уж надо его побаловать. По пути он заходит к мистеру  Сапси
и в разговоре упоминает о том, что его дорогой Нэд и этот  чересчур  горячий
молодой франт, ученик мистера Криспаркла, будут сегодня обедать в домике над
воротами и уладят все свои недоразумения. Мистер Сапси не одобряет  молодого
франта. Он говорит, что у того "не английский" вид. А уж если  мистер  Сапси
объявил что-нибудь не английским, значит он поставил на этом крест и  осудил
бесповоротно.
     Мистеру Джасперу очень грустно это слышать, так как он  давно  заметил,
что мистер Сапси ничего не говорит без основания и каким-то  образом  всегда
оказывается прав. Мистер Сапси (как ни странно) сам того же мнения.
     Мистер Джаспер сегодня в голосе. В трогательном молении, в  котором  он
просит склонить его сердце к исполнению сих заповедей,  он  прямо  потрясает
слушателей красотой и силой звука. Никогда еще он  не  пел  трудных  арий  с
таким  искусством  и  так  гармонично,  как  сегодня  этот  хорал.   Нервный
темперамент иногда побуждает его слишком ускорять темп; но сегодня темп  его
безупречен.
     Таких  результатов  он,  вероятно,  достиг  благодаря  очень   большому
спокойствию духа. А собственно голосовые средства - горло - у него даже  как
будто не совсем в порядке; возможно, он  слегка  простужен,  потому  что,  в
дополнение к обычной своей одежде и накинутому поверх  стихарю,  он  сегодня
надел еще длинный черный шарф  из  крепкого  крученого  шелка,  обмотав  его
вокруг шеи. Но это необычное спокойствие духа так в нем заметно, что  мистер
Криспаркл заговаривает с ним об этом, когда они встречаются после вечерни.
     - Я должен поблагодарить вас, Джаспер, за удовольствие, которое вы  мне
доставили. Как вы  сегодня  пели!  Изумительно!  Великолепно!  Вы  превзошли
самого себя. Вы, должно быть, очень хорошо себя чувствуете?
     - Да. Я очень хорошо себя чувствую.
     - Ни одной неровности, - говорит мистер Криспаркл, вычерчивая в воздухе
плавную кривую, - ни ослабления, ни нажима, и  ничто  не  упущено;  все,  до
мельчайших   подробностей,   выполнено    мастерски,    с    безукоризненным
самообладанием.
     - Благодарю вас. Надеюсь, что так, если только это не  слишком  большая
похвала.
     - Можно подумать, Джаспер, что вы нашли какое-то новое средство от того
недомогания, которое у вас иногда бывает.
     - Да? Это тонко подмечено. Я действительно нашел новое средство.
     - Так применяйте его, голубчик, - говорит  мистер  Криспаркл,  дружески
похлопывая Джаспера по плечу. - Применяйте!
     - Да. Я так и сделаю.
     - Я очень рад за вас, - продолжает мистер Криспаркл, когда они  выходят
из собора, - рад во всех отношениях.
     - Еще раз благодарю. Если разрешите, я провожу  вас,  до  прихода  моих
гостей еще есть время, а мне хочется кое-что вам сказать, что, я думаю,  вам
будет приятно услышать.
     - Что же именно?
     -  А  вот.  Помните,  в  тот  вечер  мы  говорили   о   моих   недобрых
предчувствиях?
     Лицо мистера Криспаркла вытягивается, он сокрушенно покачивает головой.
     - Я тогда сказал, что ваше ручательство послужит мне противоядием, если
меня снова начнут терзать эти недобрые предчувствия. А вы  посоветовали  мне
предать их огню.
     - Я и теперь вам это советую.
     - Ваш совет не пропал даром. Я намерен под  Новый  год  сжечь  все  мои
прошлогодние записи.
     - Потому что вы... - начинает мистер Криспаркл с  заметно  посветлевшим
лицом.
     - Вы угадали. Потому что я понял теперь, что просто был нездоров, -  то
ли переутомился, то ли печень била не в порядке, то  ли  так,  в  меланхолию
ударился, не знаю. Вы тогда сказали, что я преувеличиваю. Вы были правы.
     Посветлевшее лицо мистера Криспаркла светлеет еще более,
     - Тогда я  не  мог  с  этим  согласиться,  потому  что,  повторяю,  был
нездоров. Но теперь я в более нормальном состоянии и охотно соглашаюсь.  Да,
конечно, я делал из мухи слона; это не подлежит сомнению.
     - Как я рад это слышать! - восклицает мистер Криспаркл.
     - Когда человек ведет однообразную жизнь, - продолжает  Джаспер,  -  да
еще нервы у него разладятся или желудок, - он склонен слишком  задерживаться
на какой-нибудь одной мысли,  пока  она  не  разрастается  до  вовсе  уж  не
сообразных размеров. Так и у меня было с той мыслью,  о  которой  я  говорю.
Поэтому я решил: когда эта тетрадь будет заполнена, я ее сожгу и начну новую
уже с более ясным взглядом на жизнь.
     - Это даже лучше, чем я мог  надеяться,  -  говорит  мистер  Криспаркл,
останавливаясь на ступеньках перед своей дверью и пожимая руку Джаспера.
     - Понятно, - отвечает тот. - У вас было очень мало оснований надеяться,
что я стану похож на вас. Вы всегда так дисциплинируете и дух свой  и  тело,
что сознание ваше ясно  как  кристалл;  и  вы  всегда  такой  и  никогда  не
меняетесь; а я как  болотное  растение,  что  одиноко  прозябает  в  мутной,
застоявшейся воде, и легко впадаю в хандру. Но, видите, я все-таки справился
со своей хандрой. Не будете ли вы так добры, мистер Криспаркл, - я  подожду,
а вы узнайте, не ушел ли уже мистер Невил ко мне? Если еще не ушел, мы могли
бы пойти вместе.
     - Боюсь, его нет дома, - говорит мистер Криспаркл, отпирая дверь  своим
ключом. - Он ушел еще при мне и, думаю, не возвращался. Но я  узнаю.  Вы  не
зайдете?
     - Мои гости ждут, - с улыбкой отвечает Джаспер.
     Младший каноник исчезает в дверях, а через минуту вновь появляется. Как
он и думал, мистер Невил не возвращался; да  он  ведь  и  сказал,  уходя,  -
мистер Криспаркл теперь это припоминает, - что с прогулки  пройдет  прямо  в
домик над воротами.
     - Плохой же я хозяин! - говорит Джаспер.  -  Мои  гости  придут  раньше
меня. Хотите пари, а? Бьюсь об заклад, что застану своих гостей  в  объятиях
друг у друга.
     - Я никогда не держу пари, - отвечает мистер Криспаркл, - но если бы не
это, я побился бы об заклад, что ваши гости не соскучатся  с  таким  веселым
хозяином!
     Джаспер кивает и, смеясь, прощается с мистером Криспарклом.
     Он идет обратно к собору той же аллеей, по которой они только что  шли,
проходит мимо и сворачивает к домику над воротами. Все время он напевает про
себя, вполголоса, но необыкновенно чисто и с тонким выражением.
     По-прежнему кажется, что сегодня он не может ни взять  фальшивой  ноты,
ни поторопиться, ни опоздать. Войдя под арку, откуда начинается  ход  в  его
жилье, он останавливается, разматывает свой шарф и  перекидывает  его  через
руку. В это время брови его сдвинуты и лицо  мрачно.  Но  оно  почти  тотчас
проясняется, и, снова напевая, он продолжает свой путь.
     И вот третий поднимается по каменной лестнице.
     Весь вечер красный огонь маяка неуклонно горит на  границе,  о  которую
разбивается прибой городской жизни.  Смягченные  звуки  и  приглушенный  шум
уличного движения временами проникает под арку и  разливается  по  пустынным
окрестностям собора. Но больше ничто сюда не проникает, кроме резких порывов
ветра. А ветер все крепчает, к ночи это уже ураган.
     В ограде собора освещение и всегда неважное, а в эту ночь там  особенно
темно, потому что ветер задул уже несколько фонарей (а  в  иных  случаях  он
разбивает и самый фонарь, так что  осколки  стекла  со  звоном  сыплются  на
землю). Тьма и смятение еще усиливаются  тем,  что  в  воздухе  летит  пыль,
взвихренная с земли, сухие  ветки  с  деревьев  и  какие-то  большие  рваные
лоскуты с грачиных гнезд  на  башне.  И  когда  эта  осязаемая  часть  мрака
проносится мимо, сами деревья так раскачиваются и скрипят, словно их  сейчас
вырвет с корнем; а временами громкий  треск  и  шум  стремительного  падения
возвещает, что какой-то большой сук уступил напору урагана.
     Давно уже не было такой бурной зимней ночи. На улицах  с  крыш  валятся
трубы, а прохожие цепляются за столбы и углы домов и друг  за  друга,  чтобы
удержаться на ногах. Порывы ветра не слабеют, а чем дальше,  тем  становятся
все чаще и яростнее, и к полуночи,  когда  все  уже  попрятались  по  домам,
ураган с громом несется по опустевшим улицам, дребезжит  щеколдами,  дергает
ставни и как будто зовет людей лучше встать  и  бежать  вместе  с  ним,  чем
дожидаться, пока крыша обрушится им на головы.
     Но  красный  огонь  горит  непоколебимо.  Все   мечется   и   трепещет,
непоколебим только этот красный огонь.
     Всю ночь бушует ветер, и сила его не убывает. Но рано утром, когда  еще
только забрезжило на  востоке  и  чуть  побледнели  звезды,  ветер  начинает
постепенно стихать. Он еще яростно вскидывается по  временам,  как  раненное
насмерть чудовище,  но  тотчас  опадает  и  никнет.  И  с  наступлением  дня
издыхает.
     Тогда становится видно, что на  соборных  часах  сорваны  стрелки;  что
свинцовые листы на крыше собора местами отодраны и  сброшены  вниз;  что  на
вершине башни сдвинуто несколько камней. Хотя сегодня первый день рождества,
решают все же послать за рабочими, чтобы выяснить  размер  повреждений.  Они
приходят, предводительствуемые Дердлсом, и скрываются в соборе, а мистер Топ
и кучка ранних зевак, собравшись  возле  Дома  младшего  каноника  и  задрав
головы, ожидают их появления на башне.
     Внезапно в толпу, расталкивая близстоящих, врывается мистер Джаспер;  и
все устремленные вверх взоры вновь  обращаются  к  земле,  когда  он  громко
спрашивает мистера Криспаркла, стоящего у открытого окна.
     - Где мой племянник?
     - Он сюда не приходил. Разве он не у вас?
     - Нет. Он еще вчера пошел к реке, вместе с мистером Невилом, посмотреть
на бурю и не вернулся. Позовите мистера Невила!
     - Он сегодня рано утром отправился в экскурсию.
     - В экскурсию? Рано утром? Впустите меня! Впустите меня!
     Теперь уж  никто  не  смотрит  на  башню.  Все  воззрились  на  мистера
Джаспера, а тот стоит бледный, полураздетый  и,  тяжело  дыша,  держится  за
решетку перед Домом младшего каноника.

ГЛАВА XV

     Обвинение

     Невил Ландлес так рано отправился в путь и шел таким бодрым шагом,  что
к тому времени, когда в Клойстергэме  колокола  начали  звонить  к  утренней
службе, он успел уже отойти миль на восемь. Изрядно проголодавшись, так  как
перед уходом только пожевал какую-то корочку, он решил остановиться в первом
придорожном трактире и позавтракать.
     Посетители, требующие завтрака, представляли собой столь редкое явление
в трактире "У опрокинутого фургона" (если  не  считать  лошадей  и  рогатого
скота, для каковой категории посетителей всегда готов  был  завтрак  в  виде
корыта с водой и охапки сена), что прошел добрый  час,  прежде  чем  удалось
наладить пресловутый фургон на доставку таких предметов, как чай, ветчина  и
поджаренный хлеб. Невил же пока что сидел в гостиной, где пол аккуратно  был
посыпан песком, а в камине чихали отсыревшие сучья, и гадал,  через  сколько
времени  после  его  ухода  этот  насморочный   огонь   начнет   кого-нибудь
обогревать.
     Надо признать, что "Опрокинутый фургон" - это прилепившееся на  вершине
холма и насквозь холодное помещение, где у самых  дверей  красовались  лужи,
выбитые копытами и полные истоптанного сена; где в буфете  сердитая  хозяйка
шлепала мокрого младенца, у которого одна ножка  была  в  красном  носке,  а
другая голенькая;  где  сыр,  сваленный  на  полку  вместе  с  заплесневелой
скатертью и позеленевшим ножом, очевидно, давно уже  сидел  там  на  мели  в
каком-то странном сосуде,  больше  всего  похожем  на  чугунное  каноэ:  где
бледный, непропеченный хлеб, роняя слезы крошек, оплакивал свое  крушение  в
другом таком же каноэ; где семейное белье, частью  недостиранное,  а  частью
недосушенное, лежало и висело повсюду, не скрываясь от посторонних взглядов;
где  все  предназначенное  для  питья  пили  из  глиняных  кружек,   а   все
предназначенное для еды  тоже  напоминало  глину,  -  если  учесть  все  эти
обстоятельства, то, повторяем, придется признать, что  "Опрокинутый  фургон"
вряд ли мог выполнить то, что обещала  надпись  на  его  вывеске,  а  именно
предложить самое лучшее угощение для Человека и Скота. Но Человек  в  данном
случае не стал наводить критику, а безропотно съел все, что  ему  подали,  и
ушел, отдохнув несколько дольше, чем ему требовалось.
     Отойдя  на  четверть  мили,  он  остановился,  не  зная,  что  лучше  -
продолжать ли идти по большой дороге или свернуть на  проселок,  окаймленный
двумя высокими живыми изгородями, который поднимался по веселому,  поросшему
вереском склону, и в конце концов,  вероятно,  опять  соединялся  с  большой
дорогой. Он решил в пользу проселка и стал не без труда пробираться по нему,
так как подъем был крутой, а дорога изрыта глубокими колеями.
     Немного погодя он заметил, что сзади идут люди. Они  шли  быстрее,  чем
он, и он отступил к высокой обочине, чтобы их пропустить. Но они повели себя
очень странно. Четверо прошли вперед; другие четверо замедлили шаг,  как  бы
намереваясь опять пойти следом за ним, когда он тронется с места.  Остальные
- человек шесть - повернули и очень быстро пошли обратно.
     Он посмотрел на четверых впереди, посмотрел на четверых сзади. И  те  и
другие тоже посмотрели на него. Он продолжал путь. Четверо передних шли,  то
и дело оглядываясь на него; четверо задних замыкали шествие.
     Когда все они вышли с узкого проселка на открытый склон и этот  порядок
не изменился, хотя Невил намеренно уклонялся то в одну, то в другую сторону,
ему стало ясно, что эти люди чего-то хотят от него. Он остановился. Все тоже
остановились.
     - Чего вы ко мне привязались? - спросил он. - Что вы, шайка воров,  что
ли?
     - Не отвечайте ему, - сказал кто-то, Невил  не  мог  разобрать  кто.  -
Лучше его не трогать.
     - Лучше не трогать? - повторил Невил. - Кто это сказал?
     Никто не ответил.
     - Это хороший совет, кто бы из вас, трусов,  его  ни  подал,  -  гневно
продолжал он. - Я не позволю, чтобы меня вот так зажимали, четверо  спереди,
четверо сзади. Я хочу пройти вперед, и пройду, понятно?
     Все стояли неподвижно, и он в том числе.
     - Когда восемь человек, или четверо, или двое, нападают  на  одного,  -
заговорил он  вновь,  с  нарастающей  яростью,  -  этому  одному  ничего  не
остается, как только вздуть кого-нибудь хорошенько!  И,  видит  бог,  я  это
сделаю, если меня еще будут задерживать!
     Подняв свою тяжелую трость, он устремился вперед мимо тех четверых, что
преграждали ему дорогу. Самый рослый и сильный из них быстро перебежал на ту
же сторону и, хотя получил  жестокий  удар  палкой,  ловко  обхватил  Невила
поперек тела, и оба покатились на землю.
     - Не троньте его! - негромко крикнул этот человек, пока они боролись на
траве. - Пусть будет по-честному. Он против меня все равно что девчонка,  да
еще и мешок у него на спине. Не троньте. Я сам справлюсь,
     Они дрались с таким ожесточением, что  у  обоих  лица  вскоре  залились
кровью. Наконец рослый парень встал, снял колено с груди Невила, и сказал:
     - Ну вот и все! А теперь  возьмите-ка  его  под  руки.  Это  немедленно
сделали.
     - А насчет того, что мы шайка воров, мистер Ландлес,  -  продолжал  он,
сплюнув и стерев кровь с лица, - так где это  видано,  чтобы  воры  нападали
среди бела дня? Мы бы вас пальцем не  тронули,  кабы  вы  нас  не  вынудили.
Ладно. Мы вас теперь отведем на большую дорогу, там  вы  найдете  защиту  от
воров, если она вам нужна. Вытрите кто-нибудь  ему  лицо,  видите,  по  нему
кровь течет.
     Когда Невилу отерли лицо, он узнал говорившего, - Это был Джо,  возница
клойстергэмского дилижанса, которого он уже  видел  однажды  в  день  своего
приезда.
     - Я вам одно посоветую, мистер Ландлес,  держите  язык  за  зубами.  На
большой дороге вас ожидает друг - он пошел низом, когда  мы  разделились  на
две партии, - и лучше вам ничего не говорить, пока вы с  ним  не  увидитесь.
Подберите палку кто-нибудь, и пошли!
     Невил, окончательно сбитый с толку, только водил глазами,  не  в  силах
выговорить ни слова. Зажатый между двумя своими стражами, крепко  державшими
его за локти, он шел как во сне, пока все они не вышли на большую  дорогу  и
не оказались перед кучкой людей. Среди них были и те шестеро, что  повернули
обратно с проселка, но главными в этой толпе  явно  были  мистер  Джаспер  и
мистер Криспаркл. Невила подвели к мистеру Криспарклу  и  отпустили  в  знак
уважения к этому джентльмену. Остальные столпились вокруг.
     - Что все это значит, сэр? В чем дело? - вскричал Невил. - Что я, с ума
сошел, что ли?
     - Где мой племянник? - срывающимся голосом спросил Джаспер.
     - Где ваш племянник? - повторил Невил. -  А  почему  вы  меня  об  этом
спрашиваете?
     - Я спрашиваю вас, - отвечал Джаспер, - потому что вы последний были  с
ним, а его нигде не могут найти.
     - Нигде не могут найти? - в изумлении воскликнул Невил,
     - Тихо, тихо, - сказал мистер  Криспаркл.  -  Позвольте  мне,  Джаспер.
Мистер Невил, вы ошеломлены, я  понимаю.  Но  соберитесь  с  мыслями.  Очень
важно, чтобы вы собрались с мыслями. Слушайте меня внимательно.
     - Постараюсь, сэр. Но. право, мне кажется, что я сошел е ума.
     - Вы вчера ушли от мистера Джаспера вместе с Эдвином Друдом?
     - Да!
     - В котором часу?
     - В двенадцать, кажется? - вопросительно проговорил Невил. обращаясь  к
Джасперу и поднося руку к своей помутившейся голове.
     - Правильно, - сказал мистер Криспаркл. - Мистер  Джаспер  уже  говорил
мне, что это было около двенадцати. Вы пошли вместе с ним к реке?
     - Ну да. Посмотреть, какая она в бурю.
     - А потом? Долго вы там пребыли?
     - Минут десять; по-моему, не больше. Потом мы вместе  прошли  к  вашему
дому, и он расстался со мной у ваших дверей,
     - Он не говорил, что пойдет опять на реку?
     - Нет. Он сказал, что пойдет прямо домой.
     Окружающие переглянулись, потом все посмотрели на мистера Криспаркла, И
к нему же обратился Джаспер, все время пристально разглядывавший Невила:  он
тихо, отчетливо и подозрительно проговорил:
     - Что это за пятна у него на платье? Все  глаза  приковались  к  следам
крови на одежде Невила.
     - И на палке тоже! - сказал Джаспер, беря трость у того, кто ее нес.  -
Это его палка, я знаю, она вчера была у него. Что все это значит?
     - Ради бога. Невил, объясните! - потребовал мистер Криспаркл.
     - Мы с ним подрались, - сказал  Невил,  указывая  на  своего  недавнего
противника, - он вырвал у меня палку, и, посмотрите,  сэр,  такие  же  пятна
есть и на нем. Что я должен  был  подумать,  когда  на  меня  напало  восемь
человек? Мог я догадаться, в чем дело, если они мне ничего не сказали?
     Присутствующие подтвердили, что сочли более благоразумным не вступать в
объяснения и что драка действительно была. И, однако, те самые люди, которые
только что были свидетелями драки, теперь  мрачно  поглядывали  на  кровавые
пятна, уже высушенные морозным воздухом.
     - Мы должны вернуться, Невил, - сказал  мистер  Криспаркл.  -  Ведь  вы
согласны вернуться, чтобы очистить себя от подозрений?
     - Конечно, сэр.
     - Мистер Невил пойдет со мной, - сказал  младший  каноник,  внушительно
посмотрев на окружающих. - Идемте, Невил!
     Они повернули к городу и пошли рядом; остальные плелись сзади,  немного
отстав и растянувшись  на  несколько  шагов.  Только  Джаспер  шел  рядом  с
Невилом, по другую его сторону, и во весь путь не изменил  этого  положения.
Он молчал, пока мистер Криспаркл снова и снова  задавал  Невилу  все  те  же
вопросы, и Невил снова и  снова  повторял  все  те  же  ответы,  и  оба  они
подыскивали возможные объяснения этого загадочного происшествия.  Он  упорно
молчал, хотя мистер Криспаркл всем  своим  видом  и  манерой  приглашал  его
принять участие в  разговоре;  и  лицо  у  него  было  каменное.  Когда  они
приблизились к городу и младший каноник сказал, что, пожалуй,  следовало  бы
сейчас же зайти к мэру, Джаспер угрюмо кивнул, но