а... Тут нет ничего важного, но... Это для фрекен  Гудэ,  быть  может,  вы
знаете, где сейчас находится фрекен Гудэ? Она ведь уехала.
   Дагни остановилась. Она посмотрела на него странным взглядом, и  словно
какая-то тень промелькнула в ее  синих  глазах;  несколько  мгновений  она
стояла совершенно неподвижно.
   - Для фрекен Гудэ? - переспросила она наконец.
   - Да. Если бы вы были настолько любезны. Когда вам будет удобно, это не
к спеху...
   - Да, да, - сказала она, как бы  очнувшись,  -  давайте  его  сюда,  не
беспокойтесь, я передам фрекен Гудэ письмо от вас. - И, спрятав конверт  в
карман, она неожиданно кивнула головой и добавила: - Да, да, и спасибо  за
этот вечер. А теперь мне надо идти.
   Она снова посмотрела на него и ушла.
   Он стоял, не двигаясь с места. Почему она так резко оборвала  разговор?
Уходя, она посмотрела на него безо всякой злобы. Даже наоборот. И все-таки
она ушла как-то вдруг, внезапно. Вот она сворачивает на дорогу, ведущую  к
пасторской усадьбе... Вот она скрылась за поворотом...
   Когда она исчезла из виду, он медленно пошел в гостиницу.  Она  была  в
белоснежной шляпе... И так странно посмотрела на него...



22

   Каким странным взглядом  посмотрела  она  на  него.  Он  не  понял  его
значения. Но в следующий раз, когда он ее снова встретит,  он  постарается
искупить свою вину, если он в чем-то провинился. Какая тяжесть  у  него  в
голове. Однако пугаться  нечего,  слава  богу,  хоть  этого  он  может  не
опасаться.
   Он сел на диван и принялся листать какую-то книгу, но ему не  читалось.
Он встал и в тревоге подошел к окну. Он не решался признаться себе в этом,
но  он  не  хотел  глядеть  в  окно  из  страха,  что  увидит  там  что-то
необъяснимое. У него задрожали колени. Что это с ним  творится?  Он  снова
сел на диван и уронил книгу  на  пол.  Голова  у  него  разламывалась,  он
чувствовал себя совершенно больным. У него жар, в этом  нет  сомнения.  Он
ведь провел две ночи кряду в лесу, и это не прошло для него безнаказанно -
он продрог и простудился. Его начало знобить, еще когда он сидел у доктора
в саду.
   Ну, да он скоро поправится! Он не имел обыкновения обращать внимания на
такие пустячные простуды; завтра он снова  будет  здоров!  Он  позвонил  и
велел подать коньяку, но коньяк не оказал на него  никакого  действия,  он
даже не опьянел, он только зря выпил  несколько  стаканов.  Ужаснее  всего
было то, что в голове у него  все  стало  путаться,  он  уже  не  в  силах
додумать что-либо до конца.
   Как, однако, ухудшилось его состояние за  какой-нибудь  час!  Что  это?
Почему колышутся занавески, ведь нет никакого ветра? Что бы это  означало?
Он снова встал и посмотрел в  зеркало  -  вид  у  него  был  несчастный  и
больной,  и  веки  совсем  красные...  "Вам  все  еще  страшно?  Не   надо
бояться..." Прелестная Дагни... Подумать только - белоснежная шляпа!
   Стук в дверь, входит хозяин. Хозяин принес наконец счет,  длинный  счет
на двух листках; он улыбается и вообще необычайно любезен.
   Нагель тут же вынимает бумажник и начинает судорожно искать деньги,  но
при этом  спрашивает,  дрожа  от  ужаса,  сколько  же  он  должен;  хозяин
отвечает. Впрочем, это ведь прекрасно можно  отложить  на  завтра  или  на
любой другой день.
   Боже мой, сможет ли он вообще уплатить по счету? А вдруг не  сможет?  И
Нагель не находит в бумажнике денег. Что? У него вообще нет больше  денег?
Он бросает бумажник на стол и начинает шарить у себя в карманах, он совсем
растерялся и в отчаянии ищет повсюду; в  конце  концов  он  даже  лезет  в
карманы брюк, вытаскивает оттуда какую-то мелочь и говорит:
   - Вот немного денег, но этого, пожалуй, не  хватит,  нет,  конечно,  не
хватит! Посчитайте сами.
   - Да, - подтверждает хозяин, - этого не хватит.
   На лбу у Нагеля выступает пот, он сует хозяину эти несколько  крон,  он
продолжает шарить по карманам, лезет даже в  карманы  жилета,  может,  там
завалялась какая-нибудь мелочь. Однако и там ничего нет. Но ему, наверное,
удастся взять хоть немного денег в долг, может, кто-нибудь окажет ему  эту
услугу и даст ему взаймы небольшую сумму! Видит  бог,  кто-нибудь  поможет
ему, если он попросит.
   Хозяин уже не скрывает  своего  недовольства,  ему  даже  изменяет  его
обычная вежливость, он берет со  стола  бумажник  Нагеля  и  сам  начинает
искать в нем деньги.
   - Да, пожалуйста, посмотрите, - говорит Нагель, -  сами  видите,  здесь
одни только бумаги. Я не понимаю, в чем дело.
   Но хозяин открывает внутреннее отделение и тут же  роняет  бумажник  на
стол; лицо его расплывается в широкую, изумленную улыбку.
   - Вот они где! - восклицает он. - Да здесь тысячи! Выходит, вы изволили
шутить, вы хотели проверить, понимаю ли я шутки?
   Нагель обрадовался, как ребенок, и тут же ухватился за предложенное ему
объяснение.
   - Ну, конечно, я пошутил, мне вдруг пришло в голову разыграть вас таким
образом. У меня еще, слава  богу,  много  денег;  посмотрите,  прошу  вас,
посмотрите только!
   В бумажнике действительно лежала целая пачка банкнот, большая  сумма  в
ассигнациях по тысяче крон; хозяину пришлось даже  ходить  менять  деньги,
чтобы получить то, что ему причиталось. Но еще долго после  того,  как  он
ушел, Нагель дрожал от волнения и на лбу у него все еще выступали  крупные
капли пота. Как он расстроен! Какая гулкая пустота у него в голове!
   Потом он лег на диван и впал в тревожное забытье; он  метался  во  сне,
громко разговаривал, пел, требовал коньяку и пил его в  полусне;  он  весь
горел от жара. Сара ежеминутно заходила к нему, и хотя он все время с  ней
разговаривал, она мало что понимала из его  слов.  Он  лежал  с  закрытыми
глазами.
   Нет, он не хочет раздеться. Как ей это только могло  прийти  в  голову?
Раздеваться посреди дня? Ведь сейчас  день,  верно?  Он  явственно  слышит
щебет птиц. И доктора пусть не зовет. Нет, доктор даст ему желтую  мазь  и
белую мазь, а потом их перепутают, будут накладывать одну вместо другой, и
он тут же умрет. Вот  и  Карлсен  умер  от  этого,  она  ведь  еще  помнит
Карлсена? Да, да, он умер именно от этого. Так или иначе, но у Карлсена  в
горле  застрял  крючок  от  удочки,  а  когда  пришел  доктор  со   своими
лекарствами,  выяснилось,  что  Карлсен  задохся,  выпив   пузырек   самой
обыкновенной колодезной воды. Ха-ха-ха, хотя и смеяться над этим грешно...
Сара, не думайте, что я пьян. Что? "Ассоциация идей", слышите? Я могу  это
произнести... И слово "энциклопедисты" тоже. Погадайте на пуговицах, Сара,
и скажите, пьян я или нет... Послушайте,  вот  начали  работать  мельницы,
городские мельницы! Господи, в какой дыре вы живете,  Сара!  Мне  хотелось
оградить вас, чтобы ваши враги вас  не  преследовали,  так  это  написано.
Убирайтесь ко всем чертям, убирайтесь ко всем чертям!  И  вообще,  кто  вы
такая? Все вы обманщики, я выведу вас на чистую воду. Не верите? О, я всех
вас вижу насквозь! Я не сомневаюсь, что  лейтенант  Хансен  в  самом  деле
обещал Минутке две шерстяные фуфайки, посмотрим, получит ли он  их.  И  вы
думаете, что Минутка осмелится  когда-нибудь  это  подтвердить?  Разрешите
вывести вас из этого заблуждения: Минутка  _никогда_  не  осмелится  этого
подтвердить, он увильнет от ответа!  Можете  не  сомневаться.  Если  я  не
ошибаюсь, то вы, господин Грегорд, сидите себе вон там в сторонке и  снова
по-свински ухмыляетесь, заслонившись газетой.  Разве  нет?  Ну  да  мне-то
что... Вы еще здесь, Сара? Хорошо! Если  вы  посидите  со  мной  еще  пять
минут, я вам расскажу одну вещь. Договорились? Но прежде представьте  себе
человека, у  которого  постепенно  выпадают  брови.  Вы  в  состоянии  это
запомнить? Человек, у которого выпадают брови.  Затем  позвольте  спросить
вас, приходилось ли вам когда-нибудь лежать на кровати,  которая  скрипит?
Погадайте на пуговицах и скажите, было ли это или нет. Я сильно вас в этом
подозреваю. Впрочем, здесь, в городе, у меня все на подозрении, и я  ни  с
кого глаз не спускаю. Да, впрочем... И я хорошо справился со своим  делом,
я дал вам не меньше двух десятков тем для разговора и внес  смуту  в  вашу
жизнь, благодаря мне разыгрывалась одна бурная  сцена  за  другой,  и  они
прерывали ваше уныло пристойное и тупое благополучие. Хо,  хо,  как  гудят
мельницы, как гудят! А засим я советую вам, досточтимая девица Сара,  дочь
Иосифа, есть бульон, пока он  горячий,  потому  что,  если  он  постоит  и
остынет, он превратится, разрази меня господь,  в  чистейшую  воду...  Еще
коньяку, Сара, у меня болит голова, виски, затылок, болит так, что  просто
невыносимо...
   - Может, выпьете чего-нибудь горячего? - спросила Сара.
   Горячего? Что это ей опять пришло в голову?  Ведь  тут  же  весь  город
узнает, что он пил что-то горячее. Имейте  в  виду,  он  вовсе  не  желает
возбуждать   недовольство,   он   намерен   вести   себя    как    честный
налогоплательщик, гулять по дороге, ведущей в пасторскую усадьбу, только с
самыми благими намерениями и не расходиться так  вызывающе  во  мнениях  с
другими людьми, он клянется в этом... Пусть она не боится. Правда,  голова
еще свинцовая, да и не только голова, но он нарочно не раздевается,  чтобы
не разбаливаться. Как говорится, надо клин клином вышибать.
   Ему становилось все хуже, и  Сара  сидела  как  на  иголках.  Ей  очень
хотелось уйти, но стоило ей только сделать  движенье,  он  это  замечал  и
спрашивал: неужели она его покинет? Она снова садилась и ждала, чтобы  он,
утомившись от разговора, забылся,  наконец,  сном.  А  он  все  говорил  и
говорил без умолку, хотя и лежал с закрытыми глазами, и  лицо  его  так  и
пылало. Он нашел новый способ  избавить  кусты  смородины  в  саду  у  фру
Стенерсен от тли. Способ этот очень прост: в один прекрасный день он купит
в лавке  целое  ведро  жидкого  парафина,  потом  отправится  на  рыночную
площадь, снимет там башмаки, нальет в них  парафин,  подожжет  их,  сперва
один башмак, затем другой, и пустится в пляс вокруг них в одних носках,  и
будет петь. Он  это  непременно  сделает  в  ближайшее  утро,  как  только
выздоровеет, он устроит настоящий цирк, эдакую лошадиную  оперу,  и  будет
щелкать кнутом.
   Потом он стал награждать странными и потешными титулами своих знакомых.
Так, например, поверенного Рейнерта он величал Бильге, утверждая при этом,
что Бильге - это  титул.  Господин  Рейнерт,  высокочтимый  Бильге  нашего
города, говорил он. В конце концов  он  понес  нечто  совсем  несусветное,
почему-то стал вычислять высоту потолков в доме консула Андерсена.  Три  с
половиной локтя. Три с половиной  локтя!  -  выкрикнул  он  несколько  раз
подряд. Три с половиной локтя, конечно, приблизительно. Разве я  не  прав?
Но если говорить серьезно,  то  в  горле  у  него  в  самом  деле  застрял
рыболовный крючок, он не  лжет,  это  истинная  правда,  он  захлебывается
кровью, и ему очень больно.
   Только к вечеру он наконец заснул.
   Часов около десяти  он  вдруг  проснулся.  Он  был  один  в  комнате  и
по-прежнему лежал на диване. Одеяло, которым его накрыла Сара, валялось на
полу, но его уже не знобило. Сара, уходя, закрыла окна,  но  он  их  снова
распахнул. Ему казалось, что голова его уже совершенно ясна, но он  совсем
обессилел, ноги у него подкашивались. Беспричинный страх снова овладел им.
От малейшего скрипа в комнате или от голоса, доносившегося с  улицы,  ужас
пронзал его до мозга костей. Быть может, если он ляжет в постель и проспит
до утра, это пройдет. Он разделся.
   Но заснуть не мог. Он лежал и перебирал в памяти все,  что  пережил  за
последние сутки, со вчерашнего вечера, когда он отправился в лес  и  выпил
содержимое пузырька, до этого часа, когда он лежит у себя в номере, совсем
разбитый и изнуренный жаром. Как нескончаемо долго  тянулись  эта  ночь  и
этот день! И страх не покидал его, тупое, необъяснимое  предчувствие,  что
его подстерегает беда. За что же это все? Какие странные шорохи  раздаются
вокруг его кровати. Комната наполнена каким-то жутким  свистящим  шепотом.
Он сложил руки на груди, и ему показалось, что он засыпает.  Вдруг  взгляд
его случайно падает на пальцы, и он видит, что нет кольца. Сердце его  тут
же  начинает  бешено  колотиться.  Он  разглядывает  палец:  на  нем  едва
различимая темная полоска, а кольца нет! Боже праведный, где же кольцо? Ах
да, он  ведь  бросил  его  в  море,  он  думал,  что  оно  ему  больше  не
понадобится, он ведь должен был умереть, и он сам бросил  его  в  море.  А
теперь кольца нет, нет кольца!
   Он разом  вскакивает  с  кровати.  Одевается  впопыхах  и  мечется  как
одержимый по комнате.  Сейчас  десять,  до  полуночи  кольцо  должно  быть
найдено, крайний срок - последний, двенадцатый удар! Кольцо, кольцо...
   Он стремительно сбегает вниз, выскакивает на улицу и во весь дух мчится
к пристани. Из гостиницы  его  провожают  удивленные  взгляды,  но  он  не
обращает на это никакого внимания. Он снова смертельно устал, ноги у  него
подкашиваются, но он не замечает этого. Да, наконец-то  он  нашел  причину
того тягостного страха, который терзал его весь день, -  у  него  не  было
больше его железного кольца! И женщина с крестом снова явилась ему...
   Вне себя от ужаса, он кидается к первой  попавшейся  лодке,  стоящей  у
причала, но лодка на цепи, и он не может  отомкнуть  замка.  Он  подзывает
какого-то человека и просит его помочь, но человек отвечает, что не  может
этого сделать, потому что это - чужая лодка. Конечно, но Нагель берет  всю
ответственность на себя, необходимо найти  кольцо.  Он  охотно  купит  эту
лодку. Но разве он не видит цепи? Тогда придется взять другую лодку.
   И Нагель прыгает в другую лодку.
   - Куда вы? - спрашивает человек, которого окликнул Нагель.
   - Я должен найти кольцо. Может быть, вы меня  знаете?  Видите  след  на
пальце - значит, я не лгу; я бросил это кольцо в море, оно где-то там,  на
дне.
   Человек ничего не понял.
   - Вы что, хотите найти кольцо на дне морском?
   - Да, да, вот именно! - подхватил Нагель. - Я вижу,  вам  все  ясно.  Я
должен во что  бы  то  ни  стало  найти  кольцо,  вы  тоже  это  прекрасно
понимаете. Садитесь со мной и гребите!
   - Вы что, на самом деле хотите найти кольцо, которое бросили в море?  -
переспросил этот человек.
   - Да, конечно же! Садитесь скорей. Я дам вам за это много денег.
   - Господь с вами, что вы придумали? Вы хотите найти  кольцо  и  достать
его рукой, так, что ли?
   - Да, рукой. Впрочем, мне все равно как. Когда надо,  я  могу  плавать,
как угорь. А может быть, мы придумаем и другой способ.
   И незнакомый человек прыгает в лодку. Он садится,  чтобы  обсудить  это
дело, но, разговаривая с Нагелем, он все время  отворачивается.  Ведь  это
действительно дурацкая затея - попытаться найти  такую  крошечную  вещицу.
Вот если бы речь шла о якоре или цепи, то  в  этом  был  бы  еще  какой-то
смысл, но кольцо! Да к тому же точно не зная, куда оно упало!
   Нагель и сам начинает понимать всю бессмысленность  этого  предприятия.
Но тогда он решительно не знает, что делать, тогда он пропал... Глаза  его
остекленели, его трясет не то от страха, не то от лихорадки. Он порывается
прыгнуть за борт, но незнакомец крепко хватает его и усаживает на  скамью.
Нагель тут же сникает, он устал, смертельно устал, он слишком слаб,  чтобы
с кем-то бороться. Боже милосердный, как ужасно все  складывается!  Кольцо
потеряно, скоро пробьет двенадцать, а кольца нет! Недаром  ему  был  подан
знак...
   Вдруг в мыслях  его  наступает  полная  ясность,  и  за  эти  несколько
мгновений  незатемненного  сознания  он   успевает   бог   весть   сколько
передумать. Он вспоминает также - и как только он упустил это из  виду,  -
что еще позавчера вечером написал прощальное письмо сестре и бросил его  в
почтовый ящик. А он еще жив. Но письмо уже в пути, его нельзя  остановить,
оно уже далеко отсюда и неизбежно дойдет до  адресата.  Когда  сестра  его
получит, он обязательно должен быть мертв. Да к тому же и кольцо  пропало,
так что выхода нет...
   Он лязгает зубами и беспомощно озирается по сторонам, море -  вот  оно,
совсем рядом, стоит ему только прыгнуть - и конец. Он косится на человека,
сидящего на корме, тот по-прежнему отворачивает от него лицо, но при  этом
зорко следит за ним и готов схватить его при первом же движении. Но почему
же он все время отворачивает лицо?
   - Дайте-ка я помогу  вам  выйти  из  лодки,  -  говорит  этот  человек,
обхватывает его и вытаскивает на берег.
   - Спокойной ночи, - говорит Нагель и шагает прочь.
   Но человек идет за ним следом, он явно не доверяет ему и во  все  глаза
следит за каждым его движением. Нагель в  ярости  оглядывается,  повторяет
еще раз: "Спокойной ночи", - и тут  же  кидается  к  краю  причала,  чтобы
прыгнуть в воду.
   А человек снова хватает его.
   - Ничего у вас не выйдет, - шепчет он Нагелю прямо в ухо. - Вы  слишком
хорошо плаваете, вам не удастся утонуть.
   Нагель останавливается и задумывается. Да, он  и  в  самом  деле  очень
хорошо плавает, быть может, ему и не удастся утонуть. Он смотрит на  этого
человека, заглядывает ему прямо в лицо: перед  ним  страшная  рожа  -  это
Минутка.
   Снова Минутка! Опять Минутка!
   - Провались ты к черту в  пекло,  мерзкая,  гнусная  гадина!  -  кричит
Нагель и убегает. Он качается, словно пьяный, спотыкается, падает и  снова
поднимается на ноги, все кружится у него перед глазами, но  он  продолжает
бежать, бежать по направлению к городу. Второй  раз  Минутка  срывает  его
план. Господи, что же делать? Как все мелькает кругом. Что за странный гул
стоит в городе. И Нагель снова падает на землю.
   С усилием встает он на колени и в ужасе поводит головой  из  стороны  в
сторону. Слышишь, с моря кто-то зовет! Скоро пробьет полночь, а кольца все
нет. И за ним ползет какая-то тварь, он слышит, как шуршит под ней  земля,
это пресмыкающееся с отвислым брюхом оставляет за  собой  мокрый  след,  -
этакий омерзительный живой иероглиф  с  лапами,  растущими  на  голове,  и
огромным желтым когтем на носу. Прочь, прочь! Снова доносится зов с  моря,
и Нагель с воплем затыкает уши, только чтобы не слышать его.
   Он вскакивает на ноги. Еще не все пропало, есть еще последнее средство,
надежный шестизарядный револьвер, лучшая в мире вещь! И Нагель  плачет  от
радости, он бежит со всех ног и плачет, исполненный благодарности  за  то,
что появилась новая надежда. Но вдруг он вспоминает, что сейчас ночь,  что
все  лавки  закрыты,  и  он  не  сможет  купить  револьвер.  И,  сраженный
отчаянием, он падает как подкошенный лицом вниз, лбом оземь,  но  даже  не
вскрикивает.
   В этот момент из  дверей  гостиницы  выходит  хозяин  и  еще  несколько
человек, чтобы узнать, что с ним.
   Тут Нагель проснулся и в недоумении обвел глазами комнату. Значит,  все
это ему приснилось. Значит, в конце концов он все-таки заснул. Слава богу,
все это только приснилось, он не вставал с кровати.


   Несколько мгновений Нагель лежит неподвижно и думает. Он подносит  руку
к глазам: кольца нет. Он глядит на часы - полночь. Двенадцать  часов  ночи
без нескольких минут. Быть может, беда миновала, быть может, он спасен! Но
сердце его отчаянно колотится, и он дрожит с головы до  ног.  Быть  может,
быть может, пробьет двенадцать, и ничего не случится.  Он  еле  удерживает
часы в дрожащей руке. Он считает минуты... секунды...
   Вдруг часы падают на пол, и он в ужасе вскакивает.
   - Зовет! - шепчет  он  и,  не  мигая,  смотрит  в  окно.  Он  торопливо
натягивает на себя то, что попадается под руку, отворяет дверь и стремглав
выбегает на улицу. Он боязливо озирается по сторонам, но никто  как  будто
его не заметил. Со всех ног несется он к пристани, и шелковая  спинка  его
жилета долго белеет в темноте. Вот он уже на набережной,  он  добегает  до
конца причала и прыгает в море.
   Несколько пузырей появилось на поверхности воды.



23

   На другой год, в апреле, поздно ночью  Да