"Je,  n'ai pas encore
trouve  ma formule"(1)-  вот  одно из его изречений. Самые  высшие  из  этих
формул должны были, подобно философскому камню, раскрывать тайну универсума.
     -  Он  искал  главный  ключ,  -  сказал  Луций.   -  Но  не  должна  ли
чудодейственная трава - ---------------------------------------
     (1) "Я еще не нашел своей формулы" (фр.).
     высшей формулы оказаться в таком случае непременно смертельной? И тогда
придется  решиться  на  то, чтобы оставить свое  тело как  дань, если хочешь
преступить высшую черту.
     Будур Пери кивнула.
     -  В этом,  по-видимому, смысл  вашей тайной  вечери.  Антонио, однако,
всегда  оставался  в  разуме,  его  фантазии  не  уводили  его в  абсолютное
пространство.  Он  придерживался  своего  дневника,  другими словами,  таких
полетов,  которые можно описать.  Для него существовали запретные врата,  он
опасался их. Он знал, какова максимальная  доза, и всегда придерживался ее в
своих экспериментах, действуя наверняка.
     Она спустила с колен  Аламута, встала и быстро  убрала все  бутылочки и
жмыхи.
     - Вот один  такой ключ, воспользоваться которым Антонио не решался.  Он
очень радовался этой находке.
     Она подала Луцию  зеленый футляр, скорее всего сделанный самим Антонио.
Венок  из  листьев  конопли  и лавра  обвивал  арабское  слово  "эликсир"  -
прекрасно выполненное тиснение на  коже. Луций с осторожностью открыл запор.
Он увидел крошечную колбочку и маленький свиток, исписанный мелким почерком.
     Он  принес из своей комнаты лупу, чтобы  для начала рассмотреть свиток,
вверху которого он увидел начертанные, очевидно, старческой  рукой формулы и
знаки. Затем шли записи, сделанные рукой Антонио.


     "Эликсир.  Приобрел из  надежного источника  через  алхимика  по  имени
Фортунио. Утверждают, что этот в  высшей степени эффек- тивный  экстракт был
известен еще  эвмолпидам, древним потомственным  жрецам  Элевсина. Доказано,
что он способствует чудесам мангового дерева, используемого и по сей день на
моей родине. Действие  заключается в  том, что потребление его  в одинаковой
степени  усиливает как интуитивные, так и суггестивные силы, а значит, ведет
в мир образов только через силу духа. Маг, у которого  цветет  и  плодоносит
манговое  дерево, пребывает  в  эпицентре  ауры,  рождающей  мистерии.  Даже
находясь в состоянии покоя и оцепенения, маг вызывает появление образов, те,
множась, сменяют друг друга.
     Если Фортунио правильно истолковал знаки,  в эликсире объединяются силы
конопли и лаврового дерева. Экстракт конопли - с давних пор известный ключ к
миру грез,  он открывает иные залы,  чем маковый сок,  они  требуют большего
мужества.  Дух жующего  опиум возбуждается:  образы  входят в него  и как бы
оставляют свой след на девственно-чистом  листе. Конопля  же выманивает его,
вытягивает своими  петлями  в  мир  грез. Именно этой мощной  активностью  и
объясняется  то,  что  при превышении  максимальной  дозы  наступает  угроза
буйного  помешательства  и  безумия,  в  то время  как  маковый  сок  просто
усыпляет.
     Лавр,  напротив,  таит  в  себе  силы, дающие отпор угрозе  гибели.  Он
исцеляет от чувства  вины  за совершенное нагилие. Аполлон возложил его себе
на голову  после  того,  как  убил лавровой ветвью  дракона Пифона. Лавровое
дерево   выросло   на  месте  зарытых  Орестом   жертвенных  даров  в   знак
свидетельства погашения вины, возложенной на него Геей.
     То  же подтверждает и алхимия, то есть подлинная  философская химия. По
ней,  курение лавра и  лавровые  эссенции  приводят  к световому экстазу при
галлюцинациях. Даже в суетных делах находят отражение его чудесные  свойства
-  так,  в  жарких  странах  мясные лавки  и  морги  мажут  лавровым маслом,
отгоняющим паразитирующих  тварей. Великие символы лавра проникают повсюду -
действие их можно наблюдать от оккультных до пронизанных божественным светом
сфер, но только посвященному  откроется эта  взаимосвязь.  Подробности можно
найти в моем дневнике.
     Фортунио  назвал  эликсир  в  высшей   степени  опасным,  поскольку  он
объединяет в себе радикальные силы с абсолютными. Испытание на прочность при
сгибании  может  выдержать только  первоклассный  лук. Знаки Орла  и Змеи  в
исходной формуле  указывают на его алхимические  свойства.  Из претендентов,
желающих подвергнуться испытанию, исключаются поэтому многие, и прежде всего
те, у кого нет веры".
     Под этим стояла запись более позднего времени:
     "Awertimento(1). С восхода солнца не принимать пищи, вечером три капли,
лучше  всего  с китайским чаем.  Фармакологическое  воздействие  наступает с
оживления  мыслей, за  ним  следует  эффект  конопли,  доводящий до  высшего
экстаза. Тот, кому удастся преодолеть нарастающее  по спирали удушье,  будет
увенчан победным лавром".
     Луций  свернул папирусный свиток и занялся изучением колбочки. Она была
наполнена - ---------------------------------------
     (1) Предостережение (итал.).
     темно-зеленой эссенцией, отливавшей, как многие растительные экстракты,
пурпуром,  когда  их пронизывает свет. Он  осторожно поместил  ее  обратно в
футляр.
     - Все  это  подогревает во мне интерес  к дневнику. Он может  оказаться
духовным  противовесом  красочным   описаниям  Фортунио  своих  путешествий.
Странно,  что это имя  всегда всплывает,  как  только  намечаются  достойные
находки. Он самый великий изыскатель, вышедший из школы учителя.
     Луций обратился к Будур Пери:
     - Это то рискованное приключение, которого я жажду.
     Она  посмотрела   на   него,  как  на   того,  кто  собрался  выйти  на
гладиаторскую арену и чья судьба ей не безразлична.
     -  Лучше  оградить себя от этих попыток,  послушавшись Антонио,  как от
яда, которого надо бояться под страхом смерти, даже если  и владеешь им, что
уже внушает чувство уверенности. Именно поэтому я и вверяю этот футляр  вам.
Более надежные руки мне трудно себе представить.
     Луций внимательно посмотрел на нее, словно открыл в ней нечто новое.
     -  Бы  скорее  подбадриваете   меня.  Похоже,  вы  не  отступите  перед
рискованным шагом. Эта черта нравится мне.
     Она улыбнулась.
     -  Вполне  возможно, что и  у меня есть  своя  обратная сторона, как  у
Антонио,  о тайне которого вы не  догадывались. Вы считаете меня трусихой, и
по  праву - физическая угроза  внушает мне  неописуемый страх. Но,  может, я
окажусь мужественной в том, что касается духовных испытаний.
     - Тогда я приглашаю вас пойти дорогой  на Элевсин(1), как то сулит  нам
эликсир Антонио.
     - В вашем обществе я могу решиться на это.
     Он взял футлярчик и запер его в бронированной комнате.


     Донна  Эмилия взяла  Будур Пери  под свое покровительство и  все  время
деловито заходила и выходила от нее. Она приносила цветы,  фрукты,  газеты и
следила за тем, чтобы та ела строго по часам и обильно, как на корабле.
     С грустью наблюдала она, как  Будур, прежде  всего из-за  Антонио,  все
больше впадала в глубокую меланхолию.
     - Вы должны хоть немножко уделять внимания фройляйн Пери, чтобы  она не
чувствовала себя здесь как в темнице. Нужно развеселить ее.
     Луций поддакивал ей с внутренним сопротивлением. Впервые  он чувствовал
себя в каком-то раздвоенном положении, как бы выбитым из привычной колеи, не
прикрытым  ни с  какой  стороны.  Поэтому  он стремился  по  возможности  не
замечать  присутствия этой  женщины  из другой  части города, как игнорируют
некую  погрешность в  отлаженной  жизни,  которую не  хочется признавать.  С
другой  стороны, он  не  мог отрицать, что племянница Антонио  внесла  в его
жизнь  нечто новое, что при том политическом напряжении, в котором находился
город, все больше затягивало его. Выхода, казалось, не было никакого. Вскоре
его - ---------------------------------------
     (1)  Древнегреческий  город  со  знаменитым  святилищем  мистериального
культа, связанный так называемой Священной дорогой с Афинами.
     мимолетные визиты стали все чаще и все продолжительнее.
     Теперь  он  крайне  редко  появлялся внизу за  круглым столом, где  все
считали, что он занят подготовкой операции. Кроме того, там было не принято,
как и вообще  в штабе Проконсула, задумываться над тем, кто из них чем занят
во внеслужебное время. К вольеру это относилось в еще большей степени.
     Луций временами  задавал  себе  вопрос, вышла  ли  его тайна наружу, за
пределы домашнего  круга. Но, пожалуй, в это  беспокойное время следы вскоре
сами собой  затеряются. Он только  отказался  от намерения еще раз навестить
доктора  Беккера,  и  одно  странное  предупреждение  укрепило  его  в  этой
осторожности. Вскоре  после  переезда к нему Будур Пери  в его  личной почте
вдруг оказалось письмо неизвестного происхождения - обыкновенная записка без
адреса  и  даты,  даже  без подписи. Сообщение ограничивалось  одной фразой:
"Антонио Пери  со вчерашнего  дня  переведен  на  Кастельмарино  в  институт
доктора Мертенса".
     Почерк  имитировал  печатные буквы.  Луций  долго ломал голову над этим
посланием. Оно  могло  прийти  как  с дружеской  стороны,  так  и  оказаться
западней.  Вполне возможно, что дело  тут  не обошлось  без  мавретанцев. Во
всяком   случае,   следовало  соблюдать  осторожность,  поскольку   известие
указывало на  некую незнакомую  инстанцию,  занимавшуюся им и его  связями с
семьей Пери.
     Еще  одно обстоятельство придавало вес этому листку бумаги. В  процессе
подготовки операции на Виньо-дель-Мар было организовано усиленное наблюдение
за  Кастелетто, руководил им Калькар.  Луций прочитал в  утреннем донесении,
что действительно накануне  с башни  была  замечена  переправа единственного
заключенного на остров. Казалось, в этом не было ничего необычного, особенно
для   этих    недель,   однако   содержание   обеих   корреспонденции   было
примечательным. Инфрафотоснимки, приложенные к донесению, показывали лодку и
ее причаливание  к  берегу;  просматривалась только  одна  тень,  окруженная
вооруженной охраной.
     Луций не хотел пугать Будур Пери такими  подробностями. Он только  счел
необходимым  намекнуть, что Антонио предположительно находится  на положении
особого узника Ландфогта в темницах Кастелетто. По сравнению с лагерями, где
не утихала расправа  над  пленниками, это  было  даже скорее  улучшением его
положения. Главное  было не упоминать  при  ней  Токсикологический институт,
вокруг которого ходили темные и зловещие слухи.
     Тем временем Луцию удалось спасти и перенести с помощью Костара с улицы
Митры не только часть  специальной  библиотеки  Антонио,  но  и разрозненные
страницы  его  дневника,  и  в  свободное  время  он занимался  просмотром и
приведением   в  порядок   спасенных   рукописей,  несших   на   себе  следы
разрушительного  вандализма. Он составил  вместе  с Будур перечень спасенных
листов,  позволивший  им  определить состав  и  размеры библиотеки. В центре
внимания находились великие умы и вдохновители XIX столетия: Де Куинси(1), -
---------------------------------------
     (1)   Де  Куинси  (1785-1859)   -  английский  писатель,  изобразил   в
автобиографической   повести    "Исповедь    англичанина-опиомана"    (1822)
наркотические видения.
     Э.Т. Гофман, По и Бодлер. Однако среди  печатных  изданий  были и  куда
более древние - книги о  свойствах трав, труды чернокнижников  и демонологии
средневекового мира. Часть из них была выполнена  на  старинном пергаменте и
сосредоточилась  вокруг имен Альберта Магнуса, Раймунда  Луллия(1) и Агриппы
фон  Неттесхайма(2), чей  труд "De Vanitate Scientiarum"(3)  был представлен
как в лионском, так и в к„льнском издании.  Тут же находились огромный
фолиант Виеруса "De Praestigiis Daemonum"(4) и компиляция доктора Веккеруса,
изданные  в  Базеле  в  1582 году.  Не  забыт был и "Кодекс ведьм  " того же
автора, переплетенный вместе с книжонкой Зигфрида Томаса о бесовском порошке
колдунов и  колдуний.  Особым  изяществом  отличался  изданный  в Амстердаме
французский перевод  "Мира  магии"  Бальтазара Беккера  в  четырех  томах, и
ценность  каждого  из   них   значительно  повышалась  благодаря  поблекшему
автографу древнего теолога.
     В лучшем состоянии  оказались редкие произведения  изящной словесности,
разрабатывавшие тему  Антонио большей частью в экзотическом духе или в стиле
поэтов, пользовавшихся дурной репутацией. К ним относились эссе Мопассана об
эфире наряду с различными другими работами, написанными во славу чая, кофе и
вина. Все они носили следы частого чтения.
     - ---------------------------------------
     (1) Раймунд  Луллий  (ок.  1235 - ок.  1315)  -  каталанский философ  и
богослов, крупнейший знаток иудейской и мусульманской теологии.
     (2) Агриппа  фон Неттесхайм  (1486-1535)  -  немецкий  врач  и философ,
представитель каббалистической натурфилософии.
     (3) "О тщетности знаний" (лат.).
     (4) "О демоническом обмане" (лат.).
     Самым значительным  из них был, пожалуй, труд "Fumeurs d'Opium"(1) Жюля
Буасьера, в  желтой  обложке,  написанный около  1890 года  и  переплетенный
Антонио с благоговением и любовью. Луций  брал книжечку с собой на остров  и
читал  ее,  пока  плыл морем. Дух автора привлекал  его чудесным совмещением
ясности  ума  с эйфорической  мечтательностью. Так бывало, когда сильные умы
Запада вбирали  в себя менталитет далекого от них Востока, но и то,  если на
короткое время.
     Третья  часть  библиотеки  касалась методик,  разработанных  химиками и
фармакологами XIX и XX столетий. Но здесь, похоже, не  хватало очень многого
- то ли среди мародеров оказался любитель этого дела, то ли  поняли ценность
этих  книг  как товара.  Уцелело лишь руководство  по  изготовлению духов  и
эссенций,  огромный  старинный  кирпич гейдельбергских психологов о действии
мескала,  спирта из агавы, и работа  Хофмана-Ботмингена о  галлюцинациях под
воздействием спорыньи. Похоже, имелся еще этнографический отдел, от которого
сохранилось  только  опубликованное  в 1923  году сообщение Сиднея Пауэлса с
Цейлона о спящих  среди цветов  в  садах неземной красоты и воссоединяющихся
под  присмотром  священнослужителя  в брачном  союзе.  Все это было, судя по
пометкам на  полях и вложенным  в  текст запискам, тщательно  проштудировано
Антонио и систематизировано.


     Если  собрание книг  можно было сравнить с  географическими  картами  и
морскими    путеводителями,   то    дневник    уже    содержал   свиде-    -
---------------------------------------
     (1) "Курильщики опиума" (фр.).
     тельства путешествий и экспедиций. Порой казалось, что текст  писался в
корабельной каюте при сильной качке, а потом вдруг строчки бежали ровненько,
как волны, напоминая запись сейсмографа. Они передавали бег образов и мыслей
во  всех  фазах  покоя и возбуждения,  словно  зеркало,  которое  то  быстро
вращается вокруг  своей оси, то  замедленно. И то  искажает  или увеличивает
изображение,  а  то вдруг  уменьшает  бесконечно  большой  мир  до маленькой
модели.
     Луций, приведя в порядок разрозненные листы, стал искать записи о лавре
и  эйфории,  которую  он  вызывает,   но,  похоже,  они  составили  один  из
многочисленных пробелов в  записях,  охватывавших  тридцатилетний  временной
отрезок.
     Кто бы мог ожидать таких  авантюр от  этого тихого человека, скромно  и
прилежно  сидевшего в шапочке в  своей  мастерской? И  это тоже  был один из
способов,  как  можно прожить  жизнь -  медленно,  но  с наслаждением сжигая
собственную субстанцию. Космические богатства, как по артериям, устремлялись
в  келью затворника. Капли падали, преодолевая  высокую преграду, в бездну и
приводили в движение маховик духа. Они рождали узоры  в ковре жизни, ставили
препоны на  пути  последних, смертельных  мистерий.  Ничто не могло нарушить
святости этого одиночества.
     Он,  Луций,  чувствовал,  правда,  что его больше влечет Фортунио.  Тот
искал  клады  и  приключения  по  ту  сторону  Гесперид и в  местах  крайней
удаленности. И там  тоже царило  одиночество. Но триумф  исходил  скорее  от
сердца,  чем от  разума.  Это были  последние  странники-одиночки, последние
плоды на древнем родословном древе героев. Они возвращались, соединив начало
и  конец, назад,  в  свои  мифы.  В  таких  духах  находили  свое завершение
устремления готов-исследователей и открывателей. Могущество воли угасало. На
смену ей пришли  богатство,  роскошь и излишества.  Однако  было еще заметно
фаустовское начало, особенно  там,  где  оно сходилось  в  конечной  цели  с
искусством магов.
     Если посмотреть на вге с философской точки  зрения, они  ушли  вперед в
земном  бытии и  в мире  вещей,  а Антонио  шел  путем  духовного  познания.
Нигромонтан,  правда, учил, что оба  пути пересекаются на плоскости и рисуют
на ней общие фигуры.
     Дневник тоже явился  темой первых  продолжительных  бесед с Будур Пери,
которая  видела различие в  понимании  Луция и  Антонио  прежде  всего в  их
происхождении.  Она  имела в  виду, что здесь сказывается не только  разница
между Западом и Востоком, но одновременно и разница в положении по отношению
к власти.  Луций  принадлежал  к  завоевателям  мира, отсюда  тот  голод  на
пространство,  жажда больших расстояний.  Антонио, напротив,  причислялся  к
клану угнетенных на этой земле и был в качестве такового обречен на скрытые,
в  тайне  творимые услады,  в  которых  побежденный  находит  себе  убежище.
Существует равновесие между пространством и временем, и тот, кто проигрывает
в  пространстве,  стремится к компенсации во времени.  И Антонио стремился к
тому же  в лабиринтах грез. Еще Де Куинси  говорил о вечности, которой можно
достичь, погрузившись в опьяняющий дурман.
     Луций вскоре  полюбил  разговоры  с  Будур Пери,  он  стремился к  ним,
отдыхая в них ду- шой. Открытие нового человека всегда будет  самым  великим
приключением,  особенно  если оно  совпадает с  душевным  кризисом.  В  этой
женщине его  изумляло  присутствие  двух начал - смешение мужских  и женских
талантов. Мужским  был ее ум  - быстрый и свободный, как клинок, который она
скрещивала  con   amore(1).   Но  к  этому  прибавлялась   еще  своеобразная
душевность, не свойственная мужчинам. Так и  казалось, что  она может думать
всем  существом, как, например,  танцуют всем  телом.  Благодаря  этому  она
схватывала  даже  тень намека, понимала глубину  мысли,  которую  невозможно
выразить словом.
     Луций  сначала  думал,  что  Будур  была  такой  прекрасной  партнершей
благодаря своей музыкальности, интуитивно ощущая и вбирая в себя абстрактные
фигуры мышления.  Однако  ее  суждения строились  не в  меньшей мере  на  ее
хорошей образованности, являвшейся отличительной чертой ее индивидуальности.
Будучи  сиротой, она росла в  доме  Антонио, в  окружении мира его книг. Это
сделало ее  замкнутым  ребенком,  рано предоставленным самому  себе  и  рано
начавшим размышлять  о жизни. Детская наивность была сильно выражена в ней и
взывала к защите.
     От отца она,  по-видимому,  унаследовала  свойственный парсам талант  к
языкам и вкус к изысканным вещам, к драгоценностям, складывающийся у частных
торговцев из знания товарной  цены,  переходящего  в  непреложное  понимание
истинной  ценности. Это было  свойственно  старинным  семьям  парсов и стало
чертой    их    характера.    Они    всегда    знали,    кому     они,     -
---------------------------------------
     (1) С любовью (итал.).
     не задумываясь,  могут дать  в долг,  и  всегда искали гарантию в самом
человеке, а не в его подписи.
     Таким же унаследованным  качеством  была и осторожность, тот физический
страх,  который  и  притягивал  Луция,  и  настораживал.  Это  прежде  всего
бросалось в глаза, когда она  втягивала его в разговоры о судьбе Антонио или
о  своей  собственной,  - словно  он  заглядывал  в запретные  уголки  души,
подслушивая  разговоры, которые  вели  в своем кругу преслед