принудительной  доставке
арестованной, объявив парсейку государственным преступником.
     Словно чудом добрались они  до Дворца, единственного, судя по ситуации,
безопасного   места.   Луций   слушал   его   рассказ   со   всевозрастающим
неудовольствием.  Он спросил, узнали ли их при входе. Костар отрицал это; не
замеченный в суматохе стражей, он провел Будур Пери по боковой лестнице.
     - В хорошенькое положение вы меня поставили.
     - Я хотел выполнить ваш приказ, командор. Вы ведь доверили мне даму.
     Ответ  расстроил Луция едва ли меньше,  чем  до  того  намеки  Беккера.
Ситуация была во всех отношениях щепетильной. Он смотрел на обоих,  не зная,
что предпринять. Будур заплакала, потом она встала.
     -  Я доставляю  вам большие неудобства,  господин  де  Геер.  Прикажите
отвести меня  назад  в лагерь,  так  будет  лучше  всего.  В  любом случае я
благодарна вам. Вы много сделали для меня.
     Донна  Эмилия обняла  ее. Мелитта  присоединилась  к  ней.  Они гладили
плакавшую.  Луций покраснел.  Правильное решение было  таким простым,  таким
очевидным. Ему стало стыдно, что он не понял  сразу того, что было ясно всем
остальным. Он сказал:
     -  Я был не прав, думая о своем удобстве. Простите меня. Указать вам на
порог было бы еще хуже,  чем  совершить  убийство, это означало  бы проявить
трусость. Костар поступил правильно, я  благодарен ему. Вы - мой гость, пока
того требует ваша безопасность, я почту это за честь для себя.
     Он обратился к донне Эмилии:
     - Фройляйн Пери сейчас  больше всего нуждается в отдыхе. Она будет жить
в гостевой комнате. Пожалуйста, проводите ее туда.
     Он повторил:
     -  Вы в безопасности. А завтра мы обсудим, что можно сделать для вашего
дяди.
     Марио,  Костар и Мелитта поклялись  хранить молчание. Будур Пери ушла с
донной  Эмилией. Луций остался один,  день,  полный контрастных впечатлений,
все еще жил в его душе. Он погасил в комнатах свет и вышел на лоджию.  Снизу
доносились  ритмично  повторяющиеся   выкрики:  разносчики  газет  наперебой
оповещали  об  экстренных  выпусках. Ландфогт  и Проконсул пришли  к  общему
согласию, они прекращают открытую  вражду. Город облегченно  вздохнул. Сразу
вспыхнул  свет  в  окнах. Засияли  главные  улицы  города,  и вереницы огней
побежали по изогнутому берегу бухты.  Освещаемые красным светом боевые флаги
на  Дворце  и Центральном  ведомстве исчезли.  Семьи сели  за поздний ужин у
своих очагов или в харчевнях. Жизнь в Гелиополе продолжалась.
     Остались  только  холодные  пепелища  разрушенных  и  сожженных  домов.
Остались  заключенные, для  которых мучительно  тянулось время.  Остались  и
холодные тела  убитых,  с  бледными, искаженными и чудовищно  изуродованными
лицами. Луна молча взирала на них сверху - привычная для нее ночная добыча с
начала сотворения мира.



В АРСЕНАЛЕ

     Луций проснулся рано, его сон был коротким, но крепким. Солнце вставало
над морем, по синей глади  которого скользили лодки  - рыбаки возвращались с
ночной ловли. Как часто в своих снах бродил он по лесам Бургляндии.
     В тенистой зелени порхал Карус, его  сойка, с ласковым криком: "Луций -
хороший".
     Он сбросил  одеяло.  Наступил  момент, которого  каждое утро  дожидался
Аламут. По-кошачьи мягко он вспрыгивал на постель и, мурлыча, устраивался на
теплом местечке, пока не входила донна Эмилия и не прогоняла его.
     В  соседней комнате раздавались звуки.  Донна Эмилия готовила для Будур
Пери ванну и завтрак. В  ее  хождениях взад  и вперед, в тихом  позвякивании
посуды чувствовалась какая-то праздничность. Луций позвал Костара и попросил
принести  ему кофе; тот  слышал, что  гостья  еще очень  слаба.  Луций велел
Костару вывести лошадей и сказал, прощаясь с донной Эмилией:
     -  Кланяйтесь от  меня фройляйн  Пери, я  вернусь  домой поздно. Больше
всего  я  прошу  вас, Эмилия, следить  за тем,  чтобы двери  были  постоянно
заперты. И  нужно соблюдать также осторожность, если фройляйн  Пери  захочет
выйти  на  лоджию. Не упоминайте  ее имени в разговорах  по  фонофору. И  по
внутреннему телефону тоже.
     - Не тревожьтесь об этом, Луций.
     Этот  день  был  им  предназначен  для визита  в арсенал и  для  других
приготовлений, связанных с операцией на Кастельмарино.  Мелкие сюрпризы, как
их называл Патрон, несмотря на объявленное перемирие, все еще  продолжались.
Но особенно не давал ему покоя сбитый танк.
     Прежде чем оседлать коня, Луций еще раз детально  просмотрел в кабинете
все  данные,  скопившиеся  за  время сбора  информации об  этом  острове,  и
инфрафотоснимки. Сведения были  скудными и носили неопределенный ха- рактер.
Лучшим   источником  оставались  показания  стражника,  попавшего  во  время
беспорядков на Виньо-дель-Мар в руки  солдат  и подвергнутого основательному
допросу. Сообщение заканчивалось упоминанием о самоубийстве.
     Они проскакали мимо собора и вдоль виноградников, окружавших "хозяйство
Вольтерса". Народ, шедший с мессы и спешивший в сады и мастерские на работу,
был настроен миролюбиво;  чувствовалось,  что он приветствует договоренность
обоих властителей, а их обоюдное согласие  рассматривает как добрый признак.
В принципе  народ  любил  мир и покой, спокойное  течение своих будней  с их
мелкими заботами и ежедневной суетой - торговлей,  работами в  саду, отдыхом
вечерами  в  харчевнях  Старого  города  или виноградных  беседках  у  ворот
виноделов,  где собирались  с  детьми,  домочадцами и кумовьями.  Все это  -
приятное  соединение  часов безделья с часами работы, трудовых и праздничных
дней, привычной,  как мир, будничной жизни  вдали от  государственных  дел -
было им опять гарантировано. И это наполняло утро радостью.
     Перед  садами  Ортнера  им встретилась  погребальная  процессия парсов,
направлявшихся к "башням молчания" и одетых в белые траурные одежды. Луций и
Костар попридержали лошадей и в знак уважения  к покойному  сошли  на землю.
Похоже было,  что Проконсул был  настроен  и в дальнейшем уважать и охранять
обычаи этого народа на своей территории.
     Арсенал был расположен в горах, чуть выше теплиц Князя и неподалеку  от
Академии.   Своей   наземной   частью  он   скорее   походил   на  маленькую
управленческую   контору.  Оружейные  мастерские   и   подсобные   помещения
находились внутри горы. От них  расходились крытые проходы к военным складам
и запасникам.
     Главный пиротехник  Сивере  уже  ждал Луция.  Он был  маленького роста,
почти карлик, и наверняка когда-то давно, чтобы стать солдатом, изо всех сил
тянулся до нужной отметки при измерении роста.  Однако он доказал, что в нем
не  ошиблись: три  ряда орденских планок украшали  его  грудь. Для того, кто
умел читать эти столь дорогие  сердцу военного иероглифы, было ясно,  что  в
большинстве случаев речь шла  о  знаках отличия  за  операции в ближнем бою.
Дворцовый  орден Князя с  серебряным орлом свидетельствовал о долгосрочности
службы.
     Маленький человечек держался очень прямо и был чрезвычайно подвижен - в
его  натуре  каленое  железо  старого  рубаки  уживалось   с  приветливостью
жизнелюбца. Как следствие ранения одна нога слегка волочилась. Голубые глаза
смотрели открыто,  взгляд  был твердым,  а курчавая  огненно-рыжая  борода с
белыми нитями обрамляла его лицо.
     Маленькая  контора Главного  пиротехника  была заставлена  картотечными
ящиками.  Стены увешаны  таблицами и графиками, кривые которых в любое время
позволяли  судить о  запасах  арсенала и  его складов. На  небольшом  экране
бежали  знаки  и  столбцы  цифр.  Из  портретов  висело   привычное  цветное
изображение  Проконсула  в парадном  мундире, рядом,  в овальных рамках, как
домашние святые, две мистические  фигуры - одна из древней Галлии, другая из
древней  Боруссии.  Первая  - артиллерист  прежних  времен, взлетев-  шии на
воздух вместе со славной цитаделью Лауданум. Второй, носивший  символическое
имя Клинке, прославился тем, что закрыл собой амбразуру.
     Все вместе это производило впечатление грустного пепелища.  Будни здесь
были  посвящены интеллектуальной  подготовке  взрывов, праздники  окрашены в
кровавый цвет.


     После  того  как  Главный  пиротехник  тщательно   запер  свое  рабочее
помещение,  они  прошли  через  залы, где  за  чертежными  досками  работали
специалисты-технократы,  и  оказались  в  той части  арсенала, которая  была
скрыта  в горе. Над сводчатым входом висел классический знак артиллеристов -
пылающий  снаряд. Здесь  помещался музей,  а за ним целая анфилада  огромных
залов -  старый цейхгауз, коллекции оружия и  военных трофеев, расположенные
частично  в  хронологическом   порядке,  частично  по  мере  усложнения   их
технологии.
     Луций  хорошо знал  эти  залы,  потому  что обходил их с  каждым  новым
набором курсантов Военной  школы,  это входило в его обязанности.  Однако  у
него и  на  сей раз  опять побежали мурашки по  телу от  того ужаса, которым
веяло от сборища отслуживших орудий и машин войны.  Они стояли молча, словно
изгнанные  в  преисподнюю  творения  сатаны, причудливые  по форме  и  порой
загадочные  по  назначению.  От примитивного  кайла  или булавы из  красного
кремня до  самых головокружительных  конструкций  лазерной военной  техники.
Общим  для  них был стиль устрашения -  принцип, коренившийся  в примитивном
мышлении,  однако не утративший  своего  значения  и в  высших  сферах духа,
пожалуй,  скорее даже нашедший  там более  конкретное  выражение.  Все время
работала мысль по превращению смертельного удара в убийство. Луций думал при
этом   о   словах  патера   Феликса,   что  вместе   с  сознанием  растет  и
ответственность, а с ней и вина.
     Они  прошли  через ракетный зал, где было представлено развитие военной
космической техники  от  неуклюжих моделей их первого  изобретателя Валье до
самоходных ракет,  которые  шутя преодолевали земное тяготение. Потом Сивере
провел  его сквозь  два  ряда  танков, ведших свою  генеалогию от допотопных
ящеров и мамонтов. Ощущался дух демиурга, который в поисках наивысшего союза
огневой мощи с передвигающейся броней шел  иногда по ложному пути. Многие из
машин побывали в сражениях,  видны были вмятины, шрамы, пробоины, обгоревшая
местами рыжая сталь. Ряд начинался с боевой машины из грубой листовой стали,
которая по сравнению  с  колоссами  казалась  игрушечной.  Луций остановился
перед ней.
     - Вот этот танк ужасно смешной, - сказал Сивере,  знавший коллекцию как
свои пять пальцев,  - его выкопали из-под руин одного городка, под названием
Комбль.  Говорят,  там  давным-давно  произошла  битва, в  которой сражались
диоскуры.  Стоит  только  копнуть  лопатой, как тут  же попадаются  кости  и
снаряды.
     Потом он открыл дверь, на которой был нарисован предупредительный знак.
Здесь были  выставлены образцы секретного оружия  Регента.  Среди  них также
средства, предназначенные для поражения громадных площадей - радио- активным
излучением, вирусами, наводнениями, оледенением, болидами. Даже  такая милая
наука, как ботаника, была здесь поставлена на службу военным целям.
     Луций  поднял  что-то вроде  арбалета. Сивере объяснил  ему  устройство
конструкции. Оружие  находило и убивало противника  даже ночью. Того сначала
пеленговали с  помощью  радиоволн. Потом по  установленной таким путем связи
посылали смертельный импульс.  Древняя мечта человека - убить  силой  магии,
одним только  повелением,  казалось, нашла  свое  воплощение в этом приборе.
Луций положил его скорее на место, словно держал в руках скорпиона.
     Рядом стояли два огромных зеркала, переливавшихся всеми цветами радуги.
В центре них  видны были, словно у глаз, темные зрачки. А  между  ними, если
расположить их друг против друга и дать полный свет, возникал коварный луч -
особо зловещий  тем, что его испепеляющее действие проявлялось только  через
много дней и даже недель в виде диатермического ожога, который первоначально
даже  не вызывал боли.  Эти лучи применяли в первых боях за власть  Регента.
Они исподтишка  поражали службы тыла и снабжения противника. После начальной
стадии  коварных  разрушительных  маневров  они  потеряли  эффективность   -
противник  сумел  экранировать  транспорт. Теперь  они  причислялись  к  тем
средствам лазерной  техники,  которую  Регент отдал для  мирных  и  защитных
целей, и не только для обеспечения  безопасности банков  и правительственных
резиденций, но и для любого  тотального блокирования вообще. Прежде всего их
использовали  на  таможне для спектрального  просвечивания судов на  предмет
контрабанды  и  ввоза запрещенного  оружия.  Досмотр свелся благодаря  им до
нескольких секунд, достаточно было тех мгновений, пока судно входило в порт.
Таможенники  сверяли  декларацию  со  спектрограммой.  Кроме  того,  имелись
излучатели  для  особых  целей,  например  для дезинфекции,  вакцинации  или
засвечивания фотокадров, сделанных в запретной зоне.
     Что же  касалось  личного комфорта,  то  такое устройство  быта,  как у
Горного советника, демонстрировало, что можно  сделать в  этом направлении с
помощью таких  добрых  и  злых  домовых  духов.  Мечты  Альберта  Магнуса(1)
оказались превзойденными, больше того, складывалось впечатление, что материя
обладает не только  органами чувств, но и  комбинированной силой  тоже.  Под
этими  сводами  со светом без теней на Луция иногда нападало  ощущение,  что
камень и  железо  способны  мыслить, в  то  время  как  человек  погружен  в
магическое  оцепенение.  И что еще ужаснее  -  казалось,  это  и есть путь к
счастью,  -  к тайным радостям  неподвижной и могущественной субстанции. Да,
ужасны были эти средства, нацеленные на  умерщвление армий и народов, и  все
же, может,  еще страшнее  было то, что человек  собрал  их  вокруг себя  для
собственного удовольствия  и предавался молчаливому  дьявольскому созерцанию
под воздействием их ауры, как в замках Князя тьмы.
     - ---------------------------------------
     (1)  Альберт   Великий  (1193-1280)  -  немецкий  философ  и  богослов,
монах-доминиканец, разносторонний ученый, особенно в области естествознания.
     Луций вздохнул. Времена, когда эти миры околдовывали его, были совсем в
недалеком  прошлом.  Как в песнях  Ариосто(1),  попадал он здесь в сказочные
страны,  населенные искусными карликами и великанами. Здесь действовали иные
мерки,  чем в мире людей, и встречались те немногие, сильные духом личности,
сосредоточившие  в  себе всю сверхвласть.  Они знали такие  формулы, которые
убирали последние препоны, и тогда богатства, мощь и оружие космоса начинали
служить им. Раньше Луций радостно  приветствовал  сияющий зенит  безоблачных
высот. Теперь на него вдруг повеяло ужасом.
     Главный пиротехник, услышав его вздох, кивнул:
     - Просто беда, вы правы.
     - Что - беда? - спросил Луций.
     Они стояли сейчас в зале с  болидами  - "громовыми стрелами" Перуна - и
ракетами, частично скомбинированными с взрывными и прицельными устройствами.
Они  были  представлены  всех  размеров  - от малых  баллистических ракет до
моделей, подпиравших своды потолка.  Их вид вызывал  в  памяти  исторический
период  Больших  огневых  ударов.  Как  всегда  случается в  истории,  после
первого,  вызвавшего  ужас,  ошеломительного  удара  от  этих  средств  была
частично найдена защита, и тогда Регент засекретил их. У  него не было нужды
прибегать к  разрушительной силе  урана - равного противника  не было;  ни у
кого не возникала даже мысль оказывать ему сопротивление. Но в то же время и
страха уже тоже не было.
     - ---------------------------------------
     (1) Лудовико  Ариосто (1474-1533) - итальянский поэт,  автор знаменитой
поэмы "Неистовый Роланд" (1532).
     - Беда, что  это только муляжи.  Даже модели пришлось заполнить песком.
Заряды отправлены в тайники энергиона.
     -  Думаю,  дай  вам волю,  Сивере, Гелиополь  давно бы  уже  взлетел на
воздух.
     - Новый город, во всяком случае, командор. Снисходительность Проконсула
становится  непонятной; ему  бы следовало расплавить Центральное  ведомство.
Гамма-лучами-5!
     Он  постучал  при  этом   по  маленькому  самоуправляемому  реактивному
снаряду, приплюснутому с обеих сторон.
     - Надо было дать ему эти боеприпасы.  В  мгновение ока  порядок  был бы
восстановлен. Войска просто не понимают, что происходит.
     - Князь ведь тоже не всевластен. Он не может  снять оцепление. И  кроме
того, в  огне сгорят бесчисленные массы людей, не имеющие никакого отношения
к возникшим распрям. Или вас это нисколько не тревожит?
     Главный пиротехник похлопал по орденским колодкам у себя на груди:
     - Лес  рубят  - щепки летят,  старая  пословица.  А где  косят,  там по
цветочкам и  птенчикам не  плачут.  Порядок  правит миром, и  приказы должны
выполняться. Если Проконсул даст  команду открыть огонь, военные  рассуждать
не  будут.  Таков  устав,  а  все  остальное  -  неподчинение  приказу.  Как
пиротехник, я несу ответственность за  взрывные устройства, и они сработают,
пока старый Сивере тут командует.
     Луций кивнул.
     - Это нам известно. Вы здесь на своем месте.
     Он посмотрел  на  него. Открытый  взгляд старого солдата, глядевшего на
него  с  бесстрашием.  Хороший  человек,  в  ладу  с  собой  - это  ясно. Не
исключено, что время от времени  ходит  к исповеди. Сомневаться  в отпущении
грехов не приходится.  Какое  это  может  иметь  значение, скольких  убьют -
одного  или сто тысяч?  Это зависит  от  меры  - кто какой  барьер  способен
преступить, от потенциала эпохи. Еще Ламех хвастался тем, что убил Каина.
     Это был тот тип  людей,  которых вынес крутой виток истории; они, начав
рядовыми  стрелками,  возвысились  в   этом   охваченном  огнем  мире.  Свою
родословную Сивере вел от потомственных воинов;  старые комендоры и канониры
думали так же,  как он. Другой тип - это чистые технократы. Правда, было еще
нечто  среднее,  прежде  всего   в  истории  летного  дела.  Старые  рейтары
спешились, коней оседлали кавалеристы, им на смену пришли механики-водители,
никогда не знавшие ни коня, ни копья.
     Часто при изучении старых  военных  материалов Луцию бросалась  в глаза
разница в лицах,  в которых запечатлелась их судьба.  У тех первых,  которые
почти все погибли в огне, были еще  заметны  переданные по наследству  черты
старой  аристократии;  потом  сплошь  шли  лица,  суть  которых  можно  было
обозначить  как  ничтожное  угодничество,  свидетельствующее  о  бездумности
уничтожения,   ставшего  их  основным  делом.   Лица  эти   были  не  лишены
правильности  черт,  даже  шарма, однако казалось,  будто  холст  добротного
портретиста подменили киноэкраном.
     Луцию вспомнился  один из  первых репортажей, прочитанных  им в архиве,
это было интервью. Герой нации стер на рассвете с лица земли один из городов
на Желтом море. Вечером в "Carlton" его навестили репортеры, где благодарный
сенат чествовал его как спасителя отечества. Они нашли его бодрым  и свежим,
только что  принявшим ванну, благоухающим хорошим мылом и табаком, вдыхающим
аромат  аэроионизатора,  в меру  торжествующим  победу и уравновешенным.  На
столе  - лавровый  венок и  горы  телеграмм;  громкоговорители  возносят ему
славу. Все внимают сообщениям,  поступающим  от разведывательной авиационной
эскадрильи, кружащей над  кратером, запекшимся в  центре  медной лазурью: по
краям слышно гудение людских масс, похожее на рой пчел. Его  сделали Великим
комтуром(1), осыпали  орденами,  денежными вознаграждениями, почестями.  Его
чествовали как мироносца, государства Лиги Наций соперничали друг с другом в
воздании  ему  почестей. В  нескольких  словах коснулся  он  самой операции,
описал технические детали, насколько это позволяла государственная тайна. На
подлете, незадолго до решающего момента, его  охватило сильное волнение, как
на  охоте, когда  подстерегаешь  дичь,  но  только  значительно сильнее.  Он
попросил  дать  ему чашку