ием, тем,  что  он,
видимо, принял  ее всерьез, она сама перестала соображать  и потеряла всякий
контроль над собой.  С вытаращенными  глазами  она бесцельно пробежала  мимо
него,  издавая бессвязные оглушительные  вопли.  Выбежала,  страшно  грохнув
дверью. Наступила тишина.
     Подождав,  Вадим тяжело поднялся и, с  трудом переставляя ноги, пошел к
двери,  как она опять  стремительно распахнулась, и  Лена в  полном смятении
закричала ему с порога:
     - Не вздумай машину  забрать,  слышишь?! Я  тебя знаю, бессеребренника!
Хоть бы о ребенке подумал!
     Потом захлопнула дверь. По коридору  пробежали шаги. Загромыхало что-то
вдали.
     Вадим в  изнеможении упал  на  стул, начал раскачиваться из  стороны  в
сторону. Он отупел, деваться было некуда.
     Не прошло и нескольких минут,  как в дверь  просунулась голова, и Лена,
жадно разглядывая мужа, сдавленно, но как всегда с нажимом, крикнула:
     - Ковер не бери, слышишь! Тот новый, что у Дины! Да ты слышишь меня или
нет?!  -  властно  воскликнула она. Внезапно  ее  ударило чувство  острого и
полного бессилия,  закружилась голова, она крикнула, резко шагнув вперед, и,
кажется,  вцепилась бы в  мужа.  Но Вадим, слегка  отодвинув жену рукой,  не
замечая дикого выражения на ее  лице, вышел  из кухни. Провожаемый какими-то
звуками,  которые он  внезапно перестал различать, в прострации он дошел  до
комнаты Динки, запер  за  собой дверь и,  улегшись рядом  с  дочерью, закрыл
глаза.
     В дверь раздался настойчивый стук. Ручку подергали. Постучали  еще раз.
Подергали снова.
     От  двери  немного  отошли.  Раздались  какие-то  слова,  и  на  минуту
наступила  тишина.  Внезапно  в   дверь  забарабанили  пальцы.  Ручка  опять
задрожала. Наконец все стихло.


Глава 15

     Вадим почувствовал на  лице тепло - солнце палило - и еще что-то сквозь
сон. Он перевернулся на другой бок и, открыв глаза, увидел изумленную рожицу
Динки. Она засмеялась и, путаясь в слишком длинных штанинах пижамы,  полезла
к нему.
     - Маленький  ты мой,  -  бормотала  она  заботливо, -  бродишь где-то в
кустах  с  синим  фонарем,  где  волки   воют:   "В-у-у-у-л!",   а,  иногда:
"В-у-у-у-л-к-а-н!"  Появился наконец,  разнесчастненький ты мой! Слушай, как
родить ребенка?
     - Зачем тебе???
     - Хочу скорее отделаться и не думать больше об этом.
     Вадим что-то забормотал.
     -  Опять такая  сонная брынза... Ты сегодня почти полу-баба  Яга. - Она
потрепала его бороду и,  подумав, добавила:  - Брынза с хвостом. А я тебя из
норы выманю. Они идут на кусочек...
     - ...Селедки! И свист маленьких, розовых... Я гр-р-розный ятаган!
     Вадим пытался  схватить  Динку,  бегающую  на четвереньках  на огромной
скорости. Время от времени он подпускал ее поближе и нападал, прихватывая за
пятки.  Динка счастливо подвизгивала, подхрюкивала, и через несколько  минут
они перевернули всю комнату.
     Неожиданно  в  дверь  забарабанили,  ручка  затряслась. Завопив:  "Мама
идет!", Динка полезла  под  кровать,  но  заметив, что  папа открывает раму,
быстро, как паучишко, перебежала к нему.
     - Ты куда? - страшно прошептала она.
     - Брынза  лезет в кофейник! -  буркнул Вадим, вылезая в окно.  -  Я для
интереса проникну в мою комнату из сада. Это ужасный  секрет, помни об этом!
Я напишу тебе письмо, не простое, а специальное, и оставлю в нашем тайнике.
     - За собачей конурой?
     - За конур-р-рой! - он чмокнул возбужденную мордашку и изчез в кустах.
     Дверь затряслась.
     - Вы что там, оглохли! - прокричала Лена. - Немедленно отоприте!
     Вадим выставил  тонкую  сетку,  влез в  комнату и запер  входную дверь.
Крыша нагрелась, в комнате было жарко.  Он постоял немного, о чем-то думая и
словно колеблясь. Достав из ящика пару листов, написал: "Важное письмо".
     За стеной слышались голоса, шум воды и свисток чайника.
     Писал он долго, зачеркивал  и переписывал заново. Голова  гудела, кровь
била  в висках,  в глазах  появилась  характерная резь от  бессонной  ночи и
режущего света солнца.  С  трудом закончив, он рухнул на кровать,  и комната
поплыла перед  ним.  Прошло, может быть, с полчаса, как раздался стук. Вадим
отозвался.
     - Я тебя не спрашиваю, почему ты не заменил лысое колесо! Скоро  у меня
тех. осмотр, а ты не позаботился об этом!
     -  У  тебя что-нибудь важное?  -  спросил Вадим,  превозмогая  страшную
сонность.
     - Меня не нужно уважать! Может быть, ты, например, откроешь дверь?
     - Не открою, извини.
     - Я была права - мое мнение не в счет! А у меня есть, что сообщить! Даю
тебе время собраться и уйти. Надеюсь, вечером мы не встретимся?
     - Хорошо... я уеду.
     - И лучше тебе Дине не звонить, по крайней мере первое время, ты понял?
     По коридору пробежали ножки, и  Лена увела Динку завтракать.  Еще через
полчаса все стихло.
     Вадим  подождал, пока  не стих шум машины, и вышел  посмотреть на розы.
Бурное  цветение уже прошло, но огромные цветки появлялись  один  за  другим
многие месяцы. Вадим нежно  любил цветы. Все, на которые он смотрел в данный
момент. Но розы были чем-то особенным, вызывавшим одновременно  и замирание,
и  жалость,  и  преклонение. Он обошел их все, вглядываясь в них  и оттаивая
сердцем. Потоптался немного, не в силах оторваться.
     Дома  он  наскоро  приготовил  завтрак,  сполоснулся  в  душе  и  засел
разбирать  бумаги.  Их  скопилось множество. Как  и  книги,  привезенные  из
России, они были необходимы постоянно. Но  взять с  собой  даже  малую часть
было  просто некуда.  Вадим  в отчаянии  смотрел  на корешки, на горы статей
своих  и чужих, заготовок,  черновиков,  писем и фотографий из  России. Руки
сами отобрали несколько, и,  разглядывая их,  он тяжело и надолго задумался.
Время шло,  отсчитывая  минуты, куски, остановки, новые пробежки. Он  брал в
руки,  откладывал,   снова   дотрагивался,   читал  страницы,  переворачивал
страницы, выбрасывал листы,  черновики,  заполняя  жадные минуты.  Маленькая
стопка лежала готовая на краю стола.
     Он  прошел  по  дому,  ни на чем  не  задерживаясь  надолго,  бесцельно
покружил по комнате Динки, посидел, посмотрел по сторонам. Вернулся  к себе.
С  этой  горой бумаг надо было что-то делать.  Он понял, что не будет делать
ничего. Он сидел в кресле  среди белых листов, в беспорядке разлетевшихся по
комнате, среди своей разметанной жизни.
     Жара усиливалась, потрескивая нагревающимся домом. За окном  содрогался
город,  мир птиц  и  растений вскрикивал, вспархивал и ахал  о своей  жизни.
Волны  запахов, а также  чужих чувств влетали в комнату, рассказывая о живых
страстях и поражениях - имеющим уши: откровенно и доверчиво, но с неизменным
привкусом лжи,  так расцвечивающей  жизнь. Оставалось только закрыть на  это
глаза. Вадим положил руки на подлокотники и прикрыл глаза. Прошло время...
     Неожиданно  для  себя он  обернулся  и  взглянул  в  проем  двери. Там,
прислонившись к косяку, стояла Света  и темными глазами смотрела на него. Он
стал  медленно приподниматься не говоря ни слова;  она тихо подошла  к нему,
поднимая  свое  лицо, напряженно вглядываясь в  его глаза. Улыбнулась одними
губами:
     - Там открыто было!
     - Что вы... я так...
     Они молча стояли друг против друга, и напряжение, проскочив между ними,
нарастая,  взлетело  вверх.  Как будто волна  энергии пронзила  все  вокруг,
замкнув дрожащее пространство. Невидимый  кокон приближался, обнимая, толкая
навстречу друг  другу. Лицо женщины медленно  и красиво  наполнилось светом.
Вадим  всматривался  в  этот  сияющий  нежностью  лик,  лучившиеся глаза,  и
глубокое чувство сотрясло его существо. Ему стало тепло, его губы дрогнули в
улыбке. Она счастливо рассмеялась, он засмеялся  в  ответ.  "...Тихий  ангел
пролетел",  - мелькнуло в  его  голове.  Она  шагнула к  нему и  прошептала:
"Обними меня...", как  вдруг заметила метнувшееся выражение в его глазах. На
одну  секунду  они  оба  застыли:  она  не  понимая,  а он  слишком  понимая
происшедшее. Наконец, она не вынесла молчания и спросила у самых его губ:
     - Что с тобой?
     Он опустил глаза. Обаяние минуты  рухнуло. Он проклинал себя последними
словами, осторожно отступая назад. Она машинально придвинулась вперед.
     - Посмотри же на меня! -  тихо  воскликнула  Света, дотрагиваясь до его
груди.
     Вадим застыл, не в силах открыть рот, посмотреть в ее глаза. Мучительно
застукало в голове, заныло сердце и почему-то справа.
     -  Прошу  вас... -  робко  выдохнул  он и  повернулся к женщине немного
боком. - Простите... вышла какая-то ошибка.
     Только что  горящее  лицо  ее  подурнело.  Не  в силах побороть ужасную
растерянность, боль,  смущение и снова  боль, некрасиво исказившиe ее черты,
Света в ужасе смотрела на него.
     - Ах ты Боже мой... - Вадим в отчаянии шагнул к ней, - как я виноват!
     - Я думала...
     - Я теперь знаю.
     - Вы теперь знаете?
     Он снова опустил глаза.  Когда,  справившись с  тягостным чувством,  он
взглянул в ее  глаза, они  были полны  слез. Она смотрела искренне, с полной
наивной  доверчивостью. Эта  безыскусность поразила  Вадима.  Он  прижал  ее
голову к себе, дрожащую от  слез. Она плакала  долго, а он обнимал ее, желая
что-то сказать, утешить, но не решился, не найдя слов.

     * * *

     Осторожно  раздвинулись  кусты,   и  между  листьями  показалась  рука.
Соседский кот резко  оглянулся,  одновременно тонко  треснула ветка.  Чья-то
рука отогнула густую зеленую стену, кот мяукнул, но побежал не к себе домой,
а  к дому Вадима. Илья  отпустил ветки, придушенно ругаясь,  и  быстро кинул
взгляд по сторонам. Его  никто  не видел.  Улица была пустынна, из  дома  не
доносилось  ни  звука. Бросив беглый  взгляд  на  машину Светы, ярким пятном
светившуюся сквозь  кусты, Илья независимой, но торопливой походкой  пересек
двор и задержался у стены дома.
     Перед  ним  виднелась хорошо ему известная дверка в сад,  обычно, как и
все  окна, стоявшая  открытой.  Илья помедлил немного, прислушиваясь, что-то
сдавленно  прошептал  и  осторожно заглянул вовнутрь. Пусто.  Только  где-то
далеко он  услышал тихие  голоса. Понять нельзя  было  ничего. Он наклонился
было, чтобы снять ботинки, но не снял, а нетерпеливо прошел несколько шагов.
Впереди была кухня. Он пересек ее, погрозив  кулаком коту, вбежавшему сюда и
упорно  смотрящему на человека загадочными глазами.  Илья прижался к двери в
коридор,  стараясь угомонить  гремящее сердце, замирая от  ужаса  и унижения
быть открытым и стремительно нарастающего  беспокойства. Дрожащими руками он
приоткрыл дверь.
     Голоса  стали разборчивей, но  недостаточно,  в соседней  комнате часто
молчали. Илья  далеко высунулся  в коридор, жадно прислушиваясь,  выхватывая
только  отдельные слова. В  смятении  от  неудачи,  он  опять  начал  что-то
шептать,  скаля  зубы.  Наконец, мучимый  тяжелыми  предчувствиями, вышел  в
коридор.
     В  нем боролись два  несовместимых чувства: в ужасе бросить все, бежать
и, в то же время, бешеное желание выскочить, избить, разломать, одним ударом
покончить  с  "ним".  И  он,  без  сомнения,  сделал  бы  это,  если  бы  не
мучительное,  страстное  желание  понять,  что  же  Света,  на  самом  деле,
чувствует "к тому". Хотя Илья и кричал Вадиму про  ее влюбленность, он сам в
душе вовсе  не был в этом уверен.  И,  напротив, почти убедил себя,  что тут
ничего быть  не может. Сейчас он был  готов даже подождать, дать им  немного
времени  на   разговоры,  чтобы   только  получить  окончательный   и  самый
достоверный  ответ. Но он знал, да, да, убежден! - ни о  каких нежностях тут
речи быть не может. По  определению! решил  он. Не такая  она дура, чтобы не
видеть, кто перед ней!
     Неожиданно Илья  осознал, что в  кабинете тишина. В смятении  он сделал
несколько   шагов  назад,   как  вдруг  услышал  непонятные  звуки:   скорее
всхлипывания,  чем  смех.  В  крайнем  изумлении  он  с   минуту  соображал,
растерявшись.  Шагнул  назад,  еще... Измученный  затянувшимся  молчанием, в
наступившей тишине он вдруг ясно услышал:
     - Я так и знала... чувствовала... так мне и надо...
     Вадим забормотал что-то невнятное, взял со стола салфетку, открыл ее и,
положив на плачущий нос, сказал: "Ну-ка, сморкайтесь!" Она засмеялась сквозь
слезы и шумно высморкалась.
     -  Простите мои слезы, -  Света смущенно  взглянула на  него, - вы ведь
знаете, я давно вас люблю.
     У Ильи потемнело в глазах. Чувства оставили его;  он перестал различать
слова. Безотчетно  он  повернулся и, деревянно переставляя ноги, обошел, как
сомнамбула, кухню.  Казалось,  он  ослеп  - настолько  все  покрылось  серой
пеленой. Несколько минут  он тупо  разглядывал  ручку двери и шагнул  было в
сад, как вдруг раздался оглушительный  визг: не глядя под ноги,  он  отдавил
лапу  котяре, решившему неожиданно  приласкаться к его ноге. Илья болезненно
вздрогнул, брезгливо отпихнув кота. Внезапно, как из глубокого колодца,  его
охватило непереносимое, неистовое отчаяние. Боль,  переходящая в физическую,
- до разрыва аорты. Бессмысленно глядя перед собой, он вышел в сад, не таясь
пересек двор и медленно скрылся за зеленой оградой.

     * * *

     В  кабинете услышали  кошачий  вопль  и еще какие-то звуки. Вадим  было
встал, но Света усадила его на место. Он растерянно засопел:
     - Я не думал, что вы примете меня серьезно.
     Она ясно глядела на него, не смущаясь своих признаний, как  будто слезы
приблизили их друг к другу.
     -  Что  поделать... - улыбаясь,  проговорила она дрожащим  голосом, - я
теперь все принимаю не так. Слишком близко  к сердцу. Думаю, стараюсь понять
чувства людей, почему они так делают. Вы понимаете меня?
     - Очень, очень понимаю.
     - Я так и знала. Вы говорили не как  другие, и  мне это нравится. Вы не
похожи на других!
     Вадим покачал головой.
     - Вы умнее и добрее. Может,  вы не любите меня и никогда не полюбите, -
она стоически  выговорила  эти  слова, -  но  я  знаю, что вы  поймете и  не
осудите. Вы просто  смотрите на меня,  и  я чувствую - это правда! Только вы
один  можете  понять  меня. Вам все сказать  можно,  то, что  другому  бы не
сказала. И я думаю, не всякий бы понял и выслушал. А если бы и выслушал, то,
наверное, посмеялся про себя.
     Было неожиданно услышать от  нее  последние  слова. Вадим посмотрел  на
собеседницу внимательней.
     - Разные у меня  бывали подруги... и много  же я от них  хватанула... -
помолчав и бессознательно  поправив прическу, Света взглянула на Вадима. - Я
не стану  от  вас  скрывать - у меня  было много друзей, мужчин.  У  вас нет
никакого  сходства с  ними. Им  не  было  дела до моей настоящей жизни,  они
хотели получать от меня - только это было между  нами. Это, наверное, звучит
так стандартно, все женщины так говорят!
     - Не думаю, что то, что происходило с вами, можно назвать стандартным.
     Света, поколебавшись, проговорила:
     - Я  так жила и не знала, что может быть  иначе. Но все-таки  была одна
вещь,  которая  меня  мучила.  Это все издалека, с  давних  пор... не  знаю,
интересно ли вам?
     - Конечно, даже не сомневайтесь!
     - Когда я  была маленькая, я  очень  любила моих родителей. Я старалась
быть хорошей, чтобы все меня сильно любили. А потом папа ушел от нас, бросил
меня, это я так  думала.  С тех  пор  у  меня началось  раздвоение.  С одной
стороны, я хотела быть самой красивой, любимой  всеми! Я старалась завладеть
любовью каждого человека - и мужчины, и женщины, тогда  я видела, что  лучше
меня нет. У меня мама ласковая и добрая, я тоже научилась не перечить людям,
с  которыми  живу. Но когда  появлялся новый  ухажер и я чувствовала, что он
любит  -  я  добилась  своего! - срабатывал какой-то  механизм, щелчок! -  я
начинала  его  отталкивать  быстро  и  жестко,  только  чтобы разрушить, все
сломать! Я думала: "Он  должен бросить меня. Чтобы мучиться  мне и  мучиться
ему,  чтобы  наказать. Наказать  потому, что он  мужчина! Потому что один...
любимый, мой папа... бросил меня!" Я тем самым хотела сделать больно отцу...
     - Через них?..
     - Да! Каждый в конце концов был брошен - моему отцу назло!
     Вадим не находил слов.
     - Так тянулись годы, -  продолжала она как будто про себя.  В ее глазах
появилось что-то выношенное и упорное. - Я от природы покладистая, домашняя,
хотела иметь счастливый дом. Для этого влюбляя в себя мужчин, я была  "водой
в вазе". Догадываетесь или нет?
     - Не совсем.
     -  Очень  просто.  Для  того,  чтобы нравится,  нужно  делать  все, что
пожелает другой: думать о нем, говорить о  нем, соглашаться  в каждой точке,
никогда  не говорить нет!  То есть попросту, как  вода заполняет форму вазы,
растекаться, заполняя  все пространство - принять его форму! - она заливисто
рассмеялась.  -  Вы не можете себе  представить,  как беспомощен  становится
человек, как покорен он  мне!  И  тогда наступает  мое время... - она  остро
посмотрела и как-то нехорошо спросила: - Вы думаете, я - вампир?
     - Нет, не думаю, - ответил он тихо.
     - Почему же не думаете?
     -  Вы  тогда  очень  несчастны  были.  Вы  человека  любили, родного  и
близкого,  и  думали, что  он  вас предал. Тогда вы  сами  предавать начали,
может, не только в отместку ему, но повторяя его поступок,  взяв за образец.
Тогда в вас доброта к вашим... друзьям не заговорила, вы молоденькая были, а
такие  чувства  нарождаются  постепенно. Жалость,  может быть,  последней  у
человека появляется.  Вы  обманутой  себя чувствовали,  как  же вас  осудить
можно.
     Света смотрела на него, потом закрыла лицо руками:
     - Зачем я вам...
     - Говорите, - он отнял ее руки.
     - Мне ничего не  стоило добиться любого.  А потом  проходило  некоторое
время, и начиналась тоска. Мне хотелось сбежать, и это было так  мучительно,
что ничего не оставалось, как поддаться  на это...  - она виновато взглянула
на Вадима. - Я  даже научилась находить в этом удовольствие. Но потом пришло
понимание, что дальше так нельзя. Мне было двадцать четыре,  и до сих  пор я
только теряла. Я совсем не  задумывалась о других, ну то есть, что чувствуют
люди, когда от них уходят. Думаю, я никого из них не любила...
     - Вы любили себя?
     - Да. Но это  так и  не так...  Потому  что, когда я поняла, что должна
что-то поменять, я уже не так любила себя! Еще я долго думала и решила,  что
это была не настоящая жизнь, а как будто рассказ  обо мне. Потому что я жила
под влиянием другого человека, папы,  и всего, что случилось с нами. Тогда я
увидела  мое поведение как ошибку,  это был  очень важный  момент.  Я сильно
изменилась и решила  выйти  замуж. Чтобы  покончить со всем с этим. -  Света
посмотрела в окно  и грустно сказала: -  Я  встретила  моего будущего  мужа,
Стасика. Вы знаете, я - замужняя женщина.
     - Нет, я не знал.
     -  Никто  не  знает...  Мы  поженились, все шло хорошо, а потом...  все
сначала. Мне нужно было причинить боль, все  растоптать - камня на камне  не
оставить! До замужества  я дотянула, но с каким садизмом бросила его  позже.
Сбежала от него! - Она затрясла головой: - Иногда я думала, что я обреченный
человек! А потом думала,  нет - Стас сам виноват, не  я! Нет - не я! Тогда я
стала много думать...
     Вадим улыбнулся.
     - "Женишься удачно - будешь счастлив, женишься несчастливо, мой друг, -
станешь философом".
     - Как раз обо мне! Откуда это?
     - Из древности, мой друг! - рассмеялся Вадим. - Это и обо мне тоже.
     Света не обратила внимания на его слова и задумчиво сказала:
     - ...И вот недавно я узнаю, что папа  не бросал меня,  а я чертову уйму
лет злилась на него. Что я вытворяла, прости Господи! Сколько  зла  принесла
людям. Пусть  не совсем невинно было их отношение ко мне, но не  стоило  это
такой злости. Но теперь кончено... - Она  прямо посмотрела  Вадиму в лицо  и
сказала по-детски, с ласковой и робкой улыбкой: - Теперь все  ушло прочь.  И
отношения у