икогда не видели? - подумал я. Потом я оглядел себя.
Моя промокшая одежда неимоверно воняла отбросами, по  которым  мне  пришлось
пробираться. Рубашка была разорвана по меньшей мере в двух местах,  и  никто
бы не догадался, что она когда-то отличалась белизной.  На  руках  запеклась
корка нечистот, а правое предплечье еще благоухало моей блевотиной.  Мизинец
на левой руке торчал под немыслимым углом. Судя по ощущениям в районе лба  и
брови, у меня там начинал  проявляться  заметный  синяк,  а  засохшая  кровь
по-прежнему украшала бровь, веко и щеку. Нет  сомнений,  что  мои  волосы  и
выражение лица являли собой куда более дикое зрелище,  чем  даже  Кришна  на
пике своего безумия.
   - Привет, - сказал я, неуклюже махнув пассажирам.  Женщины  закрыли  лица
краями сари, а вся толпа отпрянула, пока водитель не заорал, чтобы  на  него
не напирали.
   Тут меня стукнуло. Где я оказался, черт возьми? Насколько я знал, это мог
быть ночной экспресс на Нью-Дели. В любом случае очень  велики  были  шансы,
что я еду не туда, куда надо.
   - Кто-нибудь говорит  по-английски?  -  спросил  я.  Глазеющие  пассажиры
отступили  от  меня  еще  дальше.  Наклонившись,  я  стал  всматриваться   в
зарешеченное окно. Через  несколько  кварталов  я  увидел  залитый  неоновым
светом фасад гостиницы или кафе. Здесь же стояли несколько черных  и  желтых
такси.
   - Стой! - закричал я. -  Я  здесь  выйду.  Я  протиснулся  сквозь  быстро
расступающуюся толпу. Водитель со скрежетом затормозил посреди улицы.  Дверь
отсутствовала. Толпа освободила мне проход.

***

   Я несколько минут спорил с таксистами, прежде чем вспомнил, что  бумажник
остался при мне. Трое водителей лишь взглянули на меня и решили,  что  я  не
стою их времени. И только после этого я, спохватившись,  достал  бумажник  и
повертел двадцатидолларовой банкнотой. Все трое  вдруг  разулыбались,  стали
кланяться и открыли для меня дверцы своих машин.
   Забравшись в первую же машину, я произнес "Отель Оберой" и закрыл  глаза.
Мы помчались по лоснящимся от дождя улицам.
   Через несколько минут я обнаружил, что часы все  еще  на  мне.  Циферблат
было трудно разглядеть, но когда  мы  проезжали  освещенный  перекресток,  я
разобрал все-таки, который час. 11:28.., но это  невозможно!  Значит  с  тех
пор, как меня привезли на машине к Дасу, прошло всего два часа?  А  кажется,
миновала  целая  жизнь.  Я  постучал  по  стеклу,   но   секундная   стрелка
передвигалась исправно.
   - Быстрее! - сказал я водителю.
   - Атча! - радостно откликнулся он. Ни один из нас не понял другого.

***

   Администратор увидел, как я вхожу в вестибюль,  и  уставился  на  меня  с
выражением ужаса. Он поднял руку.
   - Мистер Лузак!
   Я помахал ему и вошел в лифт. Мне не хотелось с ним разговаривать. Прилив
энергии и бездумное возбуждение  сменились  тошнотой,  усталостью  и  болью.
Прислонившись к стенке кабины лифта, я придержал левую  руку.  Что  я  скажу
Амрите? Мозги ворочались с трудом, и я остановился на  самом  простом:  меня
ограбили. Когда-нибудь я расскажу ей все остальное. Может быть.
   Несмотря на полночный час, в коридоре толпились люди. Дверь нашего номера
была открыта, словно там идет гулянка.  Потом  я  увидел  портупеи  на  двух
полицейских и знакомые бороду и тюрбан инспектора Сингха. Амрита позвонила в
полицию. Ведь я сказал, что вернусь через полчаса.
   Несколько человек повернули головы  в  мою  сторону,  а  инспектор  Сингх
шагнул мне  навстречу.  Я  начал  придумывать  детали  ограбления  -  ничего
настолько серьезного, чтобы продержать нас в Калькутте еще один  день!  -  и
помахал полицейскому почти беспечно.
   - Инспектор! Кто сказал, что полицейского не сыскать, когда он нужен?
   Сингх ничего не ответил. Затем представшая глазам сцена  дошла  до  моего
истощенного  мозга.  Другие  постояльцы  отеля  толклись  вокруг,  глядя  на
открытую дверь нашего номера. Открытую дверь.
   Я бросился мимо инспектора в номер. Не знаю, что я ожидал увидеть, но мое
бешено колотившееся сердце  стало  успокаиваться,  когда  я  обнаружил,  что
Амрита сидит на кровати и беседует с полицейским, который что-то  строчит  в
блокноте.
   Напряжение отпустило меня, и  я  привалился  спиной  к  двери.  Все  было
хорошо. Потом Амрита взглянула на меня,  и  по  вымученному  спокойствию  ее
бледного, абсолютно бесстрастного лица  я  понял,  что  все  не  хорошо.  И,
возможно, никогда хорошо не будет.
   - Они забрали Викторию, - сказала Амрита. - Они украли нашего ребенка.

***

   - Почему ты ее впустила? Я же говорил тебе никого не впускать. Почему  ты
ее впустила?
   Этот же вопрос я уже задавал три раза. Амрита трижды отвечала. Я сидел на
полу, прислонившись спиной к стене. Руки я положил на поднятые колени. Белел
торчавший сломанный палец.  Амрита  сидела  очень  прямо  на  краю  кровати,
чопорно положив ладонь на ладонь. Инспектор Сингх  устроился  неподалеку  на
стуле с прямой спинкой,  внимательно  изучая  нас  обоих.  Дверь  в  коридор
закрыли.
   - Она сказала, что принесла ткань. Она хотела ее  обменять.  Мы  с  тобой
должны были улетать утром.
   - Но.., о Господи, малышка... Я умолк, опустив голову.
   - Ты же не сказал, Бобби, чтобы я не разговаривала с ней. Ведь я же знала
Камахью. Инспектор Сингх кашлянул.
   - И все-таки было очень поздно, миссис Лузак. Неужели вас это  совсем  не
встревожило?
   - Да, - ответила Амрита, повернувшись к Сингху. - Не  снимая  цепочки,  я
спросила у нее, почему она пришла так поздно. Она объяснила.., она выглядела
очень смущенной, инспектор.., она объяснила, что не могла уйти из дому, пока
не заснет отец. Сказала, что перед этим звонила дважды.
   - А она звонила, миссис Лузак?
   - Телефон звонил два раза, инспектор. Бобби говорил,  чтобы  я  не  брала
трубку. Я и не брала.
   Они одновременно посмотрели на меня. Я  встретился  с  Сингхом  взглядом.
Смотреть в глаза Амрите я не мог.
   - Вы уверены, мистер Лузак, что вам не нужна медицинская помощь?  В  этом
заведении есть дежурный врач.
   - Нет, не надо.
   После  первых  нескольких  минут,  когда  Сингх  спросил,  что  со   мной
случилось, я выложил ему все. Вряд ли история получилась связной,  но  я  не
утаил ничего, кроме того, что именно  я  передал  пистолет  Дасу.  Инспектор
Сингх кивал и делал пометки у себя в блокноте с таким видом, будто  подобные
рассказы ему приходилось выслушивать каждый вечер.
   Это не имело значения.
   Он снова обратился к Амрите:
   - Простите, что снова приходится к этому возвращаться, миссис  Лузак,  но
не могли бы вы примерно определить, в течение какого времени вас не  было  в
комнате?
   Сквозь ледяную маску Амриты было  видно,  что  ее  немного  трясет,  и  я
понимал, что под внешним спокойствием кроется состояние, близкое к истерике,
и горе. Мне хотелось подойти и взять ее на руки. Я не двинулся с места.
   - Около минуты,  инспектор.  Пожалуй,  даже  меньше.  Я  разговаривала  с
Камахьей, когда вдруг почувствовала сильное  головокружение.  Я  извинилась,
пошла в ванную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой, и вернулась.  Все  это
заняло секунд сорок пять.
   - А ребенок?
   -  Виктория...  Виктория  спала  вон  там.  На  кровати  возле  окон.  Мы
пользуемся.., мы используем подушки  и  валики  в  качестве..,  ей  нравится
устраивать гнездышко, инспектор. Она любит упираться во что-нибудь  головой.
А когда там валик, она не скатится.
   - Да, конечно.
   С трудом поднявшись на ноги, я подошел к  изножию  кровати  Амриты.  Куда
угодно, только бы не смотреть на другую кровать, не видеть пустого круга  из
подушек, бело-голубого одеяльца Виктории, все еще смятого и влажного  в  том
месте, которое она натянула во сне на личико.
   - Вы уже все это слышали, инспектор, - сказал я. - Когда  вы  перестанете
задавать вопросы и  начнете  поиски..,  поиски  человека,  укравшего  нашего
ребенка?
   Сингх посмотрел на меня  своими  темными  глазами.  Я  вспомнил  боль  во
взгляде Даса и теперь начал понимать немного лучше, что обида может не иметь
пределов.
   - Мы ищем, мистер Лузак. Оповещены все подразделения  городской  полиции.
Никто в гостинице не заметил, как уходила эта  женщина.  Люди  на  улице  не
помнят, чтобы видели кого-нибудь похожего с ребенком или свертком. Я  послал
машину по адресу, который  миссис  Лузак  запомнила  в  магазине  сари.  Как
видите, мы протянули дополнительные телефонные линии  из  соседних  номеров,
чтобы не терять связь, пока ваш номер остается свободным.
   - Остается свободным? Зачем?
   Сингх опустил глаза, провел большим пальцем по безукоризненной складке на
своих брюках и снова посмотрел на меня.
   - Для требования выкупа,  мистер  Лузак.  Мы  не  должны  исключать,  что
получение выкупа входит в планы похитителей.
   - А-а-а, - протянул я и тяжело опустился  на  кровать.  Эти  слова  рвали
душу, словно железки с острыми краями. - Понимаю. Ясно.
   Я взял руку Амриты. Ее ладонь была холодной и вялой.
   - Но что вы скажете о капаликах? - спросил я. - Что,  если  они  имеют  к
этому отношение? Сингх кивнул:
   - Мы работаем в этом направлении, мистер Лузак.  Не  забывайте,  что  уже
очень поздно.
   - Но ведь я описал вам заводскую территорию, где встречался с Дасом.
   - Да, и это может оказаться очень полезным. Но вы должны понимать, что  в
Старой Калькутте возле Хугли есть десятки подобных мест.  Даже  сотни,  если
считать еще и территории складов и  доков  к  северу.  И  все  они  являются
частной собственностью.  Многими  владеют  иностранцы.  Вы  уверены,  мистер
Лузак, что это место было возле реки?
   - Нет. Не совсем.
   - А не вспомните  какие-нибудь  ориентиры?  Названия  улиц?  Какие-нибудь
легко узнаваемые приметы?
   - Нет. Только две трубы. Там еще были трущобы...
   - Были ли там какие-нибудь признаки постоянного  пребывания  этих  людей?
Любые признаки длительного проживания?
   Я нахмурился. Кроме полки со скудными пожитками Даса таких признаков  там
не было.
   - Там была статуя, - сказал я наконец. - Они  использовали  это  место  в
качестве храма. Такую статую было бы непросто перевозить с места на место.
   - Статуя, которая ходила? - уточнил Сингх. Если бы я уловил в его  голосе
хоть намек на сарказм, я бы бросился на него, несмотря на сломанный палец  и
все остальное.
   - Да.
   - Но ведь мы не знаем, что они имеют к этому отношение. Ведь так,  мистер
Лузак?
   Придерживая левую руку, я пристально посмотрел на него.
   - Она - племянница М. Даса, инспектор. Она просто не  может  не  иметь  к
этому отношения.
   - Нет.
   - Что вы хотите сказать этим "нет"?
   Сингх достал золотой портсигар. Впервые я увидел, как кто-то  в  реальной
жизни постукивает сигаретой о портсигар, прежде чем прикурить.
   - Я хочу сказать, что она не племянница М. Даса, - ответил он.
   Амрита охнула, будто ее ударили. Я только хлопал глазами.
   - Вы сказали, мистер Лузак, что мисс Камахья Бхарати является племянницей
поэта М. Даса. По ее собственным словам, она -  дочь  младшей  сестры  Даса.
Верно?
   - Да.
   - УМ. Даса нет сестер, мистер Лузак. Во всяком случае таких,  которые  бы
не умерли в детстве. У него живы четыре брата, все четверо крестьяне и живут
в одной деревне в Бангладеш. Видите ли, дело об  исчезновении  М.  Даса  все
восемь лет находится у меня. Я  хорошо  осведомлен  об  обстоятельствах  его
жизни. Если бы вы упомянули о знакомстве с  этой  женщиной  во  время  нашей
беседы, мистер Лузак, я бы сообщил вам об этом факте.
   Сингх выпустил дым и убрал с языка табачную крошку.
   Зазвонил телефон.
   Мы  все  посмотрели  в  его  сторону.  Это  был  один  из  дополнительных
телефонов. Сингх взял трубку, ответил, долго слушал.
   - Шукрия, - сказал он наконец. - Очень хорошо, сержант.
   - Что там? - требовательно спросил я. Инспектор Сингх  затушил  окурок  и
поднялся.
   - Боюсь, что нам вряд ли удастся сделать что-нибудь за  ночь.  Я  вернусь
утром. Мои люди останутся в соседних комнатах на всю ночь.  Любой  звонок  в
ваш номер будет контролироваться полицейским на коммутаторе внизу. А  звонил
мой сержант. В магазине Камахья Бхарати оставила, естественно, ложный адрес.
За тканью она заходила сама. Всего ничего времени ушло на то, чтобы мои люди
обнаружили нужный дом по номеру, который она оставила в магазине,  поскольку
в том месте немного зданий.
   Тут он остановился в некотором замешательстве и посмотрел на меня.
   - По адресу, который она дала, - сказал Сингх, -  находится  общественное
место для стирки и территория крематория.

***

   В течение последующих часов и дней Амрита из  нас  двоих  оказалась  куда
мужественнее и сообразительнее. После ухода Сингха  я  так  и  сидел  бы  на
кровати, если бы Амрита не взяла все в свои руки, не стянула с меня  вонючую
одежду и не  вправила  бы,  как  могла,  сломанный  палец,  воспользовавшись
маленьким держателем в  качестве  лубка.  Меня  снова  стошнило,  когда  она
ставила на место палец, но блевать было уже нечем, и сухие спазмы  скоро  бы
перешли во всхлипы ярости и бессилия, если бы Амрита не затолкала  меня  под
душ. Тепловатая вода еле текла, но ощущение было чудесным.  Я  стоял  там  с
полчаса, даже задремав на некоторое время, пока вода смывала  с  меня  бремя
воспоминаний и страхов. Лишь обжигающие тоска и  замешательство  пробивались
сквозь усталость, когда я переоделся в чистое и присоединился  к  безмолвной
вахте Амриты.
   Утро  во  вторник  застало  нас  сидящими   вместе,   наблюдающими,   как
калькуттский рассвет  отбрасывает  тускло-серый  свет  в  окно  с  открытыми
шторами. С первым светом до нас донеслись звуки колоколов в  храмах,  звонки
трамваев, выкрики уличных торговцев, беспорядочный уличный шум.
   - С ней все будет хорошо, - повторял  я  время  от  времени.  -  Я  знаю,
малышка. С ней все будет хорошо.
   Амрита ничего не говорила.
   Ровно в 5:35 зазвонил телефон. Это был телефон нашего номера. Я ринулся к
нему через комнату.
   - Алло!
   Мне казалось, что звуки на линии стали еще глуше, чем обычно.  Я  говорил
словно в пещеру.
   - Алло! Алло! Мистер Луза к?
   - Да. Кто это?
   - Алло! Это Майкл Леонард Чаттерджи, мистер Лузак.
   - Слушаю вас. Уж не посредник ли ты?  Имеешь  ли  ты,  ублюдок,  к  этому
отношение?
   - Мистер Лузак, ночью ко мне приходили полицейские.  Они  сказали  мне  о
пропаже вашего ребенка.
   - Да?
   Если он звонит, чтобы выразить сочувствие, я повешу трубку. Но  речь  шла
не о сочувствии.
   - Полиция разбудила меня, мистер Лузак.  Они  разбудили  мою  семью.  Они
вторглись в мой дом. Создалось впечатление, будто они считают меня  каким-то
образом замешанным в данное происшествие. Они допрашивали меня посреди ночи,
мистер Лузак.
   - Да? И что же?
   - Я звоню, чтобы выразить решительный протест по  поводу  очернения  моей
репутации и вторжения в частную жизнь, - сказал Чаттерджи. Когда он сорвался
на крик, голос его стал  еще  выше  и  пронзительнее.  -  Вам  не  следовало
упоминать мое имя, мистер Лузак. Я занимаю некоторое положение в обществе. Я
не позволю пятнать мою репутацию, сэр. Вы не имеете на это права.
   - Что? - Это было единственной возможностью обойтись одним звуком.
   - У вас нет на это права, сэр. Я предупреждаю вас, что  любые  выдвинутые
вами  обвинения,  любое  упоминание  моего  имени,  любое  увязывание  Союза
писателей с вашими личными проблемами, мистер Лузак, приведет к  возбуждению
против вас дела моим адвокатом. Я предупреждаю вас, сэр.
   Послышался глухой щелчок, когда Чаттерджи повесил трубку. Шум и треск  на
линии продолжался еще несколько секунд, а потом послышался  еще  один  звук,
когда полицейский на коммутаторе тоже отключился.  Амрита  стояла  рядом  со
мной, но я на какое-то время потерял  дар  речи,  Я  так  и  застыл,  сжимая
трубку, как если бы она была шеей Чаттерджи, и моя ярость приближалась к той
точке, когда лопаются сосуды или рвутся жилы.
   - О чем речь? - резко  спросила  Амрита,  тряхнув  меня  за  руку.  Я  ей
объяснил.
   Она кивнула. Телефонный звонок каким-то образом разбудил  в  ней  желание
действовать. Сначала она позвонила по  одному  из  дополнительных  телефонов
своей тетке в Нью-Дели. В Бенгалии тетка никого не знала, но у  нее  имелись
друзья, у которых были друзья в  "Лок  Сабха",  одном  из  правительственных
учреждений. Амрита просто рассказала ей о похищении и  попросила  помочь.  Я
никак не мог сообразить, в какой форме может быть  оказана  эта  помощь,  но
лишь оттого, что Амрита действует, мне стало лучше.
   Потом она позвонила в Бомбей брату  своего  отца.  Ее  дядя  тоже  владел
строительной  компанией  и  пользовался  некоторым  влиянием   на   западном
побережье субконтинента. Несмотря на то, что  из  сладкого  сна  его  вырвал
звонок племянницы, от которой он лет  десять  не  имел  никаких  вестей,  он
пообещал вылететь в Калькутту ближайшим самолетом. Амрита сказала, чтобы  он
пока не прилетал, но попросила связаться  с  любыми  учреждениями  Бенгалии,
которые могли бы помочь. Он пообещал это сделать и сказал, что будет держать
связь.
   Я сидел, слушая изящные фразы на хинди, и смотрел на  свою  жену  глазами
чужака.  Когда  она  потом  пересказала   мне   содержание   разговоров,   я
почувствовал успокоение, как ребенок,  который  слышит,  как  одни  взрослые
обсуждают с другими взрослыми важные проблемы.
   До появления в половине девятого инспектора Сингха Амрита  обзвонила  три
главные больницы Калькутты. Нет, за ночь не поступали  никакие  американские
дети или любые  дети  со  светлой  кожей,  к  которым  подходило  бы  данное
описание.
   Потом она позвонила в морг.
   Я бы ни за что не стал бы туда звонить. Я не  мог  стоять  рядом  с  ней,
когда  она,  выпрямившись,  ровным  голосом  выясняла  у  какого-то  сонного
незнакомца, не поступало ли туда этой темной калькуттской ночью  тело  моего
ребенка.
   Ответ был отрицательным.
   Лишь после того, как она поблагодарила служителя морга и повесила трубку,
я увидел, как у нее дрожат ноги, как дрожь распространяется по ее телу, пока
не затряслись руки и она не закрыла ими лицо. Тогда я подошел к ней и обнял.
Она еще не потеряла контроль над собой, но уткнулась лицом мне в шею,  и  мы
стали раскачиваться вместе вперед-назад, ничего  не  говоря,  раскачиваться,
разделяя боль и муку.

***

   Ничего нового инспектор Сингх не сообщил.
   Мы сидели вместе с ним за маленьким столиком в комнате и потягивали кофе.
Входили и выходили  какие-то  люди  в  шлемах,  приносили  бумаги,  получали
инструкции.
   Сингх сказал, что службы безопасности в аэропортах и  на  железнодорожных
вокзалах предупреждены. Нет ли у нас фотографии ребенка? У меня  была  одна,
сделанная два месяца назад. Тогда у Виктории было гораздо меньше  волосиков.
Ее личико получилось не очень отчетливо.  Под  ее  ножонками  с  ямочками  я
увидел оранжевое одеяло,  забытое  напоминание  о  том  далеком  беззаботном
пикнике в День памяти. Фотографию я отдавал скрепя сердце.
   Сингх задал еще несколько  вопросов,  произнес  что-то  успокоительное  и
ушел. Тощий полицейский  сержант  просунул  голову  в  дверь  и  на  ломаном
английском напомнил, что будет находиться в соседней комнате. Мы кивнули.
   Время шло. Амрита заказала обед в номер.  Есть  мы  не  стали.  Я  дважды
подолгу принимал душ, оставляя  дверь  ванной  открытой,  чтобы  услышать  в
случае чего Амриту или телефон. От моей кожи еще  пахло  грязью  предыдущего
вечера. Я настолько устал, что не чувствовал собственного тела. Одни и те же
мысли прокручивались в голове, как закольцованная магнитофонная пленка.

   Если бы я не уехал.
   Если бы я не стал садиться в машину.
   Если бы я вернулся раньше.

   Я выключил воду и врезал кулаком по кафелю.

***

   Около трех пополудни вернулся Сингх с двумя другими полицейскими  чинами.
Один по-английски не говорил. Другой где-то умудрился  обзавестись  акцентом
кокни. Их доклад был неут