ать
внимания  на странные  приходы рыжего. Он поблагодарил  кивком,  откусил  от
яблока, успел заметить,  как дернулась рыжая бровь, и  решился  поторопиться
высказать свои опасения этому  типу, поскольку неоднократно видел его в этом
доме и не без основания считал его за местного:
     -- Сейчас  будет  большой  шух...  облава  или что-то вроде того. Через
минуту-две. Мне звонить некогда было.
     Рыжий мягко выскользнул из-за стола,  вдруг подпрыгнул вверх  и  врезал
кулаком в потолок. До потолка было метра три с лишком. После этого он быстро
переместился к двери  и  запер ее на  внушительные засовы. Сверху примчались
двое парней с накачанными шеями и заплывшими жиром глазками.
     -- Ты чего, Патрик? -- прохрипел первый.
     -- Чего? -- почти в унисон добавил второй.
     -- Чаво, чаво! Тревога!
     Один из парней тотчас рванул наверх, другой бросился к камину и чиркнул
зажигалкой -- огонь занялся сразу и мощно заревел в дымоходе. Патрик сдернул
скатерть со  стола,  на  бегу  свернул  ее  и впихнул  под  диван у зеркала,
расстелил другую,  "рабочую". Сверху  слышался топот,  словно там  кружилась
стая носорогов. Потом сверху опять прибежали парни, на этот раз -- пятеро, с
бутылками  и  тарелками.  Послышались  визгливые  женские  голоса,  зазвенел
телефон, зазвенела  посуда... Минуты  через  две во входную дверь попытались
войти, затем грубо постучали. Один из парней пошел смотреть в глазок, Патрик
включил  магнитофон,  но не очень  громко,  за  стол  садиться  не  стал,  а
устроился на  диване с яблоком.  Пока  шли  переговоры с  незваными гостями,
прибежали четыре девицы, последним спустился худощавый  высоченный мужчина в
светло-коричневом джемпере и  тщательно  отутюженных брюках. Его  небольшая,
коротко  стриженная  голова  резко  контрастировала  с  широченными  прямыми
плечами,  глубоко  вдавленные в череп глаза  затенялись  вдобавок толстыми и
мохнатыми, как гусеницы, бровями.
     Наконец полицию -- а  это  была  полиция  -- впустили.  Начался  обыск.
Предлог для обыска был таков: опасная банда банковских налетчиков скрывается
в этом районе, поступил сигнал, идет  проверка всех  сомнительных заведений.
Девицы  начали возмущенно  галдеть  по  поводу сомнительного  заведения,  но
старший по операции устало цыкнул  на них, с понимающей усмешкой повертел  в
руках две чистые пепельницы и поглядел на длинного и бровастого.
     -- Все холостякуешь, Джеймс?
     -- Юбилей фирмы отмечаем, -- хладнокровно ответил ему длинный. -- Ищите
своих налетчиков, мы такого дерьма у себя не держим.
     Обыск велся  спустя рукава, продолжался не  более получаса. В  итоге на
Марго, владелицу заведения, выписали  десятитысячный штраф  "за несоблюдение
правил  содержания мест,  представляющих  потенциальную повышенную опасность
для здоровья и...", короче  говоря, за то, что в бордель "в неурочное  время
был затруднен свободный  доступ представителям  правоохранительных..." и так
далее и тому подобное. Штраф необходимо было заплатить не позднее трех суток
с момента его наложения, то есть с  13.15 сего дня. Точка,  подпись, печать.
За отсутствием Марго расписался Патрик, официальный заведующий хозяйством.
     -- А это еще кто такой!? -- Про Гека-то в суете и забыли.
     Один  из   полицейских  за  шиворот  извлек  Гека  из  терма  --  бани,
расположенной на  первом этаже, для увеселения  знатных  клиентов. Гек успел
смотаться туда в первые  же секунды облавы, снять  верхнюю одежду, ботинки и
носки. Джинсы он собрал в гармошку, подтянув их к самым коленям, левый рукав
рубашки  он закатал, а правый расстегнул  и подсучил только на один  оборот,
чтобы не обнаружить наколку -- тюльпан  с колючками и буквами. Так  предстал
он пред всем честным народом, с тряпкой в  одной руке, со шваброй в другой и
с выпученными от испуга глазами. Кафельные полы и даже стены он основательно
извозил мокрой тряпкой.
     В ответ на вопрос Гек только хлопал глазами и  шмыгал носом, словно был
не в силах постоять за себя и чем-нибудь оправдаться.
     --  Племяш  он Маргошкин,  -- лениво  протянул рыжий.  -- А может, и не
племяш вовсе, а любовник ейный, на самом-то деле. На нем же не написано!
     Все  дружно  расхохотались:  местные хорошо  знали,  что  постоянным  и
единственным  любовником  Мамочки был сам рыжий Патрик, а полиции показалась
смешной сама шутка о прожженной бандерше и сопливом мальчишке.
     --  Что  же  вы  делаете,  идиоты, испортите  ведь  жизнь мальчишке! --
буркнул с  досадой  старший,  отдавая  квитанцию.  -- А  ты тоже хорош, что,
подработать больше негде?
     Гек  приоткрыл  рот и  смотрел  на  него,  как кролик на удава. Старший
сплюнул в сердцах и вышел. Его команда потянулась за ним. Оставшиеся держали
немую сцену  несколько  секунд,  пока  за  дверями не затих  шум удаляющихся
моторов.
     -- Вот ведь лягавые! -- покрутил головой один из свиноглазых парней. --
Откуда они сегодня взялись на нашу голову? Налетчиков им пода... У?..
     Длинный наотмашь, но вполсилы стукнул того кулаком по шее:
     -- Попробуй заткнуться на пару минут, ладно? -- И, не дожидаясь ответа,
повернулся к Геку:  -- Ну, что стоишь? Приберись за "друзьями", вытри пол. А
то  они  наплевали  тут, наследили  говнодавами, псиной  разит --  приличный
клиент и не зайдет теперь. Вперед!
     --  Я  не нанимался к  тебе  в уборщики. -- Гек разжал  левую  руку,  и
грязная тряпка сочно плюхнулась на паркет. Правая по-прежнему сжимала швабру
с толстой увесистой деревянной ручкой.
     -- Я очень не люблю попусту повторять, но переломлю себя: прибери тут.
     Гек угрюмо встретил его тяжелый и сильный взгляд:
     -- Правильно, что не любишь. Поговорка есть такая:  "Не пи...и помногу,
пи...и помалу".
     Длинный  засмеялся,  единственный в  людном  помещении,  окинул  взором
окрестности, то  ли цокнул,  то  ли  щелкнул языком и двинулся к  Геку.  Гек
слишком поздно понял, что длинный  успел выставить таким образом маяк: сзади
кто-то перехватил  ему  горло  и  левую руку,  одновременно переставив его к
столу так, чтобы ноги  утратили оперативный простор. Правая же рука потеряла
чувствительность, повисла плетью от резкого и точного  удара. Швабра упала с
неприятным сухим звуком.
     Гек скосил  глаза  и  увидел  равнодушное  лицо  Рыжего.  Тем  временем
длинный, которого называли Джеймс, ухватил своею ладонью ладонь Гека, словно
собираясь поздороваться, а другою задрал ему рукав рубашки:
     -- Парнишка-то не простой, духарик он у нас. Давно ли от "хозяина"?
     --  Чо  буровишь, какой  хозяин? -- прохрипел  Гек,  упорно не  отрывая
взгляд от переносицы Джеймса.
     -- Патрик, отпусти его. Так,  значит, не будешь убирать, да?  -- Джеймс
улыбнулся криво, и Геку стало очень не по себе от его улыбки.
     -- Я не вредный по натуре, но убирать не буду, не за этим нанимался. --
Гек перевел взгляд и уперся им в пространство между потолком и стеной.
     -- Ну, нет -- и не надо. Ты  не за этим нанимался. Да еще спас нас всех
от  злобырей, насколько я понимаю. Да отпусти его, я  сказал! Патрик, я что,
очень  похож на попугая? Дам вот в рыло -- больно будет! А ну -- все наверх,
к чертовой матери! Хочу тет-а-тет поговорить с молодым поколением.
     Вся толпа, за исключением Патрика и Гека,  испуганно повалила на второй
этаж. Один  из парней успел  сунуть за  пазуху литровую  бутыль коньяку, а в
руки взял "палку", состоящую из стаканов, надетых один на другой.
     Патрик отпустил Гека, но стоял по-прежнему  чуть сбоку и сзади. Гек, по
приглашению  Джеймса,  сел напротив, так,  что  их разделял угол столешницы.
Джеймс наполнил глубокую  тарелку салатом, ухватил салатную ложку, свободной
рукой  подсолил, поперчил  и принялся  уплетать  без хлеба, довольно  громко
чавкая и цыкая.
     -- Флюс  (имелся  в виду Энди, брат  Пилота)  упоминал о  тебе,  да  я,
признаться, не запомнил за множеством дел. Давно от "хозяина"?
     -- Месяц с копейками.
     -- За что?
     -- За  карман.  -- Гек  давно уже перестал объяснять, что и как было на
самом деле, смысла не было, да и интереса со стороны окружающих.
     -- Срок?
     -- Три плюс один, плюс пересидка.
     -- Так сколько же тебе лет?
     -- Четырнадцать. Следак приписал два года, когда к свадьбе готовил.
     -- А где живешь?
     -- Да где снял комнату, там и живу. У твоих-то людей небось и снял.
     --  Вот  что...  Как тебя? Гек? Вот  что, Гек: можешь  звать меня  Дядя
Джеймс. А поскольку я тебе все же не родной дядя, то зови меня на "вы". Я не
шибко-то привечаю блатных мальчиков, видел -- своих идиотов хоть пруд пруди.
Но ты  нормально  сегодня реагировал и предупредил,  в общем-то,  вовремя...
Какого хрена  они полезли сегодня! Платишь, платишь  им -- все  мало! Теперь
еще и  штраф! Можешь  работать у меня. Жить  будешь  здесь, раз "племянник",
оклад триста пятьдесят, плюс что урвешь в пределах правил, за жилье  платить
не надо. Подходит,  а? -- Дядя  Джеймс покончил  с  салатом  и умиротворенно
ковырял той же ложкой китайские грибочки в стеклянной розетке.
     -- А что делать я должен?
     --  То же самое. Ну, за порядком смотреть, хотя вышибалой тебе рановато
будет. Подать, принести, если клиент попросит...
     -- Подай-принеси не будет, даже если вы попросите. В халдеи не пойду.
     -- О-о, гордый какой! И чаевых, наверное, не возьмешь?
     -- Пока не берет, -- вмешался в  разговор  Патрик. --  Маргоша говорила
про него.
     -- О нем. -- И, видя, что ни Патрик, ни Гек не поняли его реплику, Дядя
Джеймс пояснил: -- "Про  него"  -- неграмотно.  Надо  говорить "о нем". -- И
продолжил: -- Ксивы есть?
     -- Потерял в дороге, -- соврал Гек. -- Да и толку в них,  в липовых-то.
Даром что на зоне выдали, а все равно липа.  А настоящие  --  может, у  отца
метрики и завалялись, если не пропил.
     -- А где отец?
     -- Знать не знаю. Да пропади он пропадом, отец этот...
     -- Чего так?
     Гек рассказал полуправду, напирая на голод и пьянство.
     -- Ну так идешь к нам?
     -- С подай-принеси?
     -- Без.
     -- Тогда иду.
     -- Скрепляем договор печатью, -- улыбнулся  Джеймс  и внезапно выбросил
правый кулак прямо в лицо Геку.
     Гек успел шатнуться вместе со стулом назад, но  кулак догнал его  скулу
и,  пусть  ослабленно,  все   же  добавил   скорости  падающему  стулу.  Гек
кувыркнулся через голову и остался на ногах, опыт драк в тесных помещениях у
него  имелся. Но Патрик  уже успел цапнуть его за шиворот. Гек и здесь знал,
что делать: он быстро вертанулся вокруг своей оси, винтом выкручивая рубашку
из пальцев.  Почувствовав,  что  пальцы  соскочили  с  воротника,  прыгнул в
сторону Дяди Джеймса... и приземлился, вспахивая носом и подбородком паркет,
-- это Патрик отпустил его воротник, но дал подножку.
     Оглушенный падением Гек поднял голову  и замер: Дядя Джеймс уставил ему
в  голову здоровенный пистолет,  невесть  откуда  вынутый, а широкая  улыбка
по-прежнему искажала его лицо:
     -- Ты чего разнервничался? Не нравится в  морду получать? Я справедливо
тебе двинул: ты меня своими "помногу-помалу" публично  оскорбил, так? Так. Я
же тебе  без  свидетелей ответ  вручил. Здесь  тебе  не  зона,  здесь другие
правила, а диктую их  я, Дядя Джеймс.  Разнести бы тебе прямо  здесь  башку,
сволочонок, да все  же ты выручил нас... или, во всяком случае,  все сделал,
чтобы выручить. А я добро помню. Мир?
     Гек  помолчал, обдумывая  смысл и манеру ведения  беседы этим Джеймсом,
встал с пола и протянул ладонь для рукопожатия:
     -- Мир. (До весны и здесь как-нибудь прокантуюсь.)
     Дядя Джеймс не протянул свою в ответ:
     --  Ты  сначала  вымой  руки-то, это  первое. Второе:  если надо  будет
поздороваться --  я первый руку протяну. А третье -- видишь, рука пистолетом
занята, что я его -- за ухо суну? --  И Дядя Джеймс заржал своей шутке. Смех
у Дяди Джеймса  отнюдь не был  заразительным, и  веселился он  в одиночку, к
чему, впрочем, давно  привык. --  Патрик, когда твоя кляча вернется? Тебе же
придется парня устраивать.
     --  Зря  ты  так,  Джеймс,  она  ведь  мать  хоронит.  Пацан  пусть  до
послезавтра подождет,  Марго  вернется и  организует ему, что надо. И не моя
она, а своя собственная.
     --  Закрой  пасть,  а?  Что  за день  такой б...й!  Все меня  учат, все
штрафуют и поправляют... Слышишь, как тебя -- Малек? (Гек насторожил уши: он
ему  своей зонной  кликухи  не говорил.)  Малек,  у  человека горе,  придешь
послезавтра,  до  этого  все  без  изменений.  Сегодня  получишь  расчет  за
отработанные дни, а с завтрашнего -- по новой ставке считать будем. Получишь
через  месяц либо  окончательный расчет и пинок под  жопу,  либо обмоем твою
первую  получку. Да,  я распоряжусь,  чтобы и за  сегодня  сотню  подкинули.
Хороший ты парень, дверь -- вон там.
     -- Босиком я, что ли, в двери-то пойду, -- пробурчал Гек, направляясь в
терм за шмотками.
     Дядя  Джеймс, уже начавший что-то говорить Патрику, замолчал и, сдвинув
брови, оглянулся на Гека:
     -- Босиком -- это лишнее,  оденься. Но если  будешь еще вякать попусту,
вот как сейчас, то рано или поздно не то что босиком -- с оторванными ногами
побежишь!  Энди мне про тебя рассказывал (Точно! Про "Малька"  доложил Энди.
Как я  упустил  из  виду?), привык  там,  понимаешь, на  малолетке  основным
расхаживать! А здесь подождать придется.  Все.  Кыш. --  Дядя Джеймс  кивком
показал Патрику следовать за собой и ушел наверх.
     Гек смыл кровь с лица, быстро оделся, проверил в карманах деньги, ключи
от  комнатенки, ключи от  точки дежурства и вышел на улицу. До конца смены и
до послезавтра оставалась еще бездна времени, и Геку было о чем подумать.

     Дядя  Джеймс  осваивал  новые  территории не  торопясь,  основательно и
осторожно. Трехэтажный особняк  на Низком, дом 19, находился совсем в другом
районе, в  сфере влияния сицилийцев,  быстро набирающих силы мерзавцев. Идея
разместить там  бордель  по  своей силе  была близка  к гениальной:  у  Дяди
Джеймса  появлялся  в  перспективном  старом городе высокодоходный  форпост.
Кроме  того,  криминализированный  по самой своей природе  бизнес  привлекал
внимание  полиции, с ее мелочным  вымогательством и дурацкими придирками, но
он  же  позволял  заводить с  полицейскими  тесные  и  теплые,  как  кошелек
пенсионерки, отношения. А грехи и грешки клиентов  и обитательниц  покрывали
куда более  серьезные дела, вершащиеся в недрах веселого дома. Именно отсюда
осуществлялась мелкооптовая поставка героина уличным толкачам, именно  здесь
проворачивались операции с  контрабандным  золотом и крадеными автомобилями.
Дядя Джеймс, кроме небольшого армейского арсенала, в штабе на Старогаванской
никакого криминала не держал, там был  его  офис,  его гнездо. Здесь же,  на
отлете, вдалеке от  его безусловных и  всем известных  владений, проще стало
проворачивать горячие  дела. Полиция -- другой район, другие  люди.  Им было
легче  не  подозревать ни  в чем  особо отвратительном  нечистоплотных, но в
общем-то безвредных торговцев женскими гениталиями.
     Местные  плохо  организованные  преступные  группировки попытались было
прижать Мамочку Марго, но Дядя Джеймс прислал  с десяток буйных ребят, а для
пущей  остроты  ощущений  придал  им  Патрика.  Тот  самолично  казнил  двух
строптивых и самых жадных до денег бандитов. Их прищучили в биллиардной, где
они держали нечто вроде притона и точки по розничной продаже героина. Патрик
насадил каждого из них на биллиардный кий,  как на вертел, так, чтобы острый
конец  торчал изо рта  запрокинутой головы,  и сделал это  на глазах у своей
команды, для назидания и опыта.
     Больше смертей  и не понадобилось: фотографии в газетах, страшные слухи
среди   районного  дна,   подкрепленные  щедрым  мордобоем  деморализованных
аборигенов  в злачных местах, -- все  это сделало свое  дело,  поползновения
прекратились.  Дядя Джеймс не обольщался легким  успехом и решил подождать с
полгодика, прежде чем  продолжить экспансию. Детективы легко получили своего
преступника, мелкого букмекера  с запущенным  раком  желудка: тому надо было
хоть как-то обеспечить будущую вдову с тремя  детьми, а Герман по  поручению
Дяди Джеймса загрузил семью того сотней  тысяч сразу и еще двумя после суда.
В пересчете на доллары  (а Дядя  Джеймс,  постоянно имея дело  с "импортной"
наличкой, привык все считать в  долларах) получилось почти шестьдесят тысяч,
но  по  крайней  мере сорок процентов от  этой суммы удалось  компенсировать
трофеями,  оставшимися  после   братишек   Мосластых,  казненных  владельцев
биллиардной.  Суд присяжных после ознакомления  с  биографией убитых,  якобы
гнусно шантажировавших  семью  будущего "убийцы", признал бедолагу виновным,
но при  этом смертную казнь применять наотрез отказался: 10  лет, из них три
года  крытки  --  таков  был  приговор.  "Сухарь"  отсидел  из них четыре  с
половиной  недели, не считая двух месяцев до суда, и умер, все-таки прилично
обеспечив свою семью на несколько лет.
     Кто-то из недовольных, не решаясь отныне  выступать  в  открытую, решил
сделать  мелкую  пакость  и настучал  в  городскую  префектуру с  надуманным
доносом. (Расчет был  на  авось.)  Оттуда  спустили оперативный  циркуляр  с
приказом   немедленно   проверить.   Приказ   поступил   утром,  в   участке
контролировался ревизором,  так что старший  инспектор не  смог предупредить
своего финансового побратима Дядю Джеймса  о  готовящейся облаве.  Штраф  за
запертые  двери  накладывал  с  тайным удовольствием,  как  бы  оправдываясь
частично перед своей совестью.
     В тот день,  кстати,  Дядя Джеймс и  его люди сортировали  "розницу" --
деньги,  собранные  с  мелких  распространителей  наркоты. Там  были талеры,
доллары,  иногда  аргентинские песо, реже  английские фунты, и  все  это  --
мелкими купюрами.  Лягавые  надорвались бы  приделывать серьезную статью  по
такому  поводу,   но  деньги,  до  объяснения  источников  происхождения  их
владельцем (и владельца еще назначать!),  конфискуют, в смысле арестуют, что
почти  одно  и то же.  А двести тысяч в  пересчете на доллары на  дороге  не
валяются!  Так  что  когда  прозвучал сигнал  тревоги, на  втором  этаже,  в
"спортзале", поднялась суета: разложенные на  десятки кучек деньги без счета
опять запихивали в чемодан, а они, растребушенные из пачек, туда не лезли, а
за ребятами глаз да глаз, чтобы по карманам не разбежалось...
     --  Смотри на дорогу, морда! -- гаркнул  Дядя Джеймс своему водиле,  по
прозвищу Мазила. -- Не дрова везешь!
     На улице мела поземка, давно уже стемнело  -- восьмой  час. Дядя Джеймс
возвращался  в контору, где его ждала бумажная  работа минимум на два  часа,
телефонные  звонки  и  встреча  с  Франком, корсиканцем-наркоторговцем,  его
закадычным  дружком-партнером. Дядя Джеймс  выбился  в тот день  из рабочего
графика, а все  из-за нелепой  облавы, и  устал  больше обычного. Он  знавал
ребят, которые, сколотив  приличную команду и получив  статус Дяди, начинали
брезговать  черновой   работой,   прицепляли   бабочку,   заводили  смокинг,
разъезжали с телками по ночным клубам... Где они теперь? Вопрос риторический
--  либо  парашу  нюхают,  либо  прорастают  из-под  могильных  плит  в виде
незабудок.
     Дядя  Джеймс  хорошо  знал  все  детали  в  своем  огромном  механизме,
некоторыми  именуемом  "бандой", и тщательно следил,  чтобы все  колесики  и
винтики  действовали как положено. Он инспектировал "охранников", работающих
на рынке, выслушивал  отчеты  по сбору дани  с подшефных магазинов, проверял
химический анализ качества "товара"  на  узловой точке, разбирал свары между
"лбами"... С усердием, прямо скажем, трудились немногие, а мозги так  вообще
были в  большом  дефиците:  Герман да Червончик,  ну,  Патрик  еще  в  своей
области. Боцман еще -- борозды не испортит. Но и глубоко  не вспашет. Менять
бы его пора, если по уму, да  где замену-то взять?  Вот и приходится  самому
крутиться  с  утра  д