тронутая веснушками, широкие плечи и твердая походка. А после  него  самым
красивым и сильным и, уж конечно, первым игроком в бейсбол  был  Джо.  Все
говорили, что ему, такому замечательному игроку в бейсбол, непременно надо
кончить шкоду, но к концу первого же года Папочка заявил, что  у  него  на
руках три дочери и что Джо надо искать работу, и тот поступил рассыльным в
телеграфную компанию "Уэстерн юнион". Джейни очень гордилась  его  формой,
пока девочки в школе не начали дразнить  ее.  Родные  Алека  обещали,  что
дадут ему возможность окончить колледж, если он  будет  хорошо  учиться  в
школе, и Алек приналег. Он не в пример большинству товарищей  Джо  не  был
груб, не говорил гадостей. С Джейни  он  всегда  был  очень  мил,  но  она
никогда не замечала, чтобы ему хотелось остаться  с  ней  наедине.  А  она
отлично сознавала, что по уши влюблена в Алека.
   Лучшим днем ее жизни было то знойное летнее воскресенье, когда они  все
вместе отправились в лодке вверх к Большой стремнине. Она собрала  завтрак
еще с вечера. Утром она добавила  к  нему  кусок  мяса,  который  нашла  в
холодильнике. В конце улиц, застроенных кирпичными  домами  и  окаймленных
по-летнему пышными  деревьями,  еще  висела  голубоватая  дымка,  когда  в
седьмом часу они с Джо, пока еще все спали, тихонько выбрались из дому.
   Они встретились с Алеком на углу перед депо.  Он  поджидал  их,  крепко
упершись в землю широко расставленными ногами и держа в руке сковородку.
   Бегом они догнали трамвай, как раз отходивший к  мосту  у  Кабин-Джонс.
Кроме них, в вагоне никого, словно он был их собственный. Трамвай гудел по
рельсам мимо выбеленных хижин и негритянских лачуг  вдоль  канала,  огибал
холмы, где по склонам колыхался рослый шестифутовый маис, словно  шагающая
шеренга солдат. Солнечный зной ложился бело-голубым глянцем на  колеблемые
ветром поникшие листья и  метелки  маиса;  солнечный  зной  и  жужжанье  и
стрекот мух  и  кузнечиков  горячей  дымкой  подымался  к  бледному  небу,
окутывая дребезжащий, тряский трамвай. Они ели сладкие яблоки, которые Джо
купил у негритянки на одной из остановок,  гонялись  друг  за  дружкой  по
всему вагону, плюхались вповалку в угловые сиденья и  так  надрывались  от
хохота, что совсем ослабели. Потом трамвай пошел лесом, и  сквозь  деревья
им видны были подпорки американских гор в парке Глен-Эхо, и наконец, вволю
навозившись, они выпрыгнули из вагона у Кабин-Джонс.
   Они побежали к мосту поглядеть на реку, коричневую и темную под густыми
зарослями берегов в  это  ослепительно  белое  утро,  потом  нашли  лодку,
которую один из товарищей Алека держал в домике у  самого  канала,  купили
бутылку крем-соды, морса, пива, несколько пакетиков маковок и  стручков  и
отчалили. Алек и Джо гребли, а Джейни, подложив под голову свитер,  удобно
устроилась на дне. Алек греб на носу. Было нестерпимо  жарко.  Пропотевшая
рубашка прилипала к ложбинке  на  его  крепкой  спине,  напрягавшейся  при
каждом взмахе весла. Вскоре мальчики сняли верхнее  платье  и  остались  в
одних купальных костюмах. При виде спины Алека и вздувающихся мускулов  на
его руках у Джейни  сжималось  горло,  и  она  была  счастлива  и  чего-то
боялась. В своем белом ситцевом платье она полулежала  на  корме,  опустив
руку в заросшую буро-зеленую воду. Они останавливались, рвали  кувшинки  и
цветы  стрельчатника,  искристо-белые,  как  лед,  и  от  илистых  стеблей
кувшинок пахло сыростью. Крем-сода нагрелась, и они  выпили  ее  теплой  и
возились по всей лодке, и Алек  плеснул  веслом  и  забрызгал  Джейни  все
платье грязно-зелеными пятнами, и Джейни это ни капельки  не  заботило,  и
они выбрали Джо шкипером, и он разошелся и сказал, что поступит во флот, и
Алек сказал, что будет инженером, построит моторную  лодку  и  возьмет  их
всех путешествовать, и Джейни была счастлива,  что  они  говорили  о  ней,
словно она была мальчиком. Ниже стремнины, у шлюзов,  пришлось  порядочный
кусок тащить байдарку волоком до реки.  Джейни  несла  провизию,  весла  и
сковородку, пока мальчики потели и чертыхались, возясь с байдаркой.  Потом
они переправились через реку и развели костер  в  ложбинке  среди  больших
серых, обомшелых валунов. Джо жарил мясо, а Джейни развернула  сандвичи  и
печенье собственного изготовления и приглядывала за картофелем, зарытым  в
золе. Они поджарили початки маиса, которые сшибли, проплывая мимо поля  по
каналу. Все было прекрасно, только вот масла захватили маловато. Потом они
грызли печенье и пили пиво, мирно беседуя вокруг дотлевавшего костра. Алек
с Джо достали трубки, и она чувствовала  себя  превосходно,  сидя  тут  на
Большой стремнине Потомака в обществе двух мужчин, куривших трубки.
   - Знаешь, Джейни, Джо прекрасно зажарил мясо.
   - А ведь мы, когда были маленькими, сколько раз ловили лягушек и жарили
их на Рок-Крик... Помнишь, Алек?..
   - Еще бы не помнить, и помнишь, Джейни, как ты увязалась с нами и какой
ты тогда подняла скандал?
   - Мне противно было смотреть, как вы их обдираете.
   - А помнишь, как мы играли в охотников Дальнего Запада и как  это  было
весело?
   - А сейчас еще лучше, - робко сказала Джейни.
   - Верно, - сказал Алек, - черт побери, как мне хочется арбуза.
   - Может быть, найдем у кого-нибудь по дороге домой.
   - А, дьявол, что бы я дал сейчас за арбуз, Джо.
   - У Мамочки лежит арбуз на льду. Может быть, он  и  уцелеет  до  нашего
возвращения.
   - Я хотел бы никогда не возвращаться домой, - вдруг жестким и серьезным
тоном заявил Джо.
   - Джо, ну не надо так говорить. - Она снова была  маленькой,  оробевшей
девочкой.
   - А я, черт возьми, буду говорить, как мне вздумается...  Ненавижу  эту
затхлую помойку.
   - Джо, ну не надо так  говорить.  -  Джейни  чувствовала,  что  вот-вот
расплачется.
   - Черт побери, - сказал Алек. - Пора сматываться. Как  по-твоему,  Джо?
Окунемся-ка еще разок и давайте собираться.
   Когда мальчики выкупались, все пошли взглянуть  на  стремнину  и  потом
отправились в обратный путь.
   Они быстро плыли по сильному течению, которое несло  их  вдоль  крутого
берега с подмытыми деревьями. Было очень душно,  местами  они  попадали  в
полосу горячего влажного воздуха. На севере собирались темные тучи. Джейни
было уже не до веселья. Она боялась, что их застанет дождь. Ее  разморило,
и было не по себе. Она боялась, уж не начинается ли обычное недомогание. С
ней это случалось всего несколько раз, и  мысль  об  этом  испугала  ее  и
отняла последние силы, ей хотелось уползти куда-нибудь с глаз  долой,  как
старой, больной,  паршивой  кошке.  Ей  не  хотелось,  чтобы  Джо  и  Алек
заметили, что с ней. Ей представлялось,  что  будет,  если  она  опрокинет
лодку. Мальчики всплывут, а она утонет, и потом обрыщут всю реку в поисках
ее трупа, и все будут плакать и горевать о ней.
   Серо-багровый сумрак  надвинулся  и  поглотил  белые  вершины  облачных
громад. Свинцово-белесые, они вспыхнули багрецом. Мальчики гребли изо всех
сил. Уже слышны были раскаты приближающегося грома. Совсем близко от моста
налетел первый порыв ветра, горячий  вихрь,  хлеставший  песком  и  сухими
листьями, мякиной и соломой и вспенивший поверхность реки.
   Они добрались до берега как раз вовремя.
   - А здоровая, черт побери, будет гроза, - сказал Алек. -  Джейни,  лезь
скорее под лодку.
   Они перевернули лодку вверх  дном  под  прикрытием  большого  валуна  и
забились под нее. Джейни сидела посредине, держа собранные утром кувшинки,
которые съежились и слиплись у нее в руках. Мальчики  в  мокрых  купальных
костюмах лежали по бокам. Всклокоченные черные волосы  Алека  касались  ее
щеки. С другой стороны лежал Джо, уткнувшись головой в нос лодки,  и  юбка
Джейни прикрывала его худые загорелые ноги в подвернутых  трусиках.  Запах
пота, речной воды и теплый юношеский запах от волос и плеч  Алека  кружили
ей голову. Когда дождь налетел и забарабанил по днищу лодки, занавесив  их
хлещущей белой пеной, она тихонько обняла Алека за шею  и  робко  положила
руку на его обнаженное плечо. Он не пошевельнулся.
   Вскоре дождь перестал. "Ну, могло быть и  хуже",  -  сказал  Алек.  Они
порядком промокли и продрогли, но им легко  дышалось  в  свежем,  промытом
дождем воздухе. Они спустили лодку на воду и  добрались  до  моста.  Потом
доставили лодку в дом, откуда ее взяли, и пошли под навес  ждать  трамвая.
Они устали, обгорели и взмокли. Трамвай был переполнен праздничной  толпой
горожан, застигнутых ливнем у Большой стремнины  или  в  Глен-Эхо.  Джейни
казалось, что она живой не доберется до дому. Все внутренности у нее свело
судорогой.  Когда  они  попали  наконец  в  Джорджтаун,  у  мальчиков  еще
оставалось в кармане пятьдесят центов, и  они  решили  пойти  в  кино,  но
Джейни бросила их и убежала. Она только и думала, как бы ей скорей улечься
в постель, зарыться лицом в подушку и как следует выплакаться.
   После этого Джейни почти никогда не плакала;  случались  огорчения,  но
вместо слез у нее только что-то сжималось и холодело внутри.
   Быстро промелькнула школа с жаркими грозовыми вашингтонскими каникулами
и занятиями, отмеченными изредка пикником в Маршалл-холл или вечеринкой  у
кого-нибудь из соседей.
   Джо получил место в транспортной конторе Адамса. Она теперь  редко  его
видела, потому что он больше не обедал дома. Алек купил мотоцикл, и,  хотя
он все еще учился в школе, Джейни теперь редко с ним  встречалась.  Иногда
она пыталась дождаться Джо, поговорить с ним. Но и  в  те  дни,  когда  он
ночевал дома, от него пахло табаком и спиртом, хотя он  никогда  не  бывал
по-настоящему  пьян.  По  утрам  он  в  семь  уходил  на  работу,  вечером
отправлялся  с  товарищами  шататься  по  бильярдным,  игорным   домам   и
кегельбанам. По воскресеньям он играл в  бейсбол.  Джейни  иногда  подолгу
дожидалась  его,  но,  когда  он  поздно  ночью  возвращался,  она  только
спрашивала, как у него дела на службе, и он отвечал: "Чудесно", и  в  свою
очередь спрашивал, как у нее дела в школе, и она  отвечала:  "Чудесно",  и
оба ложились спать. Изредка она спрашивала, не видал ли он  Алека,  и  он,
усмехнувшись, отвечал: "Да", и она спрашивала, как  поживает  Алек,  и  он
отвечал: "Чудесно".
   У нее была единственная подруга, ее одноклассница,  Элис  Дик,  смуглая
коренастая девушка в очках. По субботам они надевали свои лучшие платья  и
шли на Эф-стрит за покупками. Они покупали какую-нибудь пустяковину,  пили
содовую воду и возвращались домой на трамвае усталые и  довольные.  Обычно
она оставляла Элис ужинать. Элис Дик  любила  бывать  у  Уильямсов,  и  те
хорошо к ней относились.  Она  говорила,  что  чувствует  себя  свободнее,
проведя несколько часов у таких свободомыслящих людей. Ее родные, из южных
методистов,  были  очень  нетерпимы.  Отец   ее   служил   конторщиком   в
правительственной типографии и вечно трепетал,  что  его  уволят.  Он  был
толст, любил подшутить над женой и дочерью, страдал одышкой и  хроническим
несварением желудка.
   Элис Дик и Джейни мечтали поступить по окончании школы на службу и уйти
из дому. Они даже наметили, где  будут  жить:  это  был  дом  из  зеленого
песчаника возле Томас-серкл, где помещались меблированные  комнаты  миссис
Дженкс, вдовы морского офицера,  очень  воспитанной  дамы,  готовившей  на
южный лад и бравшей за содержание недорого.
   Как-то весной перед самым  окончанием  школы,  в  воскресенье  вечером,
Джейни раздевалась у себя в комнате. Френси и Эллен еще играли  на  заднем
дворе. Их голоса доносились в открытое окно вместе с пряным запахом сирени
из соседнего двора. Она  только  что  распустила  волосы  и  смотрелась  в
зеркало, думая, а что, если бы она была хорошенькая и волосы у нее были бы
каштановые, как вдруг в дверь постучали, и раздался голос Джо.  Он  звучал
как-то странно.
   - Войди, - крикнула она. - Я причесываюсь.
   Первое, что она увидела в зеркало, было его лицо  -  мертвенно-бледное,
осунувшееся.
   - Что? Что случилось, Джо?
   Она вскочила и смотрела на него в упор.
   - Дело вот в чем, Джейни, - говорил Джо, мучительно растягивая слова. -
Алек убит. Разбился вместе с мотоциклом. Я  прямо  из  больницы.  Разбился
насмерть.
   Джейни словно записывала его слова на белом  блокноте  памяти.  Она  не
могла слова выговорить.
   -  Он  разбился,  возвращаясь  домой  из  Чеви-Чейз.  Поехал  туда   на
состязание, поглядеть, как я играю. Если бы ты видела, как его изувечило.
   Джейни все пыталась что-то сказать.
   - Он был твоим лучшим...
   - Он был моим лучшим товарищем, - мягко докончил  Джо.  -  И  вот  что,
Джейни... Теперь, когда Алека больше нет, я  не  намерен  околачиваться  в
этой вонючей помойке. Я поступаю во флот. Ты уж  скажи  нашим.  Мне  вовсе
неохота с ними разговаривать. Так вот, поступлю во флот, повидаю свет.
   - По, Джо, как же...
   - Я буду писать тебе. Джейни, честное слово, буду... Чертову уйму писем
будешь от меня получать... Мы с тобой... Ну, прощай, Джейни.
   Он обнял ее за плечи и неуклюже поцеловал в нос и в  щеку.  Она  успела
только прошептать:
   - Только береги себя, Джо, - и уже стояла одна перед туалетным  столом,
и снизу в открытое окно доносился ребячий визг и запах сирени. Она слышала
быстрые легкие шаги Джо, спускавшегося по лестнице, и стук  захлопнувшейся
парадной двери.
   Она потушила свет, в темноте разделась и легла в кровать. Она лежала  и
не плакала.
   Подошло время выпуска и раздачи  дипломов,  и  они  с  Элис  ходили  по
вечеринкам и как-то раз даже поехали лунной ночью с большой  компанией  на
пароходе "Чарлз Мак Алистер" вниз по реке до Головы индейца. Для Джейни  и
Элис компания была непривычно груба. Молодые люди все время пили, в каждом
укромном уголке целовались  и  обнимались  парочки,  но  лунный  свет  так
красиво дробился в реке, и они с Элис тесно  сдвинули  плетеные  стулья  и
разговаривали. На пароходе был оркестр и танцы, но они не стали  танцевать
из-за  грубиянов,  кольцом  обступивших  танцующих  и  отпускавших  глупые
шуточки. Они о многом переговорили,  и  на  обратном  пути  Джейни,  тесно
прижавшись к Элис, у перил почти шепотом  рассказала  ей  об  Алеке.  Элис
читала о случившемся в газете, но и не подозревала, что Джейни так  хорошо
его знала и любила. Она заплакала,  и  Джейни  чувствовала  себя  сильной,
утешая ее, и они знали, что с этих пор они друзья. Джейни шепнула, что она
уже не в силах будет полюбить кого-нибудь, и Элис сказала, что  вообще  не
представляет себе, как  можно  полюбить  мужчину:  все  они  пьют,  курят,
говорят гадости, и у всех у них только одна мысль на уме.
   Когда пароход причалил, они отделились от всей компании  и,  хотя  было
уже очень поздно, вдвоем вернулись в Джорджтаун на трамвае. Всю дорогу они
проговорили о том, как бы им получить место. Кончили они обе с отличием по
коммерческим наукам и думали, что это для них будет нетрудно.
   В июле Элис и Джейни поступили на временную  работу  в  Бюро  переписки
миссис Робинсон в Риггс-билдинг, замещая стенографисток, ушедших в отпуск.
Миссис Робинсон, маленькая седая узкогрудая  женщина,  говорила  визгливым
кентуккийским говором, который напоминал Джейни попугая.  Она  была  очень
педантична и ревностно охраняла репутацию конторы.
   - Мисс Уильямс, - чирикала она, откидываясь на спинку своего кресла,  -
эта рукопись судьи Робертса  должна  быть  непременно  напечатана  сегодня
же... Дорогая моя, мы дали слово и должны  его  выполнить,  даже  если  бы
пришлось просидеть  до  полуночи.  Noblesse  oblige  [положение  обязывает
(франц.)], дорогая моя.
   И машинки содрогались и звенели, и пальцы машинисток летали по клавишам
словно  бешеные,  выстукивая  резюме,   рукописи   непроизнесенных   речей
ораторов, какое-нибудь излияние газетчика или ученого,  проспекты  агентов
по продаже недвижимости  и  патентных  бюро  или  напоминания  докторов  и
дантистов своим должникам-пациентам.



КАМЕРА-ОБСКУРА (14)

   У мистера Гарфилда был прекрасный  голос  и  он  превосходно  читал.  В
воскресенье вечером подавали рыбные катышки и  бобы  в  сухарях  и  мистер
Гарфилд превосходно читал нам своим прекрасным голосом и все  сидели  тихо
затаив дыхание потому что читал он "Человека без родины" (*65) и это  была
очень страшная история и Аарон Бэрр (*66) был очень опасный человек и этот
бедный юноша проклял родину и сказал Надеюсь что никогда не услышу даже ее
имени и как это он страшно сказал а седой судья был так добр и приветлив
   и судья вынес приговор и меня увезли далеко в чужие края на  фрегате  и
офицеры были ко мне добры и приветливы и  говорили  со  мной  приветливыми
серьезными грустными голосами прекрасными как у  мистера  Гарфилда  и  все
было приветливо серьезно и грустно и фрегаты и синее  Средиземное  море  и
острова и когда я умер я заплакал и боялся не увидели бы  другие  мальчики
что на глазах у меня слезы.
   Американец не должен плакать он должен  быть  приветлив  и  серьезен  и
грустен и когда меня завернули в звездное  знамя  и  на  фрегате  привезли
хоронить домой мне было так грустно и я никак  не  мог  вспомнить  довезли
меня домой или похоронили в море но во  всяком  случае  завернули  меня  в
старое славное знамя.



НОВОСТИ ДНЯ XI (*67)

   Правительство Соединенных  Штатов  должно  настойчиво  требовать  чтобы
каждая из  враждующих  сторон  в  районе  военных  действий  обращалась  с
американскими гражданами попавшими в плен согласно общепринятым  принципам
международного права

   СОЛДАТЫ ОХРАНЯЮТ СЪЕЗД

   "Титаник" вышел из Саутгемптона 10-го сего апреля в свой первый рейс.

   Пойду к "Максиму" я
   Там ждут меня друзья
   Там ждут меня певицы
   Веселые девицы
   Лоло, Додо, Жужу,
   Клокло, Марго, Фруфру

   ГИБНЕТ ВЕЛИЧАЙШЕЕ СУДНО МИРА "ТИТАНИК"

   лично я не уверен что  двенадцатичасовой  рабочий  день  приносит  вред
служащим  особенно  когда  они  сами   настаивают   на   удлинении   чтобы
зарабатывать больше

   И песнь моя о боже
   Пусть стремится к тебе
   Пусть стремится боже к тебе (*68)

   было примерно около часу ночи,  прекрасная  безлунная  ночь.  Небо  все
усыпано звездами. Море было спокойное точно пруд и судно  едва  покачивало
мертвой зыбью идеальная погода если бы не такой  пронизывающий  холод.  Со
стороны "Титаник" поражал своей длиной, его огромный остов черным силуэтом
выделялся на звездном небе и  светился  множеством  иллюминаторов  и  окон
верхней палубы.
   Требует от методистов отказа от троицы

   подвенечный  наряд  невесты  из  шелка  шармез  с  кружевным   корсажем
затянутым шифоном. Фата из креп-де-лис отороченная кружевом  пуан-де-вениз
в отличие от обычной подвенечной фаты и букет из ландышей и гардений

   Человек сервировавший стихи с вермишелью и шутки с  пикулями  отошел  в
вечность
   Борьба за город Торреон может решить судьбу армии повстанцев

   Лоло, Додо, Жужу,
   Клокло, Марго, Фруфру
   Пойду к "Максиму" я
   А ты...

   "Титаник" медленно перевернулся, корма поднялась  почти  вертикально  и
когда она подымалась огни в каютах и салонах которые ни разу не мигнули  с
тех пор как мы покинули судно стали  погасать  вдруг  снова  вспыхнули  на
мгновение и затем совершенно потухли. Машины рокотали с грохотом и  стоном
который слышен был на расстоянии многих  миль.  Потом  спокойно  и  плавно
корабль пошел ко дну.



ДЖЕЙНИ

   - Но ведь это так интересно, мамочка, - обычно возражала Джейни,  когда
мать плакалась, что дочери приходится служить.
   - В мое время было не принято служить, это считалось унизительным.
   - А теперь не считается, - говорила Джейни, начиная злиться.
   Какое облегчение вырваться из этого душного дома и душных тенистых улиц
Джорджтауна, зайти за Элис и вместе отправиться в кино смотреть  последние
новости и картины  о  чужих  странах,  смешаться  с  толпой,  гуляющей  по
Эф-стрит, и потом, перед тем как  сесть  на  обратный  трамвай,  выпить  в
киоске  содовой  и  посидеть