жизни меньше удовольствия, чем ты.
     --  В  кои-то  веки  вы  правду  сказали,  --  согласилась мисс Дженни. --
По-моему, старше Баярда вообще никого на свете нет.
     --  И  потому,  -- спокойно продолжал доктор Пибоди, -- я бы об этой штуке
не  беспокоился.  Пускай себе остается. Твоя физиономия совершенно никого не
интересует.  Если  б  ты  еще  был  молодым парнем и каждый вечер гонялся за
девчонками...
     --  Если  доктор  Пибоди  будет безнаказанно вмешиваться... -- начал было
доктор Олфорд.
     -- Билл Фолз говорит, что может это вылечить, -- заявил Баярд.
     -- При помощи своей мази? -- быстро спросил доктор Пибоди.
     --  Мази?  --  переспросил  доктор  Олфорд. -- Полковник Сарторис, если вы
позволите  первому  встречному  шарлатану лечить это новообразование всякими
домашними  или  патентованными средствами, то через полгода вы будете на том
свете.  Даже доктор Пибоди может это подтвердить, -- с тонкой иронией добавил
он.
     --  Не  знаю,  --  медленно проговорил доктор Пибоди. -- Билл делал чудеса
этой своей мазью.
     --  Я  вынужден  заявить  решительный протест, -- сказал доктор Олфорд. --
Миссис  Дю  Пре, я протестую против того, чтобы кто-либо из моих коллег даже
косвенно санкционировал подобный образ действий.
     --  Пф-ф,  юноша, -- отвечал доктор Пибоди, -- мы не позволим Биллу мазать
своим  снадобьем  Баярдову  бородавку.  Оно  годится  для  черномазых  и для
скотины,  а  Баярду  оно ни к чему. Мы просто оставим эту штуку в покое, тем
более что она ему нисколько не мешает.
     --  Если  это  новообразование  не  будет немедленно удалено, я снимаю с
себя  всякую ответственность, -- объявил доктор Олфорд. -- Запустить его столь
же  опасно,  сколь применить к нему мазь мистера Фолза. Миссис Дю Пре, прошу
вас  засвидетельствовать,  что  эта  консультация  приняла  столь  неэтичный
характер не по моей вине и вопреки моему протесту.
     --  Пф-ф,  юноша,  --  снова повторил доктор Пибоди. -- Эта штука не стоит
того,  чтоб  ее  резать.  Мы  прибережем  для  вас  руку или ногу, когда его
шальной  внук  перевернется вместе с ним на своем автомобиле. Пойдем ко мне,
Баярд.
     -- Миссис Дю Пре... -- попробовал вставить доктор Олфорд.
     --  Если  Баярд захочет, он потом вернется. -- Своей тяжелой рукой доктор
Пибоди  погладил молодого человека плечу. -- Мне надо поговорить с ним у себя
в кабинете. Дженни приведет его обратно, если захочет. Пошли, Баярд.
     И он вывел старого Баярда из комнаты. Мисс Дженни встала.
     --  Этот Люш Пибоди такой же старый чудак, как Билл Фолз, -- сказала она.
--  Старики  просто до смерти меня раздражают. Подождите, я сейчас же приведу
его обратно, и мы с этим делом покончим.
     Доктор  Олфорд  открыл  перед  нею  дверь,  и она, свирепо шурша своими
шелками,  чопорно  выплыла  в  коридор  и  через  обшарпанную дверь с ржавым
замком  вошла  вслед  за  племянником  в  комнату,  у которой был такой вид,
словно  здесь  пронесся  миниатюрный  циклон,  причем  следы разрушений были
прикрыты мирным слоем вековой пыли.
     -- Послушайте, Люш Пибоди... -- начала было мисс Дженни.
     --  Садитесь,  Дженни,  --  сказал  ей  доктор  Пибоди.  --  И  не шумите.
Расстегни рубашку, Баярд.
     -- Что?! -- воинственно отозвался старый Баярд.
     Доктор толкнул его на стул.
     --  Хочу  тебя послушать, -- пояснил он. Подойдя к старинной конторке, он
стал  рыться  в  куче  пыльного  хлама.  Огромная  комната была полна пыли и
хлама.  Все четыре окна выходили на площадь, но платаны и вязы, которыми она
была  обсажена,  затемняли  конторы на втором этаже, и поэтому проникавший в
них  свет  казался  рассеянным, словно в толще воды. С углов потолка свисала
паутина,  тяжелая  и  длинная,  как  испанский  мох,  и  темная,  как старое
кружево,  а стены, некогда белые, приобрели тусклый серо-коричневый оттенок,
и   только   в   тех   местах,   где  прежде  висели  календари,  выделялись
прямоугольники   посветлее.  Кроме  конторки,  в  комнате  стояло  несколько
разнокалиберных  стульев,  находившихся на разных стадиях разрушения; ржавая
железная  печка  в  ящике  с  опилками  и  кожаный  диван, просевшие пружины
которого  молчаливо  сохраняли  форму  удобно  раскинувшейся  фигуры доктора
Пибоди,  а рядом, медленно собирая последовательно накопляющиеся слои  пыли,
валялась  стопка  пятицентовых детективов  в  бумажных  обложках.  Это  была
библиотека  доктора  Пибоди, и на этом диване он коротал свои приемные часы,
снова и снова ее перечитывая. Других книг в комнате не было.
     Зато  корзина  для  бумаг  возле  конторки,  сама  конторка,  доска над
забитым   мусором   камином   и   все   четыре   подоконника  были  завалены
всевозможными   рекламными   проспектами,  каталогами  и  правительственными
бюллетенями.  В  одном  углу,  на  перевернутом вверх дном ящике, возвышался
прибор  из  цветного  оксидированного  стекла  для охлаждения воды; в другом
торчала  связка  бамбуковых  удилищ,  медленно  склонявшихся под собственной
тяжестью,   а  на  каждой  горизонтальной  поверхности  покоилась  коллекция
предметов,  какие  можно  найти только в лавке старьевщика, -- рваная одежда,
бутылки,  керосиновая  лампа;  деревянный  ящик с жестянками из-под колесной
мази,  в котором не хватало одной жестянки; часы в форме нежного фарфорового
вьюнка,  поддерживаемые  четырьмя  девицами  с  венками  на  голове, которые
претерпели   всевозможные,   достойные  всяческого  удивления  хирургические
травмы,  и  лишь  кое-где  среди  всей  этой  запыленной  рухляди попадались
различные  инструменты,  имеющие  отношение к профессии хозяина. Именно один
из  них  и  разыскивал  сейчас доктор Пибоди на заваленной мусором конторке,
где  красовалась  одинокая фотография в деревянной рамке, и хотя мисс Дженни
опять  повторила:  "Послушайте,  Люш  Пибоди,  что  я  вам хочу сказать", он
невозмутимо продолжал свои поиски.
     --  Застегни  рубашку  и пойдем обратно к тому доктору, -- приказала мэсс
Дженни  племяннику.  --  Мы  не  можем  больше терять время с выжившим из ума
старикашкой.
     --  Садитесь, Дженни, -- повторил доктор Пибоди. Он выдвинул ящик, достал
из  него  коробку  сигар,  горсть  поблекших  искусственных мух для приманки
форели,  грязный  воротничок  и,  наконец, стетоскоп, после чего швырнул все
остальное обратно в ящик и задвинул его коленом.
     Мисс  Дженни с видом оскорбленной добродетели, вся кипя от негодования,
ждала, пока он выслушает сердце старого Баярда.
     --  Ну,  что,  -- сердито проворчала она, -- теперь вы узнали, как снять с
его  физиономии  эту  бородавку? Билл Фолз, тот без всякой телефонной трубки
это выяснил.
     --  Я  узнал  еще кое-что, -- отвечал доктор Пибоди. -- Я узнал, например,
как  Баярд  избавится  от  всех  своих  забот, если станет и впредь ездить в
автомобиле с этим разбойником.
     --  Чепуха!  --  отрезала  мисс  Дженни.  -- Баярд отличный шофер. Я еще в
жизни такого не видела.
     --  Мало  быть  хорошим  шофером, чтобы эта штука, -- он постучал толстым
пальцем  по  груди  Баярда,  --  чтобы  эта  штука не остановилась, когда ваш
мальчишка  срежет  на  полной скорости еще парочку поворотов, -- я видел, как
он это делает.
     -  Вы  когда-нибудь  слышали,  чтобы  хоть  один  Сарторис  умер  своей
смертью,  как  все  люди?  -- спросила мисс Дженни. -- Разве вы не знаете, что
сердце  будет  служить  Баярду,  пока не придет его срок? Ну, а ты вставай и
ступай со мной отсюда, -- добавила она, обращаясь к племяннику.
     Старый  Баярд  застегнул  рубашку. Доктор Пибоди молча наблюдал за ним,
сидя на своем диване.
     --  Баярд,  --  неожиданно  заговорил  он,  -- почему ты непременно должен
лезть в эту распроклятую колымагу?
     -- Что?!
     --  Если ты не перестанешь ездить в этом автомобиле, то ни Билл Фолз, ни
я,  ни  этот  юноша  со  всеми  своими  кипячеными  бритвами -- никто тебе не
понадобится.
     --  А  тебе-то  что?  -- возмутился старый Баярд. -- Господи, неужели я не
могу тихо и мирно сломать себе шею, если мне так хочется?
     Он  встал,  дрожащими пальцами пытаясь застегнуть пуговицы на жилете, и
мисс  Дженни  тоже  встала  и  подошла,  чтоб  ему  помочь,  но  он грубо ее
оттолкнул.  Доктор  Пибоди  молча  сидел,  постукивая  толстыми  пальцами по
толстому колену.
     --  Я уже пережил свой век, -- продолжал старый Баярд более миролюбиво. --
Насколько  мне  известно,  я  первый  в  нашем  роду  перевалил через шестой
десяток.  Наверняка  Старый  Хозяин  держит  меня  как  надежного  свидетеля
вымирания нашего семейства.
     --  А  теперь,  --  ледяным  тоном  произнесла  мисс  Дженни,  -- когда ты
произнес  свою  речь,  а  Люш  Пибоди потерял из-за тебя все утро, теперь, я
полагаю,   нам  самое  время  удалиться,  чтобы  Люш  мог  для  разнообразия
отправиться  пользовать  мулов,  а  ты  мог просидеть остаток дня, испытывая
жалость к самому себе, как и подобает Сарторису. До свидания, Люш.
     --  Не  позволяйте  ему  трогать  эту  штуку,  Дженни, -- произнес доктор
Пибоди.
     -- Разве вы с Биллом Фолзом не будете его лечить?
     --  Смотрите, чтоб он не позволял Биллу Фолзу мазать эту штуку чем бы то
ни  было,  --  невозмутимо  продолжал  доктор Пибоди. -- Она ему не мешает. Не
трогайте ее, и все.
     --  Мы  сейчас  пойдем  к доктору, вот что мы сделаем, -- отозвалась мисс
Дженни. -- Пошли.
     Когда  дверь  закрылась, доктор Пибоди некоторое время неподвижно сидел
и  слушал,  как они пререкались в коридоре. Затем звуки их голосов донеслись
с  другого конца, ближе к лестнице, старый Баярд сердито выругался, и голоса
умолкли.  Тогда  доктор Пибоди откинулся на спинку дивана, которая уже давно
приобрела  форму  его  тела,  протянул  руку к стопке книг у изголовья и, не
глядя, осторожно вытащил из нее пятицентовый детектив.






4


     Когда   они   подходили   к  банку,  с  противоположной  стороны  улицы
показалась  одетая  в  светлое  платье  Нарцисса,  и  все трое встретились у
дверей;   старый  Баярд  одарил  ее  неуклюжим  комплиментом  по  поводу  ее
внешности,  а  она своим низким голосом пыталась проникнуть сквозь толщу его
глухоты.  После этого он взял свой складной стул, а Нарцисса в сопровождении
мисс  Дженни  вошла в банк и направилась к окошку кассира. За барьером в эту
минуту  не  было  никого,  кроме бухгалтера. Он украдкой глянул на них через
плечо, слез с табурета и, все еще не поднимая глаз, подошел к окошку.
     Он  взял у Нарциссы чек, и, слушая рассказ мисс Дженни о глупом мужском
упрямстве  Баярда  и  Люша  Пибоди,  она  обратила внимание, что его руки от
локтей  вплоть  до  вторых  фаланг  пальцев заросли рыжеватыми волосами, и с
легким,  хотя  и  нескрываемым  отвращением  -- и даже недоумевая, потому что
день был не особенно жаркий, -- заметила, что они покрыты капельками пота.
     Затем  она  снова  придала своим глазам выражение полного равнодушия и,
взяв  банкноты,  которые бухгалтер просунул ей в окошко, открыла сумочку, из
голубых  атласных недр которой вдруг показался уголок конверта с адресом, но
Нарцисса  его  смяла,  засунула  в  сумочку  деньги и быстро ее закрыла. Обе
женщины  направились к выходу, причем мисс Дженни продолжала свой рассказ, а
Нарцисса  снова  остановилась  у  дверей  и, как всегда излучая невозмутимый
покой,  ровным  громким  голосом отвечала старому Баярду, который подшучивал
над  ее воображаемыми сердечными делами, что составляло единственную тему их
разговоров.  Потом она пошла дальше в ореоле безмятежности, которая казалась
чем-то вполне реальным, доступным человеческому зрению, обонянию или слуху.
     Пока  Нарцисса оставалась в поле зрения, бухгалтер стоял у окна. Голова
его  была  опущена,  а рука чертила мелкие, бессмысленные узоры на блокноте,
который  лежал  на  подоконнике.  Затем  Нарцисса пошла дальше и скрылась из
виду.  Отходя  от окна, он обнаружил, что блокнот прилип к его влажной руке,
и   когда   он  поднял  руку,  поднялся  вместе  с  ней.  Потом,  увлекаемый
собственной тяжестью, блокнот оторвался и упал на пол.

     В  этот  вечер  после закрытия банка Сноупс пересек площадь, завернул в
одну  из  улиц  и  приблизился  к  прямоугольному деревянному зданию с двумя
верандами,  откуда  в  вечерний  воздух  вырывалась хриплая заунывная музыка
дешевого  граммофона.  Он вошел в дом. Музыка доносилась из комнаты направо,
и,  проходя  мимо двери, Сноупс увидел человека в рубашке без воротника -- он
сидел  на  стуле,  положив  ноги  в  носках  на другой стул, и курил трубку,
отвратительный  запах  которой  потянулся за Сноупсом в прихожую. В прихожей
пахло  сырым  дешевым мылом и блестел еще не просохший линолеум. Он двинулся
дальше,  в  ту сторону, откуда раздавался равномерный шум, свидетельствующий
о  какой-то  бешеной  деятельности,  и натолкнулся на женщину в бесформенном
сером  платье,  которая  перестала  вытирать  шваброй  пол и глянула на него
через серое плечо, смахнув красной рукой прямые волосы со лба.
     -- Добрый вечер, миссис Бирд, -- сказал Сноупс. -- Вирджил дома?
     --  Болтался  тут  давеча,  --  ответила  она. -- Если его пет на крыльце,
значит,  отец  его  куда-нибудь  послал.  У  мистера  Бирда  опять  поясницу
схватило.  Может,  он Вирджила куда и послал. -- Прямые волосы снова упали ей
на  лицо,  и  она  резким  жестом  отбросила их назад. -- У вас для него есть
работа?
     -- Да, мэм. А вы не знаете,, куда он пошел?
     --  Если  мистер  Бирд  его  никуда  ни  посылал, он, наверно, на заднем
дворе. Он далеко не уходит.
     Она  опять  отбросила назад свои прямые волосы -- мускулы, привыкшие всю
жизнь работать, не терпели бездействия -- и снова схватила швабру.
     Сноупс  пошел дальше и остановился на кухонном крыльце над огороженным,
лишенным  травы  пространством,  где  находился  курятник  и  несколько кур,
нахохлившись,  сидели  на  голой  земле  или,  объятые  безнадежной  тоскою,
копошились  в пыли. Вдоль одной стороны забора тянулись аккуратные грядки, а
в углу двора стояла сколоченная из старых досок уборная.
     -- Вирджил! -- позвал он.
     Пустынный   двор   был  населен  призраками  --  призраками  отчаявшихся
сорняков,  призраками  съестных  припасов  в  виде  пустых консервных банок,
ломаных  коробок  и бочек; сбоку лежала куча дров и стоял чурбан, на котором
покоился   топор   с   расколотым   топорищем,   неумело  обмотанным  ржавой
проволокой. Он сошел с крыльца, и куры закудахтали в предвкушении корма.
     -- Вирджил!
     Воробьи  как-то  ухитрялись  находить себе пропитание в пыли среди кур,
но  сами  куры,  быть  может  в предвидении рокового конца, очумело носились
взад-вперед  вдоль  проволоки  и неотвязно смотрели на него жадными глазами.
Он  уже  хотел  было  повернуть обратно к кухне, когда из уборной с невинным
видом  вышел  белобрысый  мальчишка  с  вкрадчивыми  глазами.  В уголках его
бледного,  красиво  очерченного  рта  затаилась какая-то мысль. Подбородка у
него не было вовсе.
     -- Хелло, мистер Сноупс. Я вам нужен?
     -- Да, если ты ничем особенным не занят.
     -- Ничем, -- отвечал мальчик.
     Они  вошли  в  дом  и  миновали  комнату,  где  по-прежнему остервенело
работала  женщина.  Вонь  от трубки и мрачные завывания граммофона заполняли
прихожую.  Они  поднялись по лестнице, тоже покрытой линолеумом, который был
прикреплен  к  каждой  ступеньке предательской полосой железа, обработанного
под  латунь,  стертого  и  исцарапанного  тяжелыми  сапогами. По обе стороны
прихожей  второго  этажа было несколько одинаковых дверей. В одну из них они
и вошли.
     В  комнате  стоял стул, кровать, туалетный столик и умывальник с ведром
для  грязной воды. Пол был покрыт потрепанным соломенном ковриком. С потолка
на  зеленовато-коричневом  шнуре  свисала  лампочка без абажура. Над забитым
бумагой  камином  красовалась  рамка  с  литографией  --  девушка-индианка  в
безукоризненной  оленьей  шкуре склонила обнаженную грудь над залитым лунным
светом  аккуратным  бассейном  из  итальянского мрамора. В руках она держала
гитару  и  розу,  а  на  выступе  за  окном  сидели пыльные воробьи и весело
смотрели на них сквозь пыльную оконную сетку.
     Мальчик  вежливо  пропустил  Сноупса  вперед.  Его бледные глаза быстро
окинули комнату и все, что в ней находилось.
     -- Ружье еще не прислали, мистер Сноупс? -- спросил он.
     -- Нет, но скоро пришлют, -- ответил Сноупс.
     -- Вы ведь тайно его заказывали.
     --  Да,  оно  скоро  придет.  Может, у них сейчас такого ружья нет. -- Он
прошел  к  туалетному  столику,  достал  из  ящика  несколько листов бумаги,
положил  их  на  стол,  придвинул  стул,  вытащил  из-под  кровати чемодан и
водрузил  его  на  стул.  Затем  вынул  из  кармана вечное перо, снял с него
колпачок  и  положил  рядом  с  бумагой.  --  Его  не  сегодня-завтра  должны
прислать.
     Мальчик уселся на чемодан и взял перо.
     -- Такие ружья продаются в скобяной лавке Уотса, -- заметил он.
     --  Если то, которое мы заказывали, в ближайшее время не придет, купим у
него, -- сказал Сноупс. -- Кстати, когда мы сделали заказ?
     -- Во вторник на прошлой неделе, -- бойко отвечал мальчик. -- Я записал.
     -- Ну, значит, скоро пришлют. Ты готов? Мальчик склонился над бумагой.
     -- Да, сэр.
     Сноупс вынул из кармана брюк сложенный листок, развернул его и прочел:
     --  Индекс  сорок  восемь.  Мистеру Джо Батлеру, Сент-Луис, Миссури, -- и
через  плечо  мальчика  стал  следить  за  его пером. -- Правильно, у верхней
кромки. Так.
     Мальчик   отступил   от   края  примерно  на  два  дюйма  и  аккуратным
ученическим  почерком  принялся  выводить  то, что диктовал ему Сноупс, лишь
изредка останавливаясь и спрашивая, как пишется то или иное слово. г
     "Я  один  раз  решил что постараюсь вас забыть. Но я не могу забыть вас
потому  что  вы  не  можете забыть меня. Сегодня я видел свое письмо в вашей
сумке.  Я каждый день могу протянуть руку и дотронуться до вас вы об этом не
знаете.  Просто  вижу как вы идете по улице и знаю что я знаю что вы знаете.
Однажды  мы  оба  будем  знать  вместе когда вы привыкнете. Вы сохранили мое
письмо но вы не ответили. Это признак..."
     Мальчик  дописал  страницу  до конца. Сноупс убрал первый лист, положил
второй и монотонным, лишенным интонации голосом продолжал диктовать:
     "...что  вы  меня не забыли иначе вы бы его не стали хранить. Я думаю о
вас  ночью  как  вы  идете  по  улице  словно я грязь под ногами. Я могу вам
кое-что  сказать  вы удивитесь я знаю про вас больше чем то как вы ходите по
улице  в  одежде.  Когда-нибудь  я скажу и вы тогда не будете удивляться. Вы
проходите  мимо  меня  и не знаете а я знаю. Когда-нибудь вы узнаете. Потому
что я вам скажу".
     -- Все, -- сказал Сноупс, и мальчик отступил к нижнему краю страницы.
     --  "Искренне  ваш  Хэл  Вагнер.  Индекс  двадцать  четыре".  -- Он снова
заглянул мальчику через плечо. -- Правильно.
     Промокнув  последнюю  страницу,  он  взял  и  ее. Мальчик надел на перо
колпачок  и  отодвинул  стул.  Сноупс  вытащил из пиджака маленький бумажный

кулек.
     Мальчик невозмутимо взял кулек.
     --  Премного  благодарен,  мистер  Сноупс.  --  Он открыл кулек и, скосив
глаза,  заглянул  внутрь.  --  Странно,  что  это духовое ружье до сих пор не
пришло.
     -- Действительно, -- согласился Сноупс. -- Не понимаю, почему его нет.
     -- Может, оно на почте затерялось, -- высказал предположение мальчик.
     -- Возможно. Скорей всего, так оно и есть. Я завтра им еще раз напишу.
     Мальчик   поднялся   из-за   стола  и  остановился,  глядя  на  Сноупса
вкрадчивыми  невинными  глазами  из-под  соломенно-желтых волос. Он вынул из
кулька конфету и принялся без всякого удовольствия ее жевать.
     --  Я, пожалуй, попрошу папу сходить на почту и узнать, не потерялось ли
оно.
     --  Не  надо, -- поспешно отозвался Сноуцс. -- Подожди немного, я сам этим
дело