к  Фой  стоял  около  Ганса.  Через
десять минут последнего не стало.
     Сильный ветер гнал их к Гаарлемскому морю;  испанский  корабль  шел  за
ними, но держался дальше в  открытом  море,  избегая  мелей.  Через  полчаса
ветер, все более и более поворачивая к северу, превратился в  ураган,  и  им
пришлось  бороться  против  него,  убрав   паруса.   Однако   все   обошлось
благополучно; Фой смотрел за парусами, а Мартин  стоял  у  руля.  "Ласточка"
была  хорошее  морское  суденышко,  и  если  плыла   медленно,   то   и   ее
преследователь плыл не скорее ее, и между  ними  образовывался  по  временам
промежуток в милю. Наконец к вечеру они увидали развалину мызы,  указывавшую
вход в один из каналов, ведущих в Гаарлемское море.
     - Море бурно на мели, и теперь отлив, - заметил Фой.
     - А все же надо  попытаться,  мейнгерр,  может  быть,  и  проскочим,  -
отвечал Мартин и направил "Ласточку" к устью протока.
     Здесь волны вставали как горы  и  заливали  палубу,  однако  "Ласточке"
удалось перебраться через три мели, и наконец она вступила в спокойные  воды
канала, где пошла, хотя и тихо, но на парусе.
     - Наконец-то мы ушли от них, - сказал  Фой,  -  им  не  войти  сюда  до
прилива.
     - Надо воспользоваться временем,  -  отвечал  Мартин.  -  Поднимите  же
белый флаг, и, пока возможно, закусим.
     Пока они ели, солнце село и ветер так упал, что они едва шли по узлу  в
час. Так как Марты или какого-либо другого лоцмана не  было  видно,  то  они
вывесили красный фонарь и медленно  подвигались  вперед,  пока  не  достигли
наконец выхода  в  море  -  обширной  водной  поверхности,  местами  мелкой,
местами глубокой и усеянной во всех направлениях  островками.  Ветер  теперь
дул противный, и при наступившей  полной  темноте  пришлось  бросить  якорь,
рискуя иначе наткнуться на берег. Одно утешало пассажиров "Ласточки"  -  что
их преследователь не мог видеть их.
     Тут в первый раз их  мужество  несколько  поколебалось,  и  они  стояли
молча у руля, не зная, что предпринять. Вдруг  перед  ними  появилась  белая
фигура, будто поднявшись с палубы судна. Они  не  слыхали  звука  весел  или
шагов, а между тем фигура стояла перед ними, вырисовываясь на темном небе.
     - Кажется, друг Ганс ожил, - сказал Мартин с легкой  дрожью  в  голосе:
он ужасно боялся привидений.
     - А я думаю, что нас выследил испанец, - сказал Фой, выхватывая нож.
     Но тут послышался хриплый голос:
     - Кому надо лоцмана в моих водах?
     - А кто ты? - спросил Фой. - Говори скорей!
     - Я лоцман, - отвечал голос, - а ваше судно по виду и  сигналу,  должно
быть, "Ласточка" из Гааги. А почему это мне пришлось споткнуться  на  палубе
о мертвое тело?
     - Пойдем в каюту, и я расскажу тебе все, - сказал Фой.
     - Хорошо, мейнгерр.
     Фой повел лоцмана в каюту, между тем как Мартин немного отстал.
     "Мы нашли себе проводника, зачем нам теперь фонари?"  -  подумал  он  и
загасил все фонари, кроме одного, который взял в каюту.
     Фой ждал его у двери, и  они  вошли  вместе.  Фонарь  осветил  странную
фигуру,  одетую  в  меховую  одежду,  такую  широкую  и  бесформенную,   что
невозможно было сказать, мужчину или женщину она покрывала. Фигура была  без
шапки, и на лоб ей спускалась прядь волнистых  седых  волос.  Лицо  с  парой
блуждающих  серых  глаз  было  изможденное,   обветренное   от   постоянного
пребывания на воздухе, все  в  шрамах,  некрасивое,  с  высохшими  губами  и
выступающими вперед зубами.
     - Здравствуй, сын Дирка ван-Гоорля и Красный Мартин. Я -  тетка  Марта,
прозванная испанцами "Кобылой" и озерной ведьмой.
     - Я и без ваших слов узнал бы вас,  матушка  Марта,  -  сказал  Фой,  -
хотя, правда, уже много лет не видел вас.
     Марта грустно улыбнулась, отвечая ему:
     - Да, много лет.  Какое  дело  жирным  лейденским  бюргерам  до  бедной
бродяги в спокойное время. Я не хочу укорять  вас.  Не  следовало  бы  даже,
чтобы знали, что ты или твои родители имеют дело со мной.  Ну,  что  вам  от
меня нужно? По сигналу я вижу, что есть дело; а почему тело крестного  брата
Гендрика Бранта лежит там, у руля?
     - Потому что, говоря прямо, у нас на борту богатство  Гендрика  Бранта,
а что касается остального, то взгляните туда.
     И Фой указал вдаль,  где  среди  мрака  в  нескольких  милях  светилась
точка, слишком низкая и красная, чтобы быть звездой, - фонарь,  поднятый  на
мачту корабля.
     Марта кивнула.
     - Испанцы гонятся за вами, и ветер не пускает их сюда.  Времени  терять
нечего.  Спустите  лодку,  и  мы  отведем  "Ласточку"  туда,  где   она   на
сегодняшнюю ночь будет в безопасности.
     Через пять минут они все ехали на веслах в лодочке,  в  которой  бежали
из Гааги, к неизвестному им месту в  темноте,  медленно  ведя  за  собой  на
буксире "Ласточку". По пути Фой рассказал Марте все касавшееся  данного  ему
поручения и своего бегства из Гааги.
     - Я  прежде  слыхала  об  этих  богатствах,  -  сказала  Марта,  -  все
Нидерланды знают о сокровищах Гендрика Бранта. Покойный Ганс известил  меня,
что они могут попасть сюда; он думал что на меня можно  положиться  в  таких
делах, - усмехнулась она. - Ну, что же вы намереваетесь делать?
     - Исполнить данное нам приказание, - сказал Фой. -  Спрячем  богатство,
если окажется возможным, или уничтожим его.
     - Лучше первое, чем второе, - прервала  Марта.  -  Спрячьте  сокровища,
говорю вам, и уничтожьте испанцев. У тетки Марты есть план.
     - Мы  можем  потопить  судно,  -  предложил   Фой,   -   или   положить
драгоценности в лодку и потопить ее.
     - И никогда не найти ее в этом море, - заметила Марта.
     Все это время Марта так уверенно управляла лодкой, будто  среди  белого
дня. Лодка выехала из открытой воды и пробиралась между островками.  Наконец
гребцы почувствовали, что идущая позади "Ласточка" слегка задевает  дном  за
ил; тогда Марта, отведя ее в  сторону,  бросила  якорь,  говоря,  что  здесь
будет ее стоянка на ночь.
     - Теперь, - сказала она, - несите золото и кладите  в  лодку;  если  вы
хотите спасти его, много придется поработать до зари.
     Фой и Мартин пошли вниз, между тем как Марта, свесившись  над  перилами
лестницы, держала зажженый  фонарь,  светя  им,  так  как  они  не  решались
подходить с огнем к пороху. Сняв мешки  с  солью,  они  скоро  добрались  до
бочонков с буквой Б и, несмотря на всю свою силу, с трудом при помощи  блока
опустили их в лодку. Наконец погрузка была окончена, место  бочонков  занято
мешками с солью. Захватив  два  железных,  заранее  приготовленных  заступа,
Фой, с Мартином снова спустились  в  лодку,  которой  по-прежнему  управляла
Марта. Больше часу они пробирались между бесконечными островками, на  темные
берега которых Марта пристально смотрела, пока, наконец она не приказала  им
положить весла, и они причалили.
     Марта привязала лодку и скрылась в  камышах,  откуда  скоро  вернулась,
говоря, что место  найдено.  Тогда  началась  трудная  работа  перекатывания
тяжелых  бочонков  шагов  на  тридцать  по  тропинкам,  проложенным  речными
бобрами среди густых камышей.
     Осторожно вырезав  камыш  в  месте,  указанном  Мартой,  Мартин  и  Фой
принялись копать при свете  звезд  глубокую  яму.  Они  работали  усердно  и
все-таки, не будь почва такой болотистой и мягкой, не успели бы  кончить  до
рассвета, так как яма должна была быть очень объемистой, чтобы  заключить  в
себе все бочонки.
     Выкопав фута три почвы, они дошли до  поверхности  озера  и  продолжали
работать в воде, выбрасывая заступами грязь. Наконец все пять бочонков  были
поставлены рядышком в воде,  закрыты  землей,  а  место  заложено  торфом  и
покрыто камышом.
     - Пойдемте, - сказала Марта. - Времени терять нельзя.
     Они выпрямились и обтерли пот с лица.
     - Кругом накидана земля, она может выдать нас, - сказал Мартин.
     - Да, - согласилась Марта, -  если  кто  увидит  это  место  в  течение
десяти дней, а потом болотистая почва опять зарастет мохом, и все скроется.
     - Мы сделали, что могли,  -  заметил  Фой,  ополаскивая  загрязнившиеся
сапоги, - а там будь что будет.
     Они снова сели в лодку и поехали прочь, но  гребли  гораздо  медленнее:
утомленный Фой чуть не засыпал над своим веслом.
     Вдруг Марта дотронулась до его плеча. Он поднял голову и увидел  неясно
обрисовавшиеся при слабом свете футах в двухстах  мачты  преследовавшего  их
корабля с фонарем, одиноко горевшим на мачте.
     Марта нагнулась и что-то повелительно шепнула.
     - Это сумасшествие, - сказал Мартин.
     - Делайте, как я говорю, - прошипела она.
     И они пустили  лодку  по  ветру,  пока  она  не  доплыла  к  маленькому
островку футах в тридцати от стоявшего на якоре  корабля.  На  островке,  на
самом берегу росла одинокая ива, свесившись ветвями в воду.
     - Держитесь за ветви дерева, - проговорила Марта, - и  подождите,  пока
я вернусь.
     Фой и Мартин повиновались.
     Марта встала. Они увидели, что она сняла свое меховое платье и  выросла
перед ними высокой белой фигурой, вооруженной ножом. Она взяла нож в зубы  и
тихо, как водяная птица, спустилась в воду. Прошло не больше  минуты,  и  ее
спутники заметили, что кто-то карабкается по якорному канату.
     - Что она хочет делать? - шепотом спросил Фой.
     - Бог знает, - отвечал Мартин, только  если  она  не  вернется,  прощай
богатство герра Бранта: она одна может найти место.
     Они ждали затаив дыхание, как вдруг до них донесся  какой-то  странный,
глухой звук, и фонарь  на  корабле  исчез.  Две  минуты  спустя  над  бортом
показалась рука с ножом, и в следующую секунду в лодку, как большая рыба  из
сети, скользнула белая фигура.
     - Отчаливайте  и  гребите,  -  запыхавшись,  проговорила  она,  и   они
повиновались.
     Марта же снова оделась в свою меховую одежду.
     - Что вы сделали? - спросил Фой.
     - Одну вещь, - отвечала она со злобным смешком.  -  Заколола  часового.
Он принял меня за приведение и со страху не посмел  крикнуть.  Я  перерезала
канат и, кажется, подожгла корабль. Смотрите!.. Только гребите,  гребите  за
угол острова.
     Они изо всей силы налегли на весла,  а  когда  оглянулись,  то  увидели
из-за высокой стены камышей огненный язык, взбегавший по снастям корабля,  и
до слуха их донеслись испуганные, сердитые голоса. Спустя десять  минут  они
были на борту "Ласточки" и оттуда  смотрели,  как  пылал  испанский  корабль
приблизительно на расстоянии мили от них. Здесь  они  подкрепились  пищей  и
питьем, в которых сильно нуждались.
     - Что теперь делать? - спросил Фой, когда они кончили.
     - Пока ничего, - отвечала Марта, - только дайте мне перо и бумагу.
     Они нашли просимое, занавесив маленькое оконце каюты, Марта  присела  к
столу и медленно, но  чрезвычайно  искусно  нарисовала  план,  или,  скорее,
картину этой части Гаалемского озера. На этом плане  было  точно  изображено
до двадцати островов, и один из них был отмечен маленьким крестиком.
     - Возьмите и спрячьте, - сказала Марта, окончив карту, - таким  образом
вы будете знать, где искать сокровища Гендрика  Бранта.  Имея  этот  план  в
руках, вам не трудно будет разыскать сокровища:  я  рисую  хорошо.  Помните,
что вещи закопаны в тридцати шагах к югу от единственного места,  где  можно
пристать к острову.
     - Что мне делать с  такой  драгоценной  картой?  -  беспомощно  спросил
Фой. - Я вправду боюсь носить такую вещь при себе.
     - Дайте ее мне, мейнгерр, -  сказал  Мартин,  -  пусть  тайна  сокровищ
лежит вместе с завещанием,  исполнение  которого  зависит  от  находки  этих
сокровищ.
     Он  отвинтил  ручку  меча  "Молчание",  сложил  бумагу  и,  обернув  ее
тряпочкой, спрятал в пустую рукоять.
     - Теперь меч мой дороже, чем могут подумать многие,  -  сказал  Мартин,
привинчивая рукоять. - Надеюсь, что тому, кому вздумалось  бы  узнать  тайну
от моего меча, прежде придется познакомиться  с  его  лезвием.  Теперь  едем
дальше!
     - Послушайте, - сказала Марта, - решитесь ли вы вдвоем на  смелое  дело
против испанцев? Корабль их сгорел, но их на нем было с полсотни,  и  у  них
два бота. На рассвете, заметив мачты нашего судна, они  нападут  на  нас  на
своих ботах, надеясь найти сокровища. Нам надо поджечь зажигательные нити.
     - Вероятно, испанцев  осталось  в  живых  не  много,  -  высказал  свое
предположение Фой.
     - Видя, как "Ласточка"  взлетит  на  воздух,  подумают,  что  сокровища
погибли вместе с ней, и отложат их поиски, - продолжала Марта.  -  Да,  план
хорош, но опасен. Обсудим его хорошенько.


     Заря разлилась желтым  светом  по  поверхности  Гаарлемского  моря.  Со
стороны  продолжавшего  гореть  испанского  корабля  донесся  звук  гребущих
весел,  и  трое  наблюдателей  с  "Ласточки"  увидели  две   лодки,   полные
вооруженных людей, направлявшихся к ним. Когда лодка подошла футов  на  сто,
Марта прошептала:
     - Пора!
     Фой с  разных  сторон  поджег  нити  и  для  пущей  уверенности  бросил
зажженный огарок в кучу пропитанных  маслом  тряпок,  уже  приготовленных  в
трюме. После того он вместе со своими спутниками  спустился  с  той  стороны
"Ласточки", где их не могли видеть испанцы, в мелкую воду, заросшую  высоким
тростником, и все направились к  берегу.  Здесь,  пробежав  шагов  сто,  они
спрятались в группе болотного ивняка. Фой затем взобрался  на  одну  из  ив,
откуда видны были "Ласточка" и испанский корабль.  Испанцы  уже  подплыли  к
"Ласточке", и слышался  голос  начальника  лодки,  приказывавшего  человеку,
стоявшему у сломанной мачты, и всем находившимся на судне сдаться.
     Но человек  у  мачты  не  отвечал,  в  чем,  впрочем,  не  было  ничего
удивительного, так как то был  убитый  лоцман  Ганс,  тело  которого  Мартин
привязал к мачте, чтобы обмануть испанцев.  Испанцы  выстрелили  в  лоцмана,
который остался в прежнем положении, и начали  взбираться  на  борт.  Теперь
все люди из первого бота  были  на  "Ласточке",  исключая  двух  рулевого  и
начальника, в котором по костюму и манере держаться  Фой  узнал  одноглазого
испанца  Рамиро,  хотя  дальность  расстояния  мешала  ему  сказать  это   с
уверенностью.  Одно  было  очевидно  -  что  этот  человек  не   намеревался
взбираться на "Ласточку", так как он вдруг повернул  свою  лодку,  и  ветер,
надув парус, быстро отнес ее прочь.
     - Хитрый парень, - сказал Фой Мартину и Марте, стоявшим под деревом,  -
я дурак, зажег промасленные тряпки, и он увидал дым из люка.
     - А ему уже довольно было побывать сегодня на одном горящем корабле,  и
он предоставляет это удовольствие своим товарищам, - вставил Мартин.
     - Второй  бот  подходит,  -  продолжал  Фой,  -  и,  вероятно,   сейчас
произойдет взрыв.
     - Нет, еще рано, - сказал Мартин, - не прошло и шести минут с тех  пор,
как вы подожгли нитку.
     Наступило молчание, в продолжение которого все трое наблюдали с  сильно
бьющимися сердцами. Послышался  голос,  возвещавший,  что  лоцман  мертв,  и
ответ из лодки  от  испанца,  в  котором  Фой  справедливо  признал  Рамиро,
предостерегавший против измены. Затем вдруг раздались крики:  "Мина!  Мина!"
Испанцы, по-видимому, заметили одну из ниток.
     - Они спешат в лодку, - сказал Фой, -  а  начальник  удирает.  Господи,
как орут!
     В  ту  же  секунду  воздух  огласился  страшным  криком.  Весь   остров
содрогнулся, дерево, на котором сидел  Фой,  закачалось,  и  он  свалился  с
него.  Что-то  загрохотало,  небо  затемнилось  тучей  разлетевшейся   соли,
снастей, обрывков парусов, дождем посыпавшихся на остров.
     В  пять  секунд  все  было  кончено,  а  трое   пассажиров   "Ласточки"
невредимые стояли, держась друг за друга, под  деревом.  Когда  темный  клуб
дыма рассеялся, унесенный ветром к югу, Фой снова взобрался  на  дерево.  Но
теперь он уже увидел немного: "Ласточка"  исчезла  совершенно,  и  на  много
футов кругом вода была  черна,  как  чернила,  от  грязи,  поднятой  со  дна
крушением. Испанцы также исчезли все, кроме  двоих,  остававшихся  в  лодке,
которая  невредимой  плыла  на  некотором  расстоянии.  Фой  всматривался  в
сидевших в лодке. Рулевой  сидел,  ломая  руки,  между  тем  как  начальник,
вооружение которого сверкало теперь на солнце,  ухватившись  за  мачту,  как
окаменелый, смотрел на ту точку, где за минуту  перед  тем  стояло  судно  с
живыми людьми.  Затем  он  как  бы  пришел  в  себя  и,  по-видимому,  отдал
приказание, после чего лодка стала быстро удаляться.
     - Нам надо постараться догнать их, - сказала Марта.
     - Нет, зачем, - возразил Фой, - довольно  людей  мы  отправили  на  тот
свет.
     Он содрогнулся.
     - Воля  ваша,  мейнгерр,  -  проворчал  Мартин,  -  но,  по-моему,  это
неблагоразумно.  Слишком,  должно  быть,  уж  хитер  этот   человек,   чтобы
оставлять его в живых; иначе он вместе с другими взобрался бы на судно.
     - Нет, мне тошно, - отвечал Фой. - Этот пороховой  запах  отвратителен.
Решайте с матушкой Мартой, а меня оставьте в покое.
     Мартин обернулся было, собираясь что-то сказать Марте, но она  исчезла.
Бормоча  про  себя  в  своей  бешеной  ненависти  и  безумной   радости   от
предстоящей блестящей мести, она с ножом в руках пошла искать,  не  осталось
ли в живых кого-нибудь из ненавистных испанцев.  К  счастью  для  последних,
такового не оказалось: взрывом были  убиты  все,  даже  те,  которые  уже  в
первую минуту искали спасения в воде. Наконец Мартин  нашел  ее  нагнувшейся
над  трупом,  настолько  обезображенным,  что  в  нем  трудно  было   узнать
человека, и увел прочь. Однако теперь было уже поздно пускаться в погоню  за
Рамиро; уносимая сильным ветром, его лодка исчезла.


ГЛАВА XV

                               Сеньор Рамиро

     Если  бы  Фой  ван-Гоорль  каким-нибудь  чудом  мог  увидеть  то,   что
происходило в уме беглеца, быстро удалявшегося  на  своей  шлюпке  от  места
катастрофы, он стал бы горько сожалеть о своей  неопытности  и  заблуждении,
побудивших его не послушаться совета Мартина.
     Взглянем на этого человека в лодке, грызущего себе руки в  бешенстве  и
отчаянии.
     Лицо его как будто  нам  знакомо,  и  манеры  его  еще  указывают,  что
некогда он принадлежал к лучшему  обществу,  но  все  же  в  сеньоре  Рамиро
трудно  было  признать  когда-то  изящного  и  красивого  графа   Жуана   де
Монтальво. Долгие годы, проведенные на  галерах,  способны  изменить  самого
закаленного человека, а  Монтальво,  или,  как  его  теперь  зовут,  Рамиро,
пришлось, по  несчастному  стечению  обстоятельств,  отработать  почти  весь
назначенный ему срок. Он освободился бы раньше, если бы не принял участия  в
бунте, который был открыт и усмирен. При этой  отчаянной  попытке  вырваться
на свободу он лишился глаза, выколотого  ему  офицером,  которому  он  нанес
удар  кинжалом.  Ни  в  чем  не  повинный  офицер  умер,  а  негодяй  Рамиро
выздоровел, но лишился одного из своих красивых глаз.
     Для человека, принадлежащего по происхождению к высшим слоям  общества,
какой  бы  негодяй  он  ни  был,  галеры,  заменявшие  в  шестнадцатом  веке
каторжные работы, тяжелая школа. В большинстве случаев  человек,  попадавший
туда безупречным,  портился,  а  человек  дурной  вконец  погибал,  согласно
пословице: "Кто побывал в аду, от того  всегда  отдает  смолой".  Кто  может
представить себе весь ужас подобной жизни - цепи, постоянную тяжелую  работу
под бичом надзирателя в обществе воров и отбросов  человечества  -  ужасное,
однообразное существование?
     Как бы то ни было, благодаря своему крепкому телосложению и  известного
рода мрачной философии,  Рамиро  выдержал  и,  наконец,  оказался  свободным
человеком, правда, уже не первой молодости, но еще сильным и умным.
     Жизнь снова открылась перед ним. Но какая жизнь!
     Жена его, сочтя его умершим или, быть может,  желая,  чтобы  было  так,
вышла замуж за другого и уехала со вторы