азнузданных журналюг, которым надо будет хорошо заплатить, но играть с ними
втемную... Пусть верят, что все по-настоящему, по-честному.
   - Пока что я и сам играю втемную, - заметил Илья.
   - Ну-ну, не прибедняйся, прозорливец, ты уже уцепил.  Формулирую  задачу:
ты готовишь дюжину материалов размером в 10-15 страниц  каждый.  Это  должны
быть увлекательнейшие истории о  коррупции  в  верхних  эшелонах  власти,  о
разбое  и  беспределе  олигархов,  о  продажности  ментов  и  прокуроров,  о
лихоимстве мэров и губернаторов. Истории должны  быть  основаны  на  правде,
правдоподобных слухах, недостоверных сплетнях,  заведомой  лжи,  и  чем  она
чудовищней, тем лучше. Названия зарубежных банков, номера счетов от фонаря и
копии  денежных  проводок  откуда-то  с  Луны,  фотографии  их  кредит-кард,
загородных домов и драгоценностей...
   - Кто герои историй - по персоналиям? - перебил Илья.
   -  Только  всенародно  известные  лица.  Олигархи,  нынешний  и   прошлый
премьеры, их заместители, министры кабинета, тузы Администрации Президента и
Патриархия. И обязательно, просто непременно, что-нибудь крутое про Чубайса!
Действующие в связи с ними - всякого рода  полууголовная  и  совсем  блатная
публика... Все понял?
   - Понял,  -  немного  очумело  кивнул  Илья.  -  И  что  со  всеми  этими
детективными ужасами надо делать?
   - Ждать. Может быть, они нам и  не  понадобятся.  Но  если  мы  не  уймем
шантажиста и он сбросит свою  дискету  в  Интернет,  ты  начнешь  с  часовым
интервалом сплавлять в сеть твои кошмарные байки. В течение дня мир  получит
чертову дюжину историй, с которыми он  не  разберется  до  конца  следующего
века. В этой  лавине  компроматов  ни  один  человек  не  поймет,  кто  кому
доводится  Николаем:  Серебровский  -  Березовскому?  Или   Ходорковский   -
Гусинскому? Или Потанин - Быкову, а Быков -  Лебедю.  Задача  ясна?  Вопросы
есть?
   -  Задача  ясна,  вопросов   нет.   Есть   по   этому   случаю   уместное
воспоминание...
   - Давай, у тебя еще пять минут...
   - Уложусь быстрее. Как вы знаете, я жил раньше в городе  Бельцы,  который
вы почему-то высокомерно называете Крыжополем. Конечно, это не  Париж  и  не
Лос-Анджелес. Даже не Рио-де-Жанейро. Маленький, плевый  городишко.  Однажды
он был потрясен душераздирающей  историей.  Продавщица  райпо  Лида  бросила
своего жениха Лерика Шимко  и  вышла  замуж  за  участкового  Сукирко.  Надо
сказать, что Лерик был завидный и очень зажиточный жених, потому что работал
шофером ассенизационной цистерны, а  в  городе  без  канализации  это  очень
почетная и выгодная должность. Но любовь к красавцу менту оказалась  сильнее
низких интересов к водителю говновоза, и  свадьба  очень  шумно  загуляла  в
Лидкином доме на Заречье. В разгар веселья  туда  подъехал  Лерик  на  своей
вонючей цистерне, очень печальный и очень пьяный. Как принц Гамлет,  обозрел
чужое счастье, забросил в открытое окно спускной шланг  и  затопил  ликующую
общественность города Бельцы жидким говном под самую крышу.
   - Ну и что ты хочешь сказать?
   - Я хотел узнать, когда подавать цистерну к окошку Интернета...
   КОТ БОЙКО:
   ПОГОНЯ
   Короче!  Слушай  только  себя,  козел!  Поговори  с  душой  своей  -  что
подскажет, то и делай! Забудь про остальные  разговоры,  советы,  подсказки,
просьбы и опасения! Как предчувствуешь - так и поступай!
   Уговорил меня Карабас ехать на метро.  Затеряешься,  мол,  в  толпе,  как
капля в дожде. Не хотел  я,  а  дал  уговорить.  Поехал  на  лучшем  в  мире
метрополитене, ядри его в туннель!
   Это я-то - тот самый  легендарный  ученик,  которого  наш  директор  Мрак
Темнотеич хотел вышибить за то, что я со своих фарцовых заработков  ездил  в
школу на такси!
   Видимо, столько сил с утра ушло на выстрел,  что  упала  сопротивляемость
души. Согласился, поехал! И почти час мечусь, как крыса в  западне,  пытаясь
сбросить с хвоста двух "бетимпексовцев". Может быть,  вообще-то  говоря,  их
здесь больше,  но  этих  я  срисовал  точно.  Эти  двое  вместе  с  покойным
охранником Валерой, царство ему небесное, везли меня  в  "Интерконтиненталь"
на встречу с приснопамятным другом Николаем Иванычем - или  черт  его  знает
там как!
   Как они на меня вышли, как перехватили меня - понятия не имею. Во  всяком
случае, когда я перепроверился на  станции  "Комсомольская",  они  уже  вели
меня. И наверное, вызвали подкрепление. Вдвоем, на людях, в толчее метро они
не наберутся нахальства  задерживать  меня.  Но  эта  льгота  у  меня  очень
недолгая - подмога вполне может подоспеть в милицейской форме, и они у  всех
на глазах начнут крутить пантомиму под названием "захват геройскими  ментами
вооруженного преступника".
   Я методично прочесывал все доступные мне переходы и пересадки  в  надежде
оторваться  где-нибудь  от  них,  но  они  перли  за  мной  неутомимо,   как
приклеенные.
   Хорошо,  я  их  запомнил.  Один,  постарше,  в   черно-сизой   куртке   с
оттопыренными карманами, был настоящий красавец из учебника патологии. Готов
примазать, его когда из маманьки вынимали  -  щипцы  на  башку  накладывали,
тащили его в этот славный мир с большим усилием  и  усердием.  У  него  были
вдавленные виски, будто ямы в черепе позади глаз, и  на  дне  этих  пугающих
углублений под серой нездоровой  кожей  что-то  шевелилось  и  пульсировало.
Может быть, мозг? Или гной?
   Нет, он мне был как-то несимпатичен.
   А второй был боец хоть куда - здоровенный костистый  парень,  похожий  на
мускулистый скелет.
   Они шли за мной, практически не  скрываясь,  подстраховывая  друг  друга,
время от времени долдоня что-то по мобильным телефончикам.
   Вот влип, ешь твою налево! Как говорил дантист Изя Кацап, это - не  люди,
это - свора гоночных псов.
   На станции "Курская" я стащил с себя парик и бросил в урну. Какой тут,  в
задницу, парик! Йог твою мать! От кого теперь в нем скрываться?  Игра  пошла
серьезная, тут, понимаешь, не комедия с переодеваниями!
   На переходе с радиальной на кольцевую, стоя на эскалаторе,  величественно
плывущем в преисподнюю, я решил прорываться на волю.  Здесь,  в  подземелье,
мне ловить нечего. Здесь ловить меня будут. Рано или  поздно  они  меня  тут
уконтрапупят, а выволочь меня на улицу, до машины - дело рутинной техники.
   И в этот момент  увидел  поднимающегося  на  встречной  ленте  эскалатора
своего замечательного  другана  Николая  Иваныча.  Выходит,  я  их  все-таки
недооценивал. Какая же у них должна быть система связи и наведения!
   Николай Иваныч был еще далеко, глубоко внизу, он поднимался, как  гроб  в
крематории, поехавший почему-то назад, наверх. Он уже увидел меня,  или  ему
передали по радиотелефону следующие за мной гоночные  псы.  Широко  разводил
руками, как для братского объятия, и показывал жестами - подожди меня внизу,
там тебя встретят.
   Думать больше не осталось времени. Вообще, похоже, не  твое  это  дело  -
глубоко, раздумчиво  мыслить,  не  твое  это  поле.  Положись  на  дремлющие
инстинкты, прислушайся к душе, не мучай, не томи ее!  Если  она  просит  или
велит что-нибудь срочно - уступи ей, как женщине, сделай, что говорит! Обоим
будет лучше!
   А велела она мне в  этот  момент  сделать  то,  что  моя  гоночная  свора
повторить не сможет.
   Я прыгнул.
   Сгруппировался и взлетел - вверх-вперед-влево. Легко коснулся - для опоры
- рукой за ореховую  полированную  разделительную  панель  между  встречными
лентами эскалатора и  приземлился  на  ступенчатой  полосе,  которая  ползла
вверх.
   Пассажиры, стоявшие ниже меня на лестнице-чудеснице, железно отсекали  от
меня Николая Иваныча - он не мог стрелять в меня сквозь толпу.
   А мои шустрые преследователи, краснорожие индейцы-следопыты Гнойный  Мозг
и Мускулистый Скелет, плавно едущие  вниз,  вдруг  из  глубокого  арьергарда
оказались прямо перед направленным на них пистолетом ПМ.
   - Ложитесь, суки! Сейчас череп пробью! Ложись! - орал  я.  -  Пушки  вниз
кидайте!
   Нет, бойцы они были неважные. Жидкие оказались на расправу. А может быть,
живо помнили, как в "Интерконтиненталь" привезли они нас с Валерой вдвоем, а
из гостиницы вывозили своего гончего сыскного коллегу в мешке.
   Они не легли, а сели на эскалатор. И пистолеты бросили, которые  катились
вниз по ступенькам с каким-то каменным стуком. Ну ладно.
   А я припустил по лестнице, которая как-никак  везла  вверх.  Хороший  был
спурт. Давние мои гонители из сборной, точнее сказать -  выгонители,  сейчас
бы душой порадовались за те результаты, которые я показал на дистанции.
   И народ, слава Богу, у нас хороший. Сознательный. Все понимает. Никто  не
бросился меня ловить, перехватывать. Смотрели с интересом, но, встречаясь со
мной глазами, сразу стыдливо отворачивались,  будто  боялись  запомнить  мою
личность. Потом еще в свидетели затаскают!
   Выскочил я на площадь и сразу повернул направо - мимо линейного отделения
милиции, мимо касс, мимо депутатского зала - там  с  первой  платформы  есть
открытый проход на пути.
   Я понимал, что у меня всего несколько секунд форы - они  сейчас  подтянут
все резервы.  На  меня  хватит,  мало  не  покажется.  Спрыгнул  с  перрона,
перебежал через рельсы, нырнул под платформу, успел проскочить перед длинным
пассажирским составом. На третьем пути пассажиры заныривали в зеленое  чрево
электрички. Хорошо бы знать, куда эта колесная колбаса направляется. Но  нет
времени выяснять маршрут, расписание, тарифы. Едем к свободе, к  счастью,  к
жизни! Беспечные ездоки - из ниоткуда в никуда.
   Влетел в тамбур, тяжело отдуваясь  и  утирая  с  морды  пот  рукавом.  По
вокзальной трансляции сообщили: "Электропоезд Серпухов - Москва  -  Голицыно
отправляется  через  минуту  с  третьего  пути.  Остановки  -  Каланчевская,
Белорусский вокзал, Беговая..."
   Я выглянул из  растворенных  дверей  и  увидел,  что  по  перрону  бегут,
заглядывая в окна поезда, Гнойный Мозг и Скелет. Не знаю, кто-то из их шайки
видел, как я нырнул в вагон, или у них достаточно людей, чтобы проверить все
отходящие электрички.
   У меня нет выхода - надо оставаться  в  вагоне.  Здесь,  на  вокзале,  их
слишком много.
   Я снова осторожно высунул голову наружу, и в этот  момент  пневматические
двери  угрожающе  зашипели.  Примерно  за  три  вагона  до   моего   укрытия
настойчивые  мои  попутчики  силой  удержали  сходящиеся  створки  дверей  и
впрыгнули в тамбур.
   Вот, Господи, великая сила всепобеждающего учения Павлова! Чему только не
научишь сыскное животное за сытную кушеньку!
   Поезд заскакал, затопотал по стрелкам, среди фиолетовых огней  и  зеленых
светофоров, пробежал над Земляным Валом,  перед  Разгуляем.  Через  три-пять
минут гоночные псы прочешут поезд и доберутся до меня. Я не готов устраивать
кровавое побоище в центре города.
   Я переходил из вагона в вагон, приближаясь к голове состава. Поезд шел по
эстакаде, под нами промелькнул  троллейбусный  парк,  справа  -  пригородные
кассы Казанского вокзала. До Комсомольской площади оставалось сто метров.
   Я постучал рукоятью пистолета в дверь машиниста и крикнул:
   - Отпирай, милиция!
   Распахнулась  дверь.  Удивленные  глаза  за  круглыми   стеклами   очков,
встопорщенные усы.
   - Какого хрена?..
   - Открой входные двери!
   - Не положено!
   - Открой дверь наружу, козел старый! Не возникай! Делай, что говорят!..
   Видок у меня, наверное, был такой, что машинист не  стал  спорить.  Нажал
какой-то рычаг, со свистом зашипели, расходясь, железные створки.
   - Тормози!..
   Я оглянулся и увидел, что в другом конце вагона появились мои друзья.
   Встал в открытых дверях, ветер гладил воспаленную хряшку, поезд  медленно
двигался  по  насыпи-мосту  над  проездом   с   Каланчевки,   от   гостиницы
"Ленинградской" к площади трех вокзалов.
   Здесь, внизу, перед мостом на дороге - светофор. Метрах в  пятнадцати  от
насыпи. Они не успеют разогнаться. Но мне нужен грузовик, мне нужно прыгнуть
в кузов.
   Мать-судьба! Хозяйка-удача! Везуха моя лихая! Вывезите!  Помогите!  Дайте
стремный шанс!
   Моргнул красным оком светофор, погас на миг, вспыхнул зеленый.  Вот  она,
моя фартовая сдача - задрипанная "Газель" с  грязными  тюками  в  деревянной
коробке кузова.
   Оттолкнулся - слетел на насыпь, еще  толчок,  миг  пролета.  Невесомость.
Лети, как кот - на четыре точки. Бряк! Ткнулся мордой во  что-то  вонючее  и
расслабленно-освобожденно заплакал. Уехал.
   Лежал среди мусорных мешков на дне кузова, дышал  обессиленно,  и  страх,
напряжение, усталость выходили из меня судорожными рывками, как рвота.
   Заднее окошко кабины было  завалено  каким-то  барахлом,  шофер  меня  не
видел. И не слышал - у него на всю катушку работало радио, хиты крутило.  На
езде музыка сливалась с уличным шумом в ритмичный дребезг. А  на  светофорах
"Газель" тормозила, и я слышал через раскрытые окна -  "слушай  наше  радио,
остальное - видимость...".
   Грузовичок волок меня вместе со своим помоечным  грузом  куда-то  далеко,
неведомо куда. Может быть, на свалку?  А,  какая  разница...  Путешествовать
надо, не зная цели. Цель, как и все остальное, - видимость.
   Мы, три великих путешественника - Колумб, Магеллан  и  я,  Кот  Бойко,  -
стремились к громадной цели. Колумб искал  Индию,  нашел  Америку,  попал  в
тюрьму  и  умер  в  нищете.  Магеллан  описал  кольцо  вокруг  шарика,   все
упирался-доказывал, какое множество стран и  народов  населяют  наш  зеленый
колобок. Пока его на полпути не сожрали дикари. А я  направился  на  Острова
Сокровищ и совершил Великое открытие.
   Я узнал, что на Земле живут всего два народа. И  поселились  они  в  двух
странах. Народы зовутся просто - богатые и бедные. А все эти  разговоры  про
американцев, негров, русских, китайцев, песни про национальные особенности и
кошмарные басни про менталитет - сплошная видимость!
   Богатые - невероятно интересная, но малопонятная раса, и все  люди  этого
народа очень похожи друг на друга, независимо  от  цвета  кожи,  возраста  и
вероисповедования. И живут они в очень  небольшой,  но  при  этом  всемирной
стране - очень  приятной,  удобной,  невероятно  красивой,  с  замечательным
климатом. И вся она похожа на шикарный отель "Шератон"-Рай.
   А бедные -  многочисленный,  доступный,  очень  понятный,  но  никому  не
интересный народ. А друг другу -  в  особенности.  Чем  там  интересоваться?
Обитают они неопрятно, плохо, наспех - будто торопятся быстрее  дожить  свой
срок в своей огромной и убогой  стране  под  названием  Бедность.  Именуются
насельники этой земли бедняками, или беднягами. Иногда - бедолагами. А самые
бедовые мечтают прорваться,  эмигрировать  в  страну  Богатства  и  получить
национальность "богач", а если совсем повезет - "богатей".
   Обычно их убивают при незаконном пересечении границы. Потому что  законно
перебраться из Бедности в Богатство невозможно. И пошлину на границе взимают
неслабую - тебя самого. Положи, мол, душу  на  таможенный  стол  -  и  давай
пробуй!
   Одна участь у нас, великих путешественников-первооткрывателей. Эти  суки,
мои сограждане, уже посадили меня в тюрьму, как Колумба. Теперь хотят убить,
как Магеллана.
   Лом вам в горло, дорогие господа и товарищи! Чтоб голова от  удовольствия
не качалась. Не дамся!
   Приподнял голову осторожно над краем борта -  ехали  по  Садовой,  справа
мелькали корпуса Института скорой помощи имени доктора  Склифосовского.  Ну,
сюда-то я всегда успею.
   У Колхозной наша "Газель" застряла в плотной пробке, и я слушал радио  из
кабины водителя:
   -...  Кандидат   в   губернаторы   Восточно-Сибирского   края   Александр
Серебровский, один из самых могущественных российских  финансистов,  устроил
сегодня большую пресс-конференцию в Доме журналистов...
   Видимо, включили нам зеленый свет -  затарахтела  пердячим  треском  наша
славная антилопа, загазовала изо всех  сил  наша  "Газель",  завоняла  остро
газолином, помчалась вместе со всем грохочущим и воющим железным стадом вниз
по Садовой, к Самотеке. И не  услышал  я,  что  поведал  городу  и  миру  не
подстреленный мной кандидат в губернаторы.
   И  в  этот  момент  во  внутреннем  застегнутом  кармане  куртки   резко,
пронзительно зазвенело. Раз, другой. Испуганно стал хлопать себя  по  груди,
пока не вспомнил - это же мой мобильный телефончик.  И  номер  знает  только
один человек.
   Суетливо раздергивал  молнию  на  кармане,  трясущимися  руками  доставал
трубку, чуть в суете не нажал кнопку отбоя.
   - Але! Слушаю! Слушаю!
   - Ты чего кричишь, Дертаньянц? Это я, Джина...
   - Здравия желаю, товарищ генерал!
   - Вольно. Чего ты какой-то встрепанный, а? Или мне показалось?..
   -  Показалось,   подруга!   Наоборот,   я   весь   из   себя   спокойный,
лениво-раздумчивый. Лежу, как князь Болконский на Бородинском поле, глазею в
небо. Думаю думу свою...
   - Болконский лежал на поле Аустерлица,  -  показала  свою  образованность
Джина. - А чего это там грохочет так на поле?
   - Мысли. Знаешь, я когда думаю - это страшная сила!
   - Вот мужик-урод! - печально восхитилась Джина, помолчала и сказала: -  Я
договорилась с ней... Завтра, у меня, в два...
   - Спасибо, подруга. Слушай, ты не знаешь - гиена может загрызть газель?
   - Что? - удивилась моя ясновидящая.
   - Нет-нет! Это я так, от пустомельства. Так сказать - мысли вслух...
   - Дурак ты, Кот, и мысли у тебя дурацкие, - с  досадой  сказала  Джина  и
дала отбой.
   А грузовичок остановился на светофоре, и ко мне благовестом пришел  снова
радиоголос Хитрого Пса:
   - ... От бедности и общей неустроенности возникла  в  обществе  тенденция
демонизации денег. Наверное, это неправильно...  Альберт  Эйнштейн,  знавший
относительность всего в этом мире, говорил, что  деньги,  конечно,  зло,  но
только благодаря этому злу человечество может избавиться от голода, болезней
и невежества...
   Э, друг мой Саня, кандидат демонологических наук, если ты будешь говорить
народу эти культурные глупости, хрен тебя выберут в губернаторы.
   СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:
   ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ ПЛАЩЕВИЗАЦИИ
   - Господин Серебровский, вы не боитесь, что в результате всех этих реформ
Россия превратится в банановую республику? - спросила  корреспондентка  "Ъ",
прилизанная девочка-отличница в таких же очешках, как и у Хитрого Пса.
   Сашка снисходительно-добро улыбнулся:
   - Вот уж это нам точно не грозит!  Моя  забота  -  чтоб  не  превратилась
Россия в брюквенное царство с народной кухней из лебеды и березовой каши...
   Журналисты захохотали, восприняли ответ как прямой  наезд.  Сашка  вообще
вел себя очень свободно, говорил легко, много шутил. А журналисты  его  явно
не любили. Но он им все равно нравился. В  его  поведении  был  дорогой  шик
большого стиля.
   - Как вы относитесь к коммунистам?
   - Лояльно, - пожал плечами Серебровский. - Их  только  нельзя  до  власти
допускать...
   - А как вы совмещаете лояльное отношение к коммунистам  с  тем,  что  они
пишут о вас в своей печати? - напирал корреспондент "Комсомольца".
   Хитрый Пес сделал удивленное лицо, словно впервые слышал:
   - А что они пишут?
   - Что вы, выполняя заказ ЦРУ, хотите продать "Макрокомпу"  оборонный  щит
державы и сделать Россию беззащитной перед мировым капиталом...
   - Ага, понятно! - кивнул Сашка. - Я иногда даже  сочувствую  коммунистам.
Ну представьте  себе,  каково  приходится  крупной  политической  партии,  у
которой в идеологическом арсенале  есть  одна-единственная  идея  -  давайте
вернемся во времена Ленина-Сталина!
   - У этой партии треть всего электората страны! - крикнул кто-то с места.
   - Это нормально. В обществе и должна быть  треть  людей,  которым  нечего
ловить в будущем. Они этого не знают, не понимают, но нутром ощущают - у них
нет достойного места в следующем веке, веке информации. А информация  -  это
богатство, это энергия знания,  это  свобода.  Богатым,  свободным  и  умным
людям, сами понимаете,  не  нужны  коммунисты  с  их  разбойно-побир