подходящим, но всегда  кто-нибудь  опережал  ее,  хотя  она
спешила по всем адресам, как  только  выходила  газета.  Она  решила  даже
записаться в бюро по найму. Расплывшаяся гнилозубая женщина  за  конторкой
встретила  Джейни  нехорошей  усмешкой,  взяла  с  нее  два   доллара   за
регистрацию  и  тут  же  показала  ей  длинный   список   искавших   места
квалифицированных стенографисток, заметив, что  молодым  девушкам  следует
выходить замуж, а что все попытки  жить  на  самостоятельный  заработок  -
вздор и чепуха и никогда этого не будет. От  спертого  воздуха  конторы  и
угнетенных, унылых лиц сидевших в очереди девушек ее чуть не  стошнило,  и
она вышла погреться на солнце на Лафайет-сквер, собираясь  с  духом  перед
тем, как сказать Элис, все еще служившей у миссис Робинсон, что она  опять
не нашла работы. Какой-то краснолицый франт подсел на  ту  же  скамейку  и
пытался  завязать  разговор,  так  что  ей  пришлось  уйти.  Она  зашла  в
аптекарский магазин и спросила стакан шоколада, но  продавец  обратился  к
ней с какой-то  шуточкой,  и  она  расплакалась.  Смертельно  перепуганный
продавец сказал: "Простите, мисс, у меня и в мыслях не было обидеть  вас".
Слезы еще не высохли у нее на глазах, когда навстречу  ей  попалась  Элис,
выходившая из Риггс-билдинг; Элис  настояла  на  том,  чтобы  угостить  ее
завтраком в "Глиняном чайнике", хотя Джейни не могла проглотить ни  куска.
"Ведь я же тебе говорила  -  всем  своим  видом  укоряла  Элис,  и  Джейни
бесилась, и Элис сказала, что проситься  обратно  к  миссис  Робинсон  для
Джейни теперь поздно, потому что у миссис Робинсон не хватает работы и для
своих машинисток. В этот день Джейни была слишком подавлена,  чтобы  снова
идти искать работу, и она долго бродила по залам Смитсоновского института,
пытаясь занять себя образцами индейских головных уборов и боевых  каноэ  и
тотемов, но все ей  опротивело,  и  она  вернулась  к  себе  в  комнату  и
хорошенько выплакалась. Она думала о Джо и  Джерри  Бернхеме  и  не  могла
понять, почему они ей так давно не  пишут,  думала  о  бедных  солдатах  в
окопах и чувствовала себя очень одинокой.  К  приходу  Элис  она  освежила
лицо, напудрилась и подкрасила губы и старалась быть оживленной,  смеялась
над страхами Элис и сказала, что если не найдет работы  в  Вашингтоне,  то
поедет искать ее в Балтимору, Нью-Йорк или Чикаго. Элис сказала,  что  эти
разговоры приводят ее в уныние, но была гораздо мягче, и они вместе  пошли
ужинать и, чтобы не тратить лишних  денег,  выпили  по  стакану  молока  с
сандвичем.
   Всю осень Джейни искала работу. Каждый день она просыпалась с  гнетущим
сознанием, что ей  нечего  делать.  Сочельник  она  провела  с  матерью  и
сестрами и говорила, что с нового года ей обещано место на  двадцать  пять
долларов в неделю, только чтобы  не  слышать  их  соболезнований.  Она  не
доставит им этого удовольствия.
   На  рождество  она  получила  по  почте  вскрытую  посылку  от  Джо,  в
оберточной бумаге был вышитый халат. Она снова и  снова  вертела  в  руках
обертку, надеясь найти в ней письмо от брата, но  ничего  не  было,  кроме
клочка бумаги с кое-как нацарапанным  пожеланием  веселого  рождества.  На
обертке стоял почтовый штемпель Сен-Назэр, Франция, и штамп: Ouvert par la
censure. Это короткое "Просмотрено цензурой" делало войну ощутимо близкой,
и она с тревогой думала о тех опасностях, которым он там подвергается.
   Однажды в январский морозный полдень, когда Джейни лежала  на  кровати,
читая "Повесть о старых женщинах" Беннета (*124),  она  услышала,  что  ее
зовет квартирная хозяйка миссис Бэгхот. Она испугалась - не  о  квартирной
ли это плате, которую она в этом месяце еще не вносила, но оказалось,  что
это Элис вызывает ее по телефону. Элис сказала, что одному клиенту  срочно
нужна на несколько дней стенографистка, а свободных нет и что ей пришло  в
голову, не подойдет ли Джейни  эта  работа.  "Скажи  адрес,  я  сейчас  же
пойду". Элис сказала адрес. Ее голос  дрожал  от  волнения  на  том  конце
провода.
   - Я так боюсь... если узнает миссис Робинсон, она не простит.
   - Не беспокойся, я уж сумею объяснить все клиенту, - сказала Джейни.
   Клиент жил  в  отеле  "Континенталь"  на  Пенсильвания-авеню.  По  всей
спальне и  гостиной  его  номера  были  раскиданы  исписанные  на  машинке
страницы и непереплетенные брошюры. Он  носил  роговые  очки,  которые  то
снимал, то снова надевал, словно был не уверен, когда он видит лучше  -  в
очках или без них. Как только Джейни сняла  шляпу  и  достала  из  сумочки
карандаши и блокнот, он даже не взглянув на нее, принялся  диктовать.  Все
время расхаживая взад и вперед по комнате  на  длинных,  тощих  ногах,  он
диктовал отрывисто, словно произнося речь.  Это  была  какая-то  статья  с
пометкой "для срочного напечатания" о труде  и  капитале  и  восьмичасовом
рабочем  дне  и  Братстве  паровозных  машинистов.  С  каким-то  тревожным
чувством она решила, что он, должно  быть,  профсоюзный  деятель.  Окончив
диктовать, он тотчас же вышел из комнаты, отрывисто попросив ее переписать
все на машинке, и как можно скорее, а он сейчас вернется. На  столе  стоял
"Ремингтон", но ей пришлось менять ленту, и  потом  она  страшно  спешила,
боясь, что не успеет кончить к его приходу.  Дописав  последнюю  страницу,
она аккуратно сложила в стопочку перепечатанную статью  и  копии  и  стала
ждать. Прошел час, а его все не  было.  Джейни  потеряла  терпение,  стала
бродить по комнате, перелистывать брошюрки. Они были  сплошь  по  вопросам
труда и экономики и не интересовали ее. Потом она выглянула  в  окошко  и,
выворачивая шею, старалась разглядеть время на часах почтового  отделения.
Но ей так и не удалось взглянуть на часы; тогда она  позвонила  в  контору
отеля и попросила сказать мистеру Берроу, если он уже пришел, что рукопись
его переписана. Дежурный ответил, что сейчас уже  пять  часов,  но  мистер
Берроу еще не приходил, хотя сказал, что скоро вернется. Кладя трубку, она
смахнула с подставки листок лиловой бумаги. Она подняла  его,  и  так  как
делать ей было нечего и ей надоело играть с собой в крестики и нолики,  то
она прочла письмо. Ей было стыдно, но, взглянув, она уж не  в  силах  была
оторваться.

   "Дорогой Дж.Г.,
   мне очень жаль, но, честное слово, дружок, мне до зарезу нужны  деньги.
Если ты сейчас же не занесешь мне двух тысяч (2000), то  имей  в  виду,  я
перестану разыгрывать из себя леди и подниму скандал. Мне очень жаль, но я
знаю, ты теперь при деньгах, иначе я не стала бы приставать с этим.  И  на
этот раз я не шучу.
   Твоя крошка, которую ты когда-то любил, Куини".

   Джейни вспыхнула и положила письмо на место, точно так, как оно лежало.
Ужасный народ эти мужчины, всегда у  них  какие-то  грязные  истории.  Уже
стемнело, Джейни проголодалась и начала беспокоиться, как  вдруг  зазвонил
телефон. Говорил Дж.Г.Берроу - ему очень жаль, что он заставил себя ждать,
но он задержался в отеле "Шорхэм" у мистера Мурхауза, и не  может  ли  она
приехать туда же, нет, не  с  рукописью,  ему  надо  продиктовать  ей  еще
кое-что, здесь же на месте, у мистера Дж.Уорда  Мурхауза,  она,  вероятно,
слышала это имя, Джейни этого имени не знала, но мысль о том, что ей  надо
ехать в "Шорхэм", обрадовала ее. А тут еще это письмо и все вообще. Так же
она волновалась когда-то перед встречами с Джерри  Бернхэмом.  Она  надела
шляпу и пальто, слегка напудрила лицо перед каминным зеркалом и  вышла  на
угол Эф-стрит и 14-й, где проходил трамвай. Был морозный январский  вечер,
ждать пришлось долго.  Как  жаль,  что  у  нее  нет  муфты;  жгучий  ветер
забирался под тонкие перчатки,  жестоко  кусал  икры  над  ботинками.  Как
хорошо быть замужем за богатым человеком, жить  в  Чеви-Чейз;  вот  сейчас
подкатила бы к ней закрытая машина и мигом доставила бы домой,  к  мужу  и
детям, к жарко растопленному, ревущему камину.
   Она не заметила, как подошел трамвай, и ей пришлось бегом догонять его.
На углу возле отеля "Шорхэм" она вышла. В вестибюле было тепло.  Изысканно
одетые   люди   разговаривали   изысканно   звучавшими   голосами.   Пахло
оранжерейными цветами. У  конторки  портье  ей  указали:  бельэтаж,  номер
восьмой. Там ей открыл  дверь  какой-то  морщинистый  белолицый  брюнет  с
гладко прилизанной плоской головой. На нем  был  гладкий  черный  фрак,  и
ходил он неслышной,  скользящей  походкой.  Она  попросила  передать,  что
пришла стенографистка мистера Берроу, и движением головы он указал  ей  на
соседнюю   комнату.   В   дверях   она   выжидательно   остановилась.    В
противоположном конце комнаты ярко пылали  в  камине  две  большие  плахи.
Напротив камина стоял широкий стол, сплошь заваленный журналами,  газетами
и рукописями. На одном краю  стола  стоял  серебряный  чайный  прибор,  на
другом - поднос с графинами, прибором для коктейлей  и  стаканами.  Все  в
комнате сияло блеском начищенного серебра: столы, кресла,  чайный  сервиз,
часовая цепочка, зубы и  напомаженный  пробор  преждевременно  поседевшего
мужчины, который стоял спиной к огню.
   С первого взгляда Джейни подумала, какой  это,  должно  быть,  чудесный
человек.
   - Это имеет огромное значение для будущности  страны,  -  негромко,  но
веско говорил он, и его внимательно слушали Дж.Г.Берроу и другой маленький
лысый человек, сидевшие в удобных креслах по обеим сторонам камина. - Смею
вас  уверить,  что   правительственные   круги,   а   также   руководители
промышленного и финансового мира с неослабным интересом  следят  за  ходом
этих переговоров. Между нами говоря,  я  могу  совершенно  конфиденциально
сообщить вам, что сам президент...
   Его глаза встретились с глазами Джейни.
   - А, вот и стенографистка. Входите, мисс...
   - Уильямс, - подсказала Джейни.
   Его глаза были голубые, как пламя  спиртовки,  и  задорно,  по-юношески
блестели; это, вероятно, тот  самый  Дж.Уорд  Мурхауз,  имя  которого  она
должна была знать.
   - Карандаш и бумага с вами? Превосходно. Садитесь  вот  сюда  за  стол.
Мортон, чай со стола можно убрать.
   Мортон бесшумно очистил один край стола и выскользнул в дверь с  чайным
подносом. Джейни присела к столу и разложила карандаши и бумагу.
   - Вам бы лучше снять пальто и шляпу, а то они вам будут  мешать.  Здесь
жарко.
   В его голосе было что-то теплое, уютное, и говорил он с ней  совсем  не
так, как с мужчинами. Она бы хотела работать у него. Во всяком случае, она
была довольна, что пришла сюда.
   - Так вот, мистер  Берроу,  что  сейчас  совершенно  необходимо  -  это
обращение,  которое  умиротворило  бы  страсти.  Мы  должны  убедить   обе
враждующие  стороны  в  важности   сотрудничества...   Великое   слово   -
сотрудничество... Сперва давайте набросаем черновик. Вы,  Берроу,  вносите
ваши соображения с  точки  зрения  организованного  труда,  а  вы,  мистер
Джонас, с юридической точки  зрения...  Готовы,  мисс  Уильямс?  Так  вот,
сперва заголовок: Дж.У.Мурхауз, Консультант по связям  с  общественностью.
Отель "Шорхэм" Вашингтон О.К., 15 января 1916...
   Дальше Джейни была слишком поглощена процессом стенографирования, чтобы
улавливать смысл продиктованного.
   Вернувшись домой поздно вечером, она застала Элис уже в кровати... Элис
хотелось спать, но Джейни болтала как  сорока  о  Дж.Г.Берроу,  о  рабочих
волнениях, о Дж.Уорде Мурхаузе и о том,  какой  он  превосходный  человек,
такой приветливый и обходительный, и  у  него  такие  интересные  мысли  о
сотрудничестве труда и капитала, и как он свободно говорит о том,  что  об
этом думает президент, и каково мнение Эндрью Карнеги, и что предпримут по
этому поводу Рокфеллеры и мистер Шик и сенатор Лафоллет, и  какие  у  него
прелестные голубые, совсем юношеские глаза, и как он мил, и какой  у  него
чайный сервиз, и как он моложав, несмотря на седые  волосы,  и  какой  там
камин и прибор для коктейля и хрустальные стаканы.
   - Ну, Джейни, - зевая, прервала ее Элис,  -  и  быстро  же  ты  в  него
втюрилась. Ты никогда еще ни о ком так не говорила.
   Джейни вспыхнула и обиделась на Элис.
   - Ах,  Элис,  ты  ровно  ничего  не  понимаешь...  Тебе  ничего  нельзя
рассказывать.
   Она быстро разделась и погасила свет. И только в постели она вспомнила,
что так и не поужинала. Но она ничего не сказала, зная наперед,  что  Элис
скажет еще какую-нибудь глупость.
   На другой день она сдала работу Дж.Г.Берроу и к вечеру, получив деньги,
незаметно для себя очутилась перед отелем  "Шорхэм".  Она  хотела  уверить
себя, что ее привело  сюда  желание  поглазеть  на  витрины.  Его  она  не
встретила, но видела большой блестящий черный лимузин с его монограммой  и
решила, что это его автомобиль.
   Она побрела по улицам до угла против большого  просвета  между  домами,
где сносили Арлингтон.
   Было ясно и солнечно. Она  обошла  Лафайет-сквер,  Сквозь  голые  сучья
проглядывала статуя Эндрью Джексона на вздыбленном коне.
   На скамейках сидели  дети  с  няньками.  Какой-то  мужчина  с  седеющей
вандейковской бородкой и черным портфелем под мышкой присел было  на  одну
из скамеек, но сейчас же встал и зашагал прочь: должно  быть,  иностранный
дипломат, и Джейни подумала, как чудесно  жить  в  столичном  городе,  где
живут иностранные дипломаты и такие люди, как Дж.Уорд Мурхауз. Она еще раз
обошла   статую   величественного   и   зеленого   Эндрью   Джексона    на
величественно-зеленом  вздыбленном  коне  под  рыжеватыми  лучами  раннего
зимнего заката и наконец решительно повернула  к  отелю  "Шорхэм",  и  так
спешила, словно опаздывала на свидание. Она спросила коридорного,  где  ей
найти дежурную стенографистку, и поднялась в  указанный  номер  на  втором
этаже. Длиннолицая кислоглазая женщина отстукивала что-то на  машинке.  Не
спуская глаз с устланного зеленым ковром холла, который был виден ей через
полуоткрытую дверь, Джейни спросила,  не  нужна  ли  кому-нибудь  в  отеле
стенографистка. Кислоглазая уставилась на нее.
   - Ну знаете, тут не бюро по найму.
   - Да, да, но ведь бывают случаи, - пролепетала  Джейни,  чувствуя,  что
все вокруг куда-то проваливается.
   - Можно мне присесть на минутку?
   Кислоглазая продолжала ее разглядывать.
   - Постойте, где это я вас раньше видела... Нет, не напоминайте... Вы...
Да, вы работали у миссис Робинсон в тот день, когда я брала у  нее  работу
на дом. Видите, я прекрасно вас запомнила.
   Стенографистка горько усмехнулась.
   - Да, я помню вас, - сказала Джейни, - но я так  измучилась  в  поисках
работы.
   - Знаю, знаю, - вздохнула кислоглазая.
   - Так у вас ничего нет в виду?
   - Вот что... я слышала, только что просили  прислать  стенографистку  в
номер восьмой... Они меняют их, как... как перчатки,  организуют  какую-то
компанию, концерн, что ли. Так вот, дорогая моя,  ступайте  прямо  туда  и
снимите шляпу, словно это вас прислали, и начинайте писать, а  там  уж  не
прогонят, дорогая моя, даже если и  придет  другая,  там  никто  долго  не
выдерживает.
   Не  отдавая  себе  отчета  в  том,  что  она  делает,  Джейни  чмокнула
кислоглазую в щеку и побежала по коридору к номеру восемь,  где  вчерашний
прилизанный человек узнал ее и спросил:
   - Стенографистка?
   - Да, - ответила Джейни, и через минуту она  уже  разложила  блокнот  и
карандаши, сняла пальто и шляпу и устроилась за темно-красным полированным
столом прямо против потрескивающего камина, и огонь дробился в  серебряных
графинчиках, кувшинах и чайниках и в черных, идеально начищенных  ботинках
и в пламенно-голубых глазах Дж.Уорда Мурхауза.
   И она была тут и писала под диктовку Дж.Уорда Мурхауза.
   К концу дня вошел прилизанный человек и сказал:
   - Пора одеваться к обеду, сэр.
   А Дж.Уорд Мурхауз что-то проворчал и чертыхнулся. Прилизанный скользнул
ближе по мягкому толстому ковру.
   - С вашего позволения, сэр. Мисс Розенталь оступилась и  сломала  ногу.
Поскользнулась на льду как раз перед зданием казначейства, сэр.
   - А, черт бы ее... Простите,  мисс  Уильямс.  -  Он  улыбнулся.  Джейни
взглянула на него понимающими глазами и тоже улыбнулась.
   - Вы сделали все, что нужно?
   - Мистер Маллиган распорядился отправить ее в больницу, сэр.
   - Хорошо... Спуститесь вниз, Мортон,  и  пошлите  ей  цветов,  выберите
получше.
   - Слушаю, сэр... Долларов на пять, сэр?
   - Не больше чем на два пятьдесят, Мортон, и положите мою карточку.
   Мортон исчез. Дж.Уорд Мурхауз в раздумье расхаживал взад и вперед перед
камином,   словно   собираясь   продолжать   диктовку.   Карандаш   Джейни
выжидательно замер над блокнотом. Наконец Дж.Уорд  Мурхауз  остановился  и
поглядел на Джейни.
   - Не знаете ли  вы  кого-нибудь,  мисс  Уильямс,  мне  нужна  надежная,
знающая  стенографистка-секретарь,  на  которую  я  мог  бы  положиться...
Угораздило эту разиню так не вовремя сломать ногу.
   У Джейни закружилась голова.
   - Собственно, я сама ищу место в этом роде.
   Дж.Уорд Мурхауз не спускал с нее смеющихся голубых глаз.
   - А не скажете ли вы, мисс Уильямс, причину вашего ухода  с  последнего
места?
   - Почему же. Я сама ушла из фирмы "Дрейфус и Кэрол",  вы,  может  быть,
слышали... Мне не нравилась  обстановка,  которая  там  создалась.  Другое
дело, если бы во главе по-прежнему был мистер Кэрол, хотя и мистер Дрейфус
был очень к нам внимателен.
   - Он агент германского правительства.
   - Именно из-за этого я и не осталась после обращения президента.
   - Ну, мы тут все за  союзников,  так  что  с  этой  стороны  можете  не
беспокоиться. Мне кажется,  что  вы  как  раз  такой  человек,  какой  мне
нужен... Конечно, трудно ручаться, но все самые удачные решения  возникали
у меня внезапно. Что вы скажете о двадцати  пяти  долларах  в  неделю  для
начала, а?
   - Я согласна, мистер Мурхауз, мне кажется, что работа  для  меня  будет
интересная.
   - Так завтра в  девять,  пожалуйста,  а  сегодня  по  дороге  отправьте
следующие телеграммы:

   "Миссис Дж.Уорд Мурхауз
   Грэйт-Нэк Лонг-Айленд Штат Нью-Йорк
   Возможно  придется  ехать  Мехико   Скажи   Солтвору   сам   не   смогу
присутствовать обеде надеюсь все благополучно Целую всех Уорд"

   "Мисс Элинор Стоддард
   45-В 11-я стрит Нью-Йорк
   Напишите что привезти из Мексики всегда ваш
   Д.У."

   - Как вы насчет путешествий, мисс Уильямс?
   - Я никогда не путешествовала, но я уверена, что это мне понравится.
   - Мне, видите ли, может потребоваться в  дороге  секретарь...  нефтяные
дела. Ну, это выяснится через день-другой.

   "Джемсу Фрунзе
   Фрунзе и Дж.Уорд Мурхауз
   100 Пятая авеню Нью-Йорк
   Сообщите  срочно  Шорхэм  положение  дел  А  и  Б   Берроу   настаивает
опубликовать  декларацию  единства  интересов  американизма  перед   лицом
чужеземного социалистического сброда
   Д.У.М."

   -  Спасибо.  На  сегодня  будет.  Когда   перепечатаете   и   отправите
телеграммы, вы свободны.
   Дж.Уорд Мурхауз вышел во  внутреннюю  дверь,  на  ходу  снимая  пиджак.
Перепечатав  телеграммы  и  проходя  по  вестибюлю,  чтобы  с   рассыльным
отправить их на телеграф, она видела, как он во фраке,  в  серой  фетровой
шляпе и с коричневым пальто,  перекинутым  через  руку,  быстро  прошел  к
такси, не замечая ее. Она пришла домой очень поздно. Ее щеки горели, и она
не чувствовала усталости. Элис сидела на краешке кровати и читала.
   - А я уж беспокоилась, -  начала  было  она,  но  Джейни  обняла  ее  и
объявила, что поступает личным секретарем к Дж.Уорду Мурхаузу и уезжает  с
ним в Мексику. Элис разразилась рыданиями, по Джейни была  так  счастлива,
что, не замечая этого, продолжала рассказывать ей о вечере, проведенном  в
"Шорхэме".



НОВОСТИ ДНЯ XVII

   незадолго до полуночи  город  подвергся  налету  нескольких  цеппелинов
(*125). Бомбардировка производилась без разбора и бомбы попадали в  районы
не имеющие стратегического значения
   Железные дороги не уступят ни пяди
   нам придется делать этот переход в условиях  далеко  не