одерством? Они краем уха слышали, что меня ищут  из-за  денег.  Они  ищут
здесь деньги! Вот идиоты!
   От дикости этой догадки я засмеялся. Они еще не дошли до антресолей,  где
лежит под барахлом мой чемодан. Эх, мне бы сейчас карабин...
   Своим смехом я обидел Скелета. Он подпрыгнул и ударил меня ногой в грудь.
Тяжело вломил, но плохо. Раз не вырубил, значит, плохо.  На  пол  я  рухнул,
вздохнул, душевно сказал:
   - Не каратист ты, а говно. Нормальная срань...
   Он ударил меня ногой в живот.
   - Говорю же тебе - дерьмо ты, кал, экскремент поносный!
   Опять врубил он мне.
   - Как есть - навоз, фекалий...
   Скелет долбанул меня кулаком в темя - до темени в глазах.
   - Конечно, ты - какашка, меконий...
   Скелет хотел ударить  ногой  слева,  но  я  откатился  немного,  не  удар
получил, а толчок.
   - Жалкое ты испражнение дристучее!
   Тут он меня все-таки достал, а я, задыхаясь, намекнул:
   - В натуре - жопный плевок, дрэк ты текучий...
   Гнойный Мозг остановил спарринг-партнера:
   - Погоди! Собери все дискеты компьютерные в сумку...
   Я лежал на паркете и успокаивал Лору:
   - Яблочко мое дорогое, не грусти... Все будет хорошо! Ничего они  мне  не
сделают. Я такой ловкий - толкачом в ступе не отловишь... Ты только не бойся
этих козлов...
   Чем позже они найдут  чемодан  на  антресолях  -  тем  лучше.  Там  лежат
деньжата какие-то и документы. Для этих  подзаборных  мародеров  -  огромные
деньжищи! Они могут из-за них нас  убить  -  деньги  украдут,  а  начальству
доложат, что во время захвата пришлось нас укокошить.
   Упираясь мордой в теплые буковые клепки паркета, я начал группироваться.
   Ах, если бы я сейчас был здесь с ними один! Но при первом моем рывке  они
застрелят Лору.
   Господи Боже, как легко и сладко было всю жизнь одиноко волчарить!
   Я ждал.
   Тихо лежал.
   Не мог он забыть обо мне.
   Не мог не услышать мой крик о помощи.
   Цакуга-дзен, мой боевой дух, неужели ты покинул меня?
   И еле слышно шелохнулся шелест-шепот:
   - Я здесь...
   - Цакуга, учитель и друг мой, я унижен своим бессилием.
   - Мы не ведаем, когда слабость становится силой, а унижение возвышает...
   - Цакуга, я не боюсь смерти.
   - Я знаю...  Воин  переступает  страх,  как  путник  порог  перед  долгой
дорогой.
   - Цакуга, я боюсь за девочку...
   - Не думай о ней сейчас... Страх за нее гнет к земле  твою  силу.  Победи
сам - спасешь ее...
   - Цакуга-дзен, я безоружен, а руки мои в металле...  Тихо-тихо  засмеялся
старый самурайский дух.
   - Есть узы крепче металла.
   А из коридора раздался счастливый крик Скелета:
   - Гля, чего я тут наверху нашел!
   Ну  да,  нашел-таки,  зараза.  Мой  заветный   чемоданчик,   мой   бывший
меч-кладенец, мой боевой клад.
   СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:
   БУКЕТ СТРЕЛИЦИЙ
   Я по-честному предложил:
   - Давай завезу тебя домой, а потом подамся в Теплый Стан...
   - Ага, как же! - возмутилась Лена, влезая за руль.  -  И  это  называется
мужчина с человеческим лицом! Как служебная рутина или житейская бытовуха  -
тут мы не разлей вода! Скрещенье рук, скрещенье ног и прочее там  скрещенье!
А как большое  приключение,  ночной  полет,  звон  риска  -  так  все  себе!
Нехорошо, дяденька...
   Рванула с места так, что гравий из-под колес градом ударил  в  забор,  по
широкой плавной дуге вылетела на шоссе и погнала в сером сумраке  истекающей
ночи.
   - Что ты несешь, шоферюга несчастная? Какой риск?  Какое  приключение?  -
неохотно, вяло отговаривал я Лену. Я ведь хотел, чтобы она ехала со мной,  я
хотел, чтобы мы вместе разыскали Кота, я хотел, чтобы она была рядом.
   - Не замай! - толкнула меня локтем Лена. - Ну подумай сам, какой  прикол!
Кота сейчас в Москве не ищет только тот, кто сам в розыске. А мы с тобой его
находим! Полный отпад!..
   На Кольцевой повернули направо, покатили на  запад.  За  спиной  небосвод
натекал серым перламутром,  над  горизонтом  пузырились  парусники  облаков.
Скоро рассветет.
   - Брось на заднее сиденье  эти  чудовищные  цветы  и  дозванивайся  своим
дежурным ментам... - распорядилась Лена. - В районе Теплого  Стана  вряд  ли
живет толпа Теслимовок.
   - Наверное, - согласился я и на всякий случай поинтересовался: - Чем  это
цветы чудовищные?
   - Не видишь? - удивилась Лена. - Жуть! Посмотри - уже не  флора,  еще  не
фауна! Как страшные черно-красные птицы... Раскрытые жадные клювы... Фу!
   - Не выдумывай! Нормальный строгий элегантный цветок...
   - Ага! Не вздумай только приносить их  на  мою  жилплощадь!  Мы  с  тобой
уснем, доверчивые и беззащитные, как в детсаду на тихом часе, а они...
   - Что они? Что ты мелешь?
   - Допревратятся! Совсем станут хищными птицами и расклюют нас. Без  смеха
- боюсь их...
   - С психиатром не советовалась?
   - Советовалась. Хороший врач. Предложил переспать с ним.
   - А  ты?  -  живо  заинтересовался  я.  -  Пообещала  найти  себе  другое
снотворное, не  такое  тошнотное...  Угостите  сигаретой,  офицер!  В  сумке
лежат...
   Я бросил  цветы  на  заднее  сиденье,  расстегнул  замок  сумки  и  снова
наткнулся на  холодный  никелированный  ствол.  Достал  из  пачки  сигарету,
прикурил,  осторожно  вложил  ей  в  губы  сочащийся  синим  дымом  бумажный
цилиндрик.
   - Спасибо, дорогой друг, - сказала Лена и начала корчиться от смеха.
   - Так, нормально! Плавно переходим в следующую стадию безумия, -  заметил
я. - Что теперь?
   - Мы с тобой сейчас как в "Санта-Барбаре"! Мечта  провинциалов!  Шикарный
джентльмен изящным движением вкладывает в рот сигарету невероятно прекрасной
красотке! Посмотри на нас! Ты в смокинге похож на загулявшего пингвина!  Ой,
умру!
   Махнул на нее рукой, достал телефончик, который передал мне Кот, и  начал
дозваниваться в адресную справочную МВД - у меня были кодовые пароли.
   Лена, казалось бы, внимательно смотревшая перед собой на дорогу,  сказала
буднично:
   - Что-то я у тебя этот аппаратик не видела...
   - Да-а? - неопределенно-вопросительно протянул я.
   - Да! У тебя телефон "Эрикссон", - напомнила Лена. - А этот "Нокия"...
   Вот шпионская морда! С ней не задремлешь, не соскучишься. Как  она  зорко
сечет все вокруг себя! Вряд ли ее будущему мужу удастся безнаказанно сходить
налево. А может быть, с такой бабой и не захочется? Дома страстей хватит...
   - Это телефон Кота, - сказал я. - Мне его Марина передала...
   - Ока-а-зывается!  -  подняла  брови  Лена.  -  Это  называется  "близкие
контакты третьей степени"... А почему ты ему не позвонишь?
   - Куда звонить-то? У меня нет его номера! Только он мне может звонить. По
моему телефону звонить нельзя - он наверняка прослушивается.
   - Волшебная земля Паранойя, - покачала головой Лена.
   Мы гнали по пустынной дороге, я переругивался и перешучивался по телефону
с ребятами в дежурной части  министерства,  разыскал  там  старого  дружбана
Аникеева, мы с ним поболтали о делах-делишках, пока его коллеги проверяли по
своим учетам Теслимовку, и  ночь  незаметно  дотлела  в  серый  предутренний
пепел.
   На траверсе Внуковского шоссе я знал, что Теслимовка  Лариса  Алексеевна,
1973 года рождения, русская, образование незаконченное  высшее,  незамужняя,
проживает на улице Огурцова, дом 16, корпус 2, квартира 79.
   - Или проживала  до  последнего  времени,  -  сказал  Аникеев.  -  Сейчас
миграция - страшное дело! Текут  люди,  как  песок...  Ну  ладно,  Ордынцев,
бывай! Если что - звони...
   Смутно припомнил теперь, что Кот называл ее Лара. Или Лора.
   Нет, не должна была песчаной струйкой утечь  отсюда  Теслимовка.  Недаром
столько времени пасутся около  ее  дома  патрули  "Бетимпекса".  Не  понимаю
почему, но они упорно ищут Кота здесь. Они ничего не  знают  про  Лору-Лару,
иначе бы установили ее адрес так же просто, как и я. Но  они  знают,  что  у
Кота здесь где-то поблизости лежка. Поэтому не уходят. Они и сейчас, кстати,
могут там топтаться.
   Я  прикрывал  ненадолго  глаза,  и  тогда  начинало  казаться,  что  Лена
разгоняет машину до визга, что движение наше непрерывно и жутко  ускоряется,
зашкаливает спидометр, колеса отрываются и летят над  дорогой  -  неизвестно
куда.
   Открывал в испуге глаза - Лена вела машину уверенно и  ровно,  она  ехала
точно.
   Это не она разгоняла автомобиль, это скорость  жизни  нарастала.  Как  на
кольцевых  гонках  -  ужасающая  скорость  в  бетонной   монотонности,   где
реальностью движения является только ежесекундный смертельный риск...
   Лена закурила новую сигарету и сообщила:
   - У китайцев есть высокое понятие - культура молчаливой тишины. По-моему,
мы с тобой подняли уровень этой культуры до неприличия.  Поговори  со  мной,
мой маленький босс! А то засну...
   - Не спи, мое яблочко, - сказал я, как когда-то Кот повторял  Теслимовке.
- Не спи, а то в сугробе замерзнем. Мне почему-то очень тревожно... Ленушка,
гони быстрее.
   Было уже совсем светло, когда мы вкатили  на  улицу  Огурцова.  Светло  и
пусто, только  далеко  за  перекрестком  гулял  одинокий  бессонный  болт  с
лохматой собакой.
   - Вон табличка - корпус 2, - показала мне Лена на угол дома.
   И тут я увидел Кота.
   Из подъезда вышел здоровенный костистый мужик и вывел Кота.  Они  не  шли
вместе, а он его вывел - руки Кота были заведены за спину, не то связаны, не
то замкнуты наручниками. Задержались на миг, и из дверей  выпихнули  молодую
женщину, в которой я не сразу признал Теслимовку - ее конвоировал  еще  один
урод с небольшим чемоданчиком в руке.
   И время расслоилось.
   Когда-то знающий все Хитрый Пес рассказывал нам, что в проливе Босфор два
течения - быстрое верхнее бежит из Черного моря  в  Мраморное,  а  медленное
донное втекает обратно. В половине пятого утра 17 августа 1998 года на улице
Огурцова в Теплом Стане время расслоилось, как вода  в  Босфоре.  Я  плыл  в
бешеном потоке секунд вперед, а эти псы, как в рапиде,  очень  плавно  текли
навстречу.
   До них было метров двадцать, они явно собирались пройти  несколько  шагов
по тротуару, обходя припаркованную  "Волгу",  сойти  на  мостовую,  пересечь
дорогу и усесться в кофейного цвета "пятерку", за рулем  которой  сидел  еще
один обормот. Они вели Кота  и  Теслимовку  вполне  безмятежно  -  они  были
хозяевами пустой улицы, здесь не могло быть опасности, здесь никто не  может
помешать  или  оказать  сопротивление.  Гуляющий  рассветный  собаковод   за
перекрестком - не в счет. Они наверняка набиты пушками, как бронепоезд.
   Спасибо тебе, моя гнусная профессия ловца людей, охотника за головами! Ты
меня многому научила.
   Я умею расслаивать время - я  умею  считать  варианты  в  секунды.  Этому
нельзя было не научиться, потому что в таком "блице" у  проигравшего  падает
не флажок, а башка.
   - Вон они! - сказал я Лене быстро и спокойно. - Жди в  машине.  Мотор  не
выключай!
   Схватил с заднего сиденья  охапку  цветов,  всунул  меж  длинных  стеблей
"беретту" и вывалился на тротуар.
   Я шел им навстречу - загулявший пингвин в смокинге,  с  огромным  букетом
лилий, похожих на хищных остроклювых птиц с алыми  гребешками,  и  счастливо
орал: "Ой, мама, шика дам я... "
   На миг мелькнула мысль - кто они? "Бетимпексовцы"? Или наши -  сафоновцы?
Да ладно! Какая разница! Это с ножа кормленные парни. Кто бы они ни  были  -
оттуда, куда они вознамерились везти Кота, живым он не выйдет. А из  яблочка
его, Теслимовки, сделают компот.
   Они остановились, напряглись, внимательно всматриваясь в меня, и я увидел
или услышал - на всю пустынную улицу  -  их  вздох  облегчения.  Нормальный,
празднично-пьяный мудак, скорее всего со свадьбы! Я был  в  смокинге  -  как
жених! Как официант! Как дирижер!
   Конвой обогнул "Волгу", ступил с тротуара на мостовую, а  я  шел  посреди
дороги и вопил, как обоссаный: "Ой, мама, шика дам я!"
   Кот! Котяра! Ты  слышишь  меня?  Включайся,  секунды  бегут!  Они  у  нас
считанные, как друзья на белом свете!
   Услышал!
   Посмотрел, засмеялся, гад. И я на расстоянии почувствовал,  как  звенящей
упругой силой налился он.
   - Ребята! - орал я. - Вы местные? Где здесь этот  долбаный  восемнадцатый
дом? Выручайте, земляки!..
   - Пошел вон отсюда, - незло и не очень громко сказал костистый,  шагавший
перед Котом. Десять метров до них.
   - Ну, в натуре! Цветы я должен отдать?
   - Ты че, в отделении доспать хочешь? - спросил  костистый.  Они  рядились
под ментов!
   Пять метров.
   - Бля буду! Не найду, мне же домой не войти!..
   Три метра.
   - Эй, кореша, что вы как неродные...
   Метр. Я протянул к костистому букет, нафаршированный пистолетом.
   И тут Кот прыгнул. Никогда нигде никому - Ирине Родниной или Оксане Баюл,
Гриценко или Пахомовой - не снился такой "двойной тулуп"! Без  поддержки!  С
наручниками за спиной! Фантастической разножкой он с лета, как косой, срубил
конвойного перед  собой  на  асфальт  и,  не  переводя  дыхания,  в  плавном
приземлении вломил ему коленом по яйцам.
   Во времени, расслоенном, как босфорская вода,  секунды  этих  падл  текли
очень плавно, зримо, рельефно, а мои  неслись,  как  велосипедные  спицы  на
солнце.
   Бандаморда, ведущий Теслимовку, стал рапидно вытягивать  правую  руку  из
кармана, а чемодан - сука!  -  все  равно  не  выпускал.  Дурак,  надо  было
держаться не за ручку чемодана, а за рукоятку пушки. Твой  флажок  на  часах
упал, как мои замечательные цветы-птицы опали на тротуар, обнажив "беретту",
упертую ему в пузо.
   - Стреляю, сука! - сказал я убедительно. - Не  шевели  рукой  в  кармане,
потом дырки не заштопаешь...
   И чтоб не искушать этого урода, неожиданно ударил лбом  в  лицо  -  хруст
хрящей и его короткий вопль еще не стихли, а я уже вынимал  из  кармана  его
"Макарова".
   - Сережа! Сзади!.. - полоснул улицу пронзительный Ленкин визг.
   Я рухнул с подкатом и переворотом  наземь  и  увидел,  как  от  кофейного
"Жигуля" бежит ко мне третий боец с пистолетом,  вдруг  харкнувшим  коротким
дымком. Взвизгнула рядом  пуля,  но  еще  не  смолк  гулкий  тяжелый  шлепок
выстрела  из  "ТТ",  как  короткой  злой   серией   татакнула   очередь   из
автоматического браунинга, и бегущий подпрыгнул, споткнулся и стал  медленно
проседать, заваливаясь вперед, пока не врубился в мостовую.  Я  оглянулся  -
Лена стояла у капота нашего джипа, и в руках  у  нее  плясал  никелированный
пистолет.
   Значит, так, давайте договоримся:  "лежачих  не  бьют"  -  это  придумали
лежачие, которые собрались убивать стоячих. Бьют и лежачих! Особенно если не
хочешь прикончить, а собираешься всерьез отключить.
   Вырубил я их. Переднему, которого так четко  приземлил  Кот,  не  повезло
особенно - он поднял голову, высунул ее наружу  из-под  навалившегося  Кота.
Спросите любого футболиста - идеальная позиция для штрафного удара с навесом
на ворота. Лаковые туфли хуже бутсов, но все-таки....
   Бедная Теслимовка была в обморочном состоянии. Лена волокла ее за руки  в
джип, она упиралась.
   Кот орал мне:
   - Ключи у них отбери! Там от браслетов... Чемодан, чемодан возьми!
   Отобрал. И пистолеты. Подошел  к  стрелявшему  в  меня  водиле,  которого
подсняла Лена. Вокруг бедра натекала бурая лужа, венозная. Поднял валяющийся
"ТТ", и он тонким, дребезжащим голосом сказал:
   - Не стреляй, брат...
   - Нужен ты мне, говнюк!
   Ухватил коричневый чемоданчик и потащил Кота к машине:
   - Шевелись, шевелись... Милицию ждешь?
   - Не жду, Серега. Закон - на злых собак не зови волков...
   - Лена, за руль! - скомандовал я. - Все, поехали...
   Не знаю, как там получилось по быстрому времени, струей мчащемуся  поверх
Босфора, а по обычному,  московскому  летнему  времени  -  думаю,  секунд  в
пятнадцать уложились. Может, в двадцать...
   КОТ БОЙКО:
   ДРУГОЙ УМ
   Лора немного успокоилась, ее перестал бить колотун. Тесно прижавшись, она
тихо сидела рядом со мной, будто дремала.
   А Серегина подруга - девка-молоток,  крутит  баранку,  негромко  напевает
модный хит "Белив", покуривает сигарету, хоть бы хны!
   - Сережа, ко мне надо ехать, -  сказала  она,  как  только  мы  с  визгом
дернули с Куликова поля нашего, с Ледового побоища на Бородине.  -  Надежнее
всего. Там искать будут в последнюю очередь...
   - Поехали, - согласился Серега. - Езжай не быстро, не нарушай.
   Она вздохнула, на миг обернулась ко мне:
   - И это говорит мне полицейский якобы с человеческим  лицом!  -  И  тихо,
ликующе засмеялась: - Который втравил меня  в  страшные  уголовные  события!
Невинная чистая девушка попала в бойню, как кур в ощип...
   - Невинная чистая девушка, не говорите  этого  никогда  при  болгарах!  -
драматически воскликнул я - не мог удержаться, не поделиться с таким  боевым
товарищем из сокровищницы жизненных наблюдений.
   - Почему? - удивилась она.
   -  У  меня  был  дружок,  Любомир  Танев,  чемпион  Болгарии.  У  нас  на
соревнованиях услышал про этого  самого  кура  и  пришел  в  ужас  от  такой
садистской жестокости. На их  южнославянской  фене  кур  обозначает  мужской
член, и Любо никак не усекал, зачем его совать в щи, в  любимый  всенародно,
можно сказать, кипящий кислый суп из капусты...
   Серега положил ей руку на колено:
   - Так, Лена, все в порядке. Жить будет - шок прошел, Кот вернулся в  свой
репертуар... По-моему, я рановато расстегнул на нем наручники. Его надо, как
Пугачева, возить по Москве в клетке.
   - А ты молчи! - строго окоротил я его. -  Вы,  Лена,  не  верьте  первому
впечатлению, оно обманчиво. Смотришь на Серегу -  такой,  кажется,  солидный
господин, на службу по утрам в смокинге чапает, а на самом деле  он  паренек
незамысловатый.
   - Обидеть художника может каждый, - заступилась за него Лена.
   - Клянусь, правду говорю! - сказал я и  поклялся  нашей  старой  дворовой
клятвой: - В рот меня тя-ля-па-тя жареными пончиками!
   И Серега вспомнил, засмеялся - лет двадцать пять назад  мы  присягали  на
правду этой чепухой. Я хотел его  вывести  из  стресса,  немного  разрядить,
развеселить - ему сейчас наверняка очень тяжело. Он ведь там, на мостовой  в
Теплом Стане, шагнув с тротуара, сделал очень трудный, жизнераздельный  шаг.
Про него, ненормального, наверняка в служебных аттестациях кадровики пишут -
"лично честен"...
   - Так вот, сообщаю вам, Лена, что учеником в средней школе этот  красавец
был  вполне  убогим.  И  помогал  ему  наш  общий  друг,   наоборот,   очень
талантливый, тогда он был гордостью школы и звали его Хитрый Пес. Сейчас  он
выбился в большие люди, заведует огромным зверинцем... При правильном  вашем
поведении я вас с ним познакомлю как-нибудь.
   - Спасибо большое! - радостно согласилась  Лена.  -  Мечтаю  заглянуть  в
зверинец...
   -  Ну,  однажды  бьется  Хитрый  Пес  с  бедным  Серегой   час,   другой,
растолковывает  какое-то  уравнение  или  теорему,  а  может   быть,   закон
природы... Мне это, честно говоря, все едино - бим-бом, не упомню сейчас...
   - Я догадываюсь, - поддакнула Лена.
   - Не берет Серега объяснение в ум, не врубается, о постороннем мечтает, и
наконец завизжал от отчаяния Хитрый Пес: "Как  же  можно  быть  таким  тупым
кретином! Как это можно не понимать?" А  Серега  ему  мягко  так,  спокойно,
ласково говорит: "Не злись, Саня! Я не кретин, честное слово! Просто у  меня
совсем другой ум"...
   - Изумительно! - захохотала Лена. - Я то же самое говорю! Но один  вопрос
покоя не дает - что во время этих занятий делал Кот Бойко?
   - Я? Как что? Лежал  на  тахте  и  смотрел  иллюстрации  в  "Гинекологии"
Штеккеля...
   По плечам, по  затылку  Сереги  я  видел,  что  он  уже  отошел  немного,
расслабился.  Мы,  наверное,  проехали  километра  два,  от   Востряковского
кладбища до Минского мотеля, когда он обернулся и спросил:
   - Ты к чему эту историю вспомнил?
   - Ни к чему! Просто так! К слову пришлось! - заверил я, а потом  все-таки
сказал: - Спасибо великому духу Цакуге-дзену за  то,  что  у  тебя,  Серега,
другой ум...
   - Уймитесь, мужики! - вмешалась Лена. - А то я от умиления зарыдаю, слезы
застят мне