Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
о смотрела она в мое лицо и решила, наверное, что я
на этот раз ничего не списывал, не подглядывал, подсказками не пользовался.
- Ты мне снился, урод несчастный.
- И ты мне снилась... Лежишь, бывало, ночью на шконках, вокруг сто
двадцать мордоворотов храпят, как танковая колонна. Безнадега, вонь и
мгла... А я лежу и о тебе, единственной, сладкой, как эскимо, мечтаю...
- Ну что ты врешь. Кот позорный! - засмеялась она. - Мечтал бы - хоть раз
открыточку прислал, я бы к тебе приехала...
- Лора, цветочек мой душистый! Декабристка моя хрупкая! Тебе на свиданку
в зону нельзя, туда только законных супружниц пускают. А мы с тобой, слава
Богу, в сплошном грехе сожительствуем.
- К сожалению...
- Не жалей. Представь себе - вот это наше сладкое хряпание называется
супружеский долг! Долг! Как трояк до получки! Полный отпад!
- Угомонись, тротуарный мустанг! Мне это не кажется таким ужасным
наказанием, - недовольно заметила Лора. - Просто тебя бабы разбаловали. От
этого тебе нормальная жизнь кажется стойлом.
Я закурил сигарету, потянулся, закинул руки за голову и сказал ей
совершенно честно:
- Ошибаешься, подруга, это не разбалованность. Я очень люблю женщин.
Понимаешь, не просто факаться люблю, я каждую женщину люблю, как волшебный
подарок... Подарок, которым дали поиграть один раз. У меня до сих пор
трясется душа, когда я впервые прикасаюсь к женщине. Я люблю первые слова
знакомства, я люблю ваши капризы, вашу терпеливость. Вашу верность, память
ваших тел, их запах - у каждой свой. Когда я с тобой, я люблю тебя, как
часть самого себя... Когда я в тебе - ты для меня, как два кубика дури, как
сорванный мной впервые миллион, как рекордный выстрел на олимпиаде...
Понимаешь?
- Я люблю тебя, безмозглого вруна. Умираю по тебе! И ничему никогда не
верю...
- Зря. Я никогда не вру женщинам. Я их всех любил в момент знакомства так
сильно, что хотел на них жениться. Честное слово!.. Но по разным причинам
передумывал.
- Больной человек, чистая клиника, - неискренне посочувствовала Лора. -
Лечиться надо вам, пожилой юноша!
Я поднялся со своего медленно планирующего на землю ковра-самолета:
- Можно попробовать. Хорошими продуктами. Помогает...
- Ужас! - Лора закрыла лицо руками. - У меня в холодильнике только мед и
орехи.
- Одну минуточку! Тебе же доставили ужин из ресторана!
- Послушай, продавец снов! Последний раз мы ужинали в ресторане, когда я
решила по дурости, что ты хочешь на мне жениться. А ты уже передумал... Или
думать не собирался...
- Пока не знаю, но, может быть, я снова передумаю, - сказал я и
направился в прихожую за своим баулом.
АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:
КАРНАВАЛ САМОЗВАНЦЕВ
Гаишники перекрыли для нас встречное движение, пока машины переползали на
внешнюю полосу кольцевой дороги - все, поехали домой!
Серега заткнулся в угол салона, подавленно и сердито молчал.
- Жаль, что ты мент, полицейский. А не японский поэт. Мог бы написать
стихотворение, элегантное танку в стиле дзен, - сообщил я Сереге. - Такого
типа: "Ночью я проехал мимо своей могилы. Из тьмы в никуда..."
Ордынцев подозрительно посмотрел на меня:
- Але, а ты почему велел забрать меня прямо из аэропорта? Ты что-то знал?
Меня стал разбирать смех - до чего же люди ни черта не понимают в
происходящем вокруг, с ними самими. Но строго и уверенно судят!
- Ты знал? - приступал ко мне Серега.
- Ну даешь! У тебя мания величия! По наивности тебе кажется, что ты к
этому имеешь отношение. Все это, - я показал пальцем себе за спину, туда,
где медленно исчезало мерцающее зарево, - имеет отношение только к 86
миллионам баксов. Должен тебе сказать, что это о-очень серьезная сумма, и
те, кто растырил ее по оффшорным банкам, не хотят, чтобы веселый босяк
Смаглий тут начал болтать глупости на следствии! Просто ему не надо было
попадаться тебе в руки. Вот и все...
- Выходит, если бы я его не отловил... - задумчиво сказал Серега.
- Конечно! - заверил я его. - Смаглий нарушил правила игры - он попался.
Проиграл - плати...
- В той игре, что я играю, у меня есть роль. Я - сыщик. А получается, что
я еще и судья. И отчасти - палач...
- Не морочь голову! Никакой у тебя отдельной игры нет. И быть не может! -
твердо остановил я его. - Мы все играем одну громадную, очень интересную
игру, и никого не спрашивают о согласии. Играем все! Постарайся ни к чему
всерьез не относиться - мы все на сумасшедшем карнавале самозванцев. Это бал
воров с непрерывным переодеванием, все в нелепых масках и чужих костюмах.
Гримасы, ужимки, комичные кошмары...
- Там был кошмар настоящий. Там убили моих товарищей, - просто сказал
Сергей.
Я перебил его:
- Знаю! Сделай выбор: или глубокая скорбь по этому печальному поводу, или
безмерная радость, что тебя там не было. Слава Богу, жив. Жив! Радуйся!
- Эта формула не из человеческой жизни, а из мира твоих рвотных цифр...
- Не ври, не ври, не ври! Себе самому не ври. Это и есть человеческая
жизнь! Тебе и поскорбеть охота, я ребят очень жалко, и порадоваться за
избавление от погибели нужно, а делать это прилюдно неловко...
- А почему неловко? - всерьез спросил Сергей.
- А потому что мир, в котором мы живем, не требует чувств, а требует
только знаков, одни рисунки чувств...
- И что он требует от меня сейчас?
- О, мир гримас и ужимок требует знаков сердечной скорби и страшной
клятвы гнева и отмщения! Ты клятву дай и плюнь на все это! Тебе пора
взрослеть. Лучше позаботься о себе. И обо мне...
- Сань!
-А?
- Ты стал ужасной сволочью.
- Глупости! С годами люди не меняются... Чуток количественно. Ты, я, Кот
Бойко - такие же, как мы были в детстве. Просто выросли...
ЧЕРТИ
У бокового входа в гостиницу "Интерконтиненталь" стоит реанимобиль -
мерседесовский автобус в раскраске "скорой помощи". Несколько поздних зевак,
скучающий милиционер. Из дверей отеля санитары выносят носилки, на которых
лежит укрытый до подбородка простыней мертвый охранник Валера. Николай
Иваныч возникает в изголовье носилок, отгораживая их от досужих прохожих.
Распахивает заднюю дверцу, носилки вкатывают в кузов, фельдшер говорит
громко:
- Инфаркт... Скорее всего - задней стенки...
Николай Иваныч захлопывает дверцу. Коротко вскрикнула сирена, реанимобиль
помчал мертвого пациента на неведомый погост.
КОТ БОЙКО:
КРОШКА МОЯ
С ума можно сойти - как душевно кормят в "Бетимпексе"! Лора сновала по
кухне, расставляя на столе яства, угощения и выпивку, которые мы добыли из
бездонного баула. Они не помещались на столешнице, и Лора их пристраивала в
беспорядке на буфете, плите и подоконнике.
В тесном неудобном пространстве она двигалась сноровисто, ловко, я
смотрел на нее - сказочное, нездешнее, неотсюдное животное, гибкое, быстрое,
тонкое, с гривой золотисто-рыжих, будто дымящихся волос, - и каждый раз, как
она пробегала мимо, я быстро целовал ее-в круглую поджаристую попку, в
грудь, в упругий и нежный живот, в плечи, в затылок. Она тихонько, будто
испуганно, взвизгивала, как струнка на гитаре, и вроде бы сердито говорила:
- Ну перестань!.. Сейчас все уроню!.. Не мешай!.. Но любой маршрут
прокладывала ближе к табуреточке, на которой я восседал, как давеча Леонид
Парфенов, рассказывающий о моих былых подвигах.
А может быть, плюнуть на все и замуроваться в этой фатере навсегда? Лора
будет мой бочонок Амантильядо. Никогда и никуда больше не соваться...
- Все! Готово! Прошу за стол!
Икра, осетрина, семга, крабы, ростбиф, салаты, овощи, расстегаи к супу и
мясо в блестящих ресторанных судках и на подносах. Я вспомнил, что, как
наркоман в ломке, второй день во рту маковой соломки не держал, проглотил
кусок осетрины и заорал:
- Господи! Наслаждение, близкое к половому!
- Сколько же ты заплатил за это? - усаживаясь за стол, простодушно
восхитилась Лора. - Состояние!
- Не преувеличивай... Одного черта пришлось обмануть, а его
помощника-балду пришибить. И пожалуйста - кушать подано!
- Ну что ты выдумываешь всегда! - засмеялась Лора. - Наверное, все свои
тюремные деньги потратил...
- О да! Я там круто заработал! - серьезно согласился я. - Но за ужин я
рассчитывался не деньгами, а безналичными. Можно сказать - опытом.
- Это как?
- Понимаешь, ты не в курсе, есть мировая система финансовых операций -
продажа опыта, - глотая огромные куски, просвещал я подругу. - Тюремный опыт
- это высоколиквидный капитал для безналичных расчетов. Вроде пластиковых
кредит-кард. Если нет налички, платишь из этого капитала. Коли счет невелик
- получаешь сдачу...
- Ну объясни мне, Кот, почему ты такой врун?
- Не веришь? Мне - пламенному бойцу за правду? - тяжело огорчился я. -
Меня всю жизнь называют Господин Правда. Мистер Тру. Месье Лаверите. Геноссе
Вархайт. Коммунисты для своей газеты мое имя скрали, "Правдой" назвались...
Я достал из кармана пиджака пачку Валеркиных денег, показал Лоре:
- Вот сдача за ужин. А ты мне не веришь, крошка моя... И тут на меня
напал приступ неудержимого хохота. Я давился едой, слезы выступили, а я все
хохотал неостановимо.
- Ты чего? - испуганно спросила Лора.
- Как раз в тот момент, когда меня упрятали в зверинец, во всех кабаках
горланили песню "Крошка моя, хорошо с тобой нам вместе...".
Я вскочил со своей колченогой табуреточки, обнял Лору и стал кружиться с
ней по кухне, распевая "Крошка моя, хорошо с тобой нам вместе".
Маленькая моя, несмышленая, бессмысленная, сладкая, глупая совсем. Крошка
моя! Кто здесь тебя ласкал и пользовал, кто пел с тобой и танцевал на
непроходимой кухне, кто летал на продавленном ковре-самолете? Пока меня не
было? Пока меня отгрузили в клетку? Тысячу дней, тысячу ночей! Неужто ждала
меня? Это, конечно, вряд ли. Не бывает.
Да и не важно. Я ведь идеалист и знаю наверняка: тысячу дней здесь не
было жизни, раз здесь не было меня. И не могла ты здесь хряпаться тысячу
ночей - тебя не было. Я верю в это несокрушимо. Хотя бы потому, чтоб не
думать, что делали в эти тысячу ночей мой дружок Александр Серебровский и
самая вожделенная женщина на земле - Марина.
Марина, моя несбыточная мечта о прошлом. Моя окаянная память о
неслучившемся. Моя истекающая жизнь, никчемушная и бестолковая.
Марина, любимая моя, проклятая.
Нет, нет, нет! И знать ничего не хочу! Жизнь - это не то, что с нами
происходит, а то, как мы к этому относимся.
Поцеловал Лору и сказал ласково:
- Девушка, дай я тебя покиссаю! Ты и есть та самая беда, с которой надо
ночь переспать. Утром все будет замечательно. Мы будем петь и смеяться, как
дети...
СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ:
СЛАДКОЕ ОБОЛЬЩЕНИЕ БОГАТСТВА
Галогеновый фонарь вырубал в ночи огромную голубую прорубь - прямо над
воротами загородной резиденции Серебровского в Барвихе.
Обзорная телекамера поползла хищным хоботком объектива вслед въехавшим
машинам, откозыряли привратники, еще один - внутри караульной будки - быстро
шлепал пальцами на электронном пульте.
Подъездная дорожка плавно закруглилась к входу в трехэтажный дом-усадьбу.
Охранник у дверей держал на доводке белого питбуля, похожего на озверелую
свинью. Телохранители выскочили из машин, начальник охраны открыл дверцу
"мерседеса" и протянул руку Серебровскому. Мне не протянул руку помощи - или
мне по рангу еще не полагается, или боялся, что я его снова за ухо ухвачу.
Питбуля спустили со сворки, страшный пес с радостным рыком бросился к
Саньку, подпрыгнул, положил на миг ему лапы на плечи, лизнул в лицо. Я
боялся, что он свалит Сашку с ног, сделал шаг к ним, и тотчас же собака
повернула ко мне морду сухопутной акулы и злобно рыкнула, обнажив страшные
клыки-клинки.
- Жуткое сооружение, а? - засмеялся Серебровский. - Я его обожаю!
Он гладил собаку по огромной противной морде, ласково трепал по холке, и
в движениях его и в голосе была настоящая нежность:
- Ну, успокойся, Мракобес, успокойся! Все свои...
- Песик, прямо скажем, малосимпатичный, - бестактно заметил я. - В
цивилизованные страны их запрещено ввозить. Так и называют - дог-киллер.
Мокрушник...
- За это и ценим, - сказал Серебровский со своей обычной зыбкой
интонацией - нельзя понять, шутит он или всерьез, потом взял меня под руку:
- Пошли в дом...
Начальник охраны Миша Красное Ухо - за спиной - мягко напомнил:
- Указания?
- Как обычно, в шесть... - уронил Сашка, не оборачиваясь, не прощаясь. А
пес-дракон строго "держал место" - у правой ноги хозяина.
Я вернулся на пару шагов, протянул руку Мише:
- До завтра. Прости, пожалуйста! Не сердись... Он улыбнулся, и ладонь его
была как улыбка - широкая, мягкая.
- Да не берите в голову. Все на нервах. Я вас понимаю...
Я хлопнул его товарищески по спине, Миша наклонился ко мне ближе и тихо
сказал:
- При подчиненных больше меня за уши не хватайте. А то для поддержания
авторитета придется вам руку сломать.
Я ему поверил.
Догнал дожидающегося меня в дверях Серебровского, который сообщил:
- Мне кажется, он - единственный - любит меня.
- Кто - охранник? - удивился я.
- Мракобес, - серьезно сказал Сашка. Я испуганно посмотрел на него.
- Не боится потерять работу!.. - хмыкнул Сашка, и его тон снова был
неуловимо зыбок.
А в мраморном холле нас встречала Марина, сильно смахивающая сейчас на
американскую статую Свободы - в широком малахитовом, до пола длинном платье,
но не с факелом, а с запотевшим бокалом в поднятой руке. Посмотрела на меня
ласково, засмеялась негромко, светя своими удивительными разноцветными
глазами - темно-медовым правым, Орехово-зеленым левым, - лживыми, будто
обещающими всегда необычное приключение, радостно протянула мне руки
навстречу.
Вот баба-бес, чертовская сила!
Она сразу внесла с собой волнение, удивительную атмосферу легкого, чуть
пьяного безумия, шального праздника чувств, когда каждый мужчина начинает
изнемогать от непереносимого желания стать выше, остроумнее, значительнее -
в эфемерной надежде, что именно он может вдруг, ни с того ни с сего стать ее
избранником хоть на миг, потому что любой полоумный ощущает невозможность
обладать этой женщиной всегда, с мечтой и отчаянием предчувствуя, что такая
женщина - переходящий кубок за победу в незримом соревновании, где талант,
случай, характер вяжут прихотливый узор судьбы в этом сумасшедшем побоище
под названием жизнь.
- Ну, Серега, как сказал поэт? - спросила Марина. - "Воспоминанья нежной
грустью..."
- "...меня в чело, как сон, целуют", - закончил я строку и обнял ее,
легко приподнял и закружил вокруг себя.
Питбуль Мракобес утробно зарычал, глядя на нас подслеповатым красным
глазом рентгенолога. Сашка гладил его по загривку, успокаивая, приговаривал:
- Свои... свои. Умный... умный, хороший пес... Это свои...
Отпустил собаку, подошел к Марине, вполне нежно поцеловал ее в щеку,
откинув голову, посмотрел на нее внимательно, как бы между прочим заметил:
- Подруга, не рановато ли стартовала? - и кивнул на бокал.
- Не обращай внимания... До клинического алкоголизма я не доживу, -
усмехнулась Марина и взяла нас обоих под руки. - И вообще, Санечка, не
становись патетической занудой, это не твой стиль.
Столовая, конечно, - полный отпад. Зал, декорированный под средневековую
рыцарскую трапезную. Дубовые балки, темные панели, стальной проблеск
старинных доспехов и оружия, кованая бронза, высокая резная мебель, цветы в
литых оловянных сосудах, сумрачные красные вспышки камина. Все-таки, как ни
крути, а обаяние буржуазии в старинном макияже - оно еще скромнее, еще
неотразимее.
- Скажи на милость, - спросил я Марину, - а какой стиль должен быть у
нашего выдающегося магната?
- Что значит - какой? - поразилась Марина очевидной глупости вопроса. -
Он, как египетский фараон, повелитель всего, что есть и чего нет! Санечка
наш - над мелочами, над глупостями, над людьми, над жизнью...
Она схватила меня за ухо, как я недавно начальника охраны Мишу, ну, может
быть, понежнее, конечно, и сказала громким театральным шепотом:
- Александр Серебровский - фигура надмирного порядка, гиперборейская
личность, можно сказать, персонаж астральный...
Сашка невозмутимо заметил:
- Шутка... - Он со вздохом посмотрел на Марину, потом обернулся ко мне: -
За годы, что ты не видел Марину, у нее бешено развилось чувство юмора. Имею
в семье как бы собственного Жванецкого.
Марина обняла за плечи Серебровского и поцеловала его в намечающуюся
лысинку.
- Прекрасная мысль, Санечка! Почему бы тебе не купить в дом настоящего
Жванецкого? Представляешь, какой кайф - приходишь домой, а тут уже все мы:
Михал Михалыч со своими шутками, я с моей нечеловеческой красотой, Мракобес,
мечтающий загрызть кого-нибудь насмерть, вокруг - прекрасный неодушевленный
мир обслуги. Просто сказка, волшебный сон! Купи, пожалуйста! Ну что тебе
стоит?
-Хорошо, я подумаю об этом, - серьезно ответил Серебровский. - Ты же
знаешь, что твоя просьба для меня - закон...
В этом роскошно навороченном буржуазно-антикварном новоделе должна была
бы звучать пленительная музыка Игоря Крутого в аранжировке какого-нибудь
Вивальди, А я слышал тонкий, приглушенный, задавленный подвизг истерии. Они
не хотели гармонии. По-моему, им обоим нравился звук аккуратно скребущего по
стеклу ножа.
Я серьезно сказал ей:
- Знаешь, Маринка, если ты будешь так доставать мужа, жизнь ему подскажет
парочку крутых решений семейных проблем.
- Не выдумывай, Верный Конь! - махнула рукой Марина. - Нет у нас никаких
проблем. Наша жизнь - это романтическая повесть о бедных влюбленных. Или не
очень бедных. Даже совсем не бедных. Скорее богатых. Наверное, очень
богатых. Но наверняка - чрезвычайно влюбленных. Так я говорю, мой
романтический рыцарь?
Она обняла Сашку и легонько потрясла его - так выколачивают монету из
перевернутой копилки.
- Абсолютно! Тем более что современному рыцарю достаточно не обкакать
шпоры, - невесело усмехнулся Сашка. - Все-все-все, садимся за стол...
Серебровский уселся во главе стола, и в ногах его сразу разлегся с
негромким рычанием Мракобес. Мгновенно возникли неизвестно откуда - будто из
небытия - два официанта в смокингах, предводительствуемые маленьким шустрым
вьетнамцем, который нес в растопыренных пальцах развернутую веером
полудюжину бутылок.
- Цто коспода будут пить? - любезно осведомился вьет, наклонив
прилизанный пробор. - Оцень хорошо сан-сир, легкое шато-марго, монтрашо
зевеносто третьего года, к рибе мозно сотерн... К утиной пецени "фуа гра"
нузно взять молодой бозоле от Зорз де Б„фф...
- Подай ему, Вонг, божоле от Жоржа де Б„ффа, - захохотала Марина. - А то
он там у себя во Франции всех этих понтов не ловит!
- Приятно обслузить гостя, понимаюсего вкус настоясего вина, - с
достоинством сказал Вонг.
- А мне приятно, что в доме моего старого друга служит настоящий сомелье
- хранитель вин, - учтиво, стараясь не улыбаться, ответил я.
- Сомелье! Наш сомелье Вонг Фам Трах! - продолжала смеяться Марина, и в
ее смехе просверкивали уже заметные искры скандала. - Я помню, как вы с
Сашкой бегали ночью покупать водку у таксистов...
Вонг направился к боковому столику, чтобы раскупорить бутылки, но
Серебровский мгновенно остановил:
- Я тебе уже говорил, чтобы ты открывал бутылки при мне...
Марина углом глаза смотрела на мужа, потом положила мне руку