или  заехать  и  поговорить  с  вами...
если, конечно, вы тут окажетесь.
 - О чем?
 - Возможно, вы могли бы нам сказать, как связаться с вашим мужем.
 Она почувствовала огромное облегчение:  значит,  Морис  все-таки  не  в
тюрьме, а потом возникла мысль, что ведь это может  быть  ловушка  -  даже
мягкость, стеснительность и очевидная честность инспектора  Батлера  могут
быть ловушкой, ловушкой того сорта, какие расставляет БОСС. Но ведь в этой
стране БОСС не орудует. И Сара сказала:
 - Нет. Не могу. Я не знаю, где он. А что такое?
 - Видите ли, миссис Кэсл, дело в известной мере касается вашей собаки.
 - Буллера?! - вырвалось у нее.
 - Да... если ее так зовут.
 - Ее так зовут. Скажите же, пожалуйста, что все это значит.
 - Вам принадлежит дом на Кингс-роуд в Беркхэмстеде. Это ведь так, да?
 - Да. - От чувства облегчения она даже рассмеялась. - Буллер что, снова
прикончил чью-то кошку? Но я же сейчас живу здесь. Я в  этом  не  повинна.
Вам надо повидаться с моим мужем, а не со мной.
 - Мы и пытались, миссис Кэсл, но не можем его найти. На службе сказали,
он там не появлялся. Похоже, он уехал, оставив собаку, хотя...
 - Это что, была очень ценная кошка?
 - Кошка нас не интересует, миссис Кэсл. Соседи пожаловались  на  шум...
как бы вой... Кто-то из них позвонил  в  полицию.  Видите  ли,  недавно  в
Боксмуре появились грабители. Ну, и полиция послала человека взглянуть,  в
чем дело... И он обнаружил, что в кладовке открыто окно... так что ему  не
пришлось разбивать стекло и вламываться... и пес...
 - Буллер его укусил? На моей памяти Буллер ни разу не кусал _человека_.
 - Бедный пес и не мог никого укусить -  не  в  том  он  был  состоянии.
Кто-то его пристрелил. И плохо сработал. Боюсь, миссис Кэсл,  пришлось  им
прикончить вашу собаку.
 - О господи, что скажет Сэм?
 - Сэм?
 - Мой сын. Он так любил Буллера.
 - Я сам обожаю животных.  -  Последовавшее  за  этим  молчание  длилось
бесконечно долго - словно двухминутное молчание в память о погибших в День
перемирия. - Мне очень жаль, что я принес вам  дурную  весть,  -  произнес
наконец инспектор Батлер, и жизнь на колесах и пешком возобновилась.
 - Я сейчас думаю, _что_ сказать Сэму.
 - Скажите ему, что на пса наехала машина и он сразу погиб.
 - Да. Наверное, это самое лучшее. Я не люблю лгать ребенку.
 - Есть ложь черная и ложь белая - ложь на погибель и ложь во  спасение,
- сказал инспектор Батлер.
 Интересно, подумала Сара, на какую ложь он толкает ее.  Она  посмотрела
на густые светлые усы и добрые глаза  и  подумала,  _что_  побудило  этого
человека стать полицейским. Лгать ему было все равно что лгать ребенку.
 - Не присядете ли, инспектор?
 - Вы присаживайтесь, миссис Кэсл, а меня уж извините. Я сидел все утро.
- Он упорно смотрел на подставку с трубками:  наверное,  они  представляли
определенную ценность, и он, как знаток, мог их оценить.
 - Спасибо, что вы сами приехали, а не сообщили мне по телефону.
 - Видите ли, миссис Кэсл, я должен был приехать, потому что у меня есть
к вам и другие  вопросы.  Полиция  в  Беркхэмстеде  считает,  что  у  вас,
возможно, побывали воры.  Окно  в  кладовке  открыто,  и  вор  вполне  мог
пристрелить собаку. Похоже, ничто не тронуто, но только  вы  или  ваш  муж
можете об этом судить, а полиция, похоже,  не  смогла  связаться  с  вашим
мужем. У него не было врагов? Признаков борьбы, правда, нет, но ведь их  и
не было бы, если у того, кто к вам проник, было оружие.
 - Мне неизвестно, чтобы у мужа были враги.
 - Один из соседей сказал, что,  по  его  мнению,  ваш  муж  работает  в
Форин-офисе. Полиция сегодня все утро пыталась найти нужное управление,  а
там выяснилось, что вашего мужа с пятницы никто не видел. Но сегодня,  как
там сказали, он должен был появиться. Когда вы в последний раз видели его,
миссис Кэсл?
 - В субботу утром.
 - Вы приехали сюда в субботу?
 - Да.
 - А он остался дома?
 - Да. Видите ли, мы решили разъехаться. Насовсем.
 - Поссорились?
 - Так мы решили, инспектор. Мы женаты семь лет. После  семи  лет  брака
неожиданных вспышек не бывает.
 - А у него был револьвер, миссис Кэсл?
 - Мне об этом неизвестно. Но, возможно, и был.
 - А он был очень расстроен... этим решением?
 - Ни один из нас, если хотите знать, не был этому рад.
 - А вы не согласились бы поехать в Беркхэмстед и взглянуть на дом?
 - Такого желания у меня нет, но, очевидно, меня могут заставить  -  или
не могут?
 - Никто не собирается вас заставлять. Но, видите ли,  нельзя  исключить
ограбление... Могло ведь пропасть что-то ценное, а полиция не  знает,  что
пропало. Какая-нибудь драгоценность?
 - Я никогда не интересовалась  драгоценностями.  Мы  не  были  богатыми
людьми, инспектор.
 - Или картина?
 - Нет.
 - В таком случае остается лишь гадать, не совершил ли ваш муж какого-то
глупого или опрометчивого поступка. Если его огорчил ваш отъезд и  у  него
было оружие. - Инспектор взял китайскую пепельницу и принялся разглядывать
рисунок, затем повернулся и стал разглядывать уже Сару. Она  увидела,  что
эти добрые глаза отнюдь не глаза ребенка. -  Похоже,  _такая_  вероятность
вас не волнует, миссис Кэсл.
 - Нет. Он такого не сделает.
 - Да. Да. Вы, конечно, знаете его лучше, чем кто-либо, и я убежден, что
вы правы. Так что вы сразу же нам сообщите, как только он свяжется с вами,
хорошо?
 - Конечно.
 - Иногда в состоянии аффекта люди  совершают  странные  поступки.  Даже
теряют память. - Он снова долго смотрел на подставку  для  трубок,  словно
ему трудно было оторвать от нее взгляд. - Я позвоню в Беркхэмстед,  миссис
Кэсл. Надеюсь, не придется вас снова беспокоить. И я сообщу  вам,  если  у
нас будут какие-то новости.
 В дверях она спросила его:
 - А как вы узнали, что я здесь?
 -  Соседи,  у  которых  есть  дети,  знают  куда  больше,   чем   можно
предположить, миссис Кэсл.
 Она  проводила  его  взглядом  и,  только   удостоверившись,   что   он
действительно сел в машину, вернулась в дом. Она подумала: "Ничего пока не
буду говорить Сэму. Пусть попривыкнет жить без  Буллера".  В  гостиной  ее
ждала другая, настоящая миссис Кэсл. Она сказала:
 - Обед стынет. Это был все-таки полицейский, верно?
 - Да.
 - Что ему было нужно?
 - Адрес Мориса.
 - Зачем?
 - Откуда же мне знать?
 - И ты дала ему адрес?
 - Мориса ведь нет дома. Откуда же мне знать, где он?
 - Надеюсь, этот человек больше у нас не появится.
 - А я не удивлюсь, если появится.


 Но дни шли, а ни инспектора Батлера, ни каких-либо вестей не было. Сара
больше не звонила в Лондон. Теперь это уже не имело  смысла.  Как-то  раз,
когда она позвонила мяснику по просьбе свекрови, чтобы  заказать  бараньих
котлет, ей показалось, что телефон прослушивается. Но, наверное, это  была
игра воображения. Слишком хорошо  теперь  было  поставлено  прослушиванье,
чтобы неспециалист мог что-либо  уловить.  Под  нажимом  миссис  Кэсл  она
сходила в местную школу и договорилась, что Сэм будет  ее  посещать:  Сара
вернулась  оттуда  в  крайне  подавленном  состоянии:  у  нее  было  такое
впечатление, будто она окончательно закрепила свою новую жизнь,  поставила
на нее, как на документ, восковую печать и теперь  ничто  уже  никогда  не
изменится. По пути домой она зашла к зеленщику, к аптекарю, в библиотеку -
миссис Кэсл дала ей целый список: взять роман Джорджет Хейер, купить банку
зеленого горошка, бутылочку аспирина от головных  болей,  вызванных,  Сара
была в этом уверена, пребыванием в доме ее и Сэма. По какой-то  непонятной
причине ей вспомнились высокие серо-зеленые отвалы вокруг Йоханнесбурга  -
даже  Мюллер  говорил  об  их  удивительном  цвете  вечером,  -   и   Сара
почувствовала, что Мюллер, этот враг, этот расист, гораздо ближе  ей,  чем
миссис Кэсл. Она променяла бы этот суссекский  городок  с  его  либерально
настроенными жителями, которые относились к ней так тепло и любезно,  даже
на Соуэто. Любезность может воздвигнуть между людьми более высокую  стену,
чем физический удар. Да и жить  хочется  не  с  любезным  человеком,  а  с
любимым. Сара же любила Мориса и любила запах пыли и нищеты своей родины -
теперь у  нее  не  было  ни  Мориса,  ни  родины.  Возможно,  поэтому  она
обрадовалась звонку даже врага. Она сразу признала в нем врага, хотя он  и
представился, как "друг и коллега вашего супруга".
 - Надеюсь, я звоню вам не в неурочное время, миссис Кэсл.
 - Нет, но я не расслышала вашей фамилии.
 - Доктор Персивал. Что-то смутно знакомое.
 - Да. По-моему, Морис говорил о вас.
 - Мы однажды провели в Лондоне замечательный вечер.
 - О да, теперь припоминаю. С Дэвисом.
 - Да. Бедняга Дэвис.
 - Молчание.
 - Я подумал, миссис Кэсл, не могли бы мы побеседовать?
 - А разве мы сейчас не беседуем, нет?
 - Ну, побеседовать более интимно, чем по телефону.
 - Я нахожусь далеко от Лондона.
 - Мы могли бы, если вы согласны, послать за вами машину.
 "Мы, - подумала она, - мы". Он допустил ошибку, говоря с ней  от  имени
организации. "Мы"  и  "они"  -  не  слишком  приятные  термины.  Это  было
предупреждением, указанием, что надо быть настороже.
 Голос произнес:
 - Я подумал, если вы свободны как-нибудь на этой неделе,  мы  могли  бы
пообедать...
 - Я не уверена, что смогу выкроить время.
 - Я хотел поговорить с вами о вашем муже.
 - Да. Я догадываюсь.
 - Мы все волнуемся по поводу Мориса.
 Волна радости затопила  ее.  Значит  "мы"  не  держат  его  в  каком-то
потаенном месте, неведомом инспектору Батлеру. Значит, Морис далеко, и вся
Европа легла между ними. У Сары  возникло  впечатление,  что  и  она,  как
Морис, избегла опасности, что и она уже на пути домой, а дом ее  там,  где
Морис. Тем не менее надо быть очень  осторожной  -  как  в  былые  дни,  в
Йоханнесбурге. Она сказала:
 - Морис меня больше не интересует. Мы разъехались.
 - И все же, я полагаю, вы хотели бы получить вести о нем?
 Значит, у них _есть_ вести. Вот так же Карсон в свое время  сказал  ей:
"Он находится в безопасности в Л.-М.  и  ждет  вас.  Теперь  нам  остается
только переправить вас туда". Если Морис на  свободе,  значит,  скоро  они
будут вместе. Сара почувствовала, что улыбается в трубку,  -  слава  богу,
еще не изобрели видеотелефона, - тем не менее она стерла с лица  улыбку  и
сказала:
 - Боюсь, меня не слишком  волнует,  где  он  сейчас.  Вы  не  могли  бы
сообщить мне об этом письменно? У  меня  ведь  ребенок,  за  которым  надо
присматривать.
 - Ну нет, миссис Кэсл, есть вещи, о которых нельзя писать. Если  бы  мы
могли послать за вами завтра машину...
 - Завтра - исключено.
 - Тогда в четверг.
 Она тянула, насколько хватало духу.
 - Ну...
 - Мы могли бы прислать за вами машину в одиннадцать.
 - Но мне не нужна машина. Есть удобный поезд в одиннадцать пятнадцать.
 - Ну, в таком случае, может быть, мы  встретились  бы  в  ресторане  "У
Брюммелла"... Это рядом с вокзалом Виктории.
 - На какой это улице?
 - Вот тут я пас. Уолтон... Уилтон... не важно, любой шофер такси  знает
ресторан "У Брюммелла". Там очень тихо, - успокоительным тоном добавил он,
точно рекомендовал ей, как профессионал, хорошую частную лечебницу, и Сара
мысленно представила себе  говорившего:  очень  самоуверенный  тип,  каких
полно на Уимпол-стрит, с моноклем на ленточке, которым он пользуется, лишь
когда выписывает рецепты, что служит сигналом - таким  же,  как  когда  во
время аудиенции встает королева, -  что  прием  окончен  и  пациенту  пора
уходить.
 - Так до четверга, - сказал Персивал.
 Сара даже не потрудилась ответить.  Она  положила  трубку  на  рычаг  и
отправилась искать миссис Кэсл: она снова опоздала к обеду, но ей было все
равно.   Она   напевала   псалом   благодарения,   которому   обучили   ее
миссионеры-методисты, и миссис Кэсл в изумлении воззрилась на нее.
 - Что случилось? Что-то не так? Опять этот полицейский?
 - Нет. Всего лишь доктор. Друг  Мориса.  Ничего  не  случилось.  Вы  не
станете возражать, если я один-единственный раз съезжу в четверг в  город?
Утром я отведу Сэма в школу, а дорогу назад он сам найдет.
 - Я, конечно, _не возражаю_, но я собиралась снова пригласить  на  обед
мистера Боттомли.
 - О, Сэм и мистер Боттомли вполне поладят.
 - А ты не заглянешь к стряпчему, когда будешь в городе?
 - Возможно. - Эта  полуправда  была  ерундовой  ценой  за  ту  радость,
которая теперь владела ею.
 - А где ты будешь обедать?
 - О, я, наверное, перехвачу где-нибудь сандвич.
 - Какая обида, что ты выбрала именно четверг. Я как раз заказала  ногу.
Однако, - миссис Кэсл поискала, чем бы себя вознаградить,  -  если  будешь
обедать в ресторане "Хэрродза", можешь захватить  мне  две-три  вещицы  из
этого магазина.
 В ту ночь Сара лежала в постели без  сна.  У  нее  словно  бы  появился
календарь, и теперь она могла  отмечать  на  нем  дни  своего  заключения.
Человек, с которым она говорила, - это враг, можно не сомневаться,  но  он
не из полицейской службы безопасности, он не из БОСС, ей  не  выбьют  зубы
или глаз "У Брюммелла" - ей нечего опасаться.


 Тем не менее она была немного обескуражена, увидев  Персивала  в  конце
длинной,  сверкающей  хрусталем  залы  "У  Брюммелла".  Он  вовсе  не  был
специалистом с Уимпол-стрит - скорее походил на  старорежимного  семейного
врача: очки в серебряной оправе и животик, упершийся в край столика, когда
он приподнялся,  здороваясь  с  нею.  В  руке  вместо  рецепта  он  держал
большущее меню. Он сказал:
 - Я так рад, что у вас достало мужества прийти сюда.
 - Почему мужества?
 - Ну, потому, что это одно из мест,  где  ирландцы  любят  подкладывать
бомбы. Как-то раз они уже бросили сюда бомбочку,  но  в  противоположность
тому, как бывало в блицкриге, они взрывают свои бомбы дважды  и  трижды  в
одном и том же месте.
 Он подал ей меню - она заметила, что целая страница отведена  закускам.
А все меню, где над чьим-то портретом стояла надпись "Наш провиант",  было
длиною не меньше телефонного справочника у миссис  Кэсл.  Доктор  Персивал
услужливо сказал:
 - Я бы не советовал вам  брать  копченую  форель  -  она  здесь  всегда
суховата.
 - У меня что-то нет аппетита.
 - Давайте в таком  случае  пробудим  его,  пока  решаем,  что  выбрать.
Рюмочку хереса?
 - Если не возражаете, я бы предпочла виски. - И в ответ на  его  вопрос
сказала: - "Джи-энд-Би". А остальное закажите для меня сами,  -  попросила
она доктора Персивала.
 Чем скорее закончится эта прелюдия, тем скорее  она  узнает  новости  о
Морисе, по которым изголодалась больше, чем по еде. Пока  доктор  Персивал
решал, что они будут есть, Сара оглядела зал. На стене висел  глянцевитый,
весьма сомнительного качества портрет, под которым стояло: "Джордж  Брайан
Брюммелл" - это был тот же портрет, что и на меню,  -  и  обстановка  была
безупречного,  до  тошноты  хорошего  вкуса:  чувствовалось,  что  тут  не
пожалели денег и не потерпели бы никакой критики немногие посетители, все
мужчины,  выглядели  совсем  одинаково,  точно   хористы   в   старомодной
музыкальной комедии:  черные  волосы  не  слишком  длинные  и  не  слишком
короткие,  темные  костюмы,  с  жилетом.  Столики  стояли  на  достаточном
расстоянии друг от друга, а два ближайших к доктору Персивалу были пусты -
интересно, подумала Сара,  преднамеренно  или  случайно.  Только  тут  она
заметила, что на всех окнах металлические решетки.
 - В подобных местах, - сказал доктор Персивал, - лучше  всего  выбирать
английские блюда, и я предложил бы ланкаширское жаркое в горшочке.
 - Что закажете, то и хорошо.
 Затем он долго молчал -  только  сказал  несколько  слов  официанту  по
поводу вина. Под конец, протяжно вздохнув, он обратил к Саре свое внимание
и очки в серебряной оправе.
 - Ну-с, тяжкий труд окончен. Теперь пусть они поработают. - И отхлебнул
хереса. - Вы, должно быть, пережили очень тревожное время, миссис Кэсл.  -
Он протянул руку и дотронулся до ее локтя, будто и в  самом  деле  был  ее
семейным врачом.
 - Тревожное?
 - Изо дня в день, ничего не зная...
 - Вы хотите сказать, про Мориса...
 - Мы все очень любили Мориса.
 - Вы говорите так, точно он умер. В прошедшем времени.
 - Это случайно. Мы, конечно же, по-прежнему любим его...  но  он  пошел
другой дорогой, и, боюсь, очень опасной. Мы все надеемся, что вас  это  не
затронет.
 - А как это может меня затронуть? Мы же разъехались.
 - Ах, да, да.  Именно  так  и  следовало  поступить.  Было  бы  немного
подозрительно, если бы вы уехали вместе. Не думаю,  что  в  Иммиграционной
службе такие уж идиоты. Вы очень интересная  женщина,  ну  и  потом,  цвет
кожи... Мы, конечно, знаем, - добавил он, -  что  из  дома  Морис  вам  не
звонил, но есть столько способов дать о  себе  знать  -  из  общественного
телефона, через посредника - не можем же мы взять  на  подслушивание  всех
его друзей, если б даже мы их всех и знали.
 Он отодвинул в сторону рюмку с хересом, освобождая место для горшочка с
жарким. Саре стало легче теперь, когда предмет беседы был выложен на  стол
и, подобно жаркому, лежал между ними. Она сказала:
 - Вы считаете, что я тоже предательница?
 -  О,  знаете  ли,  в  Фирме  мы  таким  словом,  как  "предатель",  не
пользуемся. Это - для газет. Вы африканка - я уж  не  говорю,  что  вы  из
_Южной_ Африки, - как и ваш ребенок. На  Мориса  это,  очевидно,  серьезно
повлияло. Скажем так: он решил служить верой и правдой другим. -  Персивал
попробовал жаркое. - Будьте осторожны.
 - Осторожна?
 - Я имею в виду: морковь очень горячая.
 Если это допрос, то ведут его здесь иначе, чем  служба  безопасности  в
Йоханнесбурге или Претории.
 - Что же вы, милочка, намерены делать, -  спросил  доктор  Персивал,  -
когда он даст о себе знать?
 Сара отбросила осторожность. До тех пор, пока она будет  осторожничать,
она ничего не узнает. И она сказала:
 - Я сделаю то, что он мне велит.
 Доктор Персивал сказал:
 - Я так рад, что вы мне это сказали. Это  значит,  что  мы  можем  быть
откровенны друг с другом. Мы, конечно, знаем - как, очевидно, и вы, -  что
он благополучно прибыл в Москву.
 - Слава богу.
 - Ну, если не Бога, то КГБ вы, безусловно, можете за это поблагодарить.
Не будем догматиками - они, скорее всего, действовали сообща.  Я  полагаю,
рано или поздно Морис предложит вам присоединиться к нему.
 - И я к нему поеду.
 - С мальчиком?
 - Конечно.
 Доктор Персивал снова опустил вилку в горшочек с жарким. Он явно был из
тех, кому пища доставляет удовольствие. А Сара стала менее осмотрительной,
узнав - к своему великому облегчению, -  что  Морис  в  безопасности.  Она
сказала:
 - Вы не можете меня задержать.
 - О, не будьте так в этом уверены. У нас, знаете ли, есть на вас  целое
дело. В Южной Африке вы очень дружили с неким мужчиной  по  имени  Карсон.
Коммунистическим агентом.
 - Конечно, я с ним дружила. Я ведь  помогала  Морису  -  для  вашей  же
службы, хотя и не знала этого тогда. Морис говорил мне, что ему это  нужно
для книги об апартеиде, которую он пишет.
 - А Морис, наверное, и тогда уже помогал  Карсону.  И  Морис  сейчас  в
Москве. Это, конечно, строго говоря, не наше  дело,  но  Пятое  управление
вполне может счесть нужным начать по вашему поводу  следствие  -  покопать
поглубже. Если позволите  старому  человеку  дать  вам  совет,  -  старому
человеку, который был другом Мориса...
 Перед мысленным  взором  Сары  возникла  неуклюжая  фигура  человека  в
мешковатом пальто, игравшего в  прятки  с  Сэмом  среди  по-зимнему  голых
деревьев.
 - И Дэвиса тоже, - сказала она, - вы ведь были и другом Дэвиса, верно?
 Доктор Персивал не донес до рта ложку с соусом.
 - Да. Бедняга Дэвис. Такая печальная смерть, и ведь он был  еще  совсем
молодой.
 - Я не пью портвейна, - сказала Сара.
 - Милая моя девочка, что вы так  перепрыгиваете  с  одного  на  другое?
Давайте подождем и не будем решать насчет портвейна, пока не доберемся  до
сыра: у  них  тут  превосходный  "уэнслидейл".  Я  только  хотел  сказать:
пожалуйста, будьте разумны. Живите спокойно здесь,  с  вашей  свекровью  и
вашим сын