иногда, проскользнув в кабинет Дж.Уорда, ставила  несколько
роз в стеклянную вазу на его большом  столе  красного  дерева.  Потом  она
разбирала почту, откладывала личные письма Уорда  в  отдельную  аккуратную
стопку на уголок его бювара из красного  тисненого  итальянского  сафьяна,
просматривала  остальные  письма,  его   памятную   запись   и   аккуратно
перепечатывала оттуда на отдельный  листок  очередные  встречи,  интервью,
материалы к получению и информацию для прессы. Она  клала  листок  посреди
бювара под лежавший вместо пресса кусок медной руды с Верхнего полуострова
Мичиган и отмечала своим четко  выведенным  инициалом  "У"  те  поручения,
которые она могла выполнить самостоятельно.
   Когда  она,  вернувшись  к   своему   столу,   принималась   выправлять
орфографические  ошибки  рукописей,  поступавших   из   кабинета   мистера
Роббинса, она начинала чувствовать странное внутреннее  замирание:  вскоре
должен был появиться Дж.Уорд. Она уверяла себя,  что  все  это  вздор,  но
каждый раз, как хлопала наружная дверь, она с  надеждой  поднимала  глаза.
Потом начинала беспокоиться: уж не случилось ли с ним чего  по  дороге  из
Грейт-Нэк. Потом, когда она уже теряла надежду  увидеть  его  сегодня,  он
быстро проходил мимо,  бросив  беглую  улыбку  всем  служащим,  и  матовая
стеклянная дверь кабинета захлопывалась за ним. Джейни замечала, какой  на
нем костюм, светлый или темный, какого цвета на нем галстук, давно  ли  он
стригся. Однажды она заметила комок засохшей грязи на штанине  его  синего
костюма и все утро не могла сосредоточиться,  выискивая  предлог,  как  бы
войти к нему и сказать о пятне. Изредка он  награждал  ее,  проходя  мимо,
мгновенной вспышкой голубых глаз или  останавливался  у  ее  стола  задать
какой-нибудь вопрос. И она вся расцветала.
   Работа в конторе была так  интересна.  Она  вводила  ее  в  самую  гущу
злободневных вопросов, как в свое время разговоры  с  Джерри  Бернхемом  у
"Дрейфус и Кэрол". Приходил отчет о работе "Онондогской соляной  компании"
и обширная литература об изготовляемых  ею  солях  для  ванн  и  различных
реактивах и о заботах компании о служащих: бейсбольные команды, и буфет, и
пенсия инвалидам; материалы компании медных  рудников  Мэриголд  о  боевом
революционном настроении среди рабочих,  набранных  по  большей  части  из
иностранцев, среди  которых  надо  было  внедрить  принципы  американизма;
сведения  о  кампании,  поднятой  Торговой  палатой   по   распространению
цитрусов, стремящейся информировать мелких вкладчиков Севера о  твердом  и
подающем  надежды  положении  Флоридской  консервной   промышленности;   о
распространении  лозунга  "Каждому  на  завтрак  салат  "Авокадо".   Фирма
"Авокадо" время  от  времени  присылала  ящик  образцов,  так  что  каждый
служащий мог брать домой по грушевидному плоду  авокадо,  не  делал  этого
один мистер Роббинс, который уверял, что авокадо отдает мылом.  Но  больше
всего материалов было  от  "Юго-Западной  нефти"  по  проведению  кампании
против злостной антиамериканской пропаганды британских нефтяных  кругов  в
Мексике и по борьбе с интервенционистскими  интригами  Херста  в  кулуарах
Вашингтона.
   В июне Джейни поехала на свадьбу сестры Эллен. Странно  было  очутиться
опять в Вашингтоне. В поезде Джейни только и думала, как они встретятся  с
Элис, но после первых расспросов не о чем было говорить. У матери она тоже
чувствовала себя чужой. Эллен  выходила  замуж  за  одного  из  жильцов  -
студента юридического факультета  Джорджтаунского  университета,  и  после
свадьбы набился полон дом его  товарищей  и  ее  подруг.  Они  хохотали  и
возились, и миссис Уильямс и Франси  это,  видимо,  нравилось,  но  Джейни
облегченно вздохнула, когда  пришло  время  ехать  на  вокзал  и  сесть  в
нью-йоркский поезд. Прощаясь с Элис, она не заикнулась о переезде  Элис  в
Нью-Йорк и совместной жизни.
   В душном вагоне  поезда,  глядя  на  мелькающие  мимо  города,  поля  и
рекламы, она казалась себе несчастной. На другое утро,  придя  в  контору,
она почувствовала себя дома.
   В Нью-Йорке было тревожно. После гибели "Лузитании"  всем  стало  ясно,
что вступление Америки в ряды союзников - вопрос месяцев. На  Пятой  авеню
появилось много флагов. Джейни часто думала о войне. Пришло письмо от  Джо
из Шотландии. Его пароход "Маршонесс" был взорван подводной лодкой,  и  их
шлюпка десять часов болталась в снежную бурю возле Пентленд-Фэрт и течение
относило их в открытое море, но наконец им удалось  пристать,  и  все  они
чувствуют себя превосходно, команде выдали премию, и он зарабатывает  уйму
денег. Прочитав письмо, она пошла относить Дж.Уорду только  что  пришедшую
из Колорадо телеграмму и сказала, что  пароход  брата  взорвала  подводная
лодка, и Дж.Уорд очень заинтересовался этим. Он говорил  о  патриотизме  и
спасении цивилизации и исторических красотах Реймского собора. Он  заявил,
что, когда придет время, он выполнит свой долг и что вступление Америки  в
войну - вопрос месяцев.
   Какая-то очень элегантная женщина часто приходила навещать его.  Джейни
с завистью смотрела на ее красивое лицо и изящные платья, не показные,  но
очень элегантные, на ее лощеные ногти и крошечные ноги.  Однажды  дверь  в
кабинет распахнулась, и она слышала, как она фамильярно говорила ему:
   - Джи Даблью, голубчик, эта ваша контора просто ужас. Точно такие можно
было встретить в Чикаго в начале восьмидесятых годов.
   Он смеялся.
   - Почему бы вам, Элинор, не обставить ее по-своему? Только работы  надо
вести так, чтобы не мешать текущим делам. В данный момент я не  могу  даже
на день перевести контору в другое помещение.
   Джейни вознегодовала. Контора была хороша, как она есть, очень солидна,
так все говорили. И откуда взялась эта женщина, которая  внушает  Дж.Уорду
сумасбродные затеи? На другой день,  выписывая  чек  на  двести  пятьдесят
долларов на имя "Стоддард и Хэтчинс - внутреннее убранство  помещений",  -
она едва не дала волю своему недовольству, но ведь, в конце концов, это не
ее дело. После этого мисс Стоддард почти не выходила  из  конторы.  Работа
производилась ночью, так что  каждое  утро  Джейни  находила  какую-нибудь
перемену. Все было отделано белым и черным, а занавеси и обивка  странного
пурпурного цвета. Джейни это вовсе не нравилось, но Глэдис  находила,  что
это все очень модно и интересно. Мистер Роббинс не позволял  трогать  свою
конуру, и они с Уордом едва не поссорились  из-за  этого,  но  он  все  же
настоял на своем, и в конторе прошел слух, что Дж.Уорду пришлось прибавить
ему жалованье, чтобы удержать его от перехода в другое агентство.
   В день труда Джейни переехала. Ей грустно было покидать  Комптонов,  но
она познакомилась с Элизой Тингли, женщиной средних лет, которая  работала
у юриста в том же здании, где помещалась контора Дж.Уорда. Она была  родом
из Балтиморы, держала экзамен на  право  выступать  в  суде  адвокатом,  и
Джейни мысленно ставила ее  себе  в  пример.  Вместе  с  братом-близнецом,
служившим главным бухгалтером, она сняла квартиру на 23-й стрит  в  районе
Челси, и они пригласили Джейни поселиться у них. Это избавляло от метро, и
Джейни с удовольствием думала о том, что короткая прогулка по Пятой  авеню
принесет ей пользу. С той самой минуты, как она  увидала  Элизу  Тингли  у
стойки буфета, она сразу почувствовала к ней симпатию.
   Жить у Тингли было легко и свободно,  и  Джейни  скоро  там  освоилась.
Изредка они устраивали вечеринку с вином. Элиза  хорошо  готовила,  и  они
долго просиживали за обедом, а потом перед  сном  играли  роббер-другой  в
бридж. Почти каждую субботу они  ходили  в  театр.  Эдди  Тингли  доставал
билеты со скидкой через знакомых в бюро поручений.  Они  подписывались  на
"Литерери дайджест" и "Сенчури" и "Ледис хоум джорнал", и по  воскресеньям
к обеду подавали цыплят или утку, и они  читали  воскресные  приложения  к
"Нью-Йорк таймс".
   У Тингли было много знакомых, и все полюбили Джейни и приглашали  ее  к
себе, и она чувствовала, что такая жизнь  ей  нравится.  Всю  зиму  ходили
волнующие слухи о войне. У них в столовой висела большая карта  Европы,  и
они отмечали линию фронта союзников маленькими флажками.  Они  всей  душой
стояли за союзников, и такие названия, как Верден или Шменде-Дам, вызывали
у них дрожь. Элиза бредила путешествиями и заставляла Джейни снова и снова
рассказывать ей все подробности путешествия в Мексику; они строили планы о
совместной поездке за границу, когда кончится война,  и  Джейни  начала  с
этой целью копить деньги. Когда Элис написала ей,  что  она,  может  быть,
распрощается с Вашингтоном и переедет в  Нью-Йорк,  Джейни  ответила,  что
сейчас девушке очень трудно получить работу в Нью-Йорке и  что  планы  ее,
пожалуй, несвоевременны.
   Всю осень  Дж.Уорд,  казалось,  был  чем-то  угнетен,  он  побледнел  и
осунулся. Он стал приезжать в контору по воскресеньям, и Джейни с радостью
согласилась приходить туда после обеда помогать  ему.  Они  толковали  обо
всем, происшедшем в конторе за истекшую неделю, и Уорд  диктовал  ей  свою
личную корреспонденцию и говорил,  что  она  для  него  поистине  клад,  и
уходил, и она с радостью оставалась печатать продиктованную работу. Джейни
тоже была озабочена. Хотя в бюро все время поступали новые  материалы,  но
финансовые дела фирмы были не блестящи. Дж.Уорд провел несколько неудачных
операций на Уолл-стрит, и ему трудно было  сводить  концы  с  концами.  Он
старался выкупить большой  портфель  акции  фирмы,  остававшийся  в  руках
старой миссис Стэйпл, и говорил о векселях, которые попали к  его  жене  и
которыми она могла опрометчиво распорядиться. Джейни поняла, что жена  его
неприятная, сварливая женщина, которая старается при  помощи  денег  своей
матери удержать Дж.Уорда.  Она  целые  ночи  проводила  без  сна  в  своей
крошечной  уютной  спальне,  и  в  ее  воображении   сплетались   какие-то
фантастические картины, в которых она сама появлялась в критический момент
с портфелем, полным акций, и спасала Уорда от банкротства. Она никогда  не
рассказывала Тингли о самом Уорде,  но  много  говорила  о  делах,  и  они
соглашались с ней, что работа у нее интересная. Она  с  нетерпением  ждала
рождества, потому что Уорд намекнул ей на прибавку.
   Как-то   дождливым   воскресным   вечером,   когда   она   допечатывала
конфиденциальное письмо судье Пленету, сопровождавшее  сообщение  сыскного
агентства о деятельности рабочих агитаторов  среди  горняков  Колорадо,  а
Дж.Уорд расхаживал взад и вперед  перед  ее  конторкой,  сдвинув  брови  и
сосредоточенно разглядывая до блеска начищенные  носки  своих  ботинок,  в
наружную дверь конторы постучали.
   - Кто бы это мог быть? - сказал  Дж.Уорд.  В  его  тоне  была  какая-то
неуверенность и тревога.
   - Может быть, это мистер Роббинс забыл  ключ,  -  сказала  Джейни.  Она
пошла открыть. Как только она открыла дверь, мимо  нее  проскочила  миссис
Мурхауз. На ней был мокрый плащ, в руках зонтик, лицо  бледное,  и  ноздри
вздрагивали. Джейни тихо прикрыла дверь, прошла к своему столу и села. Она
была встревожена. Она взяла карандаш и стала рисовать  завитки  на  клочке
бумаги. Она не могла не прислушиваться к тому, что происходило в  кабинете
Дж.Уорда. Миссис Мурхауз пробежала туда и с размаху  захлопнула  за  собой
дверь.
   - Уорд, я этого не потерплю... Я  не  потерплю  этого  ни  минуты...  -
визжала она во весь голос.
   Сердце у Джейни так и заколотилось. Она слышала голос Дж.Уорда, тихий и
успокаивающий, потом опять голос миссис Мурхауз;
   - Я не потерплю, чтобы со мной так обращались. Я не ребенок,  чтобы  со
мной так разговаривать... Ты пользуешься моей  беспомощностью.  Я  слишком
больна, чтобы со мной так обращаться.
   - Но послушай, Гертруда, даю честное слово джентльмена, - успокаивал ее
голос Дж.Уорда, - все это выдумки.  Ты  лежишь  в  постели  и  воображаешь
невесть что, и потом, нехорошо так врываться ко мне.  Я  очень  занят.  На
моих руках большие дела, которые требуют от меня крайнего внимания.
   "Просто возмутительно", - подумала про себя Джейни.
   - Ты до сих пор работал бы в Питтсбурге у "Бессемера", если бы не я,  и
ты это отлично  знаешь,  Уорд...  Ты  можешь  презирать  меня,  но  ты  не
презираешь папины деньги... С меня довольно. Я потребую развода.
   - Но, Гертруда, ты ведь отлично знаешь, что в моей жизни  нет  женщины,
кроме тебя.
   - А та, что показывается с тобой повсюду, как ее, Стоддард,  что  ли?..
Видишь, я знаю больше, чем ты думаешь... Я не такого сорта женщина, как ты
предполагал, Уорд. Не тебе меня дурачить. Слышишь?
   Голос миссис Мурхауз оборвался на крикливом визге. Потом  раздались  ее
рыдания.
   - Послушай, Гертруда, - успокоительно звучал голос Уорда. - Из-за  чего
все это?.. У меня с Элинор Стоддард были деловые  отношения...  Она  очень
интересная женщина, и я  очень  ценю  ее...  с  интеллектуальной  стороны,
понимаешь...  Нам  случалось  обедать  вместе,  обычно  в  компании  общих
знакомых, и все это совершенно... - Тут он так понизил голос,  что  Джейни
не могла расслышать, что он говорит. Ей начинало казаться, не лучше ли  ей
будет уйти. Она не знала, что делать.
   Она уже собиралась встать, когда голос миссис Мурхауз вновь поднялся до
истерического крика:
   - О, ты холоден, как рыба... Ты просто рыба.  Лучше  бы  все  это  была
правда, лучше бы на самом деле у тебя был роман с нею... Но все  равно,  я
не позволю, чтобы ты, пользуясь  моим  именем,  прибирал  к  рукам  папины
деньги. - Дверь кабинета распахнулась, и миссис Мурхауз прошла  к  выходу,
ядовито поглядев на Джейни, словно и ее она подозревала в предосудительных
отношениях с Уордом, и ушла, хлопнув наружной дверью. Джейни снова уселась
за конторку, стараясь принять такой вид, словно ничего  не  произошло.  Ей
слышно было, как в кабинете взад и вперед тяжело шагал Дж.Уорд.  Когда  он
позвал ее, голос его прозвучал утомленно:
   - Мисс Уильямс.
   Она поднялась и прошла в кабинет, держа в  руках  карандаш  и  блокнот.
Дж.Уорд стал диктовать как ни в  чем  не  бывало,  но  в  середине  письма
"Карбидной корпорации ансониа" он вдруг воскликнул: "О,  черт!"  -  и  дал
такой пинок корзинке для бумаг, что она отлетела к самой стене.
   - Простите, мисс Уильямс, я очень расстроен... Мисс Уильямс, я  уверен,
что могу положиться на вас и ни одна душа не узнает... Вы  понимаете,  моя
жена не владеет собой, она была больна... последние роды... вы знаете, это
бывает у женщин.
   Джейни взглянула на него. На глазах у нее навернулись слезы.
   - О, мистер Мурхауз. Неужели вы думаете, что я не  понимаю...  Как  это
должно быть  вам  тяжело,  и  при  вашей  работе,  такой  важной  и  такой
интересной... - Она больше не могла говорить. Губы не складывались,  чтобы
произнести слова.
   - Мисс Уильямс, - говорил Дж.Уорд. - Я... м... я так  ценю...  мм...  -
Потом он нагнулся поднять корзинку. Джейни вскочила помочь  ему  подобрать
скомканную бумагу  и  обрывки,  разлетевшиеся  по  всему  полу.  Его  лицо
побагровело от усилия.
   - ...Лежит тяжелая ответственность...  безответственная  женщина  может
причинить большой ущерб, вы понимаете?
   Джейни, слушая его, кивала головой.
   - Так на чем мы остановились? Давайте кончать - и уйдем отсюда.
   Они поставили корзину под стол и принялись снова за письма.
   Всю дорогу до Челси, пробираясь по лужам и слякоти, Джейни раздумывала,
что бы такое ей сказать Дж.Уорду, как убедить его в  том,  что,  какой  бы
оборот ни приняли дела, никто в конторе его не покинет.
   Когда она пришла  домой,  Элиза  Тингли  сказала,  что  к  ней  заходил
какой-то мужчина.
   - Довольно неотесанный малый, не хотел сказать  фамилии,  только  велел
передать, что был Джо и еще раз зайдет.
   Джейни чувствовала на себе вопросительный взгляд Элизы.
   - Это, должно быть,  мой  брат,  Джо...  Он...  он  моряк...  служит  в
торговом флоте...
   К Тингли пришли знакомые, составилось две партии в бридж, и  они  очень
хорошо проводили вечер, как вдруг зазвонил телефон -  оказалось,  что  это
Джо. Джейни чувствовала, как краснеет, разговаривая с ним.  Она  не  могла
позвать его к себе, и все  же  ей  хотелось  с  ним  повидаться.  Партнеры
кричали, что она задерживает игру. Он сказал, что  только  что  приехал  и
хотел передать ей кое-какие подарки, что он пошел прямо во "Флетбуш" и что
хозяева сказали ему, что она живет теперь в Челси  и  что  он  говорит  из
сигарной  лавки  на  углу  Восьмой  авеню.  Партнеры  кричали,   что   она
задерживает игру. Неожиданно  для  себя  она  сказала,  что  очень  занята
срочной работой и не зайдет ли он за нею завтра в пять прямо в ее контору.
Она еще раз спросила его, как дела, и он сказал: "Ничего",  но  голос  его
прозвучал разочарованно. Когда она вернулась к столу, все  стали  дразнить
ее кавалером, и она смеялась и краснела, но внутренне  презирала  себя  за
то, что не велела ему прийти сейчас же.
   На другой день вечером шел снег. В пять часов, выйдя из  переполненного
до отказа лифта, она стала жадно искать его глазами  по  всему  вестибюлю.
Джо не было. Прощаясь с Глэдис, она увидела его сквозь  стеклянную  дверь.
Он стоял на улице, глубоко засунув руки в карманы синей двубортной куртки.
Крупные  хлопья  снега  кружились  вокруг   его   осунувшегося   красного,
обветренного лица.
   - Хелло, Джо, - сказала она.
   - Хелло, Джейни...
   - Когда ты приехал?
   - Да несколько дней назад.
   - Ну, Джо, как себя чувствуешь?
   - Голова трещит сегодня... Вчера вечером здорово накачался.
   - Джо, мне очень жаль, что вчера так вышло, но, понимаешь, там было так
много народу, а мне хотелось повидать тебя с глазу на глаз, поговорить как
следует.
   Джо буркнул:
   - Ладно, Джейни... Ты такая нарядная.  Если  бы  кто-нибудь  из  парней
увидал меня с тобой, верно, подумал бы: ишь какую, черт, подцепил птичку.
   Джейни стало не по себе.  На  Джо  были  тяжелые  рабочие  башмаки,  на
штанине брызги серой краски. Под мышкой у него  был  пакет,  завернутый  в
газету.
   - Пойдем куда-нибудь поесть... Жаль,  что  я  не  больно  шикарен.  Мы,
понимаешь, растеряли все пожитки, когда наскочили на подводную лодку.
   - Неужели вас снова взорвали?
   Джо засмеялся.
   - А как же, у самого Кейп-Рэйс. Да. Это вот жизнь... Второй уже  раз  с
рук сходит... Третий еще туда-сюда, а потом крышка...  Но  я  привез  тебе
шаль, как полагается, честное слово, привез... А знаешь, где мы поужинаем?
Ужинать будем у "Лучоу"...
   - А на четырнадцатой стрит не слишком...
   - Не беспокойся, там отдельный  зал  для  дам...  Да  что  ты,  Джейни,
неужели ты думаешь, что я поведу тебя куда не следует.
   Когда они пересекали Юнион-сквер, им повстречался какой-то жалкого вида
юноша в красном свитере, он окликнул:
   - Эй, Джо.
   Джо на минуту отстал от Джейни, и они о чем-то  пошептались  с  юношей.
Потом Джо сунул ему в руку несколько бумажек, крикнул:
   - Пока, Текс, - и побежал догонять Джейни, которая шла, не оборачиваясь
и чувствуя себя  неловко.  Она  не  любила  ходить  по  14-й  стрит  после
наступления темноты.
   - Кто это, Джо?
   - Да матрос один... Встречал его в Новом Орлеане... Я  зову  его  Текс,
хоть не знаю, как его настоящее имя. Он, как видно, засел тут на мели.
   - А ты был в Новом Орлеане?
   Джо кивнул.
   - Шли оттуда на купце "Генри Бороу Родней" с  грузом  черной  патоки...
"Боров на дне" по-нашему... да он и лежит теперь на дне,  на  дне  Большой
Банки.
   Когда они вошли в ресторан, метрдотель пристально посмотрел  на  них  и
указал им столик в самом углу задней комнатки. Джо заказал полный  обед  и
пива, но так как Джейни не любила пива, он выпил и ее порцию. Когда Джейни
рассказала ему все семейные новости, и как она довольна своей  работой,  и
что на рождество ожидает прибавки, и как рада, что живет у Тингли, которые
так с ней милы, собственно, больше не о чем  было  и  говорить.  Джо  взял