мле,  где
господствовало насилие, она была скована более крепкой цепью, чем та,  какую
мог сковать из стали самый искусный мастер.
     - Поздравляю, сеньора,  -  обратился  к  ней  отец  Фома.  -  Вам  было
нехорошо во время церемонии, но таинство...
     - Перестань насмехаться, богохульник! - крикнула на него  Эльза.  -  Да
поразит Божья месть прежде всего тебя!
     Сдернув кольцо с пальца, она бросила его на дубовый стол,  по  которому
оно покатилось; после того, отвернувшись с жестом отчаяния, она бросилась  к
себе в комнату.
     Красное лицо отца Фомы побледнело, и желтые зубы застучали.
     - Проклятие девушки, да еще в час ее  венчания,  не  пройдет  даром!  -
пробормотал он, крестясь. - Несчастье неминуемо, а может быть,  и  смерть...
да, смерть, клянусь св. Фомой. И это ты заставил меня  сделать  такое  дело,
ты, галерник, каторжник!
     - Я предупреждал вас, отец, еще в Гааге, - отвечал Рамиро, -  рано  или
поздно такие вещи, - он указал на бутыль с  водкой  -  действуют  на  нервы.
Хлеб и вода в продолжение сорока дней - вот, что я советую, отец Фома...
     Он не успел докончить своих слов, как дверь  с  шумом  отворилась  и  в
комнату вбежали с выражением ужаса на лицах оба лодочника.
     - Скорей, скорей! - кричали они.
     - Что случилось? - завопил монах.
     - Большой канал вышел из берегов. Слышите?  Вода  идет  сюда;  мельницу
снесет.
     Праведный Боже, это было верно! В открытую дверь доносился рев  воды  -
тот самый шум, который Адриан слышал перед  тем,  и  сквозь  мрак  виднелись
пенистые   гребни   огромных   водяных   масс,   стремившихся   через    все
увеличивающуюся промоину в  плотине  канала  на  затопленную  уже  низменную
равнину.
     Отец Фома бросился к двери с отчаянным криком:
     - Лодку! Лодку!
     Рамиро стоял минуту, раздумывая, затем приказал:
     - Приведите ювфроу. Не ты, Адриан, - она скорее умрет,  чем  пойдет  за
тобой, - но ты, Симон, и Мег. Скорее!
     Симон и Мег ушли.
     - Возьмите этого господина  и  посадите  в  лодку,  -  приказал  Рамиро
лодочникам, указывая на Адриана. - Держите его, если он вздумает  бежать.  Я
сейчас приду с ювфроу. Ступайте, нельзя терять ни минуты.
     Лодочники утащили Адриана, несмотря на его сопротивление.
     Рамиро остался один, времени, как он справедливо заметил,  нельзя  было
терять, и снова он на  несколько  секунд  глубоко  задумался.  Лицо  его  то
краснело, то бледнело, наконец, он принял решение. "Я  неохотно  делаю  это,
нарушая,  таким  образом,  свой  обет,  но  случая  нельзя   упустить.   Она
обвенчана, но впоследствии могла бы оказаться  для  нас  большой  помехой  и
довести нас даже до суда и галер, так  как  за  ее  богатством  гонятся  еще
другие, - рассуждал он, весь дрожа, - заодно отделаемся и от шпионов,  и  от
их свидетельств!.."
     С быстрой  решимостью  Рамиро  выскочил  из  двери,  запер  ее  снаружи
железным болтом и со всех ног пустился бежать к лодке.
     Возвышенная дорожка уже на три фута была  покрыта  водой,  так  что  он
едва мог пробираться по ней. Вот наконец и лодка; он вскочил в нее, и в  эту
минуту лодку понесла вперед на своем  хребте  огромная  волна.  Вся  плотина
подалась сразу, и  переполненная  дождями,  снегом  и  притоком  со  стороны
стекающих вод, большая вода опустошающим потоком хлынула на равнину.
     - Где Эльза? - закричал Адриан.
     - Не знаю, я не мог найти ее, - отвечал  Рамиро.  -  Гребите  изо  всех
сил, мы можем съездить за ней завтра... прихватим тогда и монаха.


     Наконец  холодное  зимнее  солнце  поднялось  над   водяной   пустыней,
представлявшей теперь довольно спокойную поверхность.  Рамиро  на  вчерашней
лодке направлялся сквозь утренний  туман  к  тому  месту,  где  должна  была
стоять Красная мельница.
     Ее  уже  не  было,  над  водой  возвышались  только  остатки   красного
кирпичного  фундамента,  но  деревянная  часть  была   снесена   первой   же
налетевшей волной.
     - Это что  такое?  -  спросил  один  из  гребцов,  указывая  на  темный
предмет, плывший среди обломков деревьев и пучков камыша, прибитых  водой  к
фундаменту.
     Лодка направилась к  этому  предмету.  Он  оказался  телом  отца  Фомы,
который, вероятно, оступился, направляясь к лодке, и попал в глубокую воду.
     - Гм! - Проклятие девушки! - пробормотал Рамиро.  -  Заметьте,  друзья,
как иногда совпадение случайных  обстоятельств  может  повести  к  суеверию.
Постойте-ка! - Обхватив мертвеца одной рукой, он другою обшарил его  карманы
и с улыбкой удовольствия  нащупал  в  одном  из  них  кошелек  с  тем  самым
золотом, которое он отсчитал монаху накануне вечером.
     - О, Эльза, Эльза! - горевал Адриан.
     - Успокойся, мой сын, - обратился к нему Рамиро, когда лодка  повернула
назад,  предоставив  отцу  Фоме   покачиваться   на   легкой   ряби   водной
поверхности, - ты лишился жены, характер которой, впрочем, сулил  тебе  мало
счастья в будущем, но  зато  у  меня  сохранился  документ  о  вашем  браке,
составленный вполне по форме и подписанный свидетелями,  и  ты  -  наследник
Эльзы.
     Он не прибавил, что он, в свою очередь, считает себя наследником  сына.
Но Адриан подумал об этом и даже при  всем  своем  расстройстве  не  мог  не
задать себе вопроса: долго  ли  еще  ему,  ближайшему  родственнику  Рамиро,
украшать собою этот мир?
     "Вероятно, пока от меня еще можно ждать какой-нибудь прибыли", -  решил
он.


ГЛАВА XXVII

                     Что Эльза увидела при лунном свете

     Читатель помнит, что  за  несколько  недель  до  принудительного  брака
Эльзы на Красной мельнице Мартин, бежавший с Фоем из  тюрьмы,  отнес  его  в
убежище тетки Марты  на  Гаарлемском  озере.  Здесь  Фой  проболел  довольно
долго, и даже одно время его жизнь находилась в опасности от  ран  на  ноге,
грозивших ему гангреной,  но  в  конце  концов  его  молодые  силы,  крепкое
сложение и лечение Марты помогли ему оправиться. Как только силы  позволили,
он уехал  в  Лейден,  где  мог  показаться  совершенно  безопасно,  так  как
испанцев оттуда выгнали.
     Как усиленно  билось  его  молодое  сердце,  когда  он,  еще  несколько
бледный  и  не  вполне  окрепший  после  перенесенной  болезни,  подходил  к
знакомому дому на Брее-страат, где жили его мать  и  невеста.  Он  готовился
свидеться с ними, зная, что Лизбета уже вне опасности, а Эльза ухаживает  за
ней.
     Лизбету, превратившуюся от горя и болезни в старуху,  он  действительно
нашел, но Эльзы не было. Она исчезла. Накануне вечером  она  вышла  подышать
воздухом и не вернулась. Никто не мог сказать, что с ней сталось.  По  всему
городу только и толков было, что об  этом  исчезновении,  а  мать  его  была
близка к помешательству, опасаясь всего самого худшего.
     Пытались искать в разных направлениях,  но  нигде  не  могли  найти  ни
малейшего следа. Кто-то видел, как  Эльза  вышла  за  городские  ворота,  но
затем она  исчезла.  Некоторое  время  Фой  ничего  не  мог  сообразить,  но
мало-помалу он успокоился и начал  размышлять.  Достав  из  кармана  письмо,
принесенное ему Мартой в вечер сожжения церкви, он  стал  перечитывать  его,
надеясь найти в нем какое-нибудь указание,  так  как  могло  случиться,  что
Эльзе понадобилось совершить небольшое путешествие по  своим  личным  делам.
Письмо было очень нежное; Эльза  высказывала  свою  радость  по  поводу  его
спасения, сообщала о событиях в  городе,  о  смерти  его  отца  в  тюрьме  и
заканчивала так:
     "Дорогой Фой, мой жених, я не могу прийти к  тебе,  потому  что  должна
ухаживать за твоей матерью; я думаю, что ты сам пожелал бы этого, точно  так
же как я считаю это своим долгом. Надеюсь, однако, что скоро и ты  будешь  с
нами. Но кто  в  состоянии  поручиться  в  наше  ужасное  время,  что  может
случиться? Поэтому, Фой, что бы ни постигло нас, прошу тебя помнить,  что  и
в жизни, и в смерти я твоя, твоя, мертвая или живая; умри ты, а  я  останься
жива, или умри я, а ты останься жив, я  навеки  останусь  верной  тебе  и  в
жизни, и в смерти, и при всем, что бы ни случилось. Теперь пока  прощай,  до
свидания  в  скором  будущем  или  тогда,  когда   все   земное   перестанет
существовать для нас с тобою. Да будет с тобой  благословение  Божие  и  моя
любовь; когда ты не будешь спать ночью или  встанешь  утром,  вспоминай  обо
мне и молись так же, как то делает твоя невеста Эльза. Марта  ждет.  Прощай,
дорогой, ненаглядный!"
     Здесь не было ни малейшего  намека  на  какое-либо  путешествие,  стало
быть, если Эльзе пришлось куда-нибудь отправиться, то вопреки ее желанию.
     - Что ты думаешь, Мартин? - спросил Фой, смотря  на  него  озабоченными
ввалившимися глазами.
     - Рамиро... Адриан... украли, - ответил Мартин.
     - Почему ты так думаешь?
     - Видели третьего дня, что Симон бродил за городом, а  на  реке  стояла
какая-то подозрительная лодка. Ювфроу вышла за  город,  об  остальном  можно
догадаться.
     - Зачем она могла понадобиться им? - хриплым голосом спросил Фой.
     - Кто знает? - сказал Мартин, пожимая плечами. - По-моему,  могут  быть
две причины. Предполагают, что состояние Бранта, когда  оно  будет  найдено,
перейдет к ней - вот  поэтому-то  она  и  могла  понадобиться  вору  Рамиро;
Адриан же влюблен в нее - и естественно, ему хотелось заполучить  ее.  Знаем
мы эту парочку и всего можно ожидать от нее.
     - Убью их обоих, попадись они  мне  в  руки,  -  заявил  Фой,  скрежеща
зубами.
     - И я, само собой разумеется, только прежде надо поймать их и  отыскать
ее, что одно и то же.
     - Как это сделать, Мартин?
     - Не знаю.
     - Подумай.
     - И то стараюсь, герр Фой, а вы-то  не  думаете.  Вы  говорите  слишком
много, помолчите.
     - Ну что же, придумал что-нибудь? - спросил Фой через полминуты.
     - Нет  пользы  раздумывать,  герр  Фой.  Придется  бросить  все  это  и
отправиться к Марте. Никто, кроме нее, не в состоянии  выследить  их.  Здесь
нам ничего не узнать.
     Они вернулись на остров Гаарлемского  озера  и  рассказали  Марте  свою
грустную повесть.
     - Поживите здесь денек-другой и не теряйте терпения, - сказала  она.  -
Я отправлюсь на поиски.
     - Ни за что мы не останемся здесь, и мы идем с вами, - заявил Фой.
     - Как хотите, но  дело  предстоит  трудное.  Мартин,  приготовь-ка  эту
большую лодку.


     Прошло две ночи, и было около  часа  пополудни  третьего  дня  венчания
Эльзы. Снег перестал, и его сменил  постоянный  частый  дождь.  На  северном
краю  Гаарлемского  озера  спрятанная  в  камышах  -  частью  скрываясь   от
непогоды, а частью от испанцев - стояла большая лодка, в которой  находились
Фой и Мартин. Марты с ними не было: она отправилась в  корчму  на  некотором
расстоянии, чтобы попытаться собрать какие удастся сведения. Сотни  крестьян
в этих местах знали и любили ее, хотя многие  и  не  признались  бы  в  этом
открыто, и от них-то Марта надеялась  узнать  что-либо  о  месте  пребывания
Эльзы, если только ее не увезли прямо во Фландрию или даже в Испанию.
     Целых два дня она уже употребила на розыски, но пока  без  всякой  тени
успеха. Фой и Мартин  сидели  в  лодке,  мрачно  переглядываясь,  и  на  Фоя
действительно было жалко смотреть.
     - О чем вы думаете, герр Фой? - спросил Мартин.
     - Думаю, что если бы мы и нашли ее теперь, было бы уже поздно; то,  что
они хотели сделать - убить ее или выдать замуж - они уже исполнили.
     - Успеем погоревать об этом, когда найдем ее, - проговорил  Мартин,  не
зная, что сказать, кроме этого, и прибавил: - Слышите?.. Кто-то идет.
     Фой раздвинул камыши и выглянул на проливной дождь.
     - Верно, - сказал он, - идет Марта, а с ней еще кто-то.
     Мартин выпустил рукоять меча "Молчание". В эти дни  рука  и  оружие  не
должны были находиться далеко  друг  от  друга.  Через  минуту  Марта  и  ее
спутник вошли в лодку.
     - Кто это? - спросил Фой.
     - Мой знакомый, Март Ян.
     - Узнали что-нибудь?
     - Да, Март Ян кое-что знает.
     - Говори скорее! - с нетерпением обратился Фой к пришедшему.
     - Мне не станут мстить? - спросил  Март  Ян,  недурной  малый,  хотя  и
попавший в плохую компанию, и подозрительно взглянул на Фоя и Мартина.
     - Ведь я же тебе обещала, - сказала Марта, - а разве  случалось  Кобыле
нарушать свое слово?
     Март Ян рассказал все, что ему было известно: как он находился в  числе
гребцов,  отвозивших  две  ночи  тому  назад  Эльзу   или   молодую   особу,
подходившую к ней по описанию, на Красную мельницу, недалеко от Фельзена,  и
как ее охраняли мужчина и женщина, которые не могли быть не кем  иными,  как
Симоном и Мег.  Он  рассказал  об  ее  мольбе  во  имя  их  жен  и  дочерей,
обращенной к  лодочникам,  причем,  слушая  его,  Фой  плакал  от  страха  и
бешенства и даже Марта заскрежетала зубами. Только Мартин столкнул  лодку  с
отмели и направил ее к глубокой воде.
     - Это все? - спросил Фой.
     - Все, мейнгерр. Больше я ничего не знаю, но могу  объяснить  вам,  где
это место.
     - Проводи нас! - заявил Фой.
     Лодочник начал отнекиваться, ссылаясь  на  дурную  погоду,  на  болезнь
ожидающей его жены и т.п. Он  даже  пытался  было  выскочить  из  лодки,  но
Мартин поймал его и, бросив обратно в лодку, сказал:
     - Ты один раз мог съездить на мельницу,  отвозя  девушку,  про  которую
знал, что ее увезли силой, можешь вторично съездить,  чтобы  освободить  ее.
Сиди смирно и управляй рулем, а не то я брошу тебя на съедение рыбам.
     После этого  Март  Ян  выказал  полную  готовность  направить  лодку  к
Красной мельнице,  до  которой  можно  было,  по  его  словам,  добраться  к
сумеркам.
     Все послеполуденное время они плыли то под парусом, то на веслах,  пока
в сумерки, еще прежде  чем  показалась  мельница,  не  началось  наводнение,
такое наводнение, какого десятки лет не бывало в той местности, и  волны  не
начали их бросать из стороны в сторону.  Но  Март  Ян  хорошо  умел  держать
курс, он обладал инстинктом, врожденным у  тех,  предки  которых  снискивали
себе пропитание на бурных волнах, и поэтому плыл не  сбиваясь  к  намеченной
цели.
     Один раз Фою показалось, что он слышит голос, взывающий  о  помощи,  но
призыв не повторился, и они поплыли  дальше.  Наконец  небо  прояснилось,  и
месяц осветил такую водную поверхность, какую разве Ною пришлось  видеть  из
ковчега,  только  на  этой  поверхности  носились  вещи,   какие   вряд   ли
приходилось видеть Ною: стога сена, мертвый и тонущий скот, домашняя  утварь
и даже гроб, вымытый с какого-нибудь кладбища,  и  только  вдалеке  мелькали
бесплодные вершины дюн.
     - Мельница должна быть недалеко, - сказал Март Ян, - повернем.
     Они повернули и стали грести  усталыми  руками,  так  как  ветер  вдруг
утих.


     Теперь мы вернемся несколько назад.  Из  комнаты,  где  совершилось  ее
венчание, Эльза побежала к себе наверх  и  заперла  дверь.  Через  несколько
минут она услыхала стук и голоса Симона и Мег, просившие  ее  отворить.  Она
не отозвалась, стук прекратился, и тут Эльза в первый  раз  услыхала  гул  и
рев прибывающей воды. Время шло  как  в  каком-то  кошмаре,  пока  вдруг  не
раздался треск ломающегося дерева. Эльза заметила, что  вся  мельница  стала
оседать. Она уступила напору волн в тех местах, которые были  старее  всего,
верхняя узкая часть ее рухнула, красная крыша повисла, как пригнутое  ветром
к земле дерево. Эльза в ужасе бросилась к двери, ища лестницу. Но  вода  уже
поднималась  по  ступенькам:  путь  был  отрезан.  Но  в  комнате  была  еще
лестница, которая вела на бывший чердак, теперь лежавший под  острым  углом.
Эльза взобралась на эту лестницу, так как вода лилась в  двери,  -  деваться
было некуда.  Под  самой  крышей  оказался  люк.  Эльза  вползла  в  него  и
очутилась как раз в месте прикрепления гигантских мельничных крыльев.
     Ветер задул  фонарь,  который  она  успела  захватить  с  собой.  Эльза
схватилась за стержень, к которому были прикреплены лопасти крыла.  Тут  она
заметила,  что  деревянная  крыша,  опираясь  еще  на  кирпичный  фундамент,
качается во все стороны, как лодка на бушующем море. Вода подходила  к  ней,
Эльза слышала это по всплескам волн, хотя  не  видала  воду  и  она  еще  не
смочила ее ног.
     Часы протекали; сколько времени прошло, Эльза не могла  определить;  но
наконец тучи несколько разошлись,  выглянул  месяц,  и  при  его  свете  она
увидела нечто ужасное. Вся окрестность была покрыта водой, до крыши  она  не
доходила всего на несколько футов и все еще  продолжала  подниматься.  Эльза
заметила, что на  крыше  изнутри  были  маленькие  выступы  вроде  ступенек,
которые вели к слуховому окну. Кое-как она добралась до этого  окна.  Отсюда
можно  было  кое-что  рассмотреть.  Очень  близко,  но  все  же   отделенные
пространством футов в пятнадцать волнующейся желтой воды, виднелись  остатки
каменного фундамента, за которые хватались две человеческие фигуры  -  Симон
и Мег. Они также увидали Эльзу и стали звать на помощь, но  Эльза  не  могла
помочь им. Без сомнения, то был сон: ничего  подобного  не  могло  случиться
наяву.
     Вода все больше и больше заливала фундамент, пространство,  на  котором
держались  два  существа,  становилось  все  меньше  и  меньше.  Скоро   оно
сделалось слишком тесным для обоих. Они начали ссориться,  браниться,  и  их
разъяренные скотские лица почти соприкасались между  собой,  между  тем  как
сами они, скорчившись, стояли на руках и коленях. Вода  еще  поднялась;  они
продолжали стоять в том же положении, и Симон головой толкнул  Мег.  Но  Мег
была еще сильна, она ответила на толчок толчком, и в следующую  минуту,  как
кошка, вспрыгнула Симону на спину, придавив его. Он  пытался  стряхнуть  ее,
но не мог, не решаясь разжать рук, которыми держался,  он  повернулся  своим
плоским ужасным лицом и укусил жену в ногу. Мег громко вскрикнула от боли  -
этот крик услыхал Фой, - затем выхватила нож из-за пазухи  -  Эльза  видела,
как он сверкнул при лунном свете, - и стала наносить им удары.
     Эльза закрыла глаза. Когда она снова открыла их, женщина осталась  одна
на узком карнизе, распластавшись, как лягушка. Так она лежала с минуту,  как
вдруг карниз стал опускаться  и  исчез,  затем  он  снова  вынырнул,  а  Мег
продолжала держаться за  него,  вся  мокрая,  воя  от  ужаса.  Карниз  снова
скрылся под водой, на этот раз глубже, и когда всплыл опять, то на  нем  уже
никого не было; нет, впрочем, было одно существо - полудикая  черная  кошка,
бродившая по мельнице, Черная Мег же исчезла без следа.
     Стало страшно холодно, так как дождь сменился морозом. Не случись  так,
что на Эльзе было надето теплое зимнее  платье,  обшитое  мехом,  совершенно
сухое, она, наверное, поплатилась бы здоровьем. Она  совершенно  ослабела  и
лишилась сознания. Ей показалось, что все -  ее  насильственное  замужество,
наводнение, смерть Симона и Мег - все это было не  более  как  сон,  кошмар,
проснувшись от которого она окажется  лежащей  в  своей  теплой  постели  на
Брее-страат. Да,  это  не  что  иное  как  кошмар,  иначе  как  могла  снова
повториться та ужасная борьба, которой Эльза была  свидетельницей,  а  между
тем Эльза снова увидала  Симона,  кусающего  ногу  своей  жены,  только  его
плоское лицо сменилось кошачьей головой, горящие глаза  которой  устремились
на нее. А Мег продолжала наносить ему  удары  между  лопаток,  и  вдруг  она
начала расти, принимая гигантские размеры,  лицо  ее  поднялось  из  воды  и
подплыло к ней на расстояние фута. Эльза чувствовала, что  должна  неминуемо
упасть, но решилась прежде закричать о помощи, так закричать, чтобы  мертвые
услыхали ее. Но не лучше ли удержаться от крика? Крик может вернуть  Рамиро,
лучше молча присоединиться к уже умершим. Но что такое говорит голос,  голос
Мег, однако очень сменившийся? Он ободряет ее,  говорит,  что  слышанный  ею
звук вовсе не происходит от у