- так глубоко, что теперь была почти неразличима...
   ...Она сидела все на той же коробке с кроссовками и повторяла:
   - Никуда отсюда не пойду. Никуда не пойду! Абдулла ходил вокруг  нее,
пытался потрогать за плечо, пытался  что-то  сказать,  но  она  даже  не
поворачивала головы, не поднимала глаз. Ей было страшно, как  никогда  в
жизни. Уйти куда-то с Абдуллой после того, что она услышала от  Сафара?!
"Я вернулась сюда, чтобы он все  мне  объяснил...  -  стучало  у  нее  в
голове. - Вот все и объяснилось. Яснее некуда. Что мне делать? Он  велел
мне уйти от Мухамеда, жить где угодно, но не у арабов... Его убили сразу
после нашего разговора. Кто?! Кто-то пришел сюда  сразу  после  нас.  Мы
никого не встретили в коридоре.  Сколько  времени  надо,  чтобы  сделать
это?! Войти, задушить, убежать... Минут десять? Пятнадцать? У него  было
это время, у того, кто сюда пришел. А  как  он  вышел?"  Ответ  на  этот
вопрос она уже знала. В комнате было открыто окно, и женщина,  вместе  с
которой она нашла труп, сразу высунулась из окна и  завыла:  "Ой,  я  же
говорила им, что из-за этой лестницы нам  придет  конец!"  Лена  подошла
(она все делала как во сне),  высунулась  и  посмотрела.  Действительно,
чуть пониже окна находилась железная площадка. От нее вверх по стене шла
пожарная лестница - на третий этаж и выше.  А  второй  этаж  был  совсем
невысокий, можно было спрыгнуть из окна на площадку,  а  с  площадки  на
землю, не причинив себе вреда - даже Лена рискнула бы это  сделать.  Эта
сторона магазина выходила на тихую улочку, зеленую, где почти не было ни
машин, ни прохожих. Потом  женщина  побежала  звать  на  помощь,  кто-то
вызвал милицию, под шумок вернулся  Абдулла,  увидел  Лену,  сидящую  на
ящике, услышал страшную новость и  застыл  как  громом  пораженный.  Она
старалась вообще не смотреть в его сторону. "Скорей бы милиция! - думала
она, кутаясь в пиджачок (она вдруг замерзла, хотя день выдался  жаркий).
- Милиция разберется, Абдулле придется ответить! -  И  тут  же  оборвала
себя:
   - А за что ему отвечать? Ты же сама знаешь, что он не делал этого. Но
кто это сделал? Клянусь, что кто-то  из  их  шайки-лейки.  Ведь  его  не
грабили, деньги в столе... И он предупредил меня и  испугался,  когда  я
сказала, что меня приютил Мухамед.  Он  что-то  знал,  он  пытался  меня
предостеречь. От чего?! Что я сделала? Что-то  страшное  случится  и  со
мной, если они его убили. Кого убили?! Сафара! Да он  мухи  в  жизни  не
обидел, тишайший, добрейший человек, каких поискать, никого  никогда  не
обманул, не унизил, всем помогал... А его убили. И как убили - не успели
мы выйти, нагло убили, в магазине, рядом с комнатой, где были люди..."
   - Как ты себя чувствуешь? - Она ничего не ответила Абдулле. -  Хочешь
сигарету?
   Сигарету все же взяла. Краем  уха  она  прислушивалась  к  тому,  как
галдели перепуганные продавщицы в соседней комнате.
   - Надо им сказать, чтобы ничего не трогали, - через силу  проговорила
она, глядя на Абдуллу. - Милиция сейчас приедет.
   - Нам нужно будет дать показания. - Абдулла  как  будто  обрадовался,
что она подала голос. - Ты ничего не заметила?
   - О чем ты?
   - Ну, получается,  мы  видели  его  последние.  Я  ничего,  например,
странного не заметил.
   - И я тоже.
   - В самом деле ужасно... - пробормотал  Абдулла,  закуривая  и  давая
прикурить ей. - У него была семья, двое детей... Как я сообщу жене?
   - Как-нибудь... - вяло ответила она. И в этот миг  ясно  поняла,  что
ничего ни сказать, ни сделать против Абдуллы  не  сможет.  Ведь  он  был
совершенно чист перед Сафаром. Они ушли вместе. Если бы он знал,  что  в
тот миг Сафара душат, разве он позволил бы Лене вернуться в магазин?  Он
ничего не знал... Но как  ей  сказать  милиции,  что  Абдулла  -  дрянь,
сволочь, что Сафар его боялся, предупреждал ее об опасности, что Абдулла
очень подозрителен, как и все остальные, как Мухамед,  как  Исса...  Что
она сможет сказать и сделать?
   - Слава Богу, милиция! - воскликнула та женщина, вместе с которой они
нашли Сафара. Она все это время стояла у двери в коридор  и  выглядывала
наружу. - Идут, приехали!
   Мать Инны несколько раз пыталась дозвониться до дочери. Они давно  не
виделись, но отказать себе  в  ежедневном  разговоре  по  телефону  Нана
Георгиевна не могла. Она позвонила в полдень, и никто  не  снял  трубку.
Следующую попытку она сделала в час дня, потом в два часа... В три  часа
она окончательно потеряла покой. Дочь возвращалась из своего  проклятого
клуба на рассвете и, конечно, могла  еще  спать...  Но  в  таком  случае
звонки давно должны ее разбудить! Отключать телефон Инна  не  любила.  В
четыре часа, не дозвонившись в очередной раз, Нана Георгиевна решила  не
вмешиваться в дела дочери. Ее мнение  давно  уже  ничего  не  решало,  к
советам не прислушивались. Она прекрасно помнила, что  дочь,  перед  тем
как окончательно уйти из дома, назвала ее убийцей -  на  том  основании,
что мать предлагала ей сделать аборт.  После  всего,  что  они  когда-то
высказали в лицо другу другу, любые отношения становились в  тягость.  И
зачем ей  были  нужны  эти  ежедневные  звонки?  Ничем  хорошим  они  не
кончались. Инна в свою жизнь не допускала ни мать, ни отца... Когда Нана
Георгиевна пыталась что-то посоветовать, Инна отказывалась  ее  слушать.
Если же мать, вспомнив прежние времена, хотела на чем-то настоять,  Инна
поднимала крик и бросала трубку. И все же матери необходимо было хотя бы
слышать ее голос.
   В шесть часов,  когда  рабочий  день  закончился  и  Нана  Георгиевна
уселась  в  свою  машину,  чтобы  ехать  домой,  она  внезапно   приняла
кощунственное решение. Она поедет туда, где никогда  не  была,  -  в  ту
проклятую квартиру, которую Инна снимает бог весть для чего. Может быть,
она встречается там с мужчинами, которые  осаждают  ее  в  клубе.  Может
быть, там притон. Может быть, Инна даже не откроет дверь.  Одно  дело  -
разговаривать по телефону и бросать трубку, другое - бросать оскорбления
прямо в лицо друг другу. И все же она решила ехать.
   Адрес был ей известен. Сколько раз  ей  хотелось  повернуть  обратно,
чтобы не унижаться, чтобы не подвергаться подобному испытанию... И когда
она поднялась по лестнице  и  позвонила  в  дверь  под  нужным  номером,
случилось то, чего она и боялась, - ей никто не  открыл.  "Куда  же  она
делась, куда дела ребенка? - подумала Нана Георгиевна. - Получается, что
она даже не выспалась, рано ушла из  дому,  ведь  я  звонила  ей  еще  в
двенадцать... Раньше двух часов она никогда не уходила..." Ей  пришло  в
голову, что, возможно, девочка заболела и ее положили в  больницу.  Мало
ли что может случиться с ребенком без надлежащего ухода? Какая  из  Инны
мать? Женщина спустилась вниз, вышла  из  подъезда..  Как  она  ни  была
расстроена и погружена в мрачные мысли, она все же обратила внимание  на
двух полных дам в домашних тапочках, которые  сидели  на  лавке.  Волосы
одной из дам были выкрашены в  рыжий  цвет,  голос  был  зычный,  взгляд
маленьких бесцветных глазок  -  донельзя  ядовитый  До  Наны  Георгиевны
долетели слова "Сдали квартиру проститутке!" Это было ей ножом по сердцу
- она сразу поняла, что речь идет о  ее  дочери.  Кого  еще  можно  было
назвать проституткой, если не  Инну  -  дерзкую,  независимую,  одинокую
девушку с ребенком  и  такой  рискованной  профессией?  Нана  Георгиевна
приостановилась, сощурившись на женщин. Те, как по  команде,  прекратили
болтовню и уставились на нее, с интересом рассматривая Нана Георгиевна и
Инна были чем-то похожи. Правда, волосы у  них  были  разного  цвета  (у
матери - рыжеватые), по-разному они держались, красились и одевались, да
еще  очки  Наны  Георгиевны...  Но  черты  лица,  глаза,  высокий  рост,
подтянутая фигура...
   - Простите, - холодно начала Нана Георгиевна. - Вы не в  курсе,  есть
кто-нибудь в квартире...
   Она назвала  номер.  Услышав  его,  соседки  помолчали,  потом  рыжая
осторожно спросила:
   - А вам зачем?
   - Я родственница Инны,  -  ответила  Нана  Георгиевна.  Назвать  Инну
дочерью было выше ее сил. - Она всегда бывала дома в это время.
   - Она вроде  бы  переехала,  -  говорила  рыжая  сплетница,  подружка
пожирала Нану Георгиевну глазами,  разглядывая  ее  изысканный  наряд  -
золотистый шелковый летний костюм, полосатую  блузку  от  Пако  Раббана,
туфли на шпильках (ее кредо), дорогие очки...
   - Переехала? - Нана Георгиевна почувствовала, как больно  кольнуло  в
груди - слева, под мышкой. - Но как же так? Почему?
   - Не знаем мы.
   - А вот.. - От волнения мать растеряла всю самоуверенность и говорила
почти  заискивающе.  -  Говорят,  была  нянька,  которая   смотрела   за
ребенком...
   - Это я и есть, - подозрительно ответила рыжая.
   - Вы - Александра?
   - Я. Она мне еще должна осталась за уход и прочее... Это  сколько  же
можно было на мне ездить! - Она распалялась, в  голосе  снова  появились
базарные нотки. - Думает, если у  нее  деньги  водятся,  можно  на  всех
плевать?! А откуда у нее деньги, я вас спрашиваю? Откуда?
   - Да мы-то  знаем,  откуда  эти  деньги...  -  пробормотала  соседка.
Осмотрев  и  оценив  наряд  Наны  Георгиевны,  она  прониклась   к   ней
ненавистью. Ее губы  поджались  в  ниточку,  глаза  утонули  в  коротких
белесых ресницах.
   Ни  при  каких  обстоятельствах   Нана   Георгиевна   не   стала   бы
разговаривать с подобными женщинами, не стала  бы  слушать  сплетен  про
дочь, но теперь... "Уехала! - стучало у нее в голове. - А мне ни  слова.
За мать больше  не  считает?  Мучение  какое,  Боже  мой,  и  с  сердцем
что-то... Жарко. Куда же она уехала? Зачем?"
   - Вы родственница ее, стало быть? - продолжала рыжая.  -  Вы  ее  там
увидите?
   - Где?
   - Да вам лучше знать где... Она мне должна. Договора мы,  правда,  не
заключали, помогала по доброте...  Вижу  -  мучается  одна  с  ребенком.
Только что ребенка жалко! Но совесть-то иметь надо? Ни  одной  спокойной
ночи у меня не было с Оксанкой! Ни единой!
   - У таких совести нет, - вынесла приговор соседка.
   - Я передам ей. - Нана Георгиевна  вдруг  мучительно  поморщилась.  -
Тяжело сегодня, жарко...
   Соседки с ней согласились. Рыжая осторожно спросила:
   - А может, она уехала, чтобы за квартиру не  платить?  Бывает  такое,
поживут-поживут и ни гроша не платят.
   - Она всегда платила вперед, - ответила Нана Георгиевна. - Она и  вам
заплатит.
   - Да скорей бы!
   - Я могла  бы...  -  Нана  Георгиевна  открыла  сумочку,  порылась  и
протянула Александре две стотысячные бумажки (захватила, чтобы  зайти  в
парикмахерскую  и  сделать  прическу  и  маникюр,  но  какой  уж  теперь
маникюр...). - Вот в счет долга. Сколько она всего вам должна?
   - Двести долларов за последний месяц, - быстро ответила та.
   - Я привезу деньги на днях. А вы  мне  вот  что  скажите:  откуда  вы
узнали, что она переехала? Вы с ней виделись? Она вам  разве  ничего  не
рассказала?
   - Ее я не видала. - Получив деньги, Александра сразу подобрела. - Как
я сидела ночью с ребенком, так и сидела.  Со  вчерашнего  вечера  ее  не
видела. А утром приехал парень, сказал, что  Инна  срочно  переезжает  к
нему, и забрал Оксанку. И вещи забрал.
   - Что за парень?! - Нане Георгиевне смутно вспомнилось, что вроде был
кто-то у Инны. Танцор? Певец? Дочь не уточняла. - Как он выглядел?
   - Да так... - Александра изобразила жестом  горбатый  нос.  -  Не  то
кавказец, не то еще кто... При  такой  работе  с  приличными  людьми  не
знакомятся.
   - А имя его? А телефон?
   - Ничего не знаю. Проследила, чтобы лишнего не  брал,  но  он  только
детские вещи унес. Ну и ушел. Мое какое дело?!
   - Да как же можно было отдавать ему ребенка!
   - Раз он ее жених или там кто... - пробурчала Александра. - Разве они
толком скажут? Приехал на рассвете - давай вещи, ребенка буди...
   - Господи... Так где же сама Инна? Почему на рассвете переехали?  Что
за парень?!
   - Вы же родственница ее. Она вам позвонит  да  сама  расскажет.  А  я
ничего больше не знаю.
   - Но ведь вещи ее там остались? -  допытывалась  Нана  Георгиевна.  -
Значит, должна она вернуться?! А ключей у вас нет?
   - Он забрал, - пояснила Александра. - Сказал - Инна велела отдать.  И
никаких разговоров. Да что я, дура с таким лаяться? Страшный, черный...
   Нана Георгиевна прилагала все силы, чтобы  удержаться  на  ногах.  "В
машине отсижусь... - подумала она. -  Мучение  мое,  Инка!  Что  же  это
такое?" Сейчас ей то время, когда  дочь  жила  здесь,  показалось  таким
мирным и счастливым... Чего бы она не отдала, чтобы знать, куда и почему
уехала дочь, куда девалась малышка...
   - Вот мой телефон... - Она едва смогла  написать  его  на  листке  из
блокнота и протянула Александре. - Если вернется  за  вещами,  позвоните
мне...
   - А если она ко мне не зайдет? - спросила та, беря листок.
   - Не знаю тогда, что делать... Да и когда она приедет...
   - Да нет, приедет еще сегодня, - уверенно сказала Александра.
   - Почему?
   - А шмотки ее? Полный шкаф. Еще сегодня прикатит, не сомневайтесь.  Я
уж тут сегодня посижу, на лавочке. Ревматизм погрею... Июль месяц, а  за
все лето первый жаркий день! - Александра фальшиво улыбалась. - Приедет,
что ей сказать? Как вас звать-то?
   - Скажите - мать была, - с трудом  выговорила  Нана  Георгиевна.  Она
понимала, что, если бы Инне рассказали о ней как о родственнице,  та  из
гордости ни за что бы не позвонила.
 
Глава 9 
 
   За прошедшие два дня Лена отчетливо поняла несколько вещей. Первое  -
когда она звонит Инне, та не берет трубку.  Второе  -  куда  бы  она  ни
звонила, рядом находится кто-то из арабов. Третье - она никуда не  может
выйти одна или с Сашкой. Требуется еще кто-то.  Не  то  чтобы  ей  грубо
запрещали, все выглядело вполне пристойно.  В  тот  день,  когда  она  с
Абдуллой вернулась со склада, полоумная от страха, еще в тот день  ближе
к вечеру она поняла, что если еще пять минут останется в этой  квартире,
то сорвется, закричит и наговорит опасных  для  себя  вещей.  Тогда  она
оделась, одела Сашку и сказала Мухамеду, что идет гулять с ребенком.  Он
ласково улыбнулся, обул шикарные лаковые ботинки и сказал, что ему  тоже
не помешает прогулка. На другой  день,  в  четверг,  она  снова  сделала
попытку выйти из дома, на этот раз никого не предупредив. Но у  Мухамеда
на входной двери стоял замок, который отпирался ключом как снаружи,  так
и изнутри. Лена как будто помнила,  что  раньше  ключ  всегда  торчал  в
замке. Теперь его не было. Пришлось просить Мухамеда отпереть  дверь,  и
все кончилось как накануне - он пошел с ней гулять.
   Слова Сафара не давали ей покоя. Но как уйти от Мухамеда? Лена была в
жутком состоянии, руки тряслись не переставая, ее не покидало  ощущение,
что она сделала страшную глупость, во что-то  вляпалась...  Но  во  что?
Почему? За какие грехи? За чьи грехи, в конце концов? Она робко спросила
Мухамеда, не обидится ли он, если она снова переедет к подруге?
   - Тебе мои гости мешают? - искренне удивился  Мухамед.  -  Ты  только
скажи, кто тебя обидел? Этот человек больше никогда не  придет  ко  мне!
Клянусь!
   - Никто меня не трогал, ради бога! Просто мне скучно. С подругой хоть
можно поболтать, понимаешь?
   - Болтай со мной! - Мухамед все еще улыбался, как будто она сморозила
глупость. - Родственник лучше, чем подруга! И подруга  не  решала  твоих
проблем, верно?
   Лена поняла намек. Мухамед несколько раз на дню давал  понять,  какую
услугу оказал, уплатив долг. Но эта радость уже померкла. Она  попала  в
капкан:   бросить   Мухамеда   сейчас   -   значит    выказать    черную
неблагодарность. Оставаться у него в гостях  -  значит  сойти  с  ума  в
ожидании Арифа. И все  же  она  вытерпела  бы  эту  пытку,  если  бы  не
предупреждение Сафара: "Уходи оттуда!"
   - Если тебе скучно, Абдулла сводит  тебя  в  ресторан,  а  ребенка  в
зоопарк. Ты видела, какой шикарный зоопарк построили?
   - Стара я стала по  ресторанам  ходить...  -  вздохнула  Лена,  сразу
подумав о  подруге.  Что  с  ней  случилось?  Куда  пропала?  Да  еще  с
ребенком... Попутно она пыталась искать хоть какой-то выход. Ясно одно -
надо уходить как можно быстрее. Пока с ней обращаются как  с  королевой,
но как с пленной королевой, вот в чем беда! Все под надзором! Не то  что
вынести вещи из квартиры, даже просто уйти одной нельзя... И этот  Исса!
Всегда он умудряется играть с Сашкой, ребенка не дозовешься... Вообще  в
квартире постоянно находились по крайней мере двое  арабов.  Чаще  всего
вахту несли Исса и Абдулла.  Иногда  приходили  незнакомые,  которые  не
разговаривали с Леной и вряд ли понимали  по-русски.  Хуже  всего,  если
дома был сам Мухамед - он  постоянно  лез  с  разговорами,  даже  поздно
вечером входил в ее комнату. Крючок на двери, и  так  хилый,  неожиданно
сломался - она не видела как и не помнила когда... Все  эти  мелочи,  на
которые она не обратила бы  внимания  в  нормальной  обстановке,  теперь
пугали ее до обморока. Заметив очередную  деталь,  подтверждающую  слова
Сафара, она застывала и чувствовала, что ей становится трудно  дышать  и
ноги не держат. Был еще один очень неприятный момент. У  нее  совсем  не
было денег, только отложенные  на  обратный  билет,  но  сверх  этого  -
ничего. Она во  всем  полностью  зависела  от  Мухамеда  -  он  приносил
сигареты, кормил ее, спрашивал, не надо ли еще чего купить, но  ни  разу
не обмолвился, что мог бы дать на  карманные  расходы,  хотя  знал,  что
денег у Лены нет. "Мне придется сразу ехать на  вокзал,  когда  я  убегу
отсюда, - размышляла Лена. - В сущности, это неплохо - нечего мотаться в
Москве у них под носом... Но время летнее, вдруг билетов не будет? Черт,
хоть что-то должно быть! С долгами рассчитался  Мухамед,  а  те  деньги,
которые прислал Ариф, - пошли они подальше! Мне уже ничего  не  надо!  И
лучше будет, если я к ним не  притронусь,  для  меня  лучше!  Не  станут
предъявлять претензий".
   Утром в пятницу она проснулась совсем изнемогшая  -  наступили  очень
жаркие дни, она и не думала, что погода так резко переменится. Всю  ночь
она ворочалась, отбивалась от комаров,  Сашка  хныкал,  просил  водички,
приходилось вставать и полностью одеваться, чтобы выйти на кухню. К утру
она так измоталась, что готова была плакать.  Приподнялась  на  постели,
распахнула пошире окно,  выглянула  -  начинался  такой  красивый  день,
голубой, золотой, горячий! Внизу едут  машины,  идут  нарядные  женщины,
бежит собака, ковыляет ребенок,  кажется  девочка,  ровесница  Оксаны...
Такая же кудрявая, белокурая, жаль, лица не  разглядеть,  С  ней  гуляет
женщина, очень худая брюнетка. Все так  мирно  и  благополучно!  Неужели
случившееся - правда? И она не может отсюда уйти?  Лена  отвернулась  от
окна, прислушалась. Тихо.  А  этой  ночью  они  снова  шумели,  чуть  не
подрались. Из-за чего вышла свара,  она  не  поняла,  зато  имя  Сафара,
которое  как  будто  несколько  раз  повторили,  привело  ее   в   ужас.
"Абдулла-то ничего не делал, но где гарантия, что Сафара не убил  кто-то
из них? - спрашивала она себя. - Но почему сразу после нашего визита, за
что?" Она снова и снова прокручивала в памяти посещение склада. Кого она
там видела, кроме Сафара и продавщиц в соседней комнате? Что  показалось
ей подозрительным? Да ничего! И  продавщицы  тоже  никого  и  ничего  не
заметили.  Впрочем,  от  них  мало  толку  -  так  орали,  что  их  даже
допрашивать не  стали,  перенесли  на  потом.  У  Лены  и  Абдуллы  было
совершенное алиби, она сказала (не иначе бог надоумил!), что вернулась с
полпути, потому что решила  поменять  помаду,  только  что  купленную  у
Сафара. Предъявила помаду. Абдулла был счастлив  и  поддакивал.  "Играть
сладкую дурочку, - приказала она тогда себе.  -  Ты  ничего  не  поняла,
Сафар ничего тебе не говорил. Иначе погибнешь, как он. Зачем я им нужна,
Боже ты мой?"
   В этой квартире она сразу отучилась  от  мило