хоть  не  так
увлекается Синими книгами. Сэра Джона от них не оторвешь. А  это,  по-моему,
никому не может быть полезно.
     Миссис Чивли (томно). Я никогда не читала  Синих  книг.  Я  предпочитаю
книги... в желтых обложках.
     Леди Маркби (с полной  наивностью).  Ну  да,  желтое  -  гораздо  более
веселый цвет. Я в молодости часто носила желтое, И теперь бы носила, но  сэр
Джон постоянно делает такие бестактные замечания  о  моих  туалетах.  А  что
мужчины в этом понимают!..
     Миссис Чивли. Наоборот, леди Маркби, они-то и есть настоящие судьи.
     Леди Маркби. Да-а?.. Гм! Вот уж бы  не  сказала,  если  судить  по  тем
шляпам, что они носят.

   Входит дворецкий в сопровождении лакея. Они расставляют чайный прибор
                       на столике возле леди Чилтерн.

     Леди Чилтерн. Можно предложить вам чаю, миссис Чивли?
     Миссис Чивли. Благодарю вас.

                     Лакей подает ей чашку на подносе.

     Леди Чилтерн. А вам, леди Маркби?
     Леди Маркби. Нет, дорогая, спасибо.

                               Слуги уходят.

Дело  в  том, что я обещала заглянуть на минутку к бедной леди Бранкастер. У
нее  ужасное  несчастье.  Ее  дочь  -  и  ведь  такая  милая девушка, вполне
благовоспитанная!  -  выходит  замуж  за  помощника приходского священника и
Шропшире.  Грустно,  очень грустно. Не понимаю я этого теперешнего увлечения
сельским  духовенством.  В  мое время они, конечно, иногда попадались нам на
глаза - они же там всюду шныряют, как кролики, - но мы не обращали на них ни
малейшего  внимания.  А  теперь,  говорят, светское общество в провинции ими
просто  кишит.  Я  считаю,  что это неуважение к религии. А старший сын леди
Бранкастер   поссорился   с  отцом,  и  мне  рассказывали,  что,  когда  они
встречаются  в  клубе, лорд Бранкастер всегда прячется за финансовым листком
"Таймса".   Но   теперь  это  сплошь  да  рядом,  так  что  всем  клубам  на
Сент-Джеймс-стрит пришлось увеличить подписку на "Таймс" - столько развелось
сыновей,  которые  не желают иметь ничего общего со своими отцами, и столько
отцов, которые не разговаривают с сыновьями. По-моему, это очень плохо.
     Миссис Чивли. По-моему, тоже. Отцы могли бы многому научиться от  своих
сыновей.
     Леди Маркби. Вы думаете? Чему же?
     Миссис Чивли.  Искусству  жить.  Это  единственное  изящное  искусство,
созданное нашим поколением.
     Леди Маркби. Ох, насчет  этого  искусства  лорд  Бранкастер  и  сам  не
промах. Его бедная жена еще не все знает! (К леди Чилтерн.) Вы ведь  знакомы
с леди Бранкастер, милочка?
     Леди Чилтерн. Очень мало. Она прошлой осенью была у Лэнгтонов, когда  и
мы тоже там гостили.
     Леди Маркби. Ну, значит, вы ее видели.  Как  все  тучные  женщины,  она
выглядит так, словно счастливее ее нет на свете. А между тем у них  в  семье
столько трагедий! Не одна эта история  со  священником.  Ее  родная  сестра,
миссис Джекилл, тоже была очень несчастлива в браке, и, к сожалению,  не  по
своей вине. И так отчаялась под конец, что даже пошла... вот не помню, не то
в монастырь, не то в оперетку. Ах нет, она занялась декоративными вышивками.
В общем, потеряла  всякий  вкус  к  жизни.  (Встает.)  А  теперь,  Гертруда,
разрешите, я вам подкину миссис Чивли, а через четверть часа за ней заеду. А
может быть, дорогая миссис Чивли, вы посидите в коляске, пока я буду у  леди
Бранкастер? Мне ведь только выразить ей свое соболезнование, так  что  я  не
задержусь.
     Миссис Чивли. Я ничего не имею против того, чтобы посидеть  в  коляске,
если будет кому на меня смотреть.
     Леди Маркби. Да вот, говорят, этот священник там все время крутится.
     Миссис Чивли. Спасибо. Я никогда не любила... пресных блюд.
     Леди Чилтерн (встает). Я буду очень рада, если миссис Чивли  посидит  у
нас. Мне хотелось бы с ней поговорить.
     Миссис Чивли. Благодарю вас, леди Чилтерн, вы так любезны! Я тоже  буду
счастлива с вами побеседовать.
     Леди Маркби. Ну да, у вас же есть  общие  воспоминания.  О  детстве,  о
школьных годах. Так приятно! До свидания, милая Гертруда. Вы будете  сегодня
у леди Бонар? Она откопала какого-то нового гения. Он... вот забыла, что  он
делает. Кажется, ничего. Это большое облегчение, правда?
     Леди Чилтерн. Мы с Робертом сегодня обедаем дома, а я и после никуда не
поеду. Роберт, конечно, должен быть на вечернем заседании в  парламенте.  Но
там не будет ничего интересного.
     Леди Маркби. Обедаете дома? Наедине? Благоразумно ли это?*  Ах,  я  все
забываю, что ваш муж исключение. Мой - общее правило. А ничто так не  старит
женщину, как все время иметь перед глазами общее правило. (Уходит.)
     Миссис Чивли. Замечательная женщина эта леди Маркби, правда?  Наговорит
с три короба, а ничего не скажет. Она прямо создана быть  оратором.  Гораздо
больше, чем ее муж, хоть он и типичный англичанин, неизменно  скучный  и  по
большей части грубый.

Леди  Чилтерн  продолжает  стоять  и ничего не отвечает. Долгая пауза. Затем
глаза  обеих  женщин  встречаются. Леди Чилтерн бледна, лицо строгое. Миссис
                             Чивли усмехается.

     Леди Чилтерн. Миссис Чивли, скажу вам откровенно: если бы я знала,  кто
вы, я вчера не пригласила бы вас к себе.
     Миссис Чивли (с вызывающей улыбкой). Неужели?
     Леди Чилтерн. Я не могла бы это сделать.
     Миссис Чивли. Я  вижу,  вы  за  все  эти  годы  ничуть  не  изменились,
Гертруда.
     Леди Чилтерн. Я никогда не меняюсь.
     Миссис Чивли  (поднимает  брови).  Так  значит,  жизнь  вас  ничему  не
научила?
     Леди  Чилтерн.  Она  научила  меня  помнить,  что,   человек,   некогда
совершивший бесчестный поступок, может опять совершить такой поступок и  что
таких людей надо избегать.
     Миссис Чивли. И вы ко всем применяете это правило?
     Леди Чилтерн. Ко всем без исключения.
     Миссис Чивли. В таком случае мне очень жаль вас, Гертруда. Очень жаль.
     Леди Чилтерн. Теперь  вы,  надеюсь,  видите,  что  по  многим  причинам
дальнейшее знакомство между нами невозможно.
     Миссис Чивли (откидывается в кресле).  Осуждаете  меня,  Гертруда?  Да?
Пожалуйста. Сколько вам угодно. Я не  обижаюсь.  Ведь  это  только  поза,  в
которую мы становимся перед теми, кого не любим. Вы меня не любите, я  знаю.
А я всегда вас ненавидела. И все-таки пришла сюда, чтобы оказать вам услугу.
     Леди Чилтерн (презрительно). Должно быть,  вроде  той  услуги,  что  вы
вчера хотели оказать моему мужу? Слава богу, я избавила его от ваших услуг.
     Миссис Чивли (вскакивает). Так это вы заставили его  написать  мне  это
наглое письмо? Вы заставили его нарушить слово?
     Леди Чилтерн. Да.
     Миссис Чивли. Так сделайте же так, чтобы он его сдержал. Даю  вам  срок
до завтрашнего утра. Если к этому времени он  не  заявит  публично  о  своей
готовности поддержать этот блестящий проект, в котором я заинтересована...
     Леди Чилтерн. Эту мошенническую спекуляцию...
     Миссис Чивли. Называйте ее как хотите. Ваш муж у меня в руках, и,  если
в вас есть хоть капля разума, вы заставите его сделать то, что я велю.
     Леди Чилтерн (идет к ней). Вы очень дерзки. Что общего у моего  мужа  с
вами? С такой женщиной, как вы?
     Миссис Чивли (с горьким смехом). Да то, что мы с ним одного поля ягоды.
Ваш  муж  сам  бесчестный  обманщик,  вот  почему  нам  с  ним   так   легко
столковаться. Между ним и вами - пропасть. А мы с ним ближе, чем друзья.  Мы
враги, скованные одной цепью. Одним и тем же преступлением.
     Леди Чилтерн. Как вы смеете равнять себя с моим мужем?  Как  вы  смеете
грозить ему - или мне? Уходите из моего дома! Вы недостойны переступать  мой
порог!

  Сзади входит сэр Роберт Чилтерн, слышит последние слова жены и видит, к
                кому они обращены. Он бледнеет как полотно.

     Миссис Чивли. Вашего дома! Дома, купленного ценой  бесчестия.  Дома,  в
котором  за  все   заплачено   деньгами,   полученными   за   предательство.
(Оборачивается и видит сэра Роберта Чилтерна.) Спросите его, откуда  у  него
богатство! Пусть он вам расскажет, как продал министерский секрет  биржевому
спекулянту. Узнайте от него, чему вы обязаны своим положением!
     Леди Чилтерн. Это неправда! Роберт! Это неправда!
     Миссис Чивли (указывает на него пальцем). Посмотрите на него! Что же он
не отрицает, а? Не смеет!
     Сэр Роберт Чилтерн. Уходите. Сейчас же. Вы уже сделали все, что могли.
     Миссис Чивли. Все? Ну нет, я еще с вами не кончила. Ни  с  вами,  ни  с
ней. Даю вам обоим срок до завтра. Если до завтра, до двенадцати часов  дня,
не будет сделано то, что я приказываю, весь  мир  узнает  правду  о  карьере
Роберта Чилтерна.

                  Сэр Роберт Чилтерн звонит. Входит Mэсон.

     Сэр Роберт Чилтерн. Проводите миссис Чивли.

Миссис  Чивли  вздрагивает, как от удара. Затем с преувеличенной вежливостью
кланяется  леди Чилтерн; та не отвечает на поклон. Проходя мимо сэра Роберта
Чилтерна,   который   стоит   ближе  к  двери,  миссис  Чивли  на  мгновение
останавливается  и  смотрит  ему  в  лицо. Потом выходит. Слуга идет сзади и
притворяет  за  собой  дверь.  Супруги  остаются  одни. Леди Чилтерн стоит в
оцепенении.  Потом  оборачивается  и  смотрит на мужа странным взглядом, как
                          будто видит его впервые.

     Леди Чилтерн. Ты продал государственную тайну за деньги. Ты начал жизнь
с обмана. Ты построил свою карьеру на бесчестии. Скажи,  что  это  неправда!
Солги мне! Солги! Скажи, что это неправда!
     Сэр Роберт  Чилтерн.  Это  правда.  Эта  женщина  сказала  правду.  Но,
Гертруда, выслушай меня! Ты не знаешь, какое это было  искушение...  Позволь
мне все рассказать! (Идет к ней.)
     Леди Чилтерн. Не подходи ко мне. Не трогай  меня.  Ты  вымарал  меня  в
грязи. Все эти годы ты носил маску. Лживую, раскрашенную маску! Ты  продался
за деньги. Вором, вором быть и то  лучше!  Ты  продал  себя  тому,  кто  дал
больше. Тебя купили с аукциона. Ты лгал всему  миру.  А  мне  ты  не  хочешь
солгать!..
     Сэр Роберт Чилтерн (бросаясь к ней). Гертруда! Гертруда!
     Леди Чилтерн (отстраняет его вытянутыми вперед руками). Не говори... не
говори ничего. Я  не  могу  слышать  твой  голос...  он  пробуждает  во  мне
воспоминания... страшные воспоминания... обо всем, за что я тебя любила... о
всех словах, которые ты мне говорил... и за которые я тебя  полюбила.  Я  не
хочу об этом помнить, теперь все это... мерзко мне. А как я тебя  любила!  Я
молилась на тебя! Ты был для меня что-то высшее, вне повседневной  жизни,  -
чистое, благородное, честное, без единого пятнышка. Я верила: мир стал лучше
оттого, что ты живешь в нем, добродетель не пустое слово, потому что ты есть
на свете. А теперь... Подумать только, кого я избрала своим идеалом! Идеалом
всей моей жизни!
     Сэр Роберт Чилтерн. Вот это и есть твоя ошибка. Твое заблуждение! Как у
всех женщин. Почему вы, женщины, не можете любить нас такими, как  мы  есть,
со всеми нашими недостатками? Зачем вы ставите нас на  пьедестал?  У  нас  у
всех ноги из глины, как у женщин, так и у мужчин; но мужчина любит  женщину,
зная все ее слабости, все ее причуды и несовершенства, - и, может  быть,  за
них-то он ее больше всего и любит.  И  это  правильно.  Потому  что  не  тот
нуждается в любви, кто силен, а тот, кто слаб. Вот когда мы раним  себя  или
другие нас ранят, тогда должна прийти любовь и исцелить наши раны.  А  иначе
зачем любовь? Истинная любовь прощает все преступления,  кроме  преступления
против любви. Она освящает всякую  жизнь,  кроме  жизни  без  любви.  Такова
любовь мужчины.  Она  шире,  добрее,  человечнее,  чем  любовь  женщины.  Вы
думаете, что делаете из нас идеал. А вы только творите себе  ложные  кумиры.
Ты из меня сотворила себе ложный кумир. А у меня  недостало  мужества  сойти
вниз, показать тебе  мои  раны,  признаться  в  своих  слабостях.  Я  боялся
потерять твою любовь - и недаром, - потому что вот же я ее  потерял!  А  чем
все это кончилось? Вчера  ты  разбила  мне  жизнь.  Да,  разбила!  То,  чего
требовала эта женщина, ничто по сравнению с тем,  что  она  предлагала.  Она
предлагала мне  безопасность,  спокойствие,  жизнь  без  страха.  Грех  моей
юности, который я считал похороненным, вдруг встал передо мной  -  страшный,
омерзительный - и схватил меня за горло. Я мог убить его, загнать обратно  в
могилу, изгладить самую  память  о  нем,  сжечь  единственное  свидетельство
против меня. Ты мне помешала. Ты, ты, никто другой как ты, ты это знаешь.  И
теперь у меня нет ничего впереди  -  только  публичный  позор,  гибель  всех
надежд,, стыд, смех толпы:  одинокая  жизнь  где-нибудь  в  глухом  углу,  с
клеймом позора, и, может  быть,  такая  же  одинокая  смерть,  средь  общего
презрения. Нет уж, пусть лучше женщины не делают из  нас  идеала!  Пусть  не
воздвигают нам алтарей и не преклоняют  перед  ними  колени!  А  не  то  они
погубят еще много человеческих жизней  -  так  же  как  ты,  которую  я  так
страстно любил, погубила мою жизнь! (Уходит.)

Леди Чилтерн бросается за ним, но дверь захлопывается. Бледная, растерянная,
без  сил,  она  стоит,  качаясь,  как  стебель  в  воде.  Ее простертые руки
трепещут,  как  цветы  на ветру. Потом она опускается на пол перед диваном и
прячет  лицо  в  подушки.  Ее  рыдания звучат жалобно и беспомощно, как плач
                                  ребенка.

                                  Занавес


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Библиотека в доме лорда Горинга. Мебель и внутреннее убранство в стиле Адам.
Направо  дверь  в холл, налево - в курительную. В задней стене двустворчатая
дверь  в  гостиную.  Топится  камин.  Дворецкий Фиппс раскладывает газеты на
письменном   столе.   Главная   отличительная   черта   Фиппса  бесстрастие:
некоторые  энтузиасты  даже  называют  его идеальным дворецким. Сфинкс более
разговорчив  и  общителен,  чем  он.  Фиппс  -  это маска с безукоризненными
манерами.  О  его  умственной и эмоциональной жизни ничего не известно. Он -
                        воплощение господства формы.
Входит лорд Горинг. Он во фраке, с бутоньеркой в петлице, в цилиндре и белых
перчатках,  на  плечи накинут плащ, в руках трость в стиле Людовика XVI - не
упущен  ни  единый  атрибут  современной моды. Видно, что он с ней теснейшим
образом  связан,  сам  ее  создает  и, таким образом, возвышается над нею. В
  истории человеческой мысли он первый философ, умеющий хорошо одеваться.

     Лорд Горинг. Что, принесли уже мою вторую бутоньерку, Фиппс?
     Фиппс. Да, милорд. (Берет у него цилиндр, трость и  плащ  и  подает  на
подносе новую бутоньерку.)
     Лорд Горинг. Довольно  изящная!  В  настоящее  время,  Фиппс,  из  всех
сколько-нибудь достойных  внимания  людей  в  Лондоне  только  я  один  ношу
бутоньерки.
     Фиппс. Да, милорд. Я это заметил.
     Лорд Горинг (вынимает старую бутоньерку из петлицы). Видите ли,  Фиппс,
модно то, что носишь ты сам. А немодно то, что носят другие.
     Фиппс. Да, милорд.
     Лорд Горинг. Также как вульгарность  -  это  просто-напросто  поведение
других людей.
     Фиппс. Да, милорд.
     Лорд Горинг (вдевает новую бутоньерку в петлицу). А ложь -  это  правда
других людей.
     Фиппс. Да, милорд.
     Лорд Горинг.  Другие  -  это  вообще  кошмарная  публика.  Единственное
хорошее общество - это ты сам.
     Фиппс. Да, милорд.
     Лорд Горинг. Любовь к себе - это  начало  романа,  который  длится  всю
жизнь, Фиппс.
     Фиппс. Да, милорд.
     Лорд Горинг (глядится в зеркало). Мне все-таки не совсем  нравится  эта
бутоньерка, Фиппс. Чуточку старит меня. Я выгляжу с ней почти как мужчина  в
цвете лет. А, Фиппс?
     Фиппс. Я не нахожу никаких перемен в вашей внешности, милорд.
     Лорд Горинг. Не находите, Фиппс?
     Фиппс. Нет, милорд.
     Лорд Горинг. А я нахожу. Да. Положительно. Распорядитесь, чтобы  впредь
по четвергам, для вечера, мне составляли более легкомысленные бутоньерки.
     Фиппс. Я поговорю с хозяйкой цветочного магазина, милорд. У нее недавно
умер  кто-то  из  родственников.  Возможно,  этим   объясняется   недостаток
легкомыслия в ее бутоньерках.
     Лорд Горинг.  Удивительное  это  свойство  у  наших  английских  низших
сословий - у них вечно умирают родственники.
     Фиппс. Да, милорд. Им необыкновенно везет в этом отношении.
     Лорд  Горинг  (оборачивается  и  смотрит  на  него.   Фиппс   сохраняет
невозмутимость). Гм!.. Письма были, Фиппс?
     Фиппс. Три, милорд. (Подает письма на подносе.)
     Лорд Горинг (берет их). Через  двадцать  минут  мне  нужен  будет  кеб,
Фиппс.
     Фиппс. Слушаю, милорд. (Идет к двери.)
     Лорд Горинг (показывает ему письмо в розовом  конверте).  Э-гм!  Фиппс!
Когда пришло это письмо?
     Фиппс. Его принес посыльный сейчас же  после  вашего  отъезда  в  клуб,
милорд.
     Лорд Горинг. Хорошо. Можете идти.

                               Фиппс уходит.

Почерк  леди  Чилтерн  и  розовая  бумага леди Чилтерн. Странно! Я ждал, что
Роберт  напишет.  А  что  может  мне  писать леди Чилтерн? (Садится к столу,
вскрывает   письмо   и   читает.)  "Верю.  Хочу  видеть.  Приду.  Гертруда".
(Откладывает  письмо,  удивленно  подняв  брови.  Снова берет его и медленно
перечитывает.)  "Верю.  Хочу  видеть.  Приду".  Так. Значит, она все узнала!
Бедняжка!  Бедняжка! (Вынимает часы, смотрит на них.) Однако поздний час для
визита.  Десять часов! А я собирался к Беркширам. Придется отложить. Ну, это
не важно. Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут. А в клубе холостяков
меня  не ждут, вот я туда и поеду. Да. Постараюсь уговорить ее, чтобы она не
покидала мужа. Ее место возле мужа. Как и всякой жены. Беда, когда у женщины
высоко  развито  моральное  чувство. От этого брак и стал таким безнадежным,
однобоким  учреждением.  Десять  часов. Вероятно, скоро придет. Надо сказать
Фиппсу, что ни для кого другого меня нет дома. (Идет к звонку.)

                               Входит Фиппс.

     Фиппс. Лорд Кавершем.
     Лорд Горинг. Господи, ну почему родители всегда  являются  не  вовремя?
Это какой-то просчет природы.

                           Входит лорд Кавершем.

Дорогой отец, как я рад вас видеть! (Идет ему навстречу.)
     Лорд Кавершем. Помогите мне снять пальто.
     Лорд Горинг. Стоит ли вам раздеваться, отец?
     Лорд Кавершем. Конечно, стоит, сэр. Какое тут самое удобное кресло?
     Лорд Горинг. Вот это. Я всегда сам в нем сижу, когда у меня гости.
     Лорд Кавершем. Благодарю. Надеюсь, тут нет сквозняков?
     Лорд Горинг. Нет, отец.
     Лорд Кавершем (садится). Рад это слышать. Не выношу сквозняков. Дома  у
нас никогда не бывает сквозняков.
     Лорд Горинг. Но иногда бывают бури, не правда ли?
     Лорд Кавершем. А? Что? Не понимаю, что вы  хотите  сказать.  Мне  нужно
серьезно поговорить с вами, сэр.
     Лорд Горинг. Ну что вы, отец! В такой час?
     Лорд Кавершем. Сейчас десять. Чем вам  плох  этот  час?  По-моему,  час
очень хороший.
     Лорд Горинг. Простите, отец, но  сегодня  не  мой  день  для  серьезных
разговоров. Очень сожалею, но... не мой день.
     Лорд Кавершем. Это еще что значит, сэр?
     Лорд Горинг. Во время сезона  я  веду  серьезные  разговоры  только  по
первым вторникам каждого месяца, от четырех до семи.
     Лорд Кавершем. Ну так считайте,  что  сегодня  вторник.  Считайте,  что
вторник.
     Лорд Горинг. Но сейчас уже больше семи, отец, а мой доктор запретил мне
вести серьезные  разговоры  после  семи  часов  вечера.  От  этого  я  потом
разговариваю во сне.
     Лорд Кавершем. Разговариваете  во  сне?  Ну  и  что?  Какое  это  имеет
значение? Вы ведь не женаты.
     Лорд Горинг. Да, отец, я не женат.
     Лорд Кавершем. Гм! Об этом я и  хотел  с  вами  поговорить.  Вы  должны
жениться. Немедленно! В вашем возрасте, сэр, я уже три месяца был безутешным
вдовцом и уже начинал ухаживать за  вашей  матерью.  Да  вы  просто  обязаны
жениться. Это ваш долг, сэр! Нельзя жить то