Я согласно кивнул. Все так просто!
   "Мужчина или женщина? Старый, молодой или ребенок?" -  спросил  служитель
морга утомленным голосом.
   "Извините?"
   "Другой родственник. Я догадываюсь, что уехавшая  жена  была  замужем  за
мужчиной, но какого пола другой родственник? А каков возраст каждого из них?
А еще, в какой день их могли подобрать? Прежде всего какого пола?"
   "Мужчина", - ответил Санджай.
   "Женщина", - в один голос с ним ответил я.
   Служитель остановился по дороге в другое помещение. Санджай  окинул  меня
испепеляющим взглядом.
   "Прошу прощения, - ровно сказал Санджай. - Конечно же, Камила, несчастная
двоюродная  сестра  Джайяпракеша,  женщина.  У  меня  в  мыслях  только  мой
собственный брат, Самар. Я и Джайяпракеш не кровные родственники".
   "Ага, - произнес служитель, но прищурился,  переводя  взгляд  с  меня  на
Санджая. - А вы, случайно, не студенты университета?"
   "Нет, - улыбнулся Санджай.  -  Я  работаю  в  ковровой  лавке  у  отца  в
Варанаси. Джайяпракеш помогает своему дяде по  крестьянской  части.  Я  имею
некоторое образование. Джайяпракеш нигде не учился. А почему вы спросили?"
   "Просто так, просто так", - сказал служитель.
   Он посмотрел на меня, и я испугался, как бы  он  не  услышал  стук  моего
сердца.
   "Иногда случается, что студенты-медики из нашего университета.., м-м-м..,
теряют своих возлюбленных на улице. Сюда, пожалуйста".
   Просторные  и  сырые  подвальные  помещения   охлаждались   пульсирующими
кондиционерами. Вода струилась по стенам и полу. На каталках и столах лежали
обнаженные трупы. В их размещении не было никакого порядка,  за  исключением
грубого деления по возрасту и полу. Детское помещение, которое мы  миновали,
было переполнено.
   В качестве даты смерти наших родственников Санджай  назвал  день  неделей
раньше. Нашему брату Самару было, кажется, за сорок.
   В первой комнате, в которую мы вошли, было примерно двадцать  покойников.
Все они находились на разных стадиях разложения. В комнате было  не  слишком
прохладно. Вода капала прямо на трупы, безуспешно пытаясь охладить их. Мы  с
Санджаем закрыли носы и рты рубашками. Глаза у нас слезились.
   "Черт бы побрал эти перебои с электричеством, - буркнул служитель.  -  За
последние дни отключают по несколько раз в день. Ну что?"
   Он прошел дальше, сдернул простыни с нескольких накрытых фигур  и  развел
руки, словно предлагая купить вола.
   "Нет, - произнес Санджай, угрюмо вглядываясь в лицо первого покойника,  и
подошел к другому. - Нет. Нет. Подождите.., нет. Трудно сказать".
   "М-м-м".
   Санджай переходил от тележки к тележке, от стола к  столу.  Ужасные  лица
смотрели на него: подернутые пленкой глаза, отвисшие челюсти с  выступающими
кое-где распухшими языками. Несколько трупов непристойно ухмылялись, как  бы
поощряя наш выбор.
   "Нет, - сказал Санджай. - Нет".
   "Здесь все, что  поступили  за  последнюю  неделю.  Вы  уверены,  что  не
ошиблись с датой?"
   Служитель морга и не пытался скрыть скучающе-скептические нотки  в  своем
голосе.
   Санджай кивнул, и  я  попытался  понять,  какую  игру  он  затеял.  Узнай
кого-нибудь и дай нам уйти!
   "Подождите, - сказал он. - А вон тот в углу?"
   Покойник одиноко лежал на стальном столе,  будто  его  швырнули  туда  не
глядя. Колени и предплечья у него  были  слегка  приподняты,  кулаки  сжаты.
Почти лысый труп был повернут лицом к мокрой  стене,  будто  стыдился  своей
уродливой наготы.
   "Слишком старый", - буркнул  служитель,  но  мой  друг  сделал  несколько
быстрых шагов в угол. Он наклонился, чтобы взглянуть в лицо. Поднятый  белый
кулак трупа скользнул по задранной рубашке и голому животу Санджая.
   "Брат Самар!" - воскликнул Санджай, почти всхлипнув.  Он  сжал  застывшую
руку.
   "Нет-нет, - возразил служитель морга и высморкался в полу  своей  грязной
куртки. - Он поступил только вчера. Слишком свежий".
   "Тем не менее это мой бедный брат Самар",  -  сказал  Санджай  сдавленным
голосом. В его глазах я увидел неподдельные слезы.
   Служитель пожал плечами и  полистал  блокнот.  Ему  пришлось  просмотреть
несколько бланков.
   "Не опознан. Привезли во вторник утром. Найден голым  на  Саддер-стрит..,
сходится, а? Предполагаемая  причина  смерти  -  перелом  шеи  в  результате
падения  или  удушения.  Вероятно,  ограблен  из-за  одежды.  Предполагаемый
возраст - шестьдесят пять лет".
   "Брату Самару было сорок девять лет", - сказал Санджай. Он вытер глаза  и
снова закрыл нос рубашкой. Служитель опять пожал плечами.
   "Джайяпракеш, почему ты не  ищешь  сестру  Камилу?  -  обратился  ко  мне
Санджай. - Я договорюсь насчет перевозки брата Самара".
   "Нет-нет", - возразил служитель.
   "Нет?" - переспросили мы с Санджаем в один голос.
   "Нет. - Человек, нахмурившись, заглянул в свой блокнот. -  Вы  не  можете
увозить тело, пока оно не будет опознано".
   "Но я же только что его  опознал.  Это  мой  двоюродный  брат  Самар",  -
возразил Санджай, по-прежнему сжимая шишковатый кулак трупа.
   "Нет-нет. Я имею в виду официально опознано. Это нужно сделать на почте".
   "На почте?" - переспросил я.
   "Да-да. Там у городской администрации Бюро по розыску пропавших без вести
и неопознанным  телам.  Третий  этаж.  После  того  как  будет  подтверждено
опознание, нужно заплатить в городскую казну двести рупий. То есть по двести
рупий за каждого опознанного любимого человека".
   "Ого! - воскликнул Санджай. - За что это двести рупий?"
   "За официальное опознание и его оформление, естественно. Затем  вам  надо
сходить  в  управление  муниципальной  корпорации  на  Ватерлоо-стрит.   Для
посетителей они открыты только по субботам".
   "Но это же целых три дня!" - воскликнул я.
   "А зачем нам туда идти?" - поинтересовался Санджай.
   "Чтобы заплатить сбор в пятьсот рупий, естественно.  За  их  транспортные
услуги. - Служитель вздохнул. - Итак,  прежде  чем  выдать  тело,  я  должен
получить справку об опознании, квитанцию об уплате за  опознание,  квитанцию
об уплате сбора и, естественно, копию вашей лицензии на перевозку усопших".
   "А-а-а, - произнес Санджай. Он отпустил руку брата Самара.  -  А  где  мы
возьмем такую лицензию?"
   "В Бюро лицензий при администрации штата неподалеку от Радж-Бхава".
   "Естественно, - сказал Санджай. - И стоит это..."
   "Восемьсот рупий за каждого  усопшего,  которого  вы  желаете  перевезти.
Существует и ставка за групповую перевозку, если количество  превышает  пять
единиц".
   "И это все, что нам нужно?" - спросил Санджай, и в его голосе  я  услышал
нотку, знакомую мне по тем случаям, когда он бросался на  стенку  или  лупил
бирманских детишек, устраивавших беспорядок во дворе и на лестнице.
   "Да-да, - подтвердил служитель. - Не считая свидетельства о смерти. Это я
сам могу сделать".
   "Ага, - выдохнул Санджай. - По какой цене?"
   "Всего лишь пятьдесят рупий, - улыбнулся служитель. - А потом  еще  плата
за хранение".
   "Хранение?"" - переспросил я сквозь рубашку.
   "Да-да. У нас все переполнено, как видите.  Плата  составляет  пятнадцать
рупий за место в сутки. - Он заглянул в блокнот.  -  Хранение  вашего  брата
Самара обойдется в сто пять рупий".
   "Но ведь он пробыл здесь всего один день!" - воскликнул я.
   "Верно, верно. Но, боюсь, нам придется считать за всю  неделю,  поскольку
для него использовалось специальное оборудование,  так  как  он..,  м-м-м..,
находится уже не на первой стадии. А теперь поищем вашу кузину Камилу?"
   "Это же будет нам стоить почти две тысячи рупий! - взорвался  Санджай.  -
За каждое тело!"
   "Да-да, - с улыбкой подтвердил служитель. - Надеюсь, что торговля коврами
в Варанаси в наше время дает неплохой доход?"
   "Пошли, Джайяпракеш", - сказал Санджай, повернувшись к выходу.
   "А как же сестра Камила?" - воскликнул я.
   "Пошли!" - сказал Санджай и потащил меня из комнаты.
   Возле морга стоял белый грузовик. Санджай подошел к водителю.
   "Покойники, - сказал он. - Куда они идут?"
   "Что?"
   "Куда деваются невостребованные покойники, когда их отсюда увозят?"
   Водитель сел прямо и нахмурился.
   "В инфекционную больницу Найду. Большинство. Там от них избавляются".
   "Где это?"
   "По Аппер-Читпур-роуд".
   Нам целый час пришлось добираться туда на трамвае по запруженным машинами
улицам.  Старая  больница   была   переполнена   людьми,   надеявшимися   на
выздоровление  или  ожидавшими  смерти.   Длинные   коридоры,   заставленные
кроватями, напомнили мне морг.  Сквозь  оконные  решетки  залетали  птицы  и
прыгали среди смятых простыней  в  надежде  найти  завалявшиеся  крошки.  По
обшарпанным  стенам  ползали  ящерицы,  и  я   увидел   какого-то   грызуна,
скрывшегося под кроватью, когда мы проходили.
   Усатый врач-интерн преградил нам путь.
   "Вы кто?"
   Санджай, застигнутый  врасплох,  назвал  наши  имена.  Я  видел,  что  он
лихорадочно думает, пытаясь состряпать какую-нибудь подходящую историю.
   "Вы ведь насчет трупов?" - требовательно спросил врач.
   Мы моргнули.
   "Ведь вы репортеры?" - допытывался врач.
   "Да", - согласился Санджай.
   "Черт. Мы знали, что это выплывет, - буркнул  врач.  -  Но  это  не  наша
вина!"
   "Почему же?" - поинтересовался Санджай.
   Он достал из кармана рубашки старый потрепанный блокнот,  в  котором  вел
учет выплат Союза нищих, записывал наши счета за прачечную  и  делал  списки
покупок.
   "Не хотели бы вы сделать заявление?"
   Он лизнул кончик сломанного карандаша.
   "Пойдемте сюда", - бросил врач.
   Он провел нас через тифозное отделение в примыкающую к нему кухню и вывел
на улицу мимо мусорных куч. За  больницей  на  несколько  акров  раскинулось
пустое поле, поросшее сорняками. Вдалеке виднелись джутовые навесы и  крытые
железом крыши расползающихся трущоб. В  зарослях  сорняков  стоял  ржавеющий
бульдозер, к которому прислонился старик в мешковатых  шортах  со  старинным
шомпольным ружьем.
   "Эй!" - крикнул врач.
   Старик подскочил и вскинул ружье.
   "Вон там! Там!" - закричал  врач  и  показал  рукой  на  сорняки.  Старик
выстрелил, и звук выстрела эхом отразился от высокого здания позади нас.
   "Дерьмо! Дерьмо!" - завопил врач и быстро наклонился за  большим  камнем.
Из травы на звук выстрела подняла голову серая собака с выступающими ребрами
и посмотрела в нашу сторону. Тощее животное развернулось  и,  поджав  хвост,
пустилось наутек, держа в зубах что-то розовое. Врач швырнул камень, который
пролетел половину  расстояния,  отделявшего  нас  от  собаки.  Старик  возле
бульдозера возился с затвором ружья.
   Врач выругался и повел нас через поле. Повсюду были рытвины и кучи земли,
будто бульдозер многие годы  скреб  здесь  почву,  как  огромная  кошка.  Мы
остановились на краю неглубокой выемки, в которой только что видели собаку.
   "Ой!" - вырвалось у меня, и я попятился. Разлагавшаяся человеческая рука,
торчавшая из земли, скользнула по моей  сандалии  и  коснулась  голой  ноги.
Виднелись и другие останки. Затем я заметил и другие  ямы,  и  еще  собак  в
отдалении.
   "Десять лет назад все было хорошо, - сказал врач, - но сейчас, когда  эти
промышленные районы подошли так, близко..."
   Он прервался, чтобы швырнуть еще  один  камень  в  стаю  собак.  Животные
спокойно потрусили в кусты. Старику, стоявшему позади нас,  удалось  извлечь
стреляную гильзу, и теперь он снова заряжал ружье.
   "Это были мусульмане или христиане?" - спросил  Санджай,  держа  карандаш
наготове.
   "Скорее всего индусы. Кто знает? - бросил врач.  -  Крематории  не  хотят
заниматься ими бесплатно. Но проклятые собаки уже  несколько  месяцев  здесь
роются. Мы хотели платить, пока... Подождите. Так вы слышали, что  случилось
сегодня? Ведь вы здесь именно поэтому?"
   "Конечно, - вкрадчиво подтвердил Санджай. - Но, может быть, вы хотели  бы
рассказать, как все было с вашей точки зрения".
   Я почти не слушал, оглядываясь вокруг.  Куски  и  клочья  поднимались  из
перекопанной земли, как дохлая рыба всплывает на поверхность пруда. Судя  по
тому, что я здесь видел, нам с Санджаем трудно надеяться найти  здесь  целую
жертву. Над головами кружили вороны. Старик присел на  гусеницу  трактора  и
вроде задремал.
   "Насчет сегодняшнего дела пришло много жалоб, - сказал интерн. -  Но  нам
надо было что-то делать. Обязательно сообщите, что кремацию готова  оплатить
больница-".
   "Да", - сказал Санджай и что-то записал.
   Мы повернули обратно в здание больницы. Семьи  пациентов  размещались  во
временных палатках и хижинах возле гор мусора.
   "Мы  должны  были  что-то  делать,  -  повторил  интерн.  -   Перебои   с
электричеством, сами знаете. А с этими собаками  уже  не  получается  делать
так, как делалось многие годы. Вот мы и заплатили  муниципальной  корпорации
за транспортировку и сегодня утром загрузили  тридцать  семь  свеженьких  из
холодильника, чтобы отвезти в крематорий Ашутош. Откуда мы  знали,  что  они
пришлют открытый грузовик, а он застрянет в пробке на несколько часов?"
   "И вправду!" - поддакнул Санджай и застрочил в блокноте.
   "А потом, после того как груз был свален на  территории  крематория,  там
вдобавок оказалась праздничная толпа".
   "Да-да, - вмешался я. - Сегодня начинается Кали-Луджа".
   "Но откуда мы могли знать, что церемония  соберет  десять  тысяч  человек
именно в этом месте сожжения?" - раздраженно спросил интерн.
   Я не стал напоминать ему, что Кали - богиня всех  мест  сожжения  и  мест
смерти, включая даже поля битв и неиндуистские кладбища.
   "Вы знаете, сколько времени занимает полное и пристойное  сожжение,  даже
на новых электропечах, что появились в городе?" - спросил интерн.
   "Два часа, - ответил он сам себе. - Два часа на каждого".
   "И что же случилось с этими телами?" - спросил  Санджай  с  таким  видом,
будто данный предмет его не очень интересовал. День был уже в самом разгаре.
До полуночи оставалось десять часов.
   "Ох уж эти жалобы! - простонал врач.  -  Несколько  богомольцев  упали  в
обморок. Сегодня утром было очень жарко. Но  нам  пришлось  так  и  оставить
большую часть.
   Водители отказались возвращаться сюда или в морг Сассун с полным грузом в
дневном потоке машин".
   "Благодарю вас, - сказал Санджай и пожал  врачу  руку.  -  Наши  читатели
будут рады узнать точку зрения больницы.  Да,  кстати,  а  сторож  останется
здесь с наступлением темноты"
   Санджай кивком показал на дремавшего старика.
   "Да-да, - торопливо ответил вспотевший интерн. -  Что  бы  ни  случилось.
Эй!"
   Он закричал и нагнулся  за  камнем,  чтобы  бросить  в  слюнявую  собаку,
тащившую что-то большое в кусты.
   На территорию крематория Ашутош мы  приехали  в  десять  вечера.  Санджай
договорился насчет фургончика "премьер", который нищие  использовали,  чтобы
развозить и собирать своих изувеченных подопечных.  Тесный  отсек  сзади  не
имел окон, и из него очень дурно пахло.
   Я и не знал раньше, что Санджай умеет водить. После  поездки  без  всяких
правил, с неумолкающим клаксоном, мигающими фарами, перескакиваниями из ряда
в ряд я продолжал в этом сомневаться.
   Ворота на территорию крематория были заперты, но мы пробрались туда через
прилегавшую к ней прачечную зону. Вода уже  не  текла  по  открытым  трубам,
бетонные плиты и корыта были  свободны  от  стирки,  а  работники  из  касты
стиральщиков разошлись  с  наступлением  темноты.  Крематорий  отделялся  от
прачечной каменной стеной, но, в отличие от многих стен в городе, на этой не
было ни битого стекла, ни бритвенных лезвий, что позволило преодолеть ее без
особого труда.
   Оказавшись на той  стороне,  мы  почувствовали  некоторую  неуверенность.
Звезд не было, но луна еще не взошла.  Было  очень  темно.  Покрытые  жестью
павильоны крематория смотрелись серыми силуэтами на фоне ночного неба. Ближе
к основным воротам виднелась еще одна тень: высокая, огромная  платформа  со
сводом, установленная на гигантских деревянных колесах.
   "Колесница ботов для Кали-Пудмса", - прошептал Санджай.
   Наружную раму закрыли жестяными заслонками, но мы оба знали,  что  внутри
прячется нечто огромное, злое,  четырехрукое.  Подобная  праздничная  статуя
редко считалась жагратой, но кто знал,  какую  мощь  она  могла  приобретать
ночью, в одиночестве, в обители смерти?
   "Сюда", - прошептал Санджай и направился  к  самому  большому  павильону,
ближайшему от кругового проезда. Мы миновали поленницы дров  -  топливо  для
денежных семей - и кучки сушеных коровьих лепешек, -  предназначавшихся  для
более  скромной  кремации.  Павильон  без  крыши  для  похоронного  оркестра
выглядел при свете звезд пустой серой пластиной.  Мне  показалось,  что  это
плита из морга, поджидающая труп  какого-то  огромного  божества.  Я  нервно
оглянулся на закрытую колесницу богов.
   "Здесь", - сказал Санджай.
   Они лежали неровными рядами. Если бы светила луна, то тень  от  колесницы
падала бы прямо на них. Я шагнул в их сторону и отвернулся.
   "Ох, - произнес я. - Завтра я сожгу свою одежду".
   Можно себе представить, каково пришлось толпе при дневной жаре.
   "Молись, чтобы завтра  вообще  наступило",  -  прошипел  Санджай  и  стал
перешагивать через разбросанные  фигуры.  Некоторые  из  них  были  прикрыты
брезентом или одеялами. Большинство лежали под открытым небом. Глаза у  меня
привыкли к слабому свету звезд, и я смог различать бледные отсветы  и  белое
свечение костей, освободившихся от плоти. То здесь, то там  над  не  имевшей
четких очертаний кучей  торчала  скрюченная  конечность.  Я  вспомнил  руку,
которая, казалось, схватила меня за ногу возле больницы, и содрогнулся.
   "Быстрее!" - Санджай выбрал тело во втором ряду и поволок  его  к  задней
стене. "Подожди меня!" -  отчаянным  шепотом  окликнул  я  его,  но  он  уже
растворился в тени, и я остался один, с  темными  препонами  под  ногами.  Я
двинулся в середину третьего ряда, но тут же  пожалел  об  этом.  Невозможно
было  поставить  ногу,  чтобы  не  наступить  на   что-нибудь,   тошнотворно
размазывающееся от прикосновения. Подул легкий ветерок, и в нескольких футах
от меня затрепетали обрывки какой-то одежды.
   Вдруг  в  ближнем  от  смутно  вырисовывавшейся  колесницы  ряду   что-то
зашевелилось и послышался какой-то звук. Я стоял  навытяжку,  сжав  немощные
кулаки. Это  была  птица  -  огромная,  слишком  тяжелая,  чтобы  летать,  с
хлопающими черными крыльями. Она запрыгала по трупам и исчезла в темноте под
убежищем  богини.  Грохочущие  звуки  эхом  отдались  из-за   незакрепленных
жестяных заслонок. Я  представил,  как  огромный  идол  пришел  в  движение,
протянул четыре руки к деревянной раме, в которую заключен, как он открывает
слепые белесые глаза, чтобы осмотреть свои владения.
   Вокруг моей лодыжки сомкнулась чья-то хватка.
   Я издал вопль, отскочил в сторону, споткнулся и упал в сплетение холодных
конечностей. Рукой я уперся в ногу трупа, уткнувшегося лицом в траву. Хватка
на моей ноге не ослабевала. Более того, что-то тянуло меня назад.
   Я с усилием поднялся на колени и изо всех сил  дернул  правую  ногу.  При
этом у меня вырвался такой крик, что я ожидал появления сторожей от  главных
ворот. Я надеялся, что кто-нибудь прибежит. Но сторожей не  было.  Я  позвал
Санджая, но ответа не последовало.  В  том  месте,  где  кто-то  сжимал  мою
лодыжку, у меня все горело.
   Я заставил себя не дергаться,  встал.  Хватка  ослабла.  Я  опустился  на
колено и посмотрел, что меня держит.
   Тело было накрыто гладким брезентом  со  множеством  привязанных  к  нему
нейлоновых веревок. В одну из свободных петель я и наступил, а со  следующим
шагом затянул ее. Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы  распутать
веревку.
   Я улыбнулся. Лишь бледная  рука,  белая  как  личинка  при  свете  звезд,
торчала из блестящего савана. Носком сандалии я запихнул  руку  обратно  под
покров. Отлично. Пускай Санджай возится с мертвой плотью, как  какой-то  там
топильщик из неприкасаемых. Н