ые копи... Компания "Де Бирс вест" покрупнее, чем "Дженерал моторс".
Алмазы ведь не устаревают, как автомобили. А есть  и  кое-что  посерьезнее
золота и алмазов - там же добывают уран. Я полагаю, вам  еще  не  говорили
про секретный документ Белого  дома  об  операции  под  кодовым  названием
"Дядюшка Римус".
 - Нет. Ходили, правда, слухи...
 - Так вот хотите  вы  или  нет,  а  мы,  Южная  Африка  и  Штаты  будем
осуществлять  совместно  операцию  "Дядюшка  Римус".  Поэтому  мы   должны
держаться любезно с господином Мюллером - даже если он и шантажировал вас.
 - И мне надо будет показать ему?..
 - Информацию о партизанах, о  поставках,  осуществляемых,  невзирая  на
блокаду, в Родезию, о  новых  людях,  ставших  у  власти  в  Мозамбике,  о
проникновении русских и кубинцев... информацию экономического характера.
 - А что же остается?
 - Попридержите информацию о китайцах. Южноафриканцы склонны валить их в
одну кучу с русскими. А может настать день, когда китайцы нам понадобятся.
Мне эта операция "Дядюшка Римус" нравится не больше, чем вам. Политические
деятели называют это "реалистической политикой", а реалистический подход в
той Африке, которую я знал, никогда еще никому не сослужил доброй  службы.
Моя Африка была моей сентиментальной любовью.  Я  по-настоящему  любил  ту
Африку, Кэсл. Китайцы, да и русские и американцы не  любят  ее...  тем  не
менее мы должны работать рука об руку с Белым домом и господином  Мюллером
и участвовать с ними в операции "Дядюшка Римус". До чего же все было легко
в добрые старые времена, когда мы имели дело с вождями племен и  шаманами,
и школами в буше, и дьяволами, и королевами дождя.  Моя  Африка  еще  была
немного похожа на ту,  которую  описывал  Райдер  Хаггард  [Хаггард  Генри
Райдер (1856-1925) - английский писатель, автор  приключенческих  романов,
действие их происходит на разных континентах, в том числе и  в  Африке,  в
изображении которой превалируют экзотические мотивы и  утверждается  культ
сильной личности, прежде всего белого человека]. Неплохое  было  местечко.
Император  Чака  [Чака  (ок.  1787-1828)  -  зулусский  правитель,   глава
объединения  родственных  южноафриканских  племен]   был   намного   лучше
фельдмаршала Амина Дада [Амин Дада (р.  1925)  -  политический  и  военный
деятель Уганды, в 1971 г. пришел к власти в результате переворота, в  1979
г. был  свергнут].  Ну,  в  общем,  постарайтесь  быть  пообходительнее  с
Мюллером. Он ведь личный представитель самого шефа БОСС.  Я  бы  предложил
вам сначала принять его дома - в порядке оздоровительной шокотерапии.
 - Не знаю, согласится ли жена.
 - Скажите ей, что это я прошу. Но решение за ней: если ей  это  слишком
мучительно...
 Уже на пороге Кэсл обернулся, вспомнив о своем обещании.
 - Можно мне замолвить слово за Дэвиса, сэр?
 - Конечно. А в чем дело?
 - Слишком долго он сидит в Лондоне. Мне кажется, надо  бы  его  послать
при первой же возможности в Лоренсу-Маркиш. Пусть сменит агента Шестьдесят
девять-триста - тот тоже наверняка уже нуждается в перемене мест.
 - Это Дэвис просил вас со мной поговорить?
 - Не совсем, но мне кажется, он был бы рад уехать  из  Лондона  -  куда
угодно. У него нервы на пределе, сэр.
 - В связи с чем?
 - Сложности с девушкой, насколько я понимаю. И надоело  ему  сидеть  за
канцелярским столом.
 - О, насчет того, что надоело сидеть за канцелярским столом,  -  это  я
понимаю. Посмотрим, что можно для него сделать.
 - Я _действительно_ немного за него беспокоюсь.
 - Обещаю вам, Кэсл, не забыть о  нем.  Кстати,  этот  визит  Мюллера  -
сугубо секретен. Вы же знаете, как мы любим, чтобы наши ящики были  крепко
закрыты. Так вот, у вас теперь будет ваш личный ящичек. Я  не  говорил  об
этом даже Уотсону. А вы не должны ничего говорить Дэвису.



2

 В середине октября Сэм все еще считался в карантине. Осложнений у  него
не было, и, значит, в будущем хотя бы с этой стороны можно было ничего  не
опасаться,   а   его   будущее   всегда   представлялось   Кэслу    полным
непредсказуемых ловушек. Шагая в воскресенье утром по Главной улице,  Кэсл
вдруг  почувствовал  желание  воздать  благодарность  Богу  -  пусть  даже
мифическому - за то, что опасность для Сэма миновала, и зашел на несколько
минут в приходскую церковь.  Служба  близилась  к  концу,  и  прихожане  -
принарядившиеся, и немолодые, и совсем старые - пели стоя, со своеобразным
вызовом "Там, вдали, зеленый холм за городской стеной", словно  в  глубине
души  сомневались  в  этом  факте.  Простая,  немудреная  эта   сценка   с
единственным цветным пятном вызвала в памяти Кэсла местный пейзаж, который
часто можно увидеть на примитивных картинках. Городскою стеной можно  было
счесть развалины  крепости  за  железнодорожной  станцией,  а  на  зеленой
холмистой общинной  пустоши,  в  верхней  части  заброшенного  стрельбища,
когда-то стоял высокий фонарь, на котором вполне могли  вешать  людей.  На
мгновение Кэсл, как это ни невероятно, чуть не присоединился к  окружавшим
его людям и не уверовал в Бога - ведь  не  убудет  же  от  него,  если  он
шепотом вознесет благодарность Богу своего детства. Богу общинной  пустоши
и замка, за то, что с ребенком Сары ничего плохого пока не  случилось.  Но
тут грохот сверхзвукового самолета раздробил слова гимна, старый витраж  в
западном окне  задрожал,  и  задребезжал  шлем  крестоносца,  висевший  на
колонне, напомнив Кэслу, что мир повзрослел. Кэсл поспешно вышел из церкви
и купил воскресные газеты.  Крупный  заголовок  на  первой  полосе  "Санди
экспресс" гласил: "В лесу найден труп ребенка".
 Во второй половине дня Кэсл взял Сэма и Буллера и, решив  не  тревожить
спящую Сару, отправился с ними на прогулку по  пустоши.  Он  предпочел  бы
оставить Буллера дома, но пес наверняка залился бы лаем в знак протеста  и
разбудил бы Сару, а потому Кэсл  постарался  успокоить  себя  мыслью,  что
Буллер едва ли встретит на пустоши кошку. У  Кэсла  в  душе  всегда  сидел
страх после того лета три года тому назад, когда Провидение сыграло с  ним
злую шутку, неожиданно выведя его  к  компании,  устроившей  пикник  среди
берез, а с ними была роскошная  кошка  с  голубым  ошейником  и  малиновым
шелковым поводком. Кошка - сиамская - не успела даже взвыть от  возмущения
или боли, как Буллер перегрыз ей хребет и швырнул труп через плечо,  точно
человек, закидывающий мешок в грузовик. После чего  пес  умчался  в  рощу,
настороженно глядя по сторонам: ведь там, где одна кошка, наверняка должна
быть и вторая, - и Кэслу пришлось одному предстать перед  разгневанными  и
потрясенными участниками пикника.
 Однако едва ли кто устраивает пикники в  октябре.  Тем  не  менее  Кэсл
отправился гулять, лишь когда солнце уже  почти  село,  и  всю  дорогу  по
Кингс-роуд, затем мимо полицейского участка, что на углу Главной улицы,  -
вел Буллера на поводке. Но как только они перешли через канал и новые дома
(они стояли тут уже четверть века, но все,  чего  не  существовало,  когда
Кэсл был мальчиком, казалось ему новым, вместе с  железнодорожным  мостом)
остались позади, он спустил Буллера, и тот, как хорошо выученный пес,  тут
же уселся и не спеша оставил свою метину на краю дорожки. Глаза  его  были
устремлены куда-то вдаль, хотя смотрели в  себя.  Только  в  такие  минуты
Буллер выглядел умной собакой. Кэсл не  любил  Буллера:  он  купил  пса  с
единственной целью - для  спокойствия  Сары,  но  Буллер  оказался  плохим
сторожем, так что теперь был для всех только обузой,  -  правда,  с  чисто
собачьим отсутствием здравого смысла он любил Кэсла больше всех остальных.
 Папоротник стал уже тускло-золотым, как это бывает  погожей  осенью,  и
лишь на утеснике сохранились редкие цветы.  Кэсл  и  Сэм  тщетно  пытались
найти  стрельбищные  валы,  которые  холмиками   красной   глины   некогда
возвышались на пустоши. Теперь их затянуло пожухлой зеленью.
 - Здесь расстреливали шпионов? - спросил Сэм.
 - Нет, нет. Откуда ты это взял? Здесь просто практиковались в стрельбе.
В первую мировую войну.
 - Но ведь шпионы - они же есть, настоящие шпионы?
 - Думаю, что да. А почему ты спрашиваешь?
 - Просто хотел знать - только и всего.
 А Кэсл вспомнил, как в таком же вот возрасте спрашивал отца, существуют
ли на самом деле феи, и ответ был менее правдивым,  чем  тот,  который  он
дал. Отец Кэсла был человек сентиментальный: ему хотелось  любым  способом
внушить  своему  маленькому  сыну,  что  на  свете  стоит  жить.  Так  что
незаслуженно было бы обвинять его в бесчестном поступке: он вполне мог  бы
возразить, что феи -  это  символ  чего-то  существующего.  Ведь  и  нынче
встречаются отцы, которые говорят своим детям, что существует Бог.
 - Шпионы вроде Ноль-ноль-семь? [речь идет  о  герое  шпионских  романов
английского  писателя  Иана  Ланкастера   Флеминга   (1908-1964),   агенте
Британской контрразведки под номером 007, неуязвимом супермене: нули в его
номере означают право на убийство противника в случае необходимости]
 - Ну, не в точности такие. - Кэсл попытался переменить тему  разговора.
Он сказал: - Когда  я  был  маленьким,  я  считал,  что  здесь,  в  старом
блиндаже, среди траншей, живет дракон.
 - А где же тут траншеи?
 - Сейчас они заросли папоротником.
 - А что такое дракон?
 - Ну, видишь ли... это такое существо - из пасти его вырывается  огонь,
и оно покрыто панцирем.
 - Как танк?
 - Ну да, пожалуй, как танк. - Между воображением Кэсла  и  воображением
мальчика пролегала пропасть, и это ставило Кэсла в тупик.  -  Скорее,  как
гигантский ящер, - сказал он. И тут же понял, что танков-то мальчик  видел
множество, а вот страну ящериц покинул еще до своего рождения.
 - А ты когда-нибудь видел дракона?
 - Однажды я видел, как из траншеи шел  дым,  и  решил,  что  там  сидит
дракон.
 - И ты испугался?
 - Нет, в ту пору я боялся совсем другого. Я ненавидел школу, и  у  меня
было мало друзей.
 - А почему ты ненавидел школу? Я тоже буду ненавидеть  школу?  То  есть
_настоящую_ школу.
 - Враги у нас у всех  разные.  Возможно,  тебе  не  понадобится  помощь
дракона, а мне она была нужна. Моего дракона ненавидел весь  мир  и  хотел
его убить. Люди боялись дыма и пламени, которые  он  выбрасывал  из  своей
пасти, когда сердился. А я ночью потихоньку убегал из спальни в  общежитии
и относил ему коробки сардин из моих припасов. Он поджаривал сардины прямо
в коробке своим дыханием. Он любил их есть горячими.
 - Это было _взаправду_?
 - Нет, конечно, нет, но сейчас мне  кажется,  будто  все  так  и  было.
Как-то я лежал в общежитии в нашей спальне - накрылся простыней и  плакал,
потому что  это  была  первая  неделя  семестра  и  до  каникул  было  еще
двенадцать бесконечно долгих недель и я  боялся...  всего  боялся.  Стояла
зима, и вдруг я увидел, как окно в моей  комнате  затуманилось.  Я  протер
стекло пальцами и посмотрел вниз. А там был дракон - он  лежал  на  мокрой
черной улице, будто крокодил в ручье. Раньше он ведь  никогда  не  покидал
пустоши, потому что все были против него, - я думал,  что  и  против  меня
тоже.  Полицейские  даже  держали  в  шкафу  винтовки,  чтобы  пристрелить
дракона, если он появится в городе. И однако же,  вот  он  лежал  внизу  -
лежал совсем тихо, и такие большие теплые клубы пара поднимались ко мне от
его дыхания. Понимаешь, он услышал, что в школе снова начались занятия,  и
знал, что я одинок и несчастен. Он был куда умнее  любой  собаки,  намного
умнее Буллера.
 - Ты мне сказки рассказываешь, - сказал Сэм.
 - Нет, просто вспоминаю.
 - А что случилось потом?
 - Я подал ему тайный знак. Он означал: "Опасно. Уходи", - потому как  я
не был уверен, что дракон знал про полицейских и про винтовки.
 - И он ушел?
 - Да. Очень медленно. И все время оглядывался, точно не хотел оставлять
меня. Но с тех пор я ни разу не испытывал страха и одиночества. Во  всяком
случае, если и испытывал, то редко. Я знал, что стоит мне подать сигнал, и
дракон вылезет из своего логова на пустоши и придет мне на помощь. У нас с
ним было много всяких условных сигналов, кодов, шифров...
 - Как у шпионов, - сказал Сэм.
 - Да, - с чувством разочарования подтвердил Кэсл,  -  наверное.  Как  у
шпионов.
 Кэсл вспомнил, как он  однажды  нарисовал  карту  пустоши,  на  которой
отметил все траншеи и потайные ходы, скрытые папоротниками. Он  ведь  тоже
действовал тогда точно шпион.
 - Пора домой, - сказал он. - А то твоя мама станет волноваться...
 - Нет, не станет. Я ведь с тобой. Я хочу посмотреть пещеру дракона.
 - На самом-то деле дракона ведь не было.
 - Но ты же до конца не уверен, правда?
 Кэсл с трудом нашел старую траншею. Пещера,  где  жил  дракон,  заросла
кустами куманики. Продираясь сквозь них. Кэсл зацепил ногой ржавую  банку,
и она взлетела в воздух.
 - Вот видишь, - сказал Сэм, - ты же приносил ему поесть. - Он продрался
сквозь кусты, но ни дракона, ни скелета  его  не  обнаружил.  -  Наверное,
полиция все же расправилась с ним, - сказал Сэм. И поднял банку.
 - Так это из-под табака, - сказал он, - не из-под сардин.
 В ту ночь, лежа в постели, Кэсл спросил Сару:
 - Ты в самом деле думаешь, еще не поздно?
 - Для чего?
 - Уйти мне из конторы.
 - Конечно, нет. Ты же еще не старик.
 - Тогда, возможно, нам придется уехать отсюда.
 - Почему? Чем это место хуже любого другого?
 - А тебе не хотелось бы сменить обстановку? Этот дом... разве это  дом,
верно? Быть может, если бы я получил работу за границей...
 - Мне хотелось бы, чтобы Сэм жил в одном месте,  чтобы  ему  было  куда
вернуться, если он когда-нибудь от нас уедет. Вернуться туда,  где  все  с
детства ему знакомо. Как вот ты -  вернулся  же  ты.  К  чему-то  старому.
Безопасному.
 - К старым развалинам у железной дороги?
 - Да.
 Ему вспомнилось, как степенно звучали в каменной церкви голоса жителей,
- такими  же  степенными  были  и  сами  жители,  которые,  облачившись  в
праздничные одежды, раз в неделю отдавали дань вере. "Там, вдали,  зеленый
холм за городской стеной".
 - Они красивые, эти развалины, - сказала она.
 - Но вот _ты же_ никогда не сможешь вернуться назад, - сказал Кэсл, - в
свое детство.
 - Это другое дело: моя жизнь там не была безопасной. Пока я  не  узнала
тебя. И у нас там нет развалин - одни лачуги.
 - Мюллер приезжает, Сара.
 - Корнелиус Мюллер?
 - Да. Он теперь большой человек. И я должен быть с ним  любезен  -  это
приказ.
 - Не волнуйся. Он не может нам больше причинить зла.
 - Нет. Но я не хочу, чтобы ты волновалась.
 - А почему я должна волноваться?
 - Шеф хочет, чтобы я пригласил его сюда.
 - Значит, приглашай. И пусть  видит,  как  мы  живем  с  тобой...  и  с
Сэмом...
 - Ты согласна?
 - Конечно, согласна. Черная хозяйка будет принимать мистера  Корнелиуса
Мюллера. И черный ребенок.
 Оба рассмеялись - не без страха в душе.



3

 - Как себя чувствует  наш  маленький  паршивец?  -  спросил  Дэвис:  он
спрашивал об этом ежедневно на протяжении вот уже трех недель.
 - О, все прошло. Он снова вполне здоров. Он тут меня  спрашивал,  когда
ты к нам приедешь. Ты ему нравишься - не  могу  понять  почему.  Он  часто
вспоминает про тот пикник, на который мы ездили летом, и как играли там  в
прятки. Он, похоже, считает, что никто не умеет  так  прятаться,  как  ты.
Считает, что ты шпион. Без конца говорит про шпионов - в  мое  время  дети
говорили так про фей. Или не говорили?
 - А нельзя мне сегодня забрать у него на вечер папашу?
 - Зачем? Что-то намечается?
 - Вчера, когда вы ушли, зашел сюда доктор Персивал, и мы разговорились.
Знаете, по-моему, меня действительно собираются послать за границу! Доктор
Персивал  спрашивал,  не  стану  ли  я   возражать,   если   мне   сделают
дополнительное обследование - кровь, моча, рентген почек и  так  далее,  и
так далее. Он сказал,  с  тропиками  нельзя  шутить.  Он  мне  понравился.
Похоже, он интересуется спортом.
 - Бегами?
 - Нет, только рыбной ловлей. Довольно одинокий  спорт.  Персивал  -  он
немного похож на меня: не женат. Мы решили сегодня вечером  встретиться  и
окунуться в городскую жизнь. Я уже давно не окунался. Эти мои  ребятки  из
министерства охраны окружающей среды - такая унылая компания. Вы не  могли
бы, старина, всего на один вечер заделаться вдовцом?
 - Мой последний поезд уходит с вокзала Юстон в одиннадцать тридцать.
 - Квартира сегодня вечером в полном моем распоряжении. Оба моих  соседа
отбыли в зараженный район. Так что в  вашем  распоряжении  будет  кровать.
Двуспальная или односпальная, какую пожелаете.
 - Пожалуйста, односпальную. Дело, Дэвис,  идет  к  старости.  Не  знаю,
какие у вас с Персивалом планы...
 - Я подумал - поужинать в "Кафе-гриле", а потом посмотреть стриптиз.  В
кабаре "У Реймонда". У них там выступает Рита Ролз...
 - А ты думаешь, Персивал любит такого рода развлечения?
 - Я прощупал его на этот счет, и -  хотите  верьте,  хотите  нет  -  он
никогда в жизни не бывал в стриптизе. Сказал, что с удовольствием заглянул
бы туда с коллегами, на которых можно положиться. Вы же  знаете,  как  оно
при нашей работе. А он в таком же положении, что и мы. На вечеринке  никто
слова никому сказать не может - из  соображений  безопасности.  А  Джонник
даже и приподняться не смеет. Совсем скукожился - точнее  не  скажешь.  Но
если Джонник помрет, господи боже мой, - тогда надо и  самому  ложиться  в
могилу. У вас, конечно, дело обстоит иначе:  вы  человек  женатый.  Всегда
можете поговорить с Сарой и...
 - Мы не должны говорить о работе даже с нашими женами.
 - Могу поклясться, что вы говорите.
 - Нет, Дэвис. И  если  ты  намереваешься  пригласить  с  собой  парочку
шлюшек, говорить при них я тоже не стану. Почти все они состоят на  службе
в Пятом управлении - ох, я все забываю, что мы  же  иначе  называемся.  Мы
теперь Управление разведки. Интересно, почему нас переименовали? Наверное,
потому, что есть Управление семантики.
 - Послушать вас - такое впечатление, что вам тоже все обрыдло.
 - Да. Возможно, посижу в компании и развеюсь. Позвоню-ка я Саре и скажу
ей... что?
 - Скажите правду. Что вы ужинаете с одной из шишек. Что это  важно  для
вашей будущей карьеры в Фирме. И что я предоставляю  вам  кров.  Сара  мне
доверяет. Она знает, что я вас не совращу.
 - Да, полагаю, знает.
 - И, черт побери, так оно и есть, верно?
 - Я позвоню ей, когда пойду обедать.
 - А почему не позвонить отсюда и не сэкономить денежку?
 - Не люблю разговаривать по телефону, когда рядом кто-то есть.
 - Вы действительно думаете, что они нас подслушивают?
 - А ты не стал бы подслушивать, будь ты на их месте?
 - Наверное, стал бы. Но какую же кучу всякой нудоты они,  должно  быть,
записывают.


 Вечер удался только наполовину, хотя начался он довольно хорошо. Доктор
Персивал,  несмотря  на   медлительную   солидность,   оказался   неплохим
компаньоном. Он ни разу не дал почувствовать  ни  Кэслу,  ни  Дэвису,  что
занимает в Управлении более высокое положение. Когда в разговоре  возникло
имя полковника Дэйнтри, он немного посмеялся  над  ним:  они  встречались,
сказал он, во время уик-энда на охоте.
 - Он не любит абстрактного искусства и не слишком одобряет меня. Потому
что я не люблю охоту,  а  только  люблю  ловить  рыбу,  -  пояснил  доктор
Персивал.
 К этому времени они уже сидели  в  кабаре  "У  Реймонда"  за  крошечным
столиком, на котором еле уместились три стакана с виски, в  то  время  как
прелестное молодое существо занималось весьма своеобразными  шалостями  на
гамаке.
 - Вот _в нее_ я б не возражал забросить крючок, - заметил Дэвис.
 Глотнув из бутылки "Хай-энд-Драй", болтавшейся на веревке над  гамаком,
девица в пьяной удали сняла с себя еще один  предмет  туалета.  Под  конец
сквозь сетку гамака показались ее  обнаженные  ягодицы,  выпиравшие  точно
куриная гузка из сетки, с какими  ходят  хозяйки  в  Сохо.  Бизнесмены  из
Бирмингема, сидевшие группой, громко зааплодировали, а один  из  них  даже
помахал над головой кредитной карточкой "Дайнерс  клаб",  возможно,  жел