ый  дом  не
вполне законной  хозяйкой.  Когда  она  готовилась  уйти  от  Лестера,  ее
поддерживала смутная надежда, что он  приедет  за  ней  и  они  поженятся.
Теперь на этом поставлен крест Она обещала остаться, и нужно будет  как-то
ко всем приспособиться. Она заикнулась было, что такой огромный дом им  ни
к чему, но Лестер не стал ее слушать.
   - Очень возможно, что мы будем принимать гостей,  -  сказал  он.  -  Во
всяком случае нужно обставить дом и посмотреть, что получится.
   Он дал агенту указания заключить арендный договор на пять лет с  правом
последующего продления, и работы на участке начались немедленно.
   Дом покрасили снаружи и отделали внутри, газоны подровняли, все приняло
нарядный,  праздничный  вид.  На   первом   этаже   разместилась   большая
библиотека, столь же просторная столовая, гостиная для  приемов,  гостиная
поменьше, огромная кухня и буфетная. На втором  этаже  спальня,  ванные  и
комната горничной. Все  было  удобно,  все  радовало  глаз,  и  заботы  по
устройству на новом месте наполняли Дженни довольством и гордостью.
   Сейчас же после переезда Дженни с  разрешения  Лестера  написала  отцу,
приглашая его переселиться к ним. Она  ни  словом  не  упомянула  о  своем
браке,  предоставив  ему  самому  сделать  нужный  вывод.  Зато   подробно
рассказала, в каком красивом месте  живет,  какой  у  нее  удобный  дом  и
большой сад. "Здесь так  хорошо,  папа,  -  писала  она,  -  тебе  наверно
понравится. Веста уже ходит в школу. Приезжай к нам,  будем  жить  вместе.
Это куда лучше, чем ютиться при фабрике. И я была бы так рада!"
   Герхардт прочел это письмо и недоуменно нахмурился. Неужели правда?  Но
если бы они не поженились, разве стали бы они переезжать в  такой  большой
дом? Или он с самого начала ошибался? Ну что ж, лучше поздно, чем никогда,
но стоит ли ему-то к ним ехать? Он  уже  привык  жить  один,  так  неужели
перебираться в Чикаго, к Дженни? Он не остался равнодушным к ее призыву  и
все же решил отказаться. Не мог он так открыто  признать,  что  и  на  нем
лежит часть вины за их размолвку.
   Отказ отца сильно огорчил  Дженни.  Она  посоветовалась  с  Лестером  и
решила сама съездить в Кливленд. Разыскав мебельную  фабрику,  где  служил
Герхардт, -  беспорядочное  нагромождение  зданий  в  одном  из  беднейших
кварталов города, - она навела о нем справки в конторе. Клерк направил  ее
к стоявшему на отлете складу, и Герхардту сообщили, что его  хочет  видеть
какая-то дама. Он  поднялся  со  своей  жалкой  койки  и  сошел  во  двор,
любопытствуя, кто бы это мог быть. У  Дженни  сердце  защемило,  когда  он
вышел из темной двери - седой, с косматыми  бровями,  в  пыльной,  измятой
одежде.  "Бедный  папа!"  -  подумала  она.  Он  подошел  к  ней,  и   его
испытывающий взгляд смягчился, когда он  понял,  какое  доброе  побуждение
привело ее сюда.
   - Ты зачем это приехала? - спросил он с опаской.
   - Я хочу увезти тебя к себе, папа! - взмолилась Дженни. -  Нельзя  тебе
больше здесь оставаться. Просто  думать  невыносимо,  как  ты  тут  живешь
совсем один.
   - Вот что, - сказал он, озадаченный, - так ты для этого приехала?
   - Да, - отвечала она. - Поедем со мной. Не надо оставаться здесь.
   - У меня хороший угол, - сказал он, словно оправдываясь.
   - Знаю, знаю, но у нас теперь большой дом и Веста с нами живет. Неужели
ты не поедешь? Лестер тоже тебя приглашает.
   - Ты мне одно скажи, - потребовал он, - женаты вы или нет.
   - Конечно, - храбро солгала она. - Давно женаты. Спроси  хоть  Лестера,
когда приедешь.
   Ей стоило большого труда выдержать его взгляд, но она не опустила глаз,
и он ей поверил.
   - Ну что ж, - сказал он, - давно пора.
   - Так ты поедешь, папа? - не отставала она.
   Герхардт  беспомощно  развел  руками.  Ласковая  настойчивость   Дженни
тронула его до глубины души.
   - Да, поеду, - сказал он и отвернулся,  но  плечи  его  вздрагивали,  и
Дженни поняла, что он плачет.
   - Сейчас, со мной?
   Вместо ответа он исчез в темных дверях склада: пошел собирать вещи.



38

   Поселившись  у  Дженни,  Герхардт  немедленно  приступил  к  исполнению
многообразных обязанностей, предназначенных, по его мнению, специально для
него. Он взял на себя заботу об отоплении и  об  участке,  не  допуская  и
мысли о том, чтобы чужому человеку платили жалованье, когда сам  он  сидит
без дела. Деревья вокруг дома в безобразном состоянии, заявил  он  дочери.
Нужно достать пилу и садовый нож, и весной он  ими  займется.  В  Германии
понимают толк в таких вещах, а эти американцы - беспомощный,  непрактичный
народ! Затем  Герхардт  потребовал  гвоздей  и  столярных  инструментов  и
постепенно отремонтировал все шкафы и полки.  В  двух  милях  от  дома  он
обнаружил лютеранскую церковь и нашел, что она лучше той, куда он ходил  в
Кливленде, а пастор - поистине человек, угодный богу. Он тут  же  настоял,
чтобы Веста каждую неделю ходила с ним  в  церковь,  и  слушать  не  хотел
никаких отговорок.
   Начиная новую жизнь в  Хайд-Парке,  Дженни  и  Лестер  были  не  совсем
спокойны: они знали, что им будет нелегко. На Северной стороне Дженни  без
труда избегала знакомства и разговоров с соседями. Здесь же  дом,  который
они занимали, был на виду; следовало  ожидать,  что  соседи  сочтут  своим
долгом явиться к ним с визитом, и  Дженни  придется  играть  роль  опытной
хозяйки. Они с Лестером подробно все обсудили,  и  он  решил  -  пусть  их
считают мужем и женой. Про Весту можно сказать, будто она дочь  Дженни  от
первого мужа, мистера Стовера (девичья фамилия миссис Герхардт),  умершего
сразу после рождения ребенка.  Хайд-Парк  был  расположен  так  далеко  от
фешенебельного центра Чикаго, что Лестер  считал  себя  застрахованным  от
встреч с городскими знакомыми. Он объяснил Дженни,  как  ей  следует  себя
вести, чтобы первая же гостья не застала ее врасплох.
   Не прошло и двух недель, как первая гостья действительно явилась, -  то
была миссис Джейкоб Стендл, особа, пользовавшаяся почетом среди соседей  и
жившая через пять домов от Дженни, тоже в прекрасном особняке с  газонами.
Она приехала в собственной коляске, возвращаясь из поездки по магазинам.
   - Дома ли миссис Кейн? - спросила она у новой горничной Жаннет.
   - Дома, мэм, - ответила та. - Позвольте вашу визитную карточку.
   И она отнесла карточку Дженни, которая с  интересом  прочла  незнакомое
имя.
   Когда Дженни вышла  в  гостиную,  миссис  Стендл,  высокая  брюнетка  с
любопытными глазами, сердечно поздоровалась с ней.
   - Я взяла на себя смелость  нарушить  ваше  уединение,  -  сказала  она
чарующе любезным тоном. - Я ваша соседка, живу  наискосок  от  вас.  Белая
каменная ограда - может быть, вы обратили внимание?
   - Да, конечно, - ответила Дженни. -  Я  хорошо  знаю  этот  дом.  Мы  с
мистером Кейном любовались им еще в первый раз, как приезжали сюда.
   - Фамилию вашего мужа я,  разумеется,  слышала.  А  мой  муж  связан  с
электрической фирмой "Уилкс и компания".
   Дженни кивнула. По тону миссис Стендл  было  ясно,  что  это  -  весьма
крупное и доходное предприятие.
   - Мы живем здесь уже несколько лет, и я прекрасно понимаю, как  неуютно
себя чувствуешь в новой части города. Надеюсь,  вы  вскоре  соберетесь  ко
мне. Я была бы очень, очень рада. Мы принимаем по четвергам.
   -  С  удовольствием,  -  ответила  Дженни,   внутренне   содрогаясь   в
предвидении этой мучительной церемонии.  -  С  вашей  стороны  было  очень
любезно зайти к нам. Мистер Кейн очень занят, но  как  только  он  немного
освободится, мы оба будем рады видеть у себя и вашего мужа.
   - И вы приходите вдвоем как-нибудь вечером, сказала миссис Стендл. - Мы
живем очень тихо. Мой муж не любит театров и выездов.  Но  с  соседями  мы
поддерживаем самые дружеские отношения.
   Дженни  приветливо  улыбнулась.  Гостья  собралась  уходить,  и  Дженни
проводила ее до дверей.
   - Как я рада, что вы оказались такой прелестной, -  откровенно  сказала
миссис Стендл, пожимая ей руку.
   - Благодарю вас, -  отозвалась  Дженни,  краснея.  -  Право  же,  я  не
заслужила такой похвалы.
   - Ну, так я буду вас ждать. До свидания.
   И она с улыбкой помахала на прощание рукой.
   "Кажется, сошло не плохо, - подумала Дженни,  глядя  вслед  удаляющейся
коляске. - Она приятная женщина. Надо будет рассказать Лестеру".
   Побывали у них и некие мистер и миссис Кармайкл Бэрк, и миссис Филд,  и
миссис Боллингер; они либо оставляли свои карточки, либо заходили посидеть
и поболтать, Дженни, видя, что ее  считают  достойной  уважения,  всячески
старалась не ударить лицом в грязь. И это ей отлично удавалось.  Она  была
гостеприимна и приветлива; в улыбке  ее  сквозила  доброта,  в  манерах  -
полная естественность;  она  производила  прекрасное  впечатление.  Гостям
своим она рассказывала, что последнее время жила на Северной стороне,  что
ее муж мистер Кейн давно мечтал поселиться в Хайд-Парке, что с  ней  живут
ее  отец  и  дочь  от  первого  брака.  Она  выражала  надежду  и   впредь
поддерживать знакомство со своими милыми соседями.
   По вечерам она докладывала о своих гостях Лестеру, - сам  он  не  желал
знакомиться  с  этими  людьми.  Дженни  постепенно  входила  во  вкус.  Ей
нравилось завязывать знакомствам она надеялась,  что  в  новой  обстановке
Лестер привыкнет видеть в ней хорошую жену и идеальную спутницу  жизни.  И
тогда, может быть, когда-нибудь он женится на ней.
   Однако первые впечатления не всегда оказываются прочными, в чем  Дженни
скоро убедилась. Соседи приняли  ее  в  свое  общество,  пожалуй,  слишком
поспешно, а потом поползли слухи. Некая миссис Соммервил, сидя в гостях  у
миссис Крейг, ближайшей соседки Дженни,  намекнула  в  разговоре,  что  ей
кое-что известно про Лестера.
   - Да, да. Вы знаете, милочка, репутация  у  него  не  совсем...  -  Она
вздернула брови и погрозила пальцем.
   - Да что вы говорите! - встрепенулась миссис Крейг. - А на вид он такой
положительный, серьезный.
   - Отчасти это так и есть, -  проговорила  миссис  Соммервил.  -  Он  из
прекрасной семьи. Но муж рассказывал мне, что у него была связь с какой-то
молодой женщиной. Уж не знаю, она это или нет. С той они жили  как  муж  и
жена где-то на Северной стороне, и он представлял ее всем как мисс  Горвуд
или что-то в этом роде.
   - Подумайте только! - и миссис Крейг от удивления прищелкнула языком. -
А знаете, ведь, наверное это та самая женщина. Фамилия ее отца - Герхардт.
   - Герхардт! - воскликнула миссис  Соммервил.  -  Вот,  вот,  совершенно
верно. И раньше у нее, кажется, тоже была какая-то скандальная история, во
всяком случае, был ребенок. Может быть, Кейн потом женился  на  ней  -  не
знаю. Но семья его, насколько мне  известно,  и  слышать  не  хочет  о  ее
существовании.
   - Это страшно интересно! -  воскликнула  миссис  Крейг.  -  И  подумать
только, что все-таки женился на ней! А может быть, нет? В наше  время  так
трудно знать, с кем имеешь дело.
   - Вы совершенно правы. Иногда просто невозможно разобраться. А она  как
будто очень милая женщина.
   - Прелестная! - подтвердила миссис Крейг. -  Такая  наивная.  Она  меня
просто очаровала.
   - А может быть, это все-таки не та женщина, - продолжала  гостья.  -  Я
могла ошибиться.
   - Ну, едва ли! Герхардт! И она сама  мне  говорила,  что  они  жили  на
Северной стороне.
   - Тогда, значит, она и есть. Как странно, что вы о ней упомянули.
   - Очень, очень странно, - сказала миссис Крейг, уже обдумывая про себя,
как ей держаться с Дженни в дальнейшем.
   Слухи доходили и из других источников. Кто-то видел Дженни с Лестером в
коляске на Северной стороне; кому-то ее  представляли  под  именем  миссис
Герхардт; кто-то был осведомлен о разладе в  семействе  Кейн.  Разумеется,
теперешнее положение Дженни, прекрасный дом,  богатство  Лестера,  красота
Весты - все благоприятно влияло на мнение света.  Дженни  держала  себя  с
таким  тактом,  как  явно  была  прекрасной  женой  и  матерью  и   вообще
производила  такое  милое   впечатление,   что   сердиться   на   нее   не
представлялось возможным; но у нее было прошлое, и об этом не забывали.
   Впервые Дженни  почувствовала,  что  надвигается  гроза,  когда  Веста,
вернувшись из школы, неожиданно спросила ее:
   - Мама, а кто был мой папа?
   - Фамилия его была Стовер, - ответила  мать,  сразу  почуяв,  что  дело
неладно, что кто-то сболтнул лишнее.  -  А  с  чего  это  тебе  вздумалось
спросить?
   - Где я родилась? - продолжала Веста не отвечая на ее вопрос и, видимо,
задавшись целью как можно больше узнать о самой себе.
   - В Колумбуса, крошка, в штате Огайо. А что?
   - Анита Боллингер сказала, что у меня не было никакого папы  и  что  ты
даже не была замужем, когда я у тебя  родилась.  Она  говорит,  что  я  не
настоящая  девочка,  просто  неизвестно  кто.  Я  так  рассердилась,   что
отколотила ее.
   Дженни  молча,  с  застывшим  лицом  смотрела  в  пространство   Миссис
Боллингер была у нее в гостях и чуть ли не  усерднее  всех  предлагала  ей
свою дружбу, а теперь ее дочка так разговаривает с  Вестой.  Где  это  она
наслушалась?
   - Ты не обращай на нее внимания, - сказала наконец Дженни. - Она ничего
не знает. Твой папа был мистер  Стовер,  и  ты  родилась  в  Колумбусе.  А
драться нехорошо. Когда  девочки  дерутся,  они  могут  наговорить  всяких
обидных вещей иногда просто так, сгоряча. Ты ее не трогай и не  подходи  к
ней, тогда и она тебе ничего не скажет.
   Объяснение вышло не очень удачное, но на время оно удовлетворило Весту,
которая сказала только:
   - Если она попробует меня ударить, я ей тоже дам.
   - Да ты совсем не подходи к ней, понимаешь? Тогда она тебя  не  ударит.
Думай о своих уроках, а к ней не Приставай, не ссорься  с  ней,  и  она  с
тобой не будет ссориться.
   Веста убежала, а Дженни  глубоко  задумалась.  Соседи  сплетничают.  Ее
прошлое ни для кого не секрет. Откуда они узнали?
   Рана, нанесенная сердцу Дженни разговором с дочерью, еще не зажила, как
ее стали бередить новые щелчки и уколы.  Однажды  Дженни  зашла  навестить
свою ближайшую соседку миссис Филд и застала ее за  чашкой  чая  с  другой
гостьей, миссис Бейкер. Миссис Бейкер была наслышана  о  жизни  Дженни  на
Северной стороне и об отношении  к  ней  семейства  Кейн.  Эта  сухощавая,
энергичная, неглупая женщина, несколько  напоминавшая  миссис  Брейсбридж,
была весьма осмотрительна в выборе светских знакомых. Она всегда  считала,
что миссис Филд держится столь  же  строгих  правил,  и,  встретив  у  нее
Дженни, возмутилась, хотя и сохранила внешнее спокойствие.
   - Познакомьтесь, это миссис Кейн, -  сказала  миссис  Филд  с  любезной
улыбкой.
   Миссис Бейкер смерила Дженни взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
   - Миссис Лестер Кейн? - переспросила она.
   - Да, - ответила миссис Филд.
   - Вот как, - продолжала миссис Бейкер ледяным тоном. - Я много  слышала
о миссис... миссис Лестер Кейн.
   И, словно забыв о существовании Дженни, она  повернулась  к  хозяйке  и
завела с ней интимный разговор, в котором Дженни не могла принять участия.
Дженни беспомощно молчала, не зная, как  вести  себя  в  таком  щекотливом
положении. Миссис Бейкер  вскоре  поднялась,  хотя  собиралась  пробыть  в
гостях гораздо дольше.
   - Никак, никак не могу остаться, - говорила она, вставая. -  Я  обещала
миссис Нийл, что непременно заеду к ней сегодня. Да я вам, вероятно, и так
уж надоела.
   Она пошла к дверям и лишь на  пороге  обернулась  в  сторону  Дженни  и
холодно кивнула ей головой.
   - С кем только не приходится встречаться! - заметила  она  на  прощание
хозяйке.
   Миссис Филд не сочла возможным заступиться за Дженни, ибо сама была  не
бог знает кто и, как свойственно недавно разбогатевшим женщинам,  всячески
старалась пролезть в хорошее общество. А миссис  Бейкер  занимала  в  этом
обществе куда более почетное положение, чем Дженни, так  что  ссориться  с
ней не хотелось. Вернувшись  к  столу,  где  сидела  Дженни,  миссис  Филд
улыбнулась несколько виноватой улыбкой, но видно было, что ей очень не  по
себе. Дженни, естественно, тоже была  расстроена  и  вскоре  под  каким-то
предлогом простилась и ушла. Она чувствовала себя глубоко  оскорбленной  и
понимала, что миссис Филд уже раскаивается в своем дружеском  отношении  к
ней. С одним знакомством покончено, в этом Дженни не сомневалась. Ею снова
овладело гнетущее сознание, что жизнь не удалась. Теперь уже ничего нельзя
исправить, а на будущее нет надежды. Лестер не захочет на ней  жениться  и
спасти ее репутацию.
   Время шло, не принося  с  собой  никаких  перемен.  Глядя  на  красивый
особняк, аккуратный газон  и  раскидистые  деревья,  на  колонны  веранды,
увитые легкой зеленой сеткой дикого винограда; видя, как Герхардт  возится
в саду, как Веста возвращается из школы, а Лестер по утрам уезжает в своей
щегольской двуколке, всякий подумал  бы,  что  здесь  царит  довольство  и
покой, что заботам и горю нет места в этом чудесном жилище.
   И действительно, жизнь в доме текла спокойно, без  потрясений.  Правда,
соседи почти перестали навещать Лестера и Дженни, и  светские  развлечения
кончились; но это не было для них лишением, потому что и в  своих  четырех
стенах они находили достаточно радостей и  пищи  для  ума.  Веста  училась
играть на рояле и делала большие успехи, - у нее был отличный слух. Дженни
в голубых, лиловых, темно-зеленых домашних платьях, которые ей были так  к
лицу, хлопотала по хозяйству, шила, стирала пыль, провожала Весту в школу,
присматривала за прислугой. Герхардт  трудился  с  утра  до  ночи,  -  ему
непременно нужно было приложить руку ко всякому домашнему делу.  Одной  из
обязанностей, которые он сам на себя возложил, было ходить по дому  следом
за  Лестером  и  слугами,  выключая  газ  или  электрические  лампы,  если
кто-нибудь  забывал  их  погасить,  что  в  его  глазах  было   преступной
расточительностью.
   Огорчала бережливого старика и манера Лестера носить даже самые дорогие
костюмы всего несколько месяцев, а потом выбрасывать. Он  чуть  не  плакал
над превосходными башмаками, которые Лестер не желал носить только потому,
что слегка стоптался каблук или кожа кое-где морщит. Герхардт считал,  что
их нужно отдать в починку, но  на  все  его  ворчливые  увещевания  Лестер
отвечал, что эта обувь стала ему неудобна.
   - Такая расточительность! - жаловался Герхардт  дочери.  Столько  добра
пропадает! Вот увидишь, плохо это кончится, никаких денег не хватит.
   - Он иначе не умеет,  папа,  -  оправдывалась  Дженни.  -  Так  уж  его
воспитали.
   - Ну и воспитание! Эти американцы ничего не смыслят в экономии. Им бы в
Германии пожить, тогда узнали бы цену доллару.
   Лестер, слыша об этих разговорах от  Дженни,  только  улыбался.  Старый
Герхардт забавлял его.
   Не мог старик примириться и  с  привычкой  Лестера  переводить  спички.
Бывало, Лестер, чиркнув спичкой  держал  ее  некоторое  время  на  весу  и
разговаривал, вместо того чтобы зажечь сигару, а потом бросал. Или начинал
чиркать спичку за спичкой задолго до того, как закурить.  На  веранде  был
уголок,  где  он  любил  покурить  летними  вечерами,  беседуя  с  Дженни;
поминутно зажигая спички, он швырял их одну  за  другой  в  сад.  Однажды,
подстригая газон, Герхардт, к своему ужасу, нашел целую кучу  полусгнивших
спичек. Он совсем приуныл и, собрав в газету  вещественные  доказательства
преступления, понес их в комнату, где Дженни сидела за шитьем.
   - Вот что я нашел! - заявил он. -  Ты  только  посмотри!  Этот  человек
понимает в экономии не больше чем... чем... - Он так и  не  нашел  нужного
слова. - Сидит курит, а со спичками вот  как  обращается.  Ведь  они  пять
центов коробка стоят - пять центов! Как он, интересно, думает прожить  при
таких тратах? Нет, ты только посмотри, что это такое.
   Дженни посмотрела и покачала головой.
   - Да, Лестер совсем не бережлив, - сказала она.
   Герхардт у