ерняка, что им не придется  выплачивать крупные сум-
мы. Бинни мог подсуетиться и продать  желанную  информацию,  рассудив,  что
поскольку я исчез, то некому испортить все дело. Бинни ужасно не везло пос-
леднее время.
      Я подумал, что просто не в состоянии взять выходной в среду. Мне
стало не по себе при воспоминании о горах незавершенной работы.
      - Ро? - настаивала Мойра.
      - Да, - ответил я. - О большем я и не мечтал.
      - О,  вот и славно! - Ее  глаза засияли  от удовольствия. -  Тогда
увидимся в Аскоте. Естественно, Бинни позвонит вам, если планы изменятся.
      Бинни помрачнел.
      - Расскажите мне все, - потребовала Джосси, когда мы взяли  курс на
тренерскую трибуну, чтобы  посмотреть  следующий заезд. - Всю душераздира-
ющую сагу о вашем похищении.
      Я коротко рассказал ей, не вдаваясь в подробности.
      - Вы имеете в виду, что вас ни с того ни с сего запихнули на корабль
и отплыли вместе с вами в Средиземное море?
      - Совершенно верно.
      - Как забавно.
      - Это было довольно неприятно, - мягко пояснил я.
      - Надо думать. - Она замолчала.  - Вы сказали, что бежали. Как вам
это удалось?
      - Прыгнул за борт.
      Ее губы сочувственно дрогнули. Я сообразил,  что  с  того  отчаянного
заплыва минуло  всего четыре дня. А казалось, будто  это происходило в ином
мире.
      Джосси принадлежала реальному,  разумному  миру, понятному, хотя и не
всегда приятному. Рядом с ней я чувствовал себя намного увереннее, рассуди-
тельнее - и в большей безопасности.
      - Как насчет обеда на обратном пути? - предложил я.
      - У нас две машины, - возразила она.
      - Нет причин, которые помешали бы им обеим остановиться в одном мес-
те.
      - Справедливо.
      Она снова была одета в расклешенный наряд, на сей раз  мягкого терра-
котового оттенка. В ее облике не было ничего  приглаженного, нарочитого, но
и ничего неопрятного, неряшливого. Серьезная девушка, интересная и любозна-
тельная.
      - На окраине Оксфорда есть приличный паб, - сказал я. - Я поеду за
вами.
      Я вовремя переоделся для скачки, взвесился и передал  самое легкое из
своих  седел  старшему конюху из Эксвуда, который  сопровождал  лошадей  на
скачки: он дожидался у двери.
      - Лишний вес? - иронически спросил он.
      - Четыре фунта.
      Он возвел  глаза к небу,  что красноречивее слов выразило его мнение:
на скачки с  препятствиями для новичков тренерам следует приглашать профес-
сиональных жокеев, а не любителей, которые не в состоянии похудеть до деся-
ти стоунов шести фунтов.  Я не счел нужным упомянуть, что в  день розыгрыша
Золотого кубка  весил на восемь фунтов больше. Когда  я подошел к парадному
кругу, они с Джосси ждали, в  то время как младший конюх кругами водил дос-
тойного Блокнота под моим седлом на попоне с номером. Номер  тринадцать. Но
кто нынче серьезно относится к суевериям?
      - Он малость брыкается, - с  удовлетворением проговорил сопровожда-
ющий конюх.
      - Когда вернетесь  домой,-сказала  ему Джосси, - пожалуйста, пере-
дайте отцу,  что на обратном пути я остановлюсь  пообедать с Рональдом. Так
что пусть не волнуется из-за всяких автомобильных аварий.
      - Ладно.
      - Папа всегда поднимает шум по пустякам, - пояснила Джосси.
      Сопровождающий конюх вновь подарил мне взгляд, не требовавший коммен-
тариев: он явно размышлял на тему, собираюсь ли я уложить ее в постель.
      Очень многие  зрители уже отправились по  домам, и с  парадного круга
был хорошо виден непрерывный поток людей, устремившийся к воротам. Наблюдая
за ним, я подумал, что мало найдется на свете вещей, деморализующих больше,
чем выступление перед тающей зрительской аудиторией. С другой стороны, если
вы запороли скачку, чем меньше народа это видело, тем лучше.
      - "Жокеям сесть в седла", объявили полчаса назад, - сказала Джосси.
      - Две секунды, - не согласился я. - Я слушал.
      Сопровождающий конюх  подсадил  меня.  Блокнот сделал попытку взбрык-
нуть.
      - Держитесь подальше от неприятностей, - напутствовала Джосси.
      - Неприятность подо  мной, - отозвался я, чувствуя, что благородное
животное опять пытается меня сбросить.
      Она бессовестно ухмыльнулась. Блокнот рванул прочь, неровными скачка-
ми подобрался к старту боком и  заставил всех ждать, пока он проделает цир-
ковой трюк, присев на задние ноги и молотя передними в  воздухе. "Брыкается
малость", -  с горечью вспомнил я. Он сбросит  меня раньше, чем поднимется
лента, если я зазеваюсь.
      Скачка началась,  и  Блокнот великодушно решил поучаствовать, помчав-
шись расхлябанным галопом, с которым сопряжена изрядная тряска  и толчки из
стороны в сторону. То, как он подошел к первому препятствию,  ощутимо поко-
лебало доверие к нему  наездника,  ибо скакун, похоже, собирался перевалить
через барьер боком, точно краб.
      Я не принял мер предосторожности,  твердой  рукой  удержав Блокнота в
арьергарде, ибо искренне надеялся, что  всегда  успею  это сделать; поэтому
его манера прыгать через барьер по диагонали собрала богатый урожай прокля-
тий со стороны других жокеев. Бессмысленно говорить "извините" в самом раз-
гаре скачки, особенно  если вы -  любитель, причем в  неважной  физической
форме, которому следовало бы  быть умнее и не позволять сбить себя  с толку
хорошенькой девушке. Я повернул  голову  Блокнота прямо, жестоко рванув по-
водья, - деятели из Общества охраны животных упали бы в обморок. Он отпла-
тил мне, крутанув задом в воздухе и приземлившись одновременно на все четы-
ре ноги, под немыслимым углом к ограде.
      Этот маневр вывел его  наконец  на последнее место. Блокнот попытался
исправить положение  и понес меня по прямой перед  трибунами. Пока мы боро-
лись  друг  с  другом на внешнем круге дистанции в полторы мили, я в полной
мере осознал смысл рекомендаций тренера жокею: "Держаться на  трассе и дер-
жаться подальше от неприятностей". Боже мой!
      Меня нисколько не удивило, что Блокнот финишировал последним из двад-
цати шести участников в Ньюбери. Он  стал бы последним из ста двадцати шес-
ти, обладай его  жокей  хоть толикой  здравого  смысла. Последнее место  на
Блокноте  тоже  не гарантировало сохранности, но коли  на  нем  приходилось
где-то быть, то  держаться последнего места являлось самым разумным. Однако
никто не позаботился сообщить об этом лошади.
      Скаковая дорожка в  Таустере уходит под уклон от трибун, вытягивается
в прямую линию на дальнем конце дистанции и  завершается изнурительным кру-
тым подъемом  перед последней прямой  и финишным столбом. Самые медленные в
мире победы одерживались здесь в слякотные дни в  конце трехмильных скачек.
Но Блокнот помчался с холма на хорошей скорости и неуклюжими рывками, пере-
махнул через серию самых удаленных барьеров и только начал терять интерес к
происходящему, как столкнулся на обратном пути с резким подъемом.
      К этому моменту девятнадцать других участников находились далеко впе-
реди нас, как и следовало ожидать. Из-за привычки брать препятствия сбоку в
стиле "стой-иди" Блокнот терял в каждом прыжке метры,  наверстанные на ров-
ных участках.
      Наверное, я слегка расслабился.  Он  подошел к следующему барьеру со-
вершенно неправильно,  проигнорировал  мои  попытки  помочь  ему,  неистово
взбрыкнул посреди прыжка и приземлился, ткнувшись мордой в дерн, и  все че-
тыре  копыта  догоняли морду. Нельзя утверждать, что последнее  приземление
разительно отличалось от шести  предыдущих,  просто оно оказалось самым не-
удачным.
      Когда вас катапультируют из седла на скорости приблизительно тридцати
миль в час, перед глазами все мелькает, точно в калейдоскопе. Я увидел, как
бешено завертелись, слившись в  одно  целое, разрозненные картинки - небо,
деревья, трава, - и втянул голову в плечи, скорее инстинктивно,  чем осоз-
нанно. Некоторыми частями тела я чувствительно приложился к покрытой дерном
земле, а Блокнот лягнул меня в бедро напоследок. Мир перестал  кружиться, и
полтонны лошадиного веса не обрушились с сокрушительной силой сверху. Жизнь
продолжалась.
      Я медленно сел, задохнувшись от удара, и увидел  зад моего беззаботно
удалявшегося подопечного.
      Ко мне бежал врач "Скорой помощи" в знакомой черной униформе больницы
Сент-Джон. Я  испытал прилив паники. Условный  рефлекс. У него  было доброе
лицо - совершенно незнакомый мне человек.
      -Все в порядке, приятель? - спросил он.
      Я слабо кивнул.
      - Вы полетели кувырком вниз готовой.
      - М-м, - я расстегнул шлем и стянул его. Заговорить  не получалось.
Грудная клетка содрогалась от недостатка воздуха. Он подхватил меня под ру-
ку и помог встать сначала на колени, а потом - как только я снова смог ды-
шать нормально - на ноги.
      - Кости целы?
      Я кивнул.
      - Гнутся - не ломаются, - весело изрек он.
      - М-м...
      Рядом с нами резко  притормозил  "Лендровер", и ветеринар, сидевший в
кабине, сказал, что лошадей, требующих его внимания, нет и потому  он готов
подбросить Меня к трибунам.
      - Вы упали, - заметила Джосси, когда после осмотра врача  я покинул
травмопункт с заключением  "практически  здоров" и вновь обретенной способ-
ностью глубоко дышать.
      - Факт, - улыбнулся я.
      Она искоса посмотрела на меня своими огромными глазищами.
      - Я думала, все жокеи  с  болезненной  чувствительностью относятся к
напоминаниям о своем падении, - заметила она. - Только и слышишь болтовню
о том, что обычно падает конь,  а наездник всего лишь тонет вместе с кораб-
лем.
      - Совершенно верно, - сказал я.  - Но Блокнот на самом деле не па-
дал, значит, упали вы, - тон ее был высокомерным и насмешливым.
      - Не спорю.
      - Нет, вы невозможны. - Она улыбнулась. - Блокнота поймали  на со-
седнем поле, поэтому, пока вы переодеваетесь, я прогуляюсь  в конюшни, дабы
убедиться, что он в порядке. Встретимся на автостоянке.
      - Прекрасно.
      Я переоделся в  обычную  одежду, договорился с гардеробщиком перепра-
вить мои седла, шлем и прочее снаряжение в Аскот к будущей среде и коротким
путем отправился на стоянку.
      Толпа рассеялась, и  только  запоздавшие, вроде меня, расходились те-
перь по  двое и по трое. Автомобили не  заполняли стоянку плотными, ровными
рядами, как утром.  Еще не разобранные машины в беспорядке рассредоточились
по всей площадке.
      Я заглянул в салон  "Доломита",  посмотрел за спинками передних сиде-
ний. Никого.
      Интересно, что бы я сделал, если бы там кто-нибудь оказался, с содро-
ганием подумал я. Без сомнения, со всех ног помчался бы как можно дальше. Я
стоял, облокотившись на машину, и дожидался Джосси. Похоже,  никто не испы-
тывал ни малейшего желания меня похищать. Тихий, весенний субботний вечер в
Нортгемптоншире, расслаблявший не хуже выпивки.


      ГЛАВА 10

      Следом за мной Джосси доехала на светло-голубом "Миджете"  до паба на
южной окраине Оксфорда.  Она заказала охлажденный коктейль в высоком бокале
с фруктами сверху и крепким напитком на донышке.
      - Папа школил Блокнота до посинения, - сказала Джосси, сложив губки
венчиком вокруг соломинки, торчавшей из горки фруктов, как мачта из бурело-
ма.
      - Некоторых лошадей невозможно научить, - сказал я.
      Джосси кивнула. Обмен  любезностями  закончен, понял я. Она иносказа-
тельно извинилась за безобразное поведение лошади, а я согласился признать,
что ее отец изо всех сил старался научить мерина прыгать.
      Есть тренеры (им, правда, далеко  до  Уильяма  Финча), которые твердо
убеждены, будто не существует лучшего  места,  чем  настоящие скачки, чтобы
зеленые новички научились прыгать. Но это все равно,  что заставить ребенка
карабкаться на Эйгер, не показав, как это делается.
      - Что побудило  вас стать бухгалтером?  - спросила Джосси.  -  Это
ведь ужасно скучная работа.
      - Вы так считаете?
      Она позволила мне вволю полюбоваться большими глазами.
      - Вы, очевидно, нет, - сказала Джосси. Она  слегка склонила голову,
задумавшись. - Вы не  выглядите скучным надоедой, и вы не ведете  себя как
скучный надоеда, если можно так выразиться.
      - Судьи рассудительны, медсестры милосердны, шахтеры герои, писатели
пьют.
      - Иными словами, нечего ждать, чтобы  люди соответствовали стереоти-
пу.
      - Именно.
      Она улыбнулась.
      - Я знаю Тревора с шести лет.
      Негодница. Тревора, без всяких натяжек,  едва  ли  можно причислить к
скучным надоедам.
      - Продолжайте, - сказала она. -.Почему?
      - Безопасность. Стабильная работа. Хороший заработок. Обычные стиму-
лы.
      Она скривила губы.
      - Вы лжете.
      - Почему вы так решили? - Люди, которые просто так рискуют свернуть
себе шею  на скачках с препятствиями,  не бывают помешаны  на безопасности,
стабильной работе и деньгах.
      - Тогда из-за мамы, - небрежно уронил я.
      - Она хотела, чтобы вы выбрали эту профессию?
      - Нет.  - Я заколебался. Я никогда и  никому не рассказывал, почему
вырос одержимый пламенным рвением,  таким  же сильным, как истинное призва-
ние. Джосси ждала с насмешливым вниманием.
      - У нее был паршивый бухгалтер, - сказал я. - Я обещал ей, что сам
займусь нашими делами, когда вырасту. В сущности, все довольно банально.
      - Вы так и сделали?
      - Нет. Она умерла.
      - Душещипательная история.
      - Да, я предупреждал. Абсолютно банальная.
      Она помешала фрукты соломинкой, иронии в ней немного поубавилось.
      - Боитесь, что буду смеяться над вами.
      - Уверен, - сказал я.
      - Так испытайте меня.
      - Ну... она была не очень практичной женщиной, моя мама.  Отец погиб
во время нелепого несчастного случая, и ей пришлось одной воспитывать меня.
Ей было около тридцати. Мне девять. - Я замолчал.
      Джосси действительно не смеялась, поэтому я продолжал, сделав над со-
бой усилие:
      - Она  арендовала дом  почти у самой набережной в  Райде и открыла в
нем пансион - всего на ступеньку выше обычных  меблированных комнат. Удоб-
ный, но без права  подавать напитки, что-то в этом роде. Таким  образом она
могла находиться дома, когда я возвращался из школы или наступали каникулы.
      - Мужественная женщина, - промолвила Джосси. - Продолжайте.
      - Легко догадаться, что случилось дальше.
      Джосси допила коктейль до  дна  бокала, издав чавкающий звук соломин-
кой.
      - Конечно, - сказала она. - Ваша мама умела хорошо готовить и при-
нять людей,  и понятия не  имела, как подсчитывать и назначать справедливую
цену.
      - Она также платила налоги с сумм, которые следовало отнести  к рас-
ходам.
      - А это много?
      - Безумно.
      - Продолжайте же, - поторопила она меня. - Вытянуто из  вас чтони-
будь труднее, чем искать грибы.
      - Иногда я заставал ее в слезах. В основном она плакала зимой, когда
совсем не было  постояльцев. Десятилетнему ребенку очень больно видеть, как
плачет мать.  Наверное, мне хотелось  защитить ее. Правда, сначала я думал,
что она  все еще оплакивает  смерть отца.  Потом я понял,  что она  плакала
всегда после  встреч с мистером  Джонсом, своим бухгалтером. Я пытался убе-
дить ее поделиться неприятностями, но она говорила, что я слишком мал.
      Я снова замолчал. Джосси вздохнула с раздражением и сказала:
      - Рассказывайте дальше.
      - Я посоветовал ей отделаться от мистера Джонса  и нанять когонибудь
другого. Она  ответила, что  я ничего не понимаю. Я  пообещал ей, что стану
бухгалтером, когда вырасту, и  приведу в порядок ее дела. - Я  криво улыб-
нулся. - Когда мне исполнилось тринадцать лет, она  однажды утром отправи-
лась в Бутс и  купила двести таблеток аспирина. Она размешала их  в стакане
воды и выпила. Я нашел  ее,  когда  вернулся  домой из школы. Она лежала на
постели. И она оставила мне записку.
      - Что она написала?
      - Она написала: "Дорогой Ро. Прости. Люблю. Мама".
      - Бедняжка. - Джосси заморгала. И не засмеялась.
      - Она составила  завещание, - продолжал я. - Простенькое завещание
на обычном  канцелярском бланке. Она  завещала мне все. В сущности, ничего,
кроме ее личных вещей. Я сохранил все бухгалтерские книги и  банковские ве-
домости. В течение нескольких лет меня перебрасывали от одних дядюшек и те-
тушек к  другим, но я сберег в целости и сохранности эти книги и позже поп-
росил одного знакомого бухгалтера взглянуть на них. Он сказал мне, что, на-
верное, мистер  Джонс думал, будто работает на налоговую  комиссию, а не на
своего клиента. Я сообщил  своему  знакомому, что собираюсь стать бухгалте-
ром, и заставил показать конкретно,  что  мистер  Джонс сделал неправильно.
Вот и все. Конец истории.
      -И вы до сих пор убиваете мистера Джонса, чтобы осушить  слезы мате-
ри? - насмешливый тон вернулся, но в смягченном варианте.
      Я улыбнулся:
      - Мне нравится бухгалтерское дело. Вероятно, я никогда бы о нем и не
подумал, если бы не мистер Джонс.
      - Благослови Бог негодяев.
      - Он  был  сверхправедным.  Самодовольный,  напыщенный  осел. Вокруг
по-прежнему полно мистеров Джонсов, которые не указывают своим клиентам все
законные способы избежать налогов.
      - Что?
      - Глупо платить налоги, когда это не нужно.
      - Но это очевидно.
      - Многие люди  платят по невежеству или руководствуясь дурными сове-
тами.
      Я заказал  нам еще  по бокалу и сказал Джосси,  что теперь ее очередь
раскрывать семейные тайны.
      - Моя  мама? -  изумилась она. - Мне казалось,  весь мир знает мою
маму. Она  плавает на  каноэ вверх и вниз по  Амазонке и выискивает древние
племена. И шлет домой донесения в виде серьезных статей для  заумных журна-
лов; Мы с отцом не видели  ее много лет. В январе мы получаем поздравитель-
ные рождественские телеграммы.
      Меня осенила догадка.
      - Кристабель Сэффрей Финч! Бесстрашная женщина-исследователь,  штур-
мующая непроходимую сельву?
      - Именно, - кивнула Джосси.
      - Боже мой.
      - Скорее черт возьми.
      - Тревор  никогда не говорил мне, - сказал  я. - Впрочем, полагаю,
он и не должен был.
      Джосси усмехнулась.
      - Тревор осуждает. Еще Тревор строго осуждает милые папины утешения.
Тети, как я привыкла их называть. Теперь я называю их Лида и Сэнди.
      - Он очень осмотрителен. - Даже на ипподроме,  где сплетни являются
вторым  основным  занятием,  я никогда не слышал о Лиде и Сэнди. Или о том,
что Кристабель Сэффрей Финч, излюбленная героиня  документальных фильмов об
антропологии, была женой Уильяма.
      - Сэнди - это его вечно больная секретарша, - пояснила  Джорси, -
у нее постоянно то бронхит, то прострел, то аборт.
      Я рассмеялся.
      - А Лида?
      Джосси скорчила гримаску, и неожиданно девушка показалась трогательно
уязвимой под блестящими доспехами бравады.
      - Лида впилась в него,  точно  ленточный червь. Терпеть ее не  могу.
Поговорим лучше о еде. Я умираю от голода.
      Мы изучили меню, сделали заказ, прикончили выпивку и отправились обе-
дать в столовую, повидавшую не  одно  столетие:  каменные стены, обнаженные
дубовые балки, красный бархат и приглушенный свет.
      Джосси ела так,  словно проблемы полнеющих талий не существует вовсе,
что явилось приятным разнообразием после одной привередливой особы, клевав-
шей как птичка, которую я водил в ресторан в последний раз.
      - Мне повезло, -  сказала  она самодовольно, накладывая целую горку
масла на картофель, запеченный в мундире.
      Я подумал, что ей повезло не только с хорошим обменом  веществ. Сооб-
разительность, очаровательное лицо, высокая  изящная  фигура: в ней не было
ничего заурядного.
      В основном за столиками вокруг нас сидело по два-четыре человека, ко-
торые негромко разговаривали между собой.  Львиную  долю  шума  производила
большая компания, разместившаяся у дальней стены.
      - Они все время смотрят сюда, - сказала Джосси. - Вы их знаете?
      - Похоже, спиной