Большой толк.
Глава 6
 
   Было чуть позднее десяти часов утра, когда снег пошел вновь.
   Маккиннон провел в капитанской каюте еще пятнадцать минут и  ушел  только
тогда, когда заметил, что у лейтенанта слипаются глаза. Затем он переговорил
по очереди с Нейсбаем, Паттерсоном и  Джемисоном,  который  опять  руководил
работами по укреплению надстройки. Все трое согласились, что Ульбрихт  почти
прав в своих предположениях, только толку от этого никакого. Когда Маккиннон
вернулся на мостик, шел густой снег.
   Он осторожно попытался открыть боковую дверь, но сила ветра была  такова,
что ее вырвало у него из рук. Снег шел под углом,  чуть  ли  не  параллельно
палубе. Что-то разглядеть сквозь него было невозможно,  но,  повернувшись  к
нему спиной, в сторону носа, боцман смог разглядеть, как  меняется  характер
волн. При первых проблесках рассвета уже было видно, что это не ровные ряды,
а вспенивающиеся, вздымающиеся вверх стены, которые, достигнув  определенной
высоты, рушились, превращаясь в  бес  форменные  пузырьки.  Палуба  под  его
ногами задрожала. Холод стал невыносимым. Маккиннон с трудом  закрыл  дверь,
возвращаясь на мостик.
   Он перекидывался отрывочными фразами с Трентом,  стоявшим  за  штурвалом,
когда раздался телефонный звонок. Звонила сестра Моррисон.
   Она сказала, что готова идти к лейтенанту Ульбрихту.
   - Я бы не советовал вам этого  делать,  сестра.  Наверху  штормит.  Время
сейчас не для прогулок.
   - Должна напомнить вам, что вы мне  обещали,  -  произнесла  она  голосом
благовоспитанной девушки.
   - Я это помню. Просто погодные условия несколько изменились.
   - Ну, право, мистер Маккиннон...
   - Иду, иду. Пеняйте на себя. Когда он проходил  через  палату  В,  Джанет
Магнуссон посмотрела на него с неодобрением.
   - Госпиталь - не место для ряженых.
   - Да я просто мимо проходил. Выполняю миссию милосердия. Так, по  крайней
мере, считает ваша крепколобая подружка.
   Выражение лица сиделки Магнуссон несколько смягчилось.
   - Значит, идете к лейтенанту Ульбрихту?
   - Ну к кому же еще? Самое главное, что я его уже видел,  и  он  показался
мне вполне здоровым. Просто она чокнулась.
   - Вся беда  в  том,  Арчи  Маккиннон,  что  вы  не  способны  на  теплые,
человеческие чувства. Во всех отношениях, а не только  когда  дело  касается
больных. Сестру же вы считаете чокнутой только потому, что она  рассказывает
о вас разные вещи.
   - Обо мне? Да она же не знает меня!
   - Это уж точно, Арчи. - Она одарила его нежной улыбкой.  -  Зато  капитан
Боуэн знает.
   Маккиннон хотел было сказать, что негоже капитанам болтать  с  сиделками,
но не нашел подходящих слов и молча прошел  в  палату  А.  Сестра  Моррисон,
тепло одетая, ожидала его прихода. Рядом с нею на  столике  стоял  небольшой
медицинский саквояж. Маккиннон кивнул ей.
   - Не могли бы вы снять эти очки, сестра?
   - А зачем?
   - В нем наверняка проснется донжуан, - с несколько  развязной  интонацией
бросил Кеннет, - а без очков вы понравитесь ему еще больше.
   - Полярный день еще не  наступил,  медведи  спят,  мистер  Кеннет,  а  уж
донжуаны тем более.
   - Кстати, боцман, - вмешался в разговор  капитан  Боуэн,  -  какова  сила
ветра?
   - Одиннадцать метров, сэр. Буря. Восемь ниже  нуля.  Девятьсот  девяносто
девять миллибар.
   - Волна поднялась?
   Даже в госпитале чувствовались содрогания судна.
   - Да, сэр. Немного.
   - Проблемы есть?
   - Кроме присутствующей здесь  сестры,  жаждущей  совершить  самоубийство,
нет.
   Нет, подумал он, пока надстройка находится на своем месте.
   Сестра Моррисон в ужасе ахнула, когда они поднялись  на  верхнюю  палубу.
Как бы мысленно  она  ни  готовилась  к  тому,  что  ее  ожидает,  она  даже
представить себе не могла, что ветер может дуть с такой  ураганной  силой  и
сопровождаться снежной бурей. Маккиннон не терял времени. Одной рукой  он  с
силой притянул сестру Моррисон к  себе,  другой  ухватился  за  леер.  Их  в
буквальном смысле пронесло над  предательски  скользкой  палубой  в  сторону
надстройки. Оказавшись в укрытии,  сестра,  сняв  капюшон,  долго  не  могла
отдышаться.
   -  В  следующий  раз,  мистер  Маккиннон,  если,  конечно,  он  будет,  я
обязательно прислушаюсь к вашим словам. Даю слово!  Я  представить  себе  не
могла... мне даже в голову не приходило, что подобное возможно. А мои ребра!
- Она осторожно провела руками по бокам, как бы убеждаясь, что все на месте.
- Вы же переломали мне все кости!
   - Весьма сожалею, - с мрачным видом произнес Маккиннон, - но, думаю,  вам
бы не понравилось, если бы вы вдруг свалились за борт. И  следующий  раз,  к
сожалению, будет. Не забывайте, что нам еще придется  возвращаться.  И  идти
против ветра, а это значительно тяжелее.
   - В данный момент я не спешу возвращаться. Благодарю вас покорно.
   Маккиннон  поднялся  с  ней  по  трапу  наверх,  к  каютам  экипажа.  Она
остановилась и в шоке уставилась на изогнутый коридор, сломанные перегородки
и искореженные двери.
   - Так вот, где они все погибли, - хриплым голосом произнесла она. - Когда
подобное видишь, нетрудно представить, как это все произошло. Но сперва надо
это видеть, иначе не поймешь. Ужас! Просто ужас - иного слова и не  найдешь.
Слава богу, что я не видела, как это все произошло.
   А вам пришлось все это приводить в порядок.
   - Я делал это не один.
   - Знаю, но самое ужасное выпало на  вашу  долю.  Мистер  Спенсер,  мистер
Ролингс, мистер Бейтсман пострадали больше всех. Это ведь так? Мне известно,
что вы запретили к ним прикасаться. Джонни Холбрук рассказал об этом Джанет,
а она - мне. - Она вздрогнула. - Я не могу больше стоять здесь.  Пойдемте  к
лейтенанту.
   Маккиннон отвел ее к капитанской каюте, где Нейсбай  не  спускал  глаз  с
лежащего на койке лейтенанта.
   - Еще раз  доброе  утро,  лейтенант.  Я  только  что  имела  удовольствие
испытать на  себе  погоду,  которой  вы  подвергались  благодаря  любезности
мистера Маккиннона. Это было ужасно. Как вы себя чувствуете?
   - Плохо, сестра. Очень плохо. Думаю, мне необходимы уход и внимание.
   Она сняла с себя штормовку и пальто с капюшоном.
   - По-моему, на. больного вы совсем не похожи.
   - Это только  внешне.  Я  чувствую  себя  очень  слабым.  Конечно,  я  не
собираюсь назначать себе какое-нибудь лекарство, но  мне  кажется,  что  мне
просто  необходимо  какое-нибудь  тонизирующее  средство,  восстанавливающее
силы. - Он протянул безжизненную  руку.  -  Вы,  случайно,  не  знаете,  что
находится в том стенном шкафчике?
   - Нет, не знаю, - резко ответила сестра, - но догадываюсь.
   -  Вы  знаете,  я   подумал,   что,   может   быть...   при   сложившихся
обстоятельствах...
   - Это личные запасы капитана Боуэна.
   - Капитан просил  передать,  -  вмешался  в  разговор  Маккиннон,  -  что
лейтенант Ульбрихт, пока занимается навигацией, имеет право  опустошать  его
запасы. Клянусь, он так и сказал.
   - Но я не вижу, чтобы он сейчас занимался навигацией. Ну, ладно.
   Только немного.
   Маккиннон налил и протянул лейтенанту стакан  виски.  По  выражению  лица
Моррисон было видно, что она совершенно  по-иному,  в  отличие  от  боцмана,
понимает слово "немного".
   - Пойдемте, Джордж, - сказал Маккиннон. - Здесь для нас места нет.
   Сестра Моррисон даже не стала скрывать своего удивления.
   - Вы можете остаться. - - Мы не выносим вида крови. Или  страданий,  если
уж на то пошло.
   Ульбрихт опустил свой стакан.
   - Вы хотите оставить нас на милость Невидимки?
   - Джордж, если вы подождете в коридоре, я схожу и на время заменю  Трента
у штурвала. А вы, сестра, когда будете готовы отправиться  в  путь,  знаете,
где меня найти.
   Маккиннон думал, что обязанности сестры займут у Моррисон  минут  десять,
от силы - пятнадцать. На самом деле прошло почти сорок минут, прежде чем она
появилась на мостике. Маккиннон с сочувствием посмотрел на нее.
   - Оказалось больше проблем, чем вы думали?  Да,  сестра?  Похоже,  он  не
шутил, когда сказал, что очень плохо себя чувствует.
   - Я бы так не сказала. Просто язык у него хорошо подвешен. Боже,  как  он
говорит!
   - Не со стенкой же он разговаривал!
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Думаю, - с глубокомысленным видом произнес Маккиннон, - он не  стал  бы
растекаться по древу, если бы у него не было такой слушательницы.
   Сестра  Моррисон,  которая,  похоже,  никуда  не  спешила  и  уходить  не
собиралась, несколько секунд помолчала, а затем с едва уловимой  улыбкой  на
лице произнесла:
   - Меня это... как бы  это  сказать...  не  бесит,  а  раздражает.  Многим
наверняка было бы интересно знать, о чем мы говорили.
   - Лично меня это интересует, хотя по натуре я -  человек  не  любопытный.
Хотите что-то рассказать мне - рассказывайте. Если же я у вас буду о  чем-то
допытываться, а вы не захотите  говорить,  значит,  не  говорите,  хотя,  по
правде говоря, мне было бы любопытно услышать, о чем вы говорили.
   - Даже не знаю, взбесило меня это или нет. - Она помолчала.  -  Зачем  вы
сказали лейтенанту Ульбрихту, что я наполовину немка?
   - А разве это секрет?
   - Нет.
   - Вам нечего стыдиться. Вы сами мне  это  сказали.  Так  что  же  в  этом
такого? Почему я не упомянул вам о том, что сказал ему? По правде говоря, не
знаю. Мне это даже в голову не приходило.
   - Но вы могли бы, по крайней мере, сказать мне о том, что  он  наполовину
англичанин.
   - Мне и это в голову не приходило. Какая разница? Лично  меня  совершенно
не волнует, к какой национальности принадлежит человек. Я рассказывал вам  о
своем зяте. Как и лейтенант Ульбрихт, он - летчик. И тоже лейтенант. Если бы
он считал, что он должен сбросить бомбу прямо на меня, он бы это  сделал  не
задумываясь. И, тем не менее, лучше человека вы вряд ли найдете.
   - Вы - очень великодушный человек, мистер Маккиннон.
   - Великодушный? - Он посмотрел на нее с удивлением. - Вряд ли.  Просто  я
хочу сказать, что бомбу на меня он еще не сбросил.
   - Я не об этом говорила. Даже если бы он сбросил, это все равно ничего не
изменило бы.
   - Почему вы так считаете?
   - Я просто знаю.
   Маккиннон решил сменить тему.
   - Ну, я думаю, это не очень интересная  тема  для  разговора.  Во  всяком
случае на сорок минут ее не растянешь.
   - Ему, кстати, доставило большое  удовольствие  подчеркивать,  что  он  в
большей степени англичанин, нежели я. С точки зрения крови, я имею  в  виду.
Пятьдесят  процентов  британской  крови  изначально  плюс  более  двух  пинт
английской крови вчера.
   - Неужели? - уважительным тоном произнес Маккиннон.
   - Ну, хорошо, статистика тоже неинтересная тема. Он мне также сказал, что
его отец знает моего.
   - Вот как? А это действительно интересно. Он говорил мне о том,  что  его
отец был атташе в германском посольстве в Лондоне, правда, при  этом  он  не
уточнил, каким атташе  -  по  торговым  или  культурным  делам  или  еще  по
каким-то. Может быть, он вам говорил, что его отец  был  там  военно-морским
атташе?
   - Да, говорил.
   -  Только  не  говорите  мне,  что  его  старик  -  капитан   германского
военно-морского флота.
   - Так и есть.
   - Значит, вы чуть ли не кровные братья. Точнее сказать,  брат  и  сестра.
Помяните мое слово, сестра, - с серьезным видом произнес  Маккиннон,  -  это
рука судьбы. Божественное предопределение - кажется, так говорят.
   - Фи...
   - И оба они еще служат?
   - Да, - печальным голосом произнесла она.
   - А вам не кажется забавным,  что  ваши  папаши  таинственно  рыскают  по
северным водам в надежде отыскать способ, как бы свести вас друг с другом?
   - Ничего забавного в этом нет.
   - Я не совсем правильно выразился. Я хотел сказать - странным. - Если  бы
кто-то когда-нибудь сказал бы  Маккиннону,  что  Маргарет  Моррисон  в  один
прекрасный день поразит его своим безутешным горем, он  сразу  же  задал  бы
себе вопрос, а в здравом ли он еще уме. Он решил, что ее неожиданная  печаль
не стоит того. - Не надо тревожиться, девочка моя.
   Этого никогда не произойдет. - Правда, он сам не был уверен, что он хотел
этим сказать.
   - Конечно, не произойдет. - По голосу ее чувствовалось, что она совсем  в
этом не уверена. Она хотела было что-то сказать, застыла в  нерешительности,
посмотрела вдоль палубы, а затем медленно подняла голову. Хотя лицо ее  было
в тени, ему показалось? что оно все в слезах.
   - Я сегодня много чего о вас слышала.
   - Да? Уверен, что не в мою пользу, хотя в наши дни нельзя верить  каждому
слову. И что же вы слышали, сестра?
   - Я бы хотела, чтобы вы меня так не называли.
   Раздражение, которое слышалось в ее словах, было  таким  же  непривычным,
как и ее уныние. Маккиннон вежливо приподнял брови.
   - Не говорить "сестра"? Но вы же сестра?
   - Но не в том смысле, в каком это слово звучит в ваших устах.
   Простите меня, вы произносите его так же, как и любое  другое  слово,  но
звучит оно, как в дешевом американском фильме, где  охотник  каждую  девушку
называет "сестрой".
   Боцман улыбнулся.
   - Мне бы не хотелось, чтобы вы считали меня хулиганом. Сестра Моррисон?
   - Вам же известно мое имя?
   - Да, известно. Знаю я также и то,  что  вы  собирались  что-то  сказать,
затем передумали, а теперь пытаетесь уйти от этого разговора.
   - Нет. Да. Точнее, не совсем. Все это трудно, а  я  не  умею  говорить  о
подобных вещах. Сегодня утром я слышала, как рассказывали о вашей семье.
   Это как раз было перед тем, как мы поднялись сюда.  Простите,  мне  очень
жаль.
   - Джанет вам рассказала?
   - Да.
   - Но я из этого секрета не делаю.
   - Они погибли от взрыва бомбы, которую сбросил  немецкий  летчик.  -  Она
долго смотрела на него, а затем  покачала  головой.  -  И  вдруг  появляется
другой немецкий летчик, вновь бомбит невинных людей, и вы первым встаете  на
его защиту.
   - Не надо делать из меня героя или превращать в ангела, хотя я не уверен,
что это комплимент. Что вы ждете от меня? Чтобы я  в  ярости  набросился  на
невинного человека?
   - Вы? Не надо говорить чепухи. Может, я сморозила  глупость  и  этого  не
стоило говорить, но вы прекрасно понимаете,  что  я  имею  в  виду.  Я  ведь
слышала  об  унтер-офицере  Маккинноне,  награжденном   медалью   Британской
империи, медалью "За выдающиеся заслуги" и бог знает еще  какими  наградами,
который лежал в госпитале на Мальте, когда узнал о том, что произошло с  его
семьей. Итальянский бомбардировщик сбросил бомбу на  вашу  подводную  лодку.
Похоже, вражеские бомбардировщики так и липнут к вам.
   - Джанет об этом неизвестно. Сестра Моррисон улыбнулась.
   - Мы с капитаном Боуэном почти друзья.
   - Капитан  Боуэн,  -  произнес  Маккиннон  без  всякой  злобы,  -  старая
сплетница.
   - Капитан Боуэн - старая сплетница. Мистер Маккиннон - старая  сплетница.
И мистер Паттерсон. И мистер Джемисон. Все вы старые сплетницы.
   - О боже! Это серьезное обвинение, сестра. Простите. Маргарет.
   - Старые сплетницы либо говорят чуть слышно, либо тихо шушукаются.
   Когда двое  из  них,  трое,  а  то  и  все  четверо  шепчутся,  сразу  же
чувствуется напряжение, какой-то страх... нет, это не совсем  точное  слово;
лучше сказать - дурное предчувствие. Возникает вопрос: почему они шепчутся?
   - Может быть, у них есть секреты?
   - Я заслуживаю гораздо лучшего к себе отношения, чем это.
   - У нас на борту диверсант.
   - Я знаю это. И все это знают. И те, кто шепчутся, тоже это знают. -  Она
уставилась на него немигающим взглядом. - И все же я  заслуживаю  лучшего  к
себе отношения. Вы не доверяете мне?
   - Доверяю. За нами идет охота. У кого-то  на  борту  "Сан-Андреаса"  есть
радиопередатчик, который постоянно посылает  сигнал.  Люфтваффе  и  немецкие
подводные лодки точно знают, где мы находимся. Кто-то выслеживает нас.
   Кто-то хочет захватить "Сан-Андреас".
   Она долго смотрела ему в глаза, как бы пытаясь  найти  ответ  на  вопрос,
который сама была не в состоянии сформулировать.
   Маккиннон покачал головой и сказал:
   - К сожалению, это все, что мне известно. Вы должны верить мне.
   - Я вам верю. Кто мог бы посылать этот сигнал?
   - Это может быть кто угодно. Я полагаю, что это кто-то  из  членов  нашей
команды. А может, и человек с  "Аргоса".  Может  быть,  кто-то  из  больных,
которых мы взяли в Мурманске. Но кто точно, мне неизвестно.
   - А зачем мы им нужны?
   - Если б я это  знал,  я  смог  бы  найти  ответ  на  многие  вопросы.  К
сожалению, понятия не имею.
   - Как они могут, нас захватить?
   - С помощью подводной лодки. Другого способа нет.  Надводных  кораблей  у
них здесь нет, а авиация отпадает. Остается только молиться. Молиться, чтобы
снег не прекращался. За снежной завесой нас не видно. Это наша  единственная
надежда. Остается молиться, как говорили в старину, чтобы судьба не покинула
нас.
   - А если нас все таки...?
   - Значит, такова судьба.
   - Вы что же, не собираетесь ничего делать? -  Она,  казалось,  не  верила
своим глазам. - Вы даже не попытаетесь что-то сделать?
   Еще несколько часов назад Маккиннон принял решение о том,  что  он  будет
делать, но время и место для раскрытия его планов еще не настало.
   - Что, черт побери, я должен, по вашему мнению, делать? Послать их на дно
залпом из черствого хлеба и гнилой картошки? Вы, кажется, забыли о том,  что
это госпитальное судно, на котором только  больные,  раненые  и  гражданские
лица.
   - Наверняка что-то сделать вы в состоянии.  -  В  ее  голосе  послышались
странные нотки, чуть ли не нотки отчаяния. Она с горечью продолжала:
   - Неоднократно награжденный унтер-офицер Маккиннон.
   - Неоднократно награжденный унтер-офицер Маккиннон, - тихо произнес он, -
постарается выжить, чтобы в один прекрасный день вступить с ними в борьбу.
   - Боритесь с ними сейчас, -  с  надрывом  в  голосе,  произнесла  она.  -
Боритесь! Боритесь! Боритесь!
   Она закрыла лицо руками.
   Маккиннон обнял ее за сотрясающиеся  от  рыданий  плечи  и  с  удивлением
посмотрел на нее. Он чувствовал себя в  полной  растерянности,  так  как  не
знал, как реагировать на ее странное  поведение.  Он  тщетно  пытался  найти
слова  утешения.  Повторяющиеся  фразы,  типа  "ну  ладно,  ладно,   будет",
казалось, тоже не к месту, и, в конце концов, он удовольствовался  тем,  что
произнес:
   - Я сперва отправлю Трента наверх, а затем спущусь с вами вниз.
   Когда  наконец  они  спустились   вниз,   после   довольно   мучительного
путешествия между  надстройкой  и  госпиталем  -  им  пришлось  идти  против
штормового ветра и усиливающейся бури, - он провел ее  в  небольшую  комнату
отдыха и отправился на поиски Джанет Магнуссон. Когда  он  разыскал  ее,  он
сказал:
   - Лучше бы вы сходили к вашей подруге, Мэгги. Она ужасно расстроена.
   - Он поднял руку. - Нет, Джанет, клянусь  -  не  виновен.  Это  не  я  ее
расстроил.
   - Но вы были с ней, когда она расстроилась? - обвиняющим тоном произнесла
девушка.
   - Она разочаровалась во мне, вот и все.
   - Разочаровалась?
   - Она хотела, чтобы я совершил самоубийство. У меня же была другая  точка
зрения. Джанет постучала себя по лбу.
   - Один из вас точно тронулся. Лично я не сомневаюсь, кто именно.
   Маккиннон уселся на скамейку у обеденного стола, а девушка отправилась  в
комнату отдыха. Она объявилась вновь минут пять спустя  и  уселась  напротив
него. Выглядела она встревоженной.
   - Простите, Арчи. Вы действительно невиновны. И никто из вас не чокнулся.
У нее просто амбивалентные чувства по отношению к немцам.
   - Амби... какие?
   - Короче, смешанные. То, что у нее мать немка, не помогает. У нее тяжелый
душевный кризис. Очень тяжелый. У вас тоже, но вы совершенно другой.
   - Конечно, другой. Я же не способен на теплые, человеческие чувства.
   - О боже, успокойтесь. Вы не знали... Вообще-то, я,  наверное,  одна  это
знаю. Примерно пять месяцев назад она потеряла своего единственного брата  и
своего жениха. Оба были сбиты над Гамбур