьяна  и  диких
гиацинтов. Чувствовалось также, что он пронесся по  напоенным жаром зарослям
терновника, где запах смолы смешался с ароматом цветов.
     По южному небосклону проплыла одна из  самых больших ракет Регента. Идя
в  направлении города,  она  замедлила  свой  ход,  прежде  чем  вошла в его
воздушное пространство, промелькнула  кометой над  горами, была еще  недолго
видна в ярких  лучах солнца и потом плавно опустилась на морской ракетодром.
Луций засек время. Час  и тип корабля были  необычными; речь,  без сомнения,
шла о разведывательном задании, связанном с беспокойствами в городе. Все уже
давно оставили надежды на активное вмешательство Регента или хотя бы  на то,
что  он  выступит в роли  третейского судьи  при  разрешении  конфликта;  он
придерживался тактики  простого наблюдения. Складывалось  впечатление, будто
собирается  материал для  некой удаленной от этих мест  канцелярии,  папками
которой  заведовал, соблюдая правила  научной статистики и следуя заоблачным
указаниям, невидимый ученый. Единственная  прерогатива, оставленная Регентом
за  собой,   касалась  сохранности  регалий,   таких,   как   голубой  цвет,
командование тяжелым  оружием, использование  определенных  портов и опорных
пунктов. На все это было наложено исключительное право, о котором  постоянно
помнили   конфликтующие   стороны.   Появления  голубых  кораблей   для  его
поддержания не требовалось. Во всем  остальном  Регент держался в стороне, и
его решения оставались неизвестными.
     Патер Феликс тем  временем убрал все со стола и вышел из скита с медным
кофейником в руках. Он налил кофе и  сел опять рядом  с Луцием, взяв  его за
руку.
     - Я много  наговорил тут тебе,  становишься болтливым  от  одиночества.
Расскажи теперь ты, что тебя занимает.
     Луций описал, как прошло занятие семинара, в котором он принял участие,
и то  несогласие,  что выявилось между  Патроном  и  Руландом. Патер  слушал
внимательно, время от времени прерывая его то одним, то другим вопросом.
     - Я не могу сказать, что генерал так уж во всем  не  прав  - есть более
удачные  способы  воспитания  благородства,   чем   рассуждения  и   теории.
Морально-богословские  наставления слишком легко ведут к  голой казуистике в
стиле Эскобара. Молодые люди, воспитанные таким образом,  похожи  на воинов,
которых  обучают по книгам и на  макетах. Только в  бою проверяется истинное
качество подготовки. Не беспокойся о  своих учениках, Луций. За этим  столом
уже сидел не один из них. Я знаю их и  то, что их гнетет. Это хорошо, что вы
думаете  о них. Наверняка они вбирают в  себя -  даже  из  ваших  сомнений -
только  одно  хорошее,  к  тому  же  гораздо  больше,  чем  из  тех   строго
предписанных знаний, которые вы им даете. Человек меньше хочет быть понятым,
чем уважаемым  за то,  что есть в нем непонятого. На этой благодатной  почве
должны вы  взращивать, подобно  садовнику, лучшие побеги. Во всем  остальном
положитесь на Бога.
     Он еще добавил:
     -  Вы придерживаетесь строгости в воспитании,  и это хорошо.  Однако не
надо  возводить  инструкцию  в  абсолют,  иначе  вы потерпите крах  в  своих
начинаниях. Не замутняйте истоков души.
     Они помолчали.  Лицо  монаха оживилось. Стая журавлей пролетела над  их
головами. Птицы  устремились  перед началом засушливого периода  к  огромным
болотам  в  глубинке.  Луций подумал, что  ему пора возвращаться,  -  Горный
советник  любил, как все  софисты,  пунктуальность. При  этом  он вспомнил о
записке, лежавшей у него в планшете.
     - Горный советник набросал проект программы, которую он хочет предложит
ь Прокон- суду. Если я его правильно понял, он стремится при помощи политики
рождаемости  добиться  как смягчения  конкуренции,  так  и воспрепятствовать
возникновению  войн.  Он  хочет  привести  численность  населения в разумное
соответствие  с  числом наследуемых  земельных  долей и тем  самым  помешать
профилактически   дальнейшему   делению  земельных   наделов   и   появлению
пролетариев.  И  мы   будем   тогда   плыть  по  жизни,  как   на  роскошном
комфортабельном корабле, где нет неудобных мест.
     Патер кивнул:
     - Да, и неродившиеся оплатят расходы нашего комфортного плавания. "Il y
a toujours quelqu'un qui paie"(1). Это непреложная истина,  всегда лежащая в
основе любого комфорта, и ее  не  в силах  искоренить  ни один,  даже  самый
утонченный, проект.
     Потом - очень серьезно - он добавил:
     -   Горный  советник  затронул  тут,  собственно,  один  важный  пункт.
Чувствуется  влияние  Нигромонтана,  выславшего  своих  учеников  на  поиски
философского камня. И ты, Луций, учился  у него, как и Фортунио, и Диакон, и
другие. Я хочу сказать тебе, что я об этом думаю.
     Зачатие всегда связано с грехом и потому множит зло этого мира. Поэтому
достойно похвалы любое воздержание. Но ложен и путь, когда  вынашивают планы
по численности  рода человеческого, будь то  ограничение  рождаемости или ее
увеличение  с  целью  достижения  численного превосходства. Уже  сама  мысль
приводит  того,  кто  так думает, в  общество  дурных людей,  вроде  доктора
Мертенса,  который  замышляет  нечто  подобное   у  себя   в   Координат-  -
---------------------------------------
     (1) "Всегда есть кто-то, кто платит" (фр.).
     ном ведомстве и на Кастельмарино.  Это путь, который шаг за шагом ведет
к обдуманному умерщвлению и полному триумфу их основанной на расчете теории.
Князь не пойдет на это.
     И  за  голыми  цифрами  скрываются  законы,  не  подвластные  ни  одной
статистике.  Подумай о том поразительном объяснении, которое позднее получил
прирост населения в XIX и XX веках.
     Правда, счастье людское всегда покоится на самоотверженности избранных,
как  то можно видеть на примере пчел. Только  в человеческом мире, где царит
свобода, духовный простор  определяется жертвенностью, а  не  планированием.
Цель - обратить физическую плодовитость в метафизическую.
     С давних пор  про монахов и монастыри говорили  много плохого.  Однако,
если посмотреть,  времена процветания  монастырей были также часто временами
счастья и длительного мира для  всех. Идея  уединиться в келье,  несмотря на
ослабляющую ее  недостаточность, ради  того чтобы нести  там,  как  одинокий
страж,  службу во  имя спасения всех, остается  великой идеей.  И пока горит
этот свет,  никогда не  наступит  полного  мрака. Хорошо, что  Проконсул  не
остается глух к уединенным затворникам. Ведь и скиту здесь он тоже оказывает
свое покровительство.
     Луций рассказал  еще о симпозиуме в вольере и попытался обрисовать, что
привлекло его  и его друзей в печатных трудах, рукописях  и  словах Сернера.
Патер внимательно слушал, задавая порой вопросы.
     - Так я себе  eго и представлял. Похоже, что он приближается к истине с
противоположного  в  сравнения с Руландом  конце. Ты  говоришь, он предается
время от времени пьянству?
     Он замолчал, задумался о незнакомом ему человеке. Потом добавил:
     - Когда дух  поднимается на высшие ступени, он  невольно оказывается на
подступах  к  истине.  Это  случается  даже  тогда,  когда  он  действует  в
ограниченном пределе научного познания. Все пути ведут к одной  вершине. Там
кончается познание, и на место  его приходит почитание. Самый последний ключ
разумения нельзя выдумать из головы.
     Дух постигает небесную обитель смерть поправшего Его же светом и  может
описать ее, не  затрагивая первоосновы. Нигромонтан, возможно, сильнейший из
тех, кто стоит вне стен этой  обители. Он - Князь магов. Что  удерживает их,
не  давая  им войти? Сокрыть  истинный путь может  в том  числе и умственное
богатство.
     Монах  умиротворяюще  коснулся  руки  Луция.  Он  знал, что  его  гость
чувствителен во всем, что касалось его старого учителя.
     - Может, Сернер придет сюда как-нибудь с тобой? Однако дождись, пока он
сам не заговорит об этом.
     Тени стали  длиннее и окрасили ущелье в  синий  цвет.  Красные и желтые
цветы  заиграли  ярче,  словно  вечер  зажег  их  новым  светом.  Колокольцы
горечавки  закрылись.  Полеты пчел  стали  реже. Уже отважились появиться из
щелей скита летучие мыш