хотела Земма? Он перед ней  не выступал
как  поэт.  Ну разве  он мог быть  бездуховным,  когда  все  общество  такое
духовное? Он напрягся  и вот перед ним в различных одеждах - сонм великих. В
туниках  и хитонах,  причудливых накидках и рубищах. Тот -  точно Христос, -
отметил про  себя Сергей. Старцы молча взирали на него. И  он задал  им один
вопрос: духовность может быть без ничего, сама  по себе, или она должна быть
овеществленной.  А если овеществленной - то  как? И он увидел, как удивленно
поползла вверх бровь Будды, как вдруг провисли еще сильнее усы Конфуция, как
дерзкий Сократ отвернул голову. Казалось, ему что-то хотят сказать Христос и
Магомед.  И  он  услышал.  Явственно. Четко. Может,  его перевести  в другое
место? Но кто-то  мудрый ответил: "Не надо. Может, еще все образуется". И он
вдруг на короткое время увидел, как ноосфера приобрела потолок, белый-белый,
он  почти прижал  его, потом так же неожиданно исчез.  "Я  же у  тети,  черт
возьми! Совсем забыл!".
     Почему он не  поехал к матери от тети? -  Это  же совсем недалеко  - на
поезде -  сутки. Да потому!  - Теперь  он не скрывал  от себя ничего и давал
выход любым, самым смелым мыслям, о чем раньше  запрещал себе думать, и если
подобная мысль появлялась, то он не давал  ей  оформиться, принять  четкие и
беспощадные формы. "Я  не  люблю свою мать!" -  вспыхнуло  ярко и  резко. Не
люблю! Может,  я к ней испытываю жалость? - Да нет - скорее, раздраженность.
Дажене  жалость,  а именно раздраженность. И, кажется мать  чувствовала это,
когда он изредка приезжал к ней в гости. Как-то сестра сказала ему, что мать
убеждена, что у Сергея нет семьи потому, что он никого, кроме самого себя не
любит. Ну и прекрасно! Не надо было рожать его  таким красивым и здоровым!".
Он подумал  так и тут же возразил сам себе: но я же встречал красивых людей,
кто  любил своих  близких! Та же Земма любила свою  мать  - осетинку  (фу ты
черт! - еще  вот  я  и  националистом оказался, вроде осетины -  чем-то хуже
меня).  Он  понимал, что у  тети гостить долго нельзя - не объяснишь  же всю
драму с последней женитьбой! Но как ехать в город? Уже  все наверняка знали,
что она дала ему  отворот поворот, что  вернулась  к старому мужу, а у него,
Сергея,  наверняка   нахоидил  кучу  недостатков   -  как  реальных,  так  и
вымышленных.  Или раздували незначительные до вселенских масштабов. Вот они,
люди! Ему совсем не хотелось слышать оборывки фраз в свой адрес на улице или
в  транспорте, но в  городе он оставаться не мог.  Решил отправить письмо на
работу, что уходит - решил вернуться к журналистке, на новом месте его  ждут
и он просит не  затягивать с подписанием  заявления (А то ведь еще  заставят
отрабатывать  месяц -  до того  времени, как  найдут замену.  А  так - время
идет). Он пробыл у тети еще две недели и вылетел в почти родной  город.  Да,
на работе отнеслись с пониманием. За день он оформил все, что нужно, оплатил
все   коммунальные  услуги  за  квартиру   и  на  год  вперед   за  охранную
сигнализацию.  Он уже знал, куда  поедет. Перед ним была карта Средней Азии.
Вот  он и  пошедет в  Ферганскую  долину, поработает  там во всех  областных
газетах  и соберет за  это время материал для книги  - об истории долины,  о
шелковом пути,  о том,  как  русские офицеры изучали  этот  край, издавали в
Ташкенте результаты своих исследований. Но если все это собрать! Нет, это не
пустое, это очень важно! А потом  можно  будет написать о Гиссарской долине.
Это интересно для людей.  И - не пустая трата времени. Он как-то отвлечется,
вечера займут библиотеки или записки  дома. И начнет он не с самого верховья
и вниз,  до Гулистана,  а с Ходжента - там редактором работал хорошо знавший
его  по  работе  в  "Молодежке редактор, в  то  время  -  зав.пром.  отделом
партийной  газеты. У них были хорошие  личные отношения, и Георгий)  у него,
конечно, было  отчество - Павлович) предлагал  ему даже место в своем отделе
после той самой статьи Сергея "Дом шофера - каюина". Он полетел в Ходжент, и
пока  "ИЛ-18"  пересекает  горные  хребы,  нам  хватит  времени  на   совсем
коротенькое замечание: если бы путешествия всем излечивали душевные раны, то
в  мире  не  было бы  несчастных  людей  вообще. Путешествующих  в двадцатом
столетии увеличилось многократно по сравнению с предыдущим веком, но вряд ли
настолько же  увеличилось и число счастливчиков. И более того: совсемнемного
описаний среди  сотен  и сотен, чтобы заинтересовали нас. До сих пор  бытует
заблуждение,  что Марко Поло один совершил путешествие. Ничего подобного! Он
был  чуть  ли не  мальчишкой  в  составе  какравана, который возглавляли два
брата, один из  которых  приходился  Марко Поло  отцом. Имена  руководителей
этого удивительного путешествия мы  не  помним, а помним Марко Поло: - самый
младший член экспедиции оказался не только самым любознательным, но и  самым
талантливым.  И неизвестно,  найдет ли  Сергей что-то  такое, что  привлечет
внимание читателей: до революции русские офицеры издавали сборники и журналы
о Средней Азии  (Туркестанском крае), а после революции описано все и не раз
-  все великие стройки,  все передовики и особенно -  передовички, если  они
были из местных народов.  Но дело,  конечно, не в этих двух обстоятельствах.
Как много  из нас, воодушевленные  каким-то событием (путешествием, книгой о
великой строке,  портретом знатной таджички (узбечки, туркменки,  киргизки и
т.д.)  пытались  найти  ниечто похожее и блеснуть  уже  на том, что когда-то
блеснуло. И не только в журналистики  или  наивном краеведении (тут доходило
вообще до чудачеств - некоторые ударялись в топонимику и по невежеству часто
представляют читателю свои домысли о  названии какого-либо места или города,
не  имеющие к реальности никакого отношения. Ну только один случай.  Есть  в
Таджикистане город Регар, которому сколько лет, не знают даже археологи, эти
барсуки истории. Так вот.  Объявился в  Таджикистане как-то человек, немного
кумекавший по-французски.  Он тут  же дал объяснение происхождению  названия
города:  мол,  тут  стоял гарнизон царской  армии (хотя самый близкий  был в
Душанбе -  за полусотню верст), и  русские  офицеры выезжая  на  разведку, в
ответ на вопросы местных жителей отвечали, что поехали они, мол, на регаре -
мол, на разведку. Чушь, конечно, но некоторым наивным людям такое объяснение
нравилось. Не знаю, по этому  ли  поводу или  по-другому,  но мудрые таджики
взяли  да  и переименовали  регаре  в города  Турсундзаде. По-русски звучит,
конечно,  не ахти,  но что назван  он по имени одного из классиков советской
литературы -  автор может поклясться на любой  святой книге, поскольку лично
несколько десятков лет был знаком с Мирзо Турсун - заде,  у которого, помимо
политических поэм есть вполне приличные лирические стихи.
     Мой образованный читатель похвалит, меня, конечно, за то, что несколько
вялым и традиционным стилем я написал  вышеозначенные страницы - берегу вас,
чтобы  не  превращались  в вестника победы  над полчищам персов и  не  упали
замертво  в Афинах с  криком на устах под водительством  Дптиса и Артаферна:
"ПОБЕДА", то бишь дочитав до конца книгу.
     Ну  вот  -  о  путешествиях  по  небу, земле,  морям и  даже истории мы
закончили и перейдем сразу к делу. Георгий Павлович определил Сергея в отдел
информации: тут  можно было работать и без партийного билета в кармане, как,
например,  в  отделе  партийной  жизни  или  пропаганды.  Сергей  и  сам  не
догадывался, как прошлый опыт может помочь в  новой старой работе. На первой
же  планерке редактор сообщил  об успешной  операции милиции  по  задержанию
хитрйо  идерзкой банды грабителей. И тут же сказал: "Ну, мы поручим написать
об этом Сергею  Егоровичу". -  Давая понять, что  надо сходу зарекомендовать
себя в новом коллективе. Сергей познакомился с делом, узнал, где и что шайка
сперла, как на них трудно было выйти, как  за ним  гнались  и настигли возле
воровского центра - в Денау. Вот тут-то, при  чтении последних страниц, он и
начал непроизвольно  напевать  песенку из  "Неуловимых  мстителей": "Погоня,
погоня, погоня,  погоня  в  горячей  крови...".  Он остановился: а что  если
материал  построить  по  киношному  принципу  -  динамично,  с  параллельным
монтажом, с  крупными  планами ментов и бандитов?  Да,  это идея! Он написал
материал за вечер, отпечатал его и сначала отдал один экземпляр редактору, а
второй  повез  на  визирование  начальнику  облмилиции.  На  следующий  день
редактор вызвал Сергея и улыбнулся: "Материал - просто отличный. Все - свежо
и читабельно...  Только вот  пришлось мне шефа милиции с  полчаса уламывать:
тот доказывал,  что  больше,  мол,  все  похоже  на  американские  боевики".
Усмехнулся и  добавил: "Пока  учился  в  Москве в академии, узнал, что такое
американские боевики. А то  ведь  кроме родного Куляба ничего и не  видел до
этого".
     Почему некоторые события  выглядят  в ярком, почти белом цвете?  На той
планерке, редактор, чтобы осечь возможные наскоки на необычный для провинции
материал,  упредил всех: шурша  номером газеты,  он сказал:  "Хочу заметить.
Материал Сергея Егоровича "Погоня, погоня в горячей степи" необычен для нас.
Но, думаю, мы все должны извлечь из него урок как по поиску новых (может, не
настолько броских форм), и, что особенно важно - материал  как бы включен  в
нашу культурную  традицию, удачно перекликается  с любимым в народе фильмом,
причем, не в  лоб, но и там и  здесь - борьба с  врагами советской власти, с
теми, кто не хочет принимать наш образ жизни, а заголовок как бы протягивает
нить традиции от тех, героических  времен к нашему времени". Сергею виделось
сейчас, что вся комната залита  ярким  белым цветом (это несли  на несколько
минут кварцевую лампу, чтобы  убить всех микробов. Но  он не знал этого, как
не знал и того, что все  яркие эпиоды виделись как раз в такие моменты, хотя
главными в своей жизни он бы  не назвал, как и этот - с милицейской погоней.
Пошутил - и только). Но  опять же - он не знал, как дорого  ему будет стоить
эта шутка:  шеф  выписал  премию  -  аж  тридцать  рублей и по всем правилам
газетно-провинциального  этикета  ее  полагалось  немедленно пропить. Сергей
сразу  стал  популярным  человеком  среди этих  разночинцев, как  он  назвал
редакционный  коллектив.  Семь бутылок водки  на дюжину человек оказалось  в
самой норме, той самой, после которой из карманов выгребают последние рубли,
чтобы "добавить". В шуме и гаме большой  секретарской комнаты к нему  всегда
подходил кто-нибудь из сотрудников, чтобы спьяну поведать самое сокровенное.
Один так прямо и сказал ему: "Слушай, я рад, что ты появился здесь. А то я -
совсем  один среди  этого быдла.  Я же пишу стихи, а они - не понимают. Даже
шеф печатает только к какому-нибудь празднику -  ну там к Первому мая  или к
седьмому ноября.  Иногда - к  Новому году. А ведь вроде грамотный - даже ВПШ
окончил...". Но больше  всего  его  поразил  один человек  в  шляпе.  Он был
единственный, кто не снимал ею практически никогда - разве что напланерках у
редактора  да на  партсобраниях. Он зашептал  Сергею на ухо,  тычясь  в него
пьяным носом: "Ты, наверное, думаешь, что поймал бога за бороду? Что написал
эту свою погоню - и все?  Да  хоть сто  погонь напишу - это  смысла жизни не
прибавит". Сергей спросил его: "А в  чем смысл жизни?". Пьяный зло посмотрел
на  него и выдал: "А то ты сам  не знаешь? Не знаешь? - он схватил Сергея за
отворот костюма. Сергей  легко избавился от "мертвой хватки".  "Ну ладно - я
вижу,  ты - сильный? Ни хуя подобного! Ты такой же слабак, как и я. Ты  ведь
из  столицы уехал не  книгу  писать.  Верно? И  оттуда можно  было  ездить в
командировки.  Или  взять  творческий  отпуск.  Здесь  ведь  замешан женский
вопрос.  Верно??  Сергей подумал,  что  какая-то  сорока уже  донесла о  его
отношениях  с Верой. Но - вряд ли: они своих отношений не офишировали и даже
там  об этом знали одна-две Вериных подруги.  Не больше. И потому  он  смело
спросил  шляпу: "А почему ты решил,  что тут замешан "женский вопрос?".  Тут
вовремя подпорхнула киска из отдела культуры и спросила: "Ой,  тут о женском
вопросе? Не про меня ли?" - и - засмеялась. "Знаете что -  пойдемте ко мне в
общежитие, мальчики. Все все равно не пойдут, а вы с Мишей (а у шляпы  есть,
оказывается, имя!) не откажетесь ведь?". Он понял, что его кадряд в наглую и
согласился.  Дома у Марины было чистенько, как в светелке царевны.  На кухне
она  успела сообщить Сергею, пока шляпа ждала закусок и выпивки (по пути они
купили еще бутылку водки и три "сухача": "Ты не обращай на него внимания. Он
сегодня не в настроении - значит, жена в очередной раз  ушла к маме. Как они
живут - сам черт не поймет. Только мне кажется, что он - любит ее, а она его
-  не  очень. Даже совсем  не любит.  Мы  за  пять лет так привыкли  к  этим
концертам".  В  этом  двойном воспоминании  тренькнуло болью  родное имя (ну
появилась  бы сейчас  на  секундочку?).  Потом Марина добавила:  "Он  сейчас
выпьет свои сто пятьдесят и пойдет домой - он никогда не останется ночевать,
чтобы его Джультетта  не  выкинула его  вообще". Сергей удивился, как  можно
отправлять домой  в таком  состоянии человека на другой конец  города  - все
равно у Марины две  комнаты. "Да ты  не переживай! Он на "автомате дойдет до
остановки -  тут тридцать метров, а конечная автобуса - прямо у подъезда его
дома. Если свалится  - соседи занесут". Марина хорошо знала повадки шляпы: и
что он один  не  зайдет ни к какой женщине и своей  ненаглядной,  когда  она
вернется, соскучившись по  мужскому  телу  (это будет самая радостная ночь в
жизни шляпы,  хотя чуть  ли не сразу за этим пойдут ссоры, упреки и какой он
осел, что пошел работать  в газету - вон Иркин печет глазированные пряники -
так у него  дом и в доме все - в коврах. И на курорт Иркин ездит каждый год)
почему не берет жену - да  детей  много,  ответила  Марина, хотя Сергей знал
истинную причину -  на море только покажи  червонец из кармана  и уже будешь
лежать в чьей-нибудь постели). И  действительно, выпив стакан водки,  Мишаня
(так обращалась к нему Марина) засобирался домой: "Ну, мне пора. Не, не - не
уговаривайте! У  вас  есть еще  сухое вино - мне его  мешать нельзя  - утром
голова будет болеть (даже под шляпой? -  съерничало  в  голове у Сергея).  А
Марина, чтобы  показать всю свою правоту по знанию Мишаниной жизни, сказала,
хитро   улыбаясь  Сергею:   "Ну   чего   тебе  спешить?  Жена,  наверное,  в
командировке, раз  ты так  поздно задержался. Оставайся здесь (и сама,  мол,
останусь в невинных - вдвоем - спите,  пожалуйста, а то ведь и Сергея одного
налажу. Хотя  все знали, что это - не так). Но Мишаня  ответил: "Дома  -  не
дома - квартиру бросать нельзя. Вдруг там затопит кто. Или еще что... нет, я
поехал".  Его  не  стали  провожать  - выглядело  бы глупо,  и через  минуту
неровный Мишанин шаг  стих  на лестнице. Сергей  не верил, что Мишаня дойдет
даже  до  автобуса.  Марина заметила его тревогу: Да ты не переживай!  Я ему
через сорок минут позвоню - я знаю, он ждет звонка от жены, так что не будет
спать часов додвух". Час - небольшое время, тем более, что у них  было много
сухого  вина,  Марина  жарила  на  кухне  рыбу  -  накануне  она  ездила  на
искусственное  море и  притащила всего себе минимум  на  месяц.  На  халяву,
конечно.  Он успел оценить ее  -  да,  действительно  киска,  как  он  сразу
определил ее для себя  - небольшая, подвижная, с мягкими движениями и мягким
вкрадчим взглядом. Через час она  позвонила "шляпе": Да, это  я, Марина. Как
ты? Нормально  добрался?  Ну я  рада -  не  буду волноваться.  До  утра, мой
дорогой. Целую". Это была формальность  -  "целую": но она  наверняка больно
ранила Мишаню, поскольку он хотел бы услышать от другой.
     Ночь с Мариной  не была ни плохой, ни хорошей. Даже  больше хорошей.  -
Сергей уже начал приходить к выводу, что женщины бывают двух категорий: либо
хорошие, либо  очень хорошие. Но утром  он  ей сказал:  "Это - мой последний
визит. Я не хочу, чтобы мой вопрос решал обком. Тут через неделю  все и  все
будут знать - поверь - я  тут  отработал  три года в "молодежке"  собкорром.
Приходилось снимать  девочек только  с комбинатов  - без  связей,  почти без
знакомств...  Ладненько?". Марина  ничего  не  ответила,  из чего он  сделал
совершенно  верный  вывод, но помочь ей ничем  не  мог: здесь  ему надо было
поработать еще несколько месяцев и уйти "без хвоста".
     А Мишаня на  работе  больше  ни разу  не заговаривал с ним  о  "женском
вопросе". Только вот Марина  иногда покажет на Мишаню,  какой он радостный и
ему  станет ясно,  что сегодня  он провел  ночь  с любимой женщиной  в одной
постели. ... Что было самым главным в работе этой, первой, редакции? Пожалуй
то, что какой-то тип в шляпе легко разгадал причину появления его, Сергея, в
провинциальной газете. Сергей понял, что если сам  человек не упирался всеми
ногами  и рогами  в какую-нибудь  непростую  задачу,  то вряд  ли  он поймет
других. Мишаню  можно  было  презирать за  любовь,  к судя  по всему, весьма
недалекой  женщине.  А  он  -  какой-никакой  -  журналист.  Ну,  если и  не
журналист, газетчик. Видит много людей, много чего слышит и знает. А за что,
собственно, презирать Мишаню? Кто знает  тайну, почему любима эта, а не  та?
Или тот, а  не этот? Каких там  загадок понаготовила мать-природа?  Ведь  он
любит  (и  только   ее  и  всегда!)   одну  Земму.  Ну  ладно  -  она  умна.
Проницательна.  Благородна. Красива.  Но что, ее внутренний мир  очень  уж и
волновал  его? Да  ничего  подобного!  Он  тогда очень хотел быть фигурой ну
никак не меньше Маяковского, а может  -  и  больше. Другая  же эпоха, другой
размах.  Это он потом  наткнется  на непонятные  вещи: тот  же чудак Шекспир
написал  свои  сонеты не в эпоху  революционных потрясений, индустриализации
или  там  коллективизации.  Или развернутого  строительства  коммунизма.  Но
ладно, Шекспир - он вот, рядом. Всего четыре века. А как этот древний халдей
за две  с  лишним тысячи лет до нашей умной эпохи, телевизоров и  телефонов,
аотмных бомб и лазерного оружия и еще черт знает чего додумался, нет, увидел
чувственное в  танцах женщин,  как  эти сами  женщины  понимали, что делали.
Да...- "Приседая, низко задами  тряся". Даже  дубовый перевод  впечатляет...
Или этот спорный старец взял да и  одной строчкой огрел:  в воей "Илиаде": И
юные девы желанные всем". Вот так: желанные всем. Это потом наш поэт скажет:
"Любви  все возрасты  покорны. Так он  учился  в  Лицее  и  греков  читал  в
подлиннике, а не в переводе своего друга Гнедича.
     Потом воспоминания стали не ярки, действительность словно поделилась на
нечто похожее тумана, что окружает созвездие  Ориона,  и  туман этот был  не
зловещим,  манящим и недостижимым,  холодным и красивым. Это словно ее образ
вот  растворился  в космосе и  сияет  недостижимо, и  он  заплакал  от своей
безысходности, простив сразу и  шляпу, и всех, как ему казалось, ничтожных и
недалеких людей,  не  заслуживающих  большой любви. Боже! Да человек  просто
больше и величественнее,  сложнее и  тоньше, чем он себе представлял! Мы его
просто загнали в угол своей цивилизацией, определив в стойле место не только
для еды, работы и сна, но и  любви...  Он чувствовал, что слезы  не текут по
лицу. Ну и хорошо. ...  Ага,  значит, сублимация.  Не  во всем не  прав этот
Фрейд. Как часто  недостаток  знаний  мешает нам  понять  простые вещи!  Чем
старше  становился   Сергей,  тем  больше  пораждался  убожеству  советского
образования, особенно в провинциальных вузах. Время до полового дозревания -
так  он  определил для  себя эти пять  лет, что проводили семнадцатилетние в
институтах и университетах. А  сам он... Если бы  не случайные  встречи,  не
случайные  книги  - так  и был бы  провинциальным  ослом  с  университетским
значком на  лацкане пиджака. Впрочем, он  заметил,  чем меньше  знал человек
(ну