Клара (протягивая руку). Значит, мы друзья! Вы  снова  мой  кузен,  мой
брат!
     Ивлин (выпустил ее руку). Брат! Продолжайте.
     Клара. Да, я буду  говорить,  как  слабая,  неопытная,  невежественная,
ничем не выдающаяся сестра могла бы  говорить  со  своим  братом,  по-мужски
честолюбиво мечтая о его будущих успехах. О Ивлин, когда вы унаследовали эти
огромные деньги, мне нравилось мечтать о том,  как  вы  распорядитесь  своим
богатством. Вы добры, умны, талантливы; я знаю, какой пылкий дух кроется  за
вашим  холодным  сарказмом,  сарказмом  человека,  столь  долго   терпевшего
неудачи! Я видела,  что  перед  вами  открывается,  наконец,  благородный  и
светлый путь, и часто думала: пройдут годы, и там, в далеких  краях,  где  я
буду очень скоро, я услышу, как ваше имя отождествляют не с теми поступками,
на которые богатство толкает низких людей, нет, но с теми деяниями и целями,
для  достижения  которых  богатство  служит  у  возвышенных   людей   только
орудием... И я думала также, что  смогу  сказать  себе,  проливая  гордые  и
сладостные слезы: "Этот человек когда-то любил меня!"
     Ивлин. Довольно, Клара! Довольно, прошу вас!
     Клара. Но так ли это получилось? Остались ли вы верны  себе?  Пышность,
тщеславие, роскошь, причуды, безумства - все это может принести  известность
другим, но оно противоречит всем стремлениям, всем свойствам  души  Альфреда
Ивлина! О, простите меня! Я слишком смела, я причиняю  вам  боль,  оскорбляю
вас. Ах, я не решилась бы это сказать, если бы мне не казалось порой, что...
     Ивлин. Что в моих безумствах, в моем легкомысленном отношении к судьбе,
которая вознесла меня так высоко, виноваты вы? Вот что  вы  думали,  и  были
правы. В молодости я изведал всю горечь нужды, и,  может  быть,  мне  просто
хотелось, страстно хотелось вкусить этой  ослепительной,  сверкающей  жизни,
которая была видна мне вся, но на которую я смотрел издали, с  самой  низкой
ступеньки и при этом с возмущением. Однако мне хватило месяца, даже  недели,
для этого опыта. Опыт! Как быстро мы узнаем,  сколь  холодны  сердца,  сколь
низки человеческие души, будь то у аристократа в его залитом солнцем  дворце
или у нищего на паперти, чьи лохмотья заливает дождь! Между  двумя  полюсами
общества разница лишь в одном: наверху порок, улыбаясь,  предается  разгулу,
внизу злодеяние, хмурясь, умирает с голоду.  Но  вы,  вы  же  отвергли  меня
потому, что я был беден. Можете меня презирать, если хотите, можете  считать
мою месть недостойной, но я хотел показать  вам  ту  роскошь,  тот  мишурный
блеск, то великолепие, которое, как мне  казалось,  вы  так  высоко  ценили,
показать,  сколь  привлекательно  для  вас,  женщин,  подобное  положение  в
обществе, - ведь вы могли бы разделить его со мной, если б любили  меня!  Но
мне не помогло ничто - ни моя бедность, ни мое богатство! Вы не любили  меня
ни тогда, ни теперь, и моя судьба решена.
     Клара. Счастливая судьба, Ивлин. Ведь вы любите!
     Ивлин. И наконец-то любят меня! (После паузы, резко обернувшись к ней.)
Вы сомневаетесь?
     Клара. Нет, нет, я твердо верю в это! (В сторону.) Неужели она способна
не любить его!
     Ивлин. Может быть, Джорджина тщеславна... и легкомысленна... и...
     Клара.  Нет,  нет,  не  думайте!  Как  только   вы   оградите   ее   от
корыстолюбивых советов отца, вы сумеете перевоспитать ее и поднять до  себя.
Она еще  очень  молода...  хороша,  весела,  жизнерадостна...  остальное  вы
придадите ей сами, если будете верить в себя. А теперь, когда между нами  не
осталось ничего враждебного, даже сожалений, даже... (улыбаясь)  мщения,  вы
оправдаете свою благородную натуру. И... прощайте, кузен!
     Ивлин. Нет, подождите... вас  интересует  моя  судьба!  Быть  может,  я
обманулся? О, почему, почему вы оттолкнули сердце,  принесшее  все  к  вашим
ногам? Быть может, вы еще могли бы... могли... Но я с ума сошел... не  знаю,
что говорю... ведь я связан словом с другой...  мы  дали  обет...  Уезжайте,
Клара, так будет лучше. Но о ком-то, возможно, вы  все  же  станете  скучать
больше,  чем  обо  мне,  -  о  ком-то,  к  чьим  безумствам  вы  были  более
снисходительны, о ком-то, кого вы хотели бы назвать нежнее, чем братом!
     Клара (в сторону). Может быть, ему от этого будет легче. ...Ну что  же,
верьте в это... и расстанемся друзьями!
     Ивлин. Друзьями! И это все! Так оно бывает в жизни: ее  взгляд  отгонял
любые горести, от одного  прикосновения  ее  руки  трепетало  сердце,  своей
неземной красотой она освещала, подобно лунному свету, все самое  низменное,
- но пройдет немного времени - год, месяц, день, - все это исчезнет... и  мы
будем вспоминать с усмешкой наши праздные мечты! Все сладостное  очарование,
постигнутое лишь однажды, никогда не вернется вновь! И тот, кто  первый  все
забыл, кто навсегда лишил вашу жизнь солнечного  света,  приходит  к  вам  и
говорит небрежно: "Расстанемся друзьями!"  Уезжайте,  Клара,  уезжайте...  и
будьте счастливы, если можете!
     Клара (плача). Как он жесток! Как он жесток до последней  минуты...  Да
простит вас бог, Альфред! (Уходит.)
     Ивлин. Глупец! Что она говорила? Как она смотрела на меня? Неужели  она
меня  любит?  Она  защищает  свою  соперницу...  когда  я   обвинял   ее   в
привязанности к  другому,  она  этого  не  отрицала...  и  все  же  какой-то
внутренний голос твердит  мне,  что  я  опрометчиво  отдал  себя  во  власть
болезненной  ревности.  Но  выбор  сделан,  и  я  должен  принять  все   его
последствия...

                           Входят слуга и Грейвс.

     Слуга (Грейвсу). Леди Френклин заканчивает свой туалет, сэр.
     Грейвс. Я подожду.

                               Слуга уходит.


        "СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ"

                              Грейвс и Ивлин.

     Грейвс. Она была бы достойна дружбы с моей  навеки  утраченной  Марией!
Она так внимательна ко мне - она пригласила меня не для того, чтобы утешать,
- это невозможно! - но для того, чтобы наслаждаться скорбью вместе со  мной!
Да, то будет печальная картина... (Увидел Ивлина.) Вы, Ивлин? Мне только что
сказали, что место депутата от Грогджинхоля наконец освободилось. Почему  бы
вам не выставить свою кандидатуру? Владея таким имением,  вы  можете  пройти
даже без обсуждения вашей кандидатуры.
     Ивлин. Я презираю  эту  борьбу  за  пустяки,  эту  вечную  тяжбу  между
Властями и Человеком, - и  вы  хотите,  чтобы  я  стал  одним  из  крикливых
спорщиков? Никогда!
     Грейвс. Вы правы, простите меня.
     Ивлин (в сторону). И тем не менее Клара  говорила  о  моем  честолюбии.
Когда я сумею отличиться, она пожалеет, что отвергла меня. (Вслух.)  Но  все
же, Грейвс, как бы ни было испорчено человечество, наш долг попытаться  хотя
бы немного исправить его. Каждый англичанин обязан чем-то своей родине.
     Грейвс. Безусловно! (Считает по пальцам.) Восточными ветрами, туманами,
ревматизмом, легочными заболеваниями и налогами...
     Ивлин нервно ходит взад и вперед.
     Вы чем-то  взволнованы?  Поссорились  со  своей  нареченной?  Погодите,
пройдет месяц после женитьбы, и вы уже не будете знать, куда деваться!
     Ивлин. Как вы умеете ободрить человека...
     Грейвс. А стоите ли вы того, чтобы вас ободряли? В одно прекрасное утро
вы говорите мне, будто любите Клару или, по  меньшей  мере,  ненавидите  ее,
что, собственно, одно и то же, - бедная Мария часто говорила, что  ненавидит
меня! - и в тот же вечер делаете предложение Джорджине!
     Ивлин. Клара быстро утешится - с помощью сэра Фредерика.
     Грейвс. Он слишком молод.
     Ивлин. Хорош собой!
     Грейвс. Самодовольный фат!
     Ивлин. И потому неотразим.
     Грейвс. Тем не менее Клара была настолько бестактна, что отказала  ему.
Мне говорила об  этом  леди  Френклин,  которой  он  поверял  свои  горести,
поправляя галстук.
     Ивлин. Грейвс, дорогой мой, это правда?
     Грейвс. Но что с того? Вы должны жениться на Джорджине; она, по  словам
леди Френклин, искренне  привязана...  к  вашему  богатству.  Идите,  Ивлин,
надевайте себе петлю на шею; они вас ловко провели.
     Ивлин. Они? Чушь! Если кто и провел меня, так это я сам! Не странно ли,
что,  когда  дело  касается  разума  -  арифметики  и  логики  жизни,  -  мы
благоразумны, проницательны, осторожны; но затроньте наши сердца,  пробудите
наши страсти, лишите  нас  на  мгновенье  надежной  брони  -  корыстолюбивой
расчетливости, и любой философ окажется глупее дурака! Меня провели - если б
только я был в этом уверен!
     Грейвс. Ну, конечно! Вы пробовали заполучить Клару, когда  были  бедны;
вы правильно сделали, что  попробовали  заполучить  Джорджину,  когда  стали
богаты!
     Ивлин. Совершенно верно! Продолжайте.
     Грейвс. У вас будет превосходный тесть. Когда сэр Джон говорит о  ваших
доходах, у него буквально навертываются слезы на глаза!
     Ивлин. Сэр Джон? Возможно! Но Джорджина?
     Грейвс. Разыгрывает вечером любовь к вам, поупражнявшись в этом утром с
сэром Фредериком!
     Ивлин. Будьте же серьезны, наконец,  прошу  вас!  Что  вы  хотите  этим
сказать?
     Грейвс. Что, идя сюда, я часто встречаю ее в парке с сэром Фредериком.
     Ивлин. Это правда?
     Грейвс. Ну и что? Человек рожден, чтобы быть обманутым. Но вы, кажется,
очень нервничаете... у вас дрожат руки - это все от игры. В клубах  говорят,
что вы играете при очень крупных ставках.
     Ивлин. Ха-ха-ха! Говорят? Проиграть  или  выиграть  несколько  сотен  -
дешевый дурман... все, что угодно, лишь бы забыться...  Бедняк  пьет,  богач
играет... а причина одна и та же! Однако  вы  правы,  это  средство  слишком
низко, больше я играть не буду.
     Грейвс. Очень приятно - ведь ваш дружок, капитан Смус, разорил половину
наших юных  наследников.  Играть  с  ним  -  все  равно  что  объявить  себя
банкротом. Даже сэр Джон обеспокоен. Я только что встретил его  на  Пэл-Мэл;
он остановил меня и умолял поговорить с вами. Да,  я  совсем  забыл  -  ваши
банкиры Флэш, Бриск, Кредит и Кo?
     Ивлин. Ах, сэр Джон обеспокоен? (В сторону.) И  этот  плут  и  шарлатан
одурачил меня? Но я могу расправиться с  ним  его  же  собственным  оружием!
...Хм! Действительно ли Флэш мой банкир? Почему вы спрашиваете?
     Грейвс. Потому что сэру Джону сказали сейчас, что их дела очень  плохи;
он умоляет вас забрать оттуда все, что вы туда вложили.
     Ивлин. Хорошо, я этим займусь. Так сэр Джон обеспокоен моей игрой?
     Грейвс. Ужасно! Он даже сказал мне, что пойдет сегодня вечером  в  клуб
понаблюдать за вами.
     Ивлин. Понаблюдать за мной! Отлично! Я буду там.
     Грейвс. Но вы обещаете больше не играть?
     Ивлин. Обещаю... играть. Я не могу отказаться от игры.
     Грейвс. Но, черт вас побери!  Страдайте,  пожалуйста,  разбивайте  себе
сердце, это все чепуха! Но берегите же карман!
     Ивлин. Я пойду  туда...  будут  играть  с  капитаном  Смуссм,  проиграю
сколько захочу - тысячи, миллионы, миллиарды...  и  если  сэр  Джон  посмеет
шпионить за моим проигрышем, как  бы  он  сам  не  проиграл  на  этом  деле!
(Ссбрался уйти, но вернулся.) До чего же я рассеянный! О каком это банке  вы
говорили? Флаш, Бриск и Кредит? Вот неудача! И сегодня уже  поздно  забирать
деньги. Скажите сэру Джону, что я ему весьма признателен  и  что  он  найдет
меня в клубе в любое время до рассвета, за картами  с  моим  другом  Смусом!
(Уходит.)
     Грейвс. Он сошел с ума!  Впрочем,  в  этом  нет  ничего  удивительного.
Собаки в страхе ждут летнюю жару, а человек в страхе ждет медового месяца!

                               Входит слуга.

     Слуга. Леди Френклин просит вас, сэр, пройти к ней в будуар.
     Грейвс. В будуар? Хорошо, я сейчас приду.

                               Слуга уходит.

Как  бьется  сердце!  Вероятно,  от  горя...  Бедная Мария! (Ищет в карманах
носовой  платок.)  Ну,  конечно,  белого  нет.  Не  везет, как всегда. Пошел
навестить  даму,  чтобы  побеседовать  о  дорогой усопшей, и не взял ничего,
кроме  этой  дурацкой, пестрой, блестящей, желто-красно-синей отвратительной
индийской  тряпки;  просто  неприлично  неутешному вдовцу пользоваться таким
платком!  Ах,  эта  Фортуна,  вечно  она  терзает  чувствительные  сердца! В
будуар... ха-ха-ха! В будуар! (Уходит.)


        "СЦЕНА ПЯТАЯ"

                    Будуар в том же доме. Леди Френклин.

     Леди Френклин. Мне так жаль этого  несчастного,  который  твердо  решил
испортить себе жизнь, что я не менее твердо решила сделать  его  счастливым.
Если только мой план удастся, он будет смеяться, будет петь,  будет...  Тсс!
Он идет.

                               Входит Грейвс.

     Грейвс (вздыхает). Ах, леди Френклин!
     Леди Френклин (вздыхает). Ах, мистер Грейвс!

                              Они усаживаются.

     Леди Френклин. Простите, что я заставила вас  так  долго  ждать.  Какая
сегодня прелестная погода!
     Грейвс. Дует восточный ветер, сударыня, но вам все кажется прекрасным -
вы всегда в хорошем расположении духа!  Бедная  Мария,  она  тоже  была  так
весела...
     Леди Френклин. Да, она была весела! Столько жизни и такой характер!
     Грейвс. Характер? О да...  его  ничто  не  могло  сломить.  Она  всегда
умудрялась настоять на своем. О, другой такой женщины я не встречал!
     Леди Френклин. И когда она была оживлена, она была так хороша! Глаза ее
так и сверкали!
     Грейвс. Не правда ли? Ах-ах-ха-ха-ха! А помните ее милую манеру  тспать
ножкой - эдакой крошечной ножкой, - я снова вижу перед собой Марию! Ах,  эта
беседа так меня утешает!
     Леди Френклин. А как она хорошо играла в ваших любительских спектаклях!
     Грейвс. Помните ее в роли миссис Окли в "Ревнивой супруге"? Ха-ха!  Как
у нее это получалось! Ха-ха-ха!
     Леди Френклин. Ха-ха-ха! Да, да - в самом  первом  явлении,  когда  она
выходила и говорила: "Ваша жестокость, ваша грубость убьют меня!"
     Грейвс. Нет, нет, не  так!  Более  энергично!  "Ваша  жестокость,  ваша
грубость убьют меня!" Ха-ха-ха! Уж я-то знаю,  как  она  это  говорила,  она
проверяла эту фразу на мне по два раза в день! Моя бедная  крошка!  (Утирает
слезы.)
     Леди Френклин. А как она пела! Как сочиняла музыку! Напомните  мне  эту
французскую песенку, которую она так любила...
     Грейвс.  Ха-ха-ха!  Веселая  песенка,   правда?   Сейчас...   сейчас...
позвольте...
     Леди Френклин (напевает). Тра-ля-тра-ля-ля-ля-ля! Нет, не так.
     Грейвс (напевает). Тра-ля-ля-тра-ля-ля-трам-там-там!
     Оба. Тра-ля-ля-тра-ля-ля-трам-там-там! Ха-ха-ха!
     Грейвс (откинулся на спинку кресла). Ах, какие воспоминания  пробуждает
во мне эта песенка! Они слишком тяжелы!
     Леди Френклин. Разумеется, тяжелы, но все мы смертны...  (Вздыхает.)  А
помните, как она танцевала у вас на рождество шотландскую джигу с  капитаном
Макнаутеном?
     Грейвс. Ха-ха-ха! Ну, разумеется! Разумеется!
     Леди Френклин. Вы помните это па?  Что-то  в  этом  роде,  не  так  ли?
(Танцует.)
     Грейвс. Нет, нет, не так, совсем не так! Встаньте  здесь.  А  теперь...
(Напевает мотив.) Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!

                                  Танцуют.

Превосходно! Очаровательно!
     Леди Френклин (в сторону). Ну, теперь я добилась...

    Входят сэр Джон, Блаунт и Джорджина. Все застывают в изумлении. Леди
                       Френклин продолжает танцевать.

     Грейвс. Обворожительно! Восхитительно! Я словно вижу перед собой Марию!
Так...  так...  дайте  вашу  ручку...  О,  черт!  Не  везет,   как   всегда!
(Остановился напротив сэра Джона.)

                           Леди Френклин убегает.

     Сэр Джен. Однако, мистер Грейвс!
     Джорджина |
               } Бис, Бис, Браво!
     Блаунт    |
     Грейвс.  Вы  ошибаетесь!  Я...  я...  сэр  Джон...  Видите  ли...  леди
Френклин... то есть я... Моя бедная Мария! Ты по крайней мере  избавлена  от
подобных превратностей судьбы!
     Джорджина. Продолжайте, пожалуйста! Блаунт. Мы  не  будем  вам  мешать!
Грейвс. Мешать мне! Должен сказать вам, что это грубо...  это  недостойно...
устраивать себе зрелище из переживаний несчастного страдальца, который  ищет
утешения у сочувствующего ему друга... Но такова природа человека!
     Джорджина. Мистер Грейвс! (Идет за ним.)
     Грейвс. Бессердечная!
     Блаунт. Д'огой мисте' Г'ейвс! (Идет за ним.)
     Грейвс. Легкомысленное существо!
     Сэр Джон. Оставайтесь обедать! (Идет за ним.)
     Грейвс. Бесчувственный человек.
     Все. Ха-ха-ха!
     Грейвс. Чудовища! Прощайте! (Уходит.)

                            Все следуют за ним.


        "СЦЕНА ШЕСТАЯ"

Клуб; вечер, яркие огни. Маленькие преддиванные столики с книгами, газетами,
кофейными  и  чайными  приборами. Несколько членов клуба собралось у камина;
один  сидит,  закинув  ноги  на спинку стула; другой - закинув ноги на стол;
третий  -  закинув ноги на полку камина. На переднем плане слева Старый член
клуба, сидя у маленького круглого столика, читает газету. Справа - карточный
столик,  за  которым  сидит капитан Дадли Смус, потягивая лимонад. В глубине
                       сцены еще один карточный стол.

                             Глоссмор и Стаут.

     Глоссмор. Вы редко бываете в клубе, Стаут.
     Стаут. Да; время - деньги. Час, проведенный в клубе, - это капитал  без
процентов!
     Старый член клуба (читая газету). Официант! Табакерку!

                      Официант приносит ему табакерку.

     Глоссмор. Так, значит, Ивлин пристрастился к игре? Я вижу, что губитель
Смус, "мрачно притихнув, ждет вечерней добычи". Да, работа,  надо  полагать,
предстоит серьезная - Смус пьет лимонад.  Хочет  сохранить  ясную  голову  -
хитрая собака!

                Входит Ивлин; по пути пожимает многим руки.

     Ивлин. Здравствуйте,  Глоссмор!  Хэлло,  Стаут,  вы  ведь  не  играете?
Политическая экономия никогда не играет в  карты,  да?  У  нее  никогда  нет
времени на чтонибудь более легкомысленное, чем  Ренты  и  Доходы,  Оплата  и
Труд, Высокие  Цены  и  Низкие  Цены,  Законы  о  хлебе,  Законы  о  бедных,
Десятинные подати, Денежное  обращение  и  другие  калеки!  Нормы,  Загадки,
Налоги, Шарады и прочая тоска! Вот кто сыграет со мной -  Смус!  Послушайте,
Смус! Партию в пикет? Вы должны дать мне возможность отыграться!

   Члены клуба многозначительно подталкивают друг друга; Стаут отходит в
      сторону с табакеркой. Старый член клуба свирепо смотрит на него.

     Смус. Альфред, дорогой мой, с превеликим удовольствием!

                            Усаживаются за стол.

     Старый член клуба. Официант! Табакерку!

  Официант берет ее у Стаута и подает Старому члену клуба. Входит Блаунт.

     Блаунт. Так, так! Ивлин опять за столом, - а, Глоссмо'?
     Глоссмор. Да, Смус прилип к нему как пластырь. Он не дурак, этот Смус.
     Блаунт. Сыг'аем одну па'тию?
     Глоссмор. С кем?
     Блаунт. Флат и Г'ин.
     Глоссмор. Плохие игроки...
     Блаунт. Я взял себе за п  авило  -  иг'ать  с  плохими  иг'оками;  пять
п'оцентов в твою пользу! Ненавижу аза'тную иг'у! Но  сыг'ать  спокойно  одну
па'тию, особенно когда ты лучший иг'ок из четве ых,  -  от  этого  в'еда  не
будет!
     Глоссмор. Умница Блаунт!

Блаунт берет табакерку и отходит с ней в сторону. Старый член клуба свирепо
                              смотрит на него.
  Блаунт, Глоссмор, Флат и Грин усаживаются за карточный столик в глубине
                                   сцены.

     Смус. Тысячу извинений, мой дорогой  Альфред...  Девяносто...  репик...
десять карт... игра!
     Ивлин (передает ему ассигнацию). Игра! Но прежде чем продолжим, -  один
вопрос. Сегодня четверг  -  сколько  вы  рассчитывали  выиграть  у  меня  до
будущего четверга?
     Смус. Ce cher Alfred {- наш милый Альфред! (Франц.)}! Такой шутник!
     Ивлин (записывая в книжечке). Сорок игр в вечер - пять  вечеров,  минус
воскресенье; наши обычные ставки; кажется, я правильно подсчитал?
     Смус (взглянув на з