кой  затемненного  квадратика  стекла.  Я  старался
удержать равновесие, руки у меня неодолимо тряслись, и я  готовился  разбить
предплечьем закрашенное стекло.
   Что-то схватило меня за ноги. Моя рука опустилась всем весом на сломанный
палец, и в следующее мгновение я непроизвольно  дернулся,  откинулся  назад,
потеряв ненадежное равновесие,  и  соскользнул  по  стене,  растянувшись  на
твердом полу.
   Темнота была абсолютной.
   Я поднялся на колени и тут ощутил рядом чье-то присутствие.
   Четыре руки сомкнулись на мне.

***

   Четыре руки грубо подняли меня и понесли.
   Душа не отлетает сразу же после смерти, но, скорее, следит  за  развитием
событий примерно так же, как мог бы смотреть посторонний наблюдатель.
   Слышались отдаленные голоса. По моим векам ударил свет и пропал. Холодные
дождевые капли падали мне на лицо и руки.
   Дождь?
   Снова  голоса,  на  этот  раз  спорившие  на  повышенных  тонах.   Где-то
затарахтел двигатель  машины,  забарабанили  выхлопные  газы.  Под  колесами
захрустела щебенка. Я ощущал боль во лбу, нестерпимо ныла левая рука, а  нос
страшно чесался.
   Смерть не может быть такой.
   Четырехцилиндровый двигатель очень сильно шумел. Я попытался осмотреться,
но обнаружил, что правый глаз  не  открывается.  Он  был  наглухо  запечатан
залекшейся кровью из рассеченной брови.
   Рука идола.
   Слегка приоткрыв левый глаз, я увидел,  что  меня  поддерживает  -  почти
тащит - коренастый в хаки и еще один капалика. Несколько других, в том числе
и лысый, оживленно переговаривались под дождем.
   Можешь снова заснуть. Нет!
   Дождь, боль в руке и невыносимый зуд не дали мне снова по темному  склону
скатиться в беспамятство.
   Один из поддерживавших повернулся ко мне, и  я  быстро  закрыл  глаз,  но
перед этим успел заметить  зеленый  фургон  с  помятой  дверцей  со  стороны
водителя, с выбитым задним стеклом. Болезненное  чувство  узнавания  окатило
меня.
   Мужчины продолжали спорить, срываясь на визг. Я слушал, словно вдруг стал
понимать бенгали. Я не сомневался, что они обсуждают,  куда  деть  мое  тело
после того, как выполнят относящиеся ко мне распоряжения лысого.
   В конце концов  человек  в  хаки  что-то  пробурчал  и  вместе  с  другим
капаликой потащил меня к фургону. Мои ноги волочились по гравию. Они бросили
меня в безвоздушное пространство кузова. Головой я стукнулся сначала о  борт
грузовика, а затем - о металлический пол. Я  осмелился  приоткрыть  глаз  на
время, достаточное для того, чтобы увидеть, как коренастый и другой капалика
забираются в машину сзади, а еще один запрыгивает слева на место  пассажира.
Водитель повернулся и о чем-то спросил. Коренастый резко ткнул меня в бок. У
меня перехватило дыхание, но я не шелохнулся. Капалика рассмеялся  и  сказал
что-то, начинавшееся со слова "Нэй".
   Твой долг растет, жирная свинья.
   Злость  помогла.  Ее  обжигающее  пламя  очистило  рассудок  и  разогнало
наполнявший меня туман страха. И все  же,  когда  фургон  тронулся  и  через
металл до моего слуха донесся хруст  щебенки,  я  совершенно  не  знал,  что
делать. Подобные эпизоды я видел в бесчисленных  фильмах,  в  которых  герой
после жестокой схватки одолевает своих похитителей.
   Я не мог драться с ними.
   Я сомневался, смогу ли я сесть без посторонней помощи.  И  причиной  моей
слабости было не только  то  зелье,  что  они  подмешали  в  чай.  Меня  уже
покалечили. Я не хотел" чтобы они нанесли мне еще какие-нибудь  увечья.  Мое
единственное оружие - продолжать симулировать  бессознательное  состояние  и
молиться, чтобы это позволило мне выиграть еще несколько минут,  прежде  чем
они снова начнут меня калечить.
   Он сломал мне палец. Я еще ни разу ничего не ломал. Даже  в  детстве.  По
этому поводу  я  даже  испытывал  некоторую  гордость,  как  и  за  отличную
посещаемость в школе. И вот этот потный сучий сын сломал мне палец, приложив
не больше усилий, чем мне потребовалось бы для того, чтобы  повернуть  ручку
на телевизоре. Именно полное равнодушие, с каким это было  сделано,  убедило
меня, что эти люди не собираются просто высадить меня где-то,  чтобы  я  сам
добирался до гостиницы.
   Все насилие есть осуществление власти, мистер Лузак.
   Я бы стал умолять их отпустить меня, если бы меня не удерживал сильнейший
страх. Меня сковывала туманная неопределенность их дальнейших  действий;  но
где-то, сразу же за сумятицей путаных мыслей, таилось осознание  того,  что,
пока их гнев сосредоточен на мне, Амриту и Викторию оставят в покое. Поэтому
я ничего не говорил, ничего  не  предпринимал.  Проста"  валялся  в  горячей
темноте, вдыхал запах сухого дерьма и старой  блевотины,  слушал  оживленную
болтовню и сморкания четырех капаликов  и  благословлял  каждую  драгоценную
секунду, проходившую без дополнительной боли.
   Фургон разогнался и уже на приличной скорости выскочил на мощеный участок
улицы. Несколько раз звуки от выхлопных газов  отдавались  эхом,  словно  мы
проезжали между зданиями. Иногда я слышал рев грузовиков, а  один  раз  даже
удалось  украдкой  увидеть  пробегающие  по   внутренним   стенкам   фургона
прямоугольники света от фар встречной машины. Секунду спустя капалика в хаки
тихо, насмешливо сказал мне  что-то  по-бенгальски.  Сердце  у  меня  начало
колотиться.
   Потом мы остановились. Тормоза взвизгнули, и другой  капалика  в  кузове,
которого швырнуло вперед, сердито закричал. Наш  водитель  проорал  в  ответ
какое-то ругательство и несколько  раз  резко  хлопнул  по  кнопке  сигнала.
Снаружи в ответ донесся крик. Послышался удар кнута, за  которым  последовал
сердитый рев быка. Ругаясь, на чем свет стоит, водитель налег на клаксон.
   Через минуту  я  услышал,  как  открываются  передние  двери  фургона,  и
водитель вместе с сидевшим впереди капаликой выскочили  из  машины,  костеря
некое препятствие  на  дороге.  Третий  капалика  протиснулся  вперед,  тоже
выбрался наружу и присоединился к невидимой перебранке. Теперь в фургоне  со
мной оставался лишь коренастый в хаки.
   Это мой шанс.
   Я знал, что надо действовать, но этого было недостаточно, чтобы заставить
меня действовать.  Я  знал,  что  мне  нужно  метнуться  к  открытой  двери,
наброситься на сидевшего на корточках рядом  со  мной  человека.  Что-нибудь
делать. Но хотя я почему-то не сомневался, что  это  станет  моим  последним
шансом добиться внезапности, последней возможностью бежать, я никак  не  мог
воплотить свои мысли в поступки. Мне казалось,  что  только  лежа  здесь,  я
гарантирую себе еще несколько минут без столкновений. Без  новой  боли.  Без
смерти.
   Вдруг задняя дверь с грохотом  распахнулась.  Коренастый  получил  мощный
толчок в бок и завалился на пол. Чья-то рука схватила меня за локоть и грубо
подняла в сидячее положение. Мои ноги вывалились  наружу,  я  зажмурился  от
боли, и корочка запекшейся крови на правом глазу лопнула.
   - Пошли! Вставайте! Быстро!
   Голос принадлежал  Кришне.  Это  и  был  Кришна  собственной  персоной  с
растрепанными  волосами,  с   острыми   зубами,   оскаленными   в   веселой,
маниакальной ухмылке. И именно  худая  правая  рука  Кришны  заставила  меня
выпрямиться и поддержала, когда я чуть не грохнулся лицом вперед.
   - Нахин! - заорал капалика и выпрыгнул из фургончика. Он был раза  в  два
шире Кришны, и лицо его перекосилось от ярости. - Муте!
   Кришна выбросил вверх жестом регулировщика, останавливающего поток машин,
выпрямленную  левую  руку.  Жесткое,  как  кирпич,  основание  ладони  пошло
навстречу лицу приближающегося  капалики.  Нос  коренастого  сплющился,  как
раздавленный банан. Он вскрикнул и, отброшенный назад,  врезался  головой  в
заднюю дверцу фургона, рухнул на колени и стал заваливаться  вперед.  Так  и
поддерживая меня правой рукой, Кришна  стремительно  поднял  левую  ногу  по
крутой траектории, закончившейся, когда  его  голень  столкнулась  с  горлом
коренастого в районе кадыка.
   Раздался звук лопнувшей пластмассы, и крик капалики резко оборвался.
   - Пошли! Быстрее!
   Кришна поволок меня за собой, рывками заставляя держаться прямо, когда  я
начинал заваливаться набок. Я ковылял со всей возможной  быстротой,  пытаясь
обрести равновесие на ногах, которых совершенно не ощущал. Я оглянулся через
плечо на поверженного капалику,  на  фургон  с  распахнутыми  словно  крылья
дверцами, на запряженную быками повозку, перегородившую перекресток и  узкую
улочку. Рядом с повозкой стояли, застыв на месте, трое капаликов.  Несколько
секунд они ошарашенно смотрели на нас, а  потом  побежали  в  нашу  сторону,
что-то крича и жестикулируя. У одного из них в  руке  уже  виднелось  нечто,
напоминающее длинный нож.  Быки  вместе  со  скрипучей  повозкой  исчезли  в
темноте.
   - Бежим! - закричал Кришна.
   Он так потянул меня за собой, что у  меня  треснула  рубашка.  Размахивая
руками, я полетел головой вперед и чуть не упал, но Кришна ухватился за  мою
разорванную рубаху на спине и дернул меня вверх.
   Мы побежали налево в совершенно темный переулок,  потом  снова  повернули
налево, в залитый светом фонарей двор. Когда мы вошли в открытую  дверь,  на
нас изумленно уставилась какая-то старуха. Кришна отвел в сторону  занавеску
из бус, и мы побежали к  заднему  ходу,  перепрыгивая  через  фигуры  спящих
людей, лежавших на полу темной комнаты.
   Когда мы выскочили в очередной  двор,  позади  нас  послышались  крики  и
вопли. Как только мы нырнули еще в  один  узкий  проход  между  зданиями,  в
темном дверном проеме появились  трое  капаликов.  Отбросов  здесь  было  по
щиколотку, и нам пришлось бежать, поскальзываясь, подпрыгивая и разбрызгивая
жижу. Даже тут сидели  на  корточках  завернувшиеся  в  простыни  молчаливые
фигуры,  сбившиеся  в  кучу  из-за  воды,  все  еще  стекавшей  с  крыши   и
скапливавшейся в  углублениях  почвы.  Кришна  буквально  перепрыгнул  через
костлявые колени скрюченной фигуры, больше  напоминавшей  труп,  чем  живого
человека.
   Я не мог угнаться за Кришной, и когда мы пробежали два пролета деревянной
лестницы, я упал на колени  прямо  на  неосвещенной  площадке,  хватая  ртом
воздух. Во дворе внизу перекрикивались капалики.
   Кришна втолкнул меня в распахнутую дверь. В комнате у открытого огня  или
прислонившись спиной к потрескавшимся доскам стены  сидели  на  корточках  с
десяток  людей.  В  середине  комнаты  обвалилась  часть   потолка,   и   на
образовавшейся в результате куче штукатурки и  камня  они  и  разожгли  свой
костер. По стенам и просевшему потолку струился дым.
   Кришна прошипел  короткую  фразу,  из  которой"  как  мне  показалось,  я
разобрал слово "Кали". Никто не поднял на нас глаза; все продолжали смотреть
на невысокие языки пламени.
   На лестнице послышались звуки шагов. Кто-то закричал. Крепко  схватив  за
локоть, Кришна повел меня в маленькую комнатушку, в которой не было  ничего,
кроме  нескольких  бронзовых  горшков  и  статуэтки  Ганеши.  Открытое  окно
выходило на узенькую улочку между зданиями.
   Кришна шагнул к окну и прыгнул. Я встал на невысокий подоконник и  застыл
в замешательстве. Между зданиями  было  не  больше  пяти  футов.  До  земли,
невидимой в  темноте,  было  по  крайней  мере  футов  двадцать.  Я  услышал
хлюпающий звук в том месте, куда приземлился  Кришна,  и  больше  ничего.  Я
знал, что не смогу прыгнуть в этот беспросветный провал.
   Вдруг я услышал вопли капаликов от входа в предыдущую комнату. Взвизгнула
женщина. Прижав к себе левую руку, я прыгнул.
   Отбросов на месте моего приземления было футов на  семь-восемь.  Я  вошел
туда по бедра и завалился набок во что-то мягкое и  мерзкое.  Вдоль  стен  с
писком разбегались крысы. Я ничего не видел. По  мере  того  как  я  пытался
продвинуться вперед в этом узком пространстве, ноги мои с чавканьем  увязали
все глубже. Опустившись в податливую, зловонную  массу  по  живот,  я  начал
панически метаться в разные стороны.
   - Тс-с-с.
   Кришна схватил меня за плечи и придержал, чтобы я  не  дергался.  Тусклый
прямоугольник света наверху перекрыл силуэт мужчины, высунувшегося из  окна.
Потом он снова скрылся в комнате.
   - Быстрее!
   Кришна  схватил  меня  за  руку,  и  мы  побрели   по   вонючей   канаве.
Оттолкнувшись от стены, я попытался плыть сквозь мягкие отбросы.  В  поисках
опоры мы цеплялись за руки друг друга, но это было все равно что пробираться
по пояс в иле.
   Вдруг позади нас, из  окна,  откуда  мы  только  что  выпрыгнули,  кто-то
высунул горящую доску и бросил ее в грязь переулка. Доска разок  подскочила,
плюхнулась снова, и от нее начали тлеть какие-то  засаленные  тряпки.  Мы  с
Кришной застыли. Хоть мы и не могли выглядеть иначе, чем  пара  теней  среди
окружавших нас груд отбросов, но один из капаликов показал в нашу сторону  и
что-то крикнул остальным.
   Не знаю, прыгнул ли человек  с  ножом  сам  или  его  вытолкнули,  но  он
вскрикнул, упав неподалеку от нас. Факел уже начинал угасать среди сырости и
человеческих нечистот, но света от него и горящих тряпок еще хватало,  чтобы
разглядеть сотни лохматых,  извивающихся  существ  -  некоторые  размером  с
кошку, - спасающихся от дыма, переваливающих  через  кучи  отбросов  в  нашу
сторону.
   По телу у меня пошли волны отвращения.  Я  не  знал,  что  такая  реакция
возможна физически. Кришна прыгнул обратно в ту сторону, откуда  мы  пришли.
Капалика поднимался как ныряльщик на  поверхность  бассейна.  Он  размахивал
руками, а в правой у него поблескивала сталь. Огонь уже полностью  погас,  и
Кришна, приближавшийся к капалике, смотрелся всего лишь тенью. Их хрипы были
еле слышны на фоне нарастающего  пронзительного  визга  разбегающихся  крыс.
Жирные, влажные тушки  касались  моих  голых  рук,  и  тогда  меня  вырвало,
вывернуло в зловонную темноту.
   Двое  капаликов  наверху  перегнулись   из   окна,   пытаясь   что-нибудь
разглядеть, но переулок  снова  погрузился  почти  в  абсолютную  тьму.  Мне
казалось, что я вижу  Кришну  и  того,  другого,  передвигающихся  неловкими
толчками, словно двое неуклюжих  танцоров  в  замедленной  съемке.  Отлетели
искры, когда рука капалики с  ножом  несколько  раз  ударилась  о  кирпичную
стену. Потом мне показалось, что я вижу Кришну сзади от  соперника,  что  он
оттягивает его длинные волосы и  вдавливает  лицом  в  податливую  массу.  Я
сощурился в темноту и уже решил, что вижу, как Кришна  упирается  коленом  в
изгибающуюся спину капалики, заставляя его погружаться все глубже, глубже..,
но тут Кришна появился рядом, волоча меня  за  собой,  увлекая  подальше  от
окна.
   Двое капаликов исчезли из тусклого прямоугольника над нами. Наши движения
были ужасно медленными, как в кошмарном сне. Как только один из нас  увязал,
так тут же использовал тело другого в качестве опоры, чтобы выбраться.
   Я преодолел уже большую часть переулка, как вдруг меня снова затошнило от
неожиданной мысли. Впереди света не было. Что, если мы  ошиблись  и  идем  к
какой-нибудь кирпичной стене, в тупик?
   Оказалось, что нет. Еще  пять  трудных  шагов,  переулок  резко  повернул
направо, и слой отбросов уменьшился. Еще пятнадцать шагов - и мы вышли.
   Пошатываясь, мы выбрели на мокрую, пустую улицу. Разбегавшиеся  в  панике
крысы касались наших ног, подскакивали,  разбрызгивали  воду  в  заполненных
канавах. Я огляделся по сторонам, но не увидел ни  малейших  признаков  двух
оставшихся капаликов.
   - Быстрее, мистер Лузак, - прошипел Кришна.
   Мы перебежали улицу, торопливо пересекли тротуар с вывороченными  плитами
и растворились в густой тени  под  провисшими  металлическими  навесами.  Мы
бежали от лавки к лавке. Иногда в мокрых дверных проемах  попадались  фигуры
спящих, но никто нас не окликнул, никто не пытался нас задержать.
   Мы свернули на другую улицу, потом проскочили  по  короткому  переулку  и
оказались на  еще  более  широкой  улице,  по  которой  только  что  проехал
грузовик. Здесь были фонари, а из многочисленных  окон  лился  электрический
свет. Над нами на ветру трепыхался красный флаг. До меня доносился шум машин
с близлежащих улиц.
   Мы остановились на минуту в темном дверном проеме забранной  решетками  и
жалюзи лавки. Мы оба тяжело дышали, согнувшись от боли и изнеможения, но  на
узком  лице  Кришны  я  увидел  все  то  же  сияющее,   кровожадно-радостное
выражение, что и в автобусе в ночь прилета.  Он  прервал  молчание,  глубоко
вдохнул и выпрямился.
   - Теперь я вас покидаю, мистер Лузак, - сказал он.  Я  смотрел  на  него.
Сложив пальцы лодочкой, он слегка  поклонился  и,  повернувшись,  направился
прочь.
   Его сандалии тихо чмокали по лужам.
   - Подождите! - окликнул я его. Он не оглядывался. - Одну минуту. Эй!
   Он уже почти скрылся в тени. Я шагнул в бледный круг света от фонаря.
   -  Остановитесь!  Санджай,  остановитесь!  Он  застыл  на  месте.   Потом
повернулся и медленно сделал два шага в мою  сторону.  Его  длинные  пальцы,
казалось, судорожно подергиваются.
   - Что вы сказали, мистер Лузак?
   - Санджай, - повторил я, но на этот  раз  почти  шепотом.  -  Ведь  я  не
ошибаюсь, да?
   Он стоял, имея вид эдакого василиска со спутанным  венцом  темных  волос,
служивших обрамлением страшного взгляда. Потом  у  него  на  лице  появилась
улыбка, становившаяся все шире, пока не переросла в нечто худшее, чем акулий
оскал. Это была ухмылка голодного вурдалака.
   - Я ведь не ошибся, Санджай? - Я замолчал, чтобы  перевести  дыхание,  не
зная, что сказать дальше.
   Но мне нужно было что-то сказать - хоть что-нибудь,  -  чтобы  припугнуть
его. - Какую игру вы ведете, Санджай? Что происходит, черт возьми?
   Он не шевелился несколько секунд, и я почти  ожидал  безмолвного  броска,
тянущихся к моему горлу длинных пальцев. Вместо этого он  откинул  голову  и
рассмеялся.
   - Да-да, - сказал он. - Есть много игр, мистер Лузак.  Эта  игра  еще  не
закончена. До свидания, мистер Лузак.
   Он повернулся и быстро зашагал в темноту.

Глава 14


   Калькутта - ужасный камень в моем сердце.
   Суниль Гангопадхьей

   Если бы я поймал такси раньше... Если бы я поехал прямо в гостиницу...
   До гостиницы я добирался около часа. Поначалу я брел от  улицы  к  улице,
стараясь держаться в тени, застывая на месте, как только видел, что  ко  мне
кто-то приближается. В одном месте  я  пробежал  через  пустой  двор,  чтобы
попасть на широкий проспект, с которого доносился шум машин.
   Из темного прохода навстречу  мне  вышел  человек.  Я  завопил,  отскочил
назад, инстинктивно подняв кулаки. Я вскрикнул еще раз,  когда  мой  мизинец
попробовал согнуться с остальными пальцами левой руки. Человек  -  старик  в
лохмотьях с  красной  банданой  вокруг  головы  -  отшатнулся,  одновременно
произнеся "Баба", и сам  испустил  вопль  от  страха.  Двор  мы  покидали  в
противоположных направлениях.
   Я вышел на  проспект  и  увидел  проезжающие  грузовики,  рыкающие  среди
велосипедистов легковушки и, что больше всего порадовало, автобус,  медленно
кативший по улице. Я забарабанил по  борту  машины,  страстно  желая  в  нее
забраться. Водитель только часто заморгал, когда я вывалил ему полный карман
монет. Кроме положенной платы за проезд  там  набирался,  должно  быть,  его
заработок за несколько дней в американских деньгах.
   Автобус был битком набит, и я протиснулся  между  стоявшими  пассажирами,
чтобы  подыскать  местечко,  не  так  заметное  с  улицы.  Ремней  не  было.
Вцепившись  в  металлическую  штангу,  я  повис  на   ней,   пока   автобус,
раскачиваясь и гремя коробкой передач, ехал от остановки к остановке.
   На некоторое время я впал в полудрему.  После  сверхнапряжения  последних
нескольких часов во мне не осталось ничего, кроме  желания  стоять  здесь  и
пребывать в безопасности. Мы миновали не один квартал, прежде чем я заметил,
что вокруг  меня  образовалось  широкое  пустое  пространство,  а  остальные
пассажиры смотрят на меня во все глаза.
   Американца, что ли, н