морщины, и кожа не сияла юной свежестью. Она производила впечат-
ление  сильной  личности, но была лишена сексуальной привлекательности,  по
крайней мере для меня.
      - Зачем? - задал я довольно идиотский вопрос. Она покраснела чуточ-
ку сильнее и покачала головой.
      - Послушайте, - сказал я, - это ведь не так просто. Я не могу... Я
хочу сказать, нельзя зажечь или погасить желание, как  лампу, просто повер-
нув выключатель.
      Мы сидели в  неловком молчании. Мисс  Пинлок поставила свой  бокал  и
сказала:
      - Простите.  Нелепо было предлагать такое. .Пожалуйста, постарайтесь
забыть, что я сказала.
      - Вы сказали то, о чем думали. Поэтому... ну... наверное, вы говори-
ли серьезно.
      Она слабо, с горечью улыбнулась.
      - Я думала об этом постоянно  в течение долгого времени. Вам это по-
кажется странным, но я никогда... как говорится, не спала с мужчиной.
      - В наш век терпимости? - подал я реплику.
      - Вот видите, вам трудно в  это поверить. Но я никогда не была хоро-
шенькой, даже в детстве. А еще мне, пожалуй... всегда хорошо удавались мно-
гие вещи. Учиться. Преподавать. Организовывать. Руководить. Это все не жен-
ские занятия. Всю мою жизнь люди полагались на меня, так как я была способ-
ной. Я не испытывала недостатка ни  и здоровье, ни в энергии, мне нравилось
подвигаться по службе, получать ответственные посты. В основном у меня сло-
жилась очень увлекательная жизнь, приносившая отрадные плоды.
      - Но? - подсказал я.
      Она кивнула.
      - Но. Я никогда не интересовалась мальчиками, когда была подростком,
потом считала  их незрелыми. В  университете я работала, не разгибая спины,
чтобы получить степень бакалавра с отличием первого класса. А потом я всег-
да преподавала в школах для  девочек  потому, что в смешанных школах,  если
честно, пост директора обычно предлагают мужчинам, а я вовсе не мечтала ос-
таваться на вторых ролях при мужчине  и тешить его самолюбие. Ни я сама, ни
то, чем я занималась, никогда не имело ничего общего с романтикой.
      - Так почему теперь?
      -  Надеюсь,  вы  не  рассердитесь, но всему причиной  любопытство  и
стремление к знаниям.
      Я не рассердился. Только изумился. Ее румянец увял так же быстро, как
и вспыхнул. Мисс Пинлок вновь нащупала твердую почву под ногами.
      - Вот  уже некоторое время я думаю, что  мне следовало бы приобрести
опыт. Половых  отношений, если точнее. В молодости со  мной этого не случи-
лось, но, вы понимаете, я и  не ждала этого. Теперь мне кажется, что стоило
попробовать найти мужчину, но тогда, в колледже, я  довольно сильно боялась
этого и не испытывала большой нужды. И я была всецело поглощена своей рабо-
той. Потом в течение многих лет меня нисколько не волновало все это, лет до
тридцати. А  к тому моменту все  мужчины, с которыми  знакомишься, конечно,
уже женаты. В любом случае, работая среди женщин,  редко встречаешь мужчин,
за исключением чиновников и тому подобное. Разумеется, я часто хожу на вся-
кие официальные приемы, но люди  избегают  приглашать  незамужних женщин на
частные вечеринки.
      - Что заставило вас изменить свое отношение? - спросил я,  живо за-
интересованный.
      - О,  необходимость  справляться  с чрезвычайно развитыми девочками.
Современное поколение слишком хорошо  осведомлено.  Они так порывисты и от-
кровенны. Мне они нравятся. Но я должна разработать для них курс по полово-
му воспитанию, и в свое время я даже вела такие уроки по учебникам. Мне ка-
жется, было бы намного лучше, если бы я знала... какие  ощущения испытывают
во время полового акта. Я чувствую себя в невыгодном положении по сравнению
со многими из старших девушек. Особенно после того, как в  последнем семес-
тре вынуждена была давать советы беременной четырнадцатилетней девочке. Че-
тырнадцатилетняя! Она знает больше меня. Как я могу что-то советовать ей?
      - У католических священников нет подобных проблем, - заметил я.
      - Возможно, католических священников уважают за непорочность, но ди-
ректрис нет. - Она помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила: - Честно
говоря, я также  нахожусь в невыгодном  положении в сравнении  с  замужними
женщинами из моего преподавательского состава. Некоторые из них склонны от-
носиться ко мне покровительственно, хотя бы и бессознательно.  Мне это неп-
риятно. Однако я могла бы  превосходно  справиться с ситуацией, если бы  на
самом деле знала то, что знают они.
      - Я... первый мужчина, к кому вы обратились? - медленно спросил я.
      - О, да. - Она слабо улыбнулась и пригубила вино. - Вокруг практи-
чески нет мужчин,  кого можно попросить. Особенно если являешься директором
школы и пользуешься широкой известностью. Конечно, я не желала бы рисковать
работой.
      - Понимаю,  это наверняка трудно,  - согласился я, размышляя над ее
словами.
      - Таким образом, отпуск - единственная возможность, - сказала она.
- Я ездила в археологические круизы  в Грецию и все такое прочее и видела,
как сходились  другие пары,  но со мной никогда такого  не случалось. Еще я
слышала, что многие  одинокие женщины бросаются на шею лыжным инструкторам,
официантам и мужчинам, которые занимаются этим за деньги. Но так или иначе,
это не то, что я  хочу.  Я  имею  в виду, я не хочу презирать себя. Я желаю
приобрести знания, не испытывая чувства вины или стыда.
      - Мечта о рае, - сказал я.
      - Что? О, да.
      - А что же ваша подруга? - спросил я, указывая на вторую кровать.
      Она криво усмехнулась.
      - Никакой подруги, просто предлог поехать одной.
      - Друзья губят всякое стремление к знаниям?
      - Именно.
      Мы выпили еще немного вина.
      - Я нахожусь здесь  с прошлой субботы, - пояснила она. -  Я всегда
беру тайм-аут сразу  после окончания семестра,  а потом со  свежими  силами
вновь принимаюсь за работу.
      - Прекрасная система, - рассеянно откликнулся я. - Почему вы не...
э... выдали меня, когда люди с яхты явились за мной?
      - Вы хотите сказать, не рассматривала ли я вас сразу  как... возмож-
ного... В тот момент - нет.  Конечно, нет. В какой-то мере я была заинтри-
гована. Я  никогда раньше не видела  человека, охваченного таким  ужасом. Я
наблюдала за  вами довольно долго. Вы  плыли и оглядывались  назад. Правда,
потом, когда вы доплыли до бетонной ступеньки и я отчетливо разглядела ваше
лицо, я  поняла, что за вами охотятся. Нужно  иметь определенный склад ума,
чтобы навести охотников на след измученной, затравленной дичи. Я им  не об-
ладаю.
      - Слава Богу, что  это так, - сказал я. Я встал,  открыл стеклянную
дверь и вышел на балкон. Ночь была холодной и ясной, над вечным Средиземным
морем сияли звезды.  Волны тихо плескались  вдоль берега залива,  и  мягкий
лунный свет заливал обширное, пустынное водное пространство, где утром сто-
яла на якоре яхта.
      Самый невероятный из всех долгов. Она спасла меня от поимки. Без сом-
нения,  я  обязан ей целостностью рассудка,  если  не самой жизнью. И  если
единственной платой, которую она хотела получить, было нечто, что я  не го-
рел желанием  ей отдать, значит, мне просто очень  не повезло. Одна великая
услуга стоит другой, саркастически подумал я.
      Я вернулся в комнату и сел. Выпил вина, ибо во рту у меня пересохло.
      - Мы можем попробовать, если вы не передумали, - сказал я.
      Мисс Пинлок застыла  неподвижно. На мгновение мне почудилось, что те-
перь, когда я согласился, она  поспешно  отступает:  страхи ее студенческой
юности определенно сохранили над ней власть до сих пор.
      - Вы вовсе не обязаны, - сказала она.
      - Нет. Но я хочу.
      Да благословят Небеса всех лжецов.
      Она прошептала, словно разговаривая сама с  собой,  не  обращаясь  ко
мне:
      - У меня никогда не будет другого такого шанса.
      Голос, полный мучительных сомнений на пороге  прыжка в неизвестность.
Я знал, ее сила духа поможет ей преодолеть все. Я  восхищался  ею. Я твердо
решил превратить этот отчаянный шаг для Хилари Пинлок в нечто, о чем она по
крайней мере не будет сожалеть, - если у меня получится.
      - Прежде всего, - сказал я,  - мы выключим свет, посидим немного у
окна и поговорим.
      Мы сели, глядя друг на  друга  в  тусклом  лунном свете, и я задал ей
несколько чисто медицинских  вопросов, на которые она вполне откровенно от-
ветила.
      - Что, если вы забеременеете? - спросил я.
      - Я позже решу, как с этим быть.
      - Хотите продолжать?
      Она сделала глубокий вдох.
      - Если вы хотите.
      Если я смогу, подумал я.
      - Тогда, полагаю, лучше всего сначала раздеться, -  предложил я. -
У вас есть ночная рубашка? Не одолжите ли мне халат?
      Облачаясь в  ее голубой махровый  халат в уединении ванной комнаты, я
размышлял о  том, что глубокая  физическая усталость - скверный помощник в
деле, которое меня  ожидало.  Я зевал. Больше всего  на  свете мне хотелось
спать.
      Когда я вышел из ванной, Хилари  Пинлок сидела у окна в длинной хлоп-
чатобумажной ночной сорочке с  оборочкой  у ворота, но, разумеется, непроз-
рачной.
      - Идите сюда, - позвал я. - Мы сядем на кровать.
      Она встала. Ночная рубашка подчеркивала ее рост и худобу, приоткрывая
длинные, узкие ступни. Я снял с постели покрывала, опустился на белую прос-
тыню и протянул к ней  руку.  Она приблизилась, судорожно схватила меня  за
руку и села рядом.
      - Прекрасно, - сказал я. - А теперь, если вы захотите остановиться
в любой момент, вам нужно только сказать.
      Она кивнула.
      - Тогда ложитесь, - сказал я, - и представьте, что вам двадцать.
      - Зачем?
      - Потому что  речь  идет не об интеллектуальном  усилии.  Все дело в
возбуждении нервных  окончаний. Важны чувства, а  не рассудок. Если  вы все
время будете думать о том, кто  вы есть, вас это будет сковывать и, возмож-
но, ничего не получится. В темноте возраста не существует. Если  вы вообра-
зите, что вам двадцать, вам и будет двадцать и вы почувствуете себя раскре-
пощенной.
      - Вы совершенно необыкновенный мужчина.
      - Ну,  конечно, - согласился я.  - А вы  совершенно необыкновенная
женщина. Так что ложитесь.
      Она неожиданно хихикнула и послушно легла.
      - Снимите очки, -  попросил я, и она без возражений положила  их на
тумбочку.
      Как я  и предполагал, в полумраке  ее глаза казались  больше, крупный
нос меньше, а решительный рот мягче.  Я потянулся к ней и поцеловал, и пос-
кольку поцелуй напоминал скорее родственный, он вызвал улыбку на ее  лице и
мою ответную усмешку.
      Это была самая странная любовная близость, но все вышло очень хорошо.
Позже я  вспоминал тот миг, когда она начала  получать удовольствие от моих
прикосновений к ее коже; изумленный трепет, когда она  рукой прикоснулась к
моему возбужденному члену; страсть, с которой она в  конце концов ответила;
потрясение и недоверие, пришедшие вслед судорогам освобождения.
      - Именно это, - прошептала она, задыхаясь, - это то, что чувствуют
женщины?
      Я понял, что она испытала весьма бурный оргазм.
      - Думаю, да, -сказал я, - когда им хорошо.
      - О Боже мой, - с  оттенком ликования произнесла она, - вот теперь
я знаю.


      ГЛАВА 7

      Утром во вторник  я возвратился в  офис и попытался  продолжить  свою
обычную жизнь с того места, где она была прервана.
      Тот же самый запах пишущих машинок, наполнявший кабинеты, кипы бумаг.
Та же суета, арифмометры, телефоны, уйма работы. Все  знакомо, все нереаль-
ное.
      Наши помощники, Дебби и Питер, с обидой сказали, что пережили трудные
времена, пытаясь объяснить  всем и каждому мое необъяснимое отсутствие. Они
сообщили о моем  исчезновении  в полицию, где им  ответили,  что мне больше
двадцати одного года, и я имею право исчезнуть, когда захочу, и что полиция
начала бы меня искать только в  том случае, если бы я совершил преступление
или сделался со всей очевидностью его  жертвой. В полиции решили, что я от-
правился куда-нибудь, чтобы основательно отметить победу на Золотом кубке.
      - Мы убеждали их, что вы  не могли уехать надолго, - пояснил Питер.
- Но они не проявили никакого интереса.
      - Мы  хотели, чтобы они  связались с мистером Кингом через Интерпол,
- пожаловалась Дебби. - А они подняли нас на смех.
      - Могу представить, -сказал я. - Значит, Тревор еще в отпуске?
      - Он и не собирался возвращаться до понедельника,  - заметил Питер,
пораженный, что я умудрился забыть хорошо известный мне факт. - О, в самом
деле...
      Утро я провел,  переделывая свое расписание и заставляя Питера назна-
чать новые  встречи взамен тех, которые  я пропустил. Днем  выяснилось, что
мои неприятности по-прежнему не представляют большого интереса - во всяком
случае для полиции. Я  вернулся домой, не так ли? Невредимый? Мне  не приш-
лось платить выкуп?  Были  ли предприняты какиелибо попытки вымогательства?
Нет. Меня морили голодом? Нет. Били? Нет. Связывали веревками, ремнями, за-
ковывали в кандалы? Нет. Уверен ли я, что все это  не  было розыгрышем? Они
разберутся, сказали они; но  один из них заметил, что лично он  не возражал
бы недельки две попутешествовать бесплатно по Средиземному морю, и его кол-
лега засмеялся. Я  понял, что расследование придется проводить самому, если
я серьезно хочу докопаться до истины.
      Я хотел знать истину. Пребывать в неведении так же опасно, как и сто-
ять позади норовистой лошади. Если я  не буду знать, почему меня схватили в
первый раз, как я смогу предотвратить второе похищение?
      Вечером во вторник я забрал свой "Доломит". Его  перегнали на подъез-
дную аллею рядом с домом распорядителя ипподрома в Челтенхеме. ("Где  же вы
пропадали? Мы установили, что это ваша машина, через полицию".) После я за-
ехал домой  к гардеробщику, чтобы забрать  свой бумажник, ключи  и скаковое
седло. ("Где же вы пропадали?  Я  дал распорядителю ключи от вашей  машины,
надеюсь, с этим все в порядке".)  Потом я вернулся домой (предыдущую ночь я
провел в  гостинице  аэропорта)  и  с  малодушными предосторожностями вошел
внутрь.
      Никто не поджидал меня в темноте с дубинкой,  налитой свинцом, эфиром
или бинтом в одну сторону -в парусный отсек. Я везде зажег свет, налил из-
рядную порцию шотландского виски и велел себе успокоиться.  Я позвонил тре-
неру, на лошадях которого регулярно ездил по утрам, чтобы не потерять форму
("Где же вы  пропадали?"), и условился возобновить тренировки с понедельни-
ка. И  я позвонил человеку, просившему меня выступить  на его лошади, чтобы
извиниться за то, что подвел его.  Я не видел причин не отвечать на вопрос,
где я пропадал, и рассказал им все: меня похитили, отвезли  на  яхте на Ме-
норку, и я понятия не имею,  почему. Я надеялся, что хоть кто-нибудь из них
сумеет придумать приемлемое объяснение, но все, с кем я поделился, терялись
в догадках, как и я сам.
      Съестных припасов в доме было негусто: стейк в холодильнике давно об-
рос мхом. Я остановил выбор на спагетти с тертым сыром, но прежде, чем при-
няться за стряпню,  я поднялся наверх,  собираясь сменить новый  пиджак  на
старый свитер и зайти в ванную.
      Случайно выглянув на улицу из окошка ванной комнаты, я на  миг застыл
в полнейшей панике.
      В саду стоял мужчина и смотрел на комнаты первого этажа. Свет из окна
гостиной хорошо освещал его лицо.
      Я не помнил его  отчетливо, но на меня словно снизошло озарение,  и я
тотчас узнал его с замиранием сердца.  Это был тот тип из фальшивой "Скорой
помощи" из Челтенхема.
      За его спиной на дорожке вырисовывался силуэт автомобиля, его крыша и
окна тускло поблескивали. Второй человек выбирался с пассажирского сиденья,
в руке он держал нечто, напоминавшее пластиковый пакет с ватой.  Третья фи-
гура, едва различимая в потемках, кралась через сад к черному ходу.
      Немыслимо,  подумал  я. Конечно, они не могли  рассчитывать,  что  им
удастся снова надуть меня. Но втроем им и не надо было прибегать к обману.
      Лжесанитар махнул сообщнику, замешкавшемуся у машины, и показал, куда
встать. Они заняли позиции по  обе  стороны моей парадной двери: рткрыв  ее
изнутри, их нельзя было заметить. Лжесанитар протянул руку и позвонил.
      Я вышел из оцепенения.  Поразительно,  как страх обостряет ум. Сущес-
твовало только одно место, где я  мог спрятаться, и оно находилось в спаль-
не. Быстрота,  с какой я перемахнул за борт яхты, не шла ни в какое сравне-
ние со скоростью, с какой я  исчез в глубине коттеджа. Внизу, в гостиной, к
огромному старинному камину когда-то  сбоку  примыкала печь. Люди, жившие в
доме до меня, разрушили ее и построили в образовавшейся нише  стеллаж высо-
тою в рост человека. Им  нужен  был тайник для хранения ценностей,  поэтому
они вскрыли верхнюю  часть  печки из спальни на  втором  этаже, и получился
своего рода ящик под полом встроенного гардероба. Так как я не имел больших
ценностей, то вместо них держал там два своих чемодана.
      Я распахнул  дверцу гардероба, поднял  откидной настил на дне шкафа и
рывком вытащил  чемоданы.  Дверной  колокольчик  снова настойчиво зазвонил.
Потребовалось всего  несколько секунд, чтобы забраться  в тайник, и  едва я
успел закрыть гардероб и водворить на место дощатый настил, как  они ворва-
лись в парадную дверь.
      Яростным вихрем они  пронеслись по дому, громко перекликаясь и хлопая
дверьми. В конце концов все собрались внизу.
      - Черт, он должен быть тут.
      - Бриттен! Бриттен, выходи, мы знаем, что ты здесь.
      - Проклятый ублюдок удрал.
      Сквозь перегородку из древесного шпона, отделявшую  гостиную от Моего
убежища, до меня отчетливо доносилось каждое слово. Я сидел в  простенке -
на уровне картины над каминной полкой  - практически в одной комнате с ни-
ми, скрытый от их глаз лишь тонкой фанерой, и трясся от страха.
      - Он не мог увидеть, как мы приехали.
      - Он не выходил через черный ход, это я точно вам говорю.
      - Тогда куда он, черт возьми, подевался?
      - Как насчет чемоданов наверху?
      - Нет. Его там нет. Они слишком маленькие. И я смотрел.
      - Наверное, ловко спрятался.
      - Точно.
      -  Надо  снова  хорошенько  перетряхнуть все наверху. Должен  же  он
где-то быть.
      Они опять обыскали дом сверху  донизу,  грохоча  тяжелыми  ботинками.
Один из них во второй раз открыл гардероб надо мной, но по-прежнему не уви-
дел ничего, кроме одежды. Я сидел у них под ногами  и  обливался потом, мой
пульс участился до нескольких сотен ударов в минуту.
      - Посмотри под кроватью, - сказал он.
      - Невозможно. Кровать стоит прямо на полу.
      - А что там со второй спальней?
      - Смотрел. Нет его там.
      - Ну, так посмотри еще раз, черт подери.
      Дверца гардероба надо мной закрылась. Я. вытер пот, заливавший глаза,
и попытался немного распрямить поджатые ноги, не задевая  ботинками стены и
не создавая  шума. Я полусидел-полулежал в  углублении примерно в  три фута
длиной и в два фута высотой, а его ширины едва хватило, чтобы втиснуть пле-
чи. Колени пришлось сильно согнуть, и пятки упирались в тыльную сторону бе-
дер. Самое неудобное положение, какое только можно вообразить.  Двое из них
один за другим вошли в гостиную.
      - Что у тебя там? Дай-ка посмотреть.
      - Не твоего собачьего ума дело.
      - Его бумажник. Ты взял его бумажник.
      - Ага. Здорово, лежал у него в спальне.
      - Положишь туда, где взял.
      - Вряд ли. У него там тридцать фунтов.
      - Сделаешь именно  так,  как я сказал, чертов  дурак.  Ты знаешь ин-
струкции не  хуже меня. Ничего не красть, ничего  не ломать. Я предупреждал
тебя.
      - Ну, тогда возьми половину.
      - Отдай  мне бумажник. Я положу его на место. Я тебе не доверяю. -
Мне показалось, что голос принадлежал лжесанитару.
      - Чертовски глупо не прихватить то, что само идет в руки.
      - Хочешь, чтобы легавые сели нам на "хвост"? Они не  очень-то искали
его в  тот  раз  и