-  Да,  это я. И я не желаю с  тобой говорить.  И  не  звони, я отключу
телефон
     - Подожди. Пожалуйста, подожди только минуту...
     Он бросил трубку на рычаг телефона,  а потом снова снял ее. Нет, так не
годилось,  эти ослы в  отеле  решат, что он  просто  плохо положил трубку, и
начнут ломиться  в номер  Надо  предупредить, чтобы его  просто ни с  кем не
соединяли,  но  он  не было  уверен, что  в номер нельзя  дозвониться  минуя
коммутатор отеля Почему-то ему вспомнилось, что каким-то образом это сделать
можно Нужно было  позвонить консьержу  и  все выяснить. Он стал  разыскивать
телефонный справочник, который как назло не находился, хотя  обычно в каждой
комнате номера  обязательно попадался под  руку  хоть один экземпляр За этим
занятием его и застал мелодичный звонок в деверь
     -  Ну,  нет!  Она  намеревается  взять  меня измором.  А  вернее  своей
обезоруживающей наглостью! Но теперь это ей не удастся - приемчики ее, слава
Богу, известны Она просто не переступит  порога номера, и все  тут! А может,
просто,  не открывать? Нет,  не  годится!  Она  поднимет на ноги весь отель,
будет  верещать,  что мне плохо или еще что ни будь в этом роде Нет,  какого
черта! Я ее не боюсь! Вот именно... Я больше ее не боюсь! Надо открыть дверь
и  вышвырнуть ее за порог! А  потом позвонить в  службу  охраны  и попросить
избавить  меня   от  домогательств   назойливой  девицы!  Пусть  теперь  она
объясняется  с местными секьюрити,  -  мысли эти  вертелись у него в  голове
стремительно Часть их он произносил в слух, часть не успевал - они буквально
проносились в сознании Столь же стремительными и даже лихорадочными были его
телодвижения, он  то  натягивал на себя  тяжелый махровый халат с  вензелями
отеля на карманах,  то снимал его и начинал  надевать брюки, то  расстегивал
брюки и снова тянулся к халату. Звонок повторился
     - Кто там? - громко и грубо закричал Поляков, и одновременно порхнула в
голове трусливая мыслишка вовсе не открывать двери. Взять да послать ее куда
подальше,  причем по-русски, не стесняясь в выражениях, а то  икру видите ли
мы по-русски едим, что ж, тогда и фольклор русский извольте слушать! А дверь
не открывать... Зачем? Ей и так все будет прекрасно слышно.
     -  Room - service, - заученно  ответил из-за двери механически-вежливый
мужской голос, и Поляков почувствовал себя обманутым в худших ожиданиях.  От
чего, видимо, слегка утратил бдительность
     - Какой  еще, к черту, room - service? - пробормотал он ходу, запахивая
полы халата, но дверь открыл

     За  дверью  предстала  ему  поначалу  действительно  привычная картина,
которая  ассоциируется  у  любого  бывалого постояльца  приличных  отелей  с
словосочетанием  "room-  serviсe"  -  столик  на колесиках,  покрытый  белой
скатертью  и  сервированный  сообразно заказу,  который  толкал впереди себя
официант  одетый  столь же  традиционно  - в  черном  смокинге,  белоснежной
рубашке  и галстуке-бабочке. Однако далее спокойное течение неукоснительного
следования традициям было нарушено самым решительным образом Лицо официанта,
которому  в это  момент строгий гостиничный  протокол  предписывал  дежурную
улыбку, выражало крайнее изумление,  плавно перетекающее в откровенный страх
-  страх  нестандартной  ситуации и неизбежного, похоже,  скандала.  Этого в
хороших отелях,  и  Поляков совсем  недавно  имел  возможность  лично в  том
убедиться, бояться  больше всего. Сейчас лицо  официанта из  " room-service"
отеля " Де Крийон" было точь- в- точь, как у ночного портье в отеле "Рояль"
     Поляков  еще  не  видел, что именно  привело  несчастного  служителя  в
состояние шока, но уже  хорошо знал,  кто это сделал Собственно, весь вопрос
заключался лишь в способе, которым на  этот  раз воспользовалась Ирэн, чтобы
добиться своего. Еще  Поляков  понял,  что на первом  этапе  он проиграл. Но
только на первом.
     Машинально  он  посторонился, пропуская официанта,  толкавшего  впереди
себя маленький столик, и тогда-то ему открылось главное. Вслед за столиком в
комнату вползла Ирэн.  Именно  вползла.  Она стояла  на коленях,  совершенно
прямо,  так иногда стоят  в  церкви,  обращая лицо к  высоко  висящей иконе.
Одновременно она медленно  двигалась вслед за  катящимся  столиком,  едва не
касаясь крахмальной  скатерти лицом  - она  ползла на коленях Ужас официанта
стал окончательно  понятен. Некоторое  время  несчастный не мог  говорить, а
когда заговорил слова прыгали на его устах так же как дрожали тонкие смуглые
пальцы, которыми он пытался удержать узкий кожаный планшет со счетом.
     - Простите меня, мсье...:  Но  поступил заказ на ваш  номер  и мадам...
мадам ждала меня в коридоре Она сказала, что хочет сделать сюрприз вам  и вы
будете рады Тут шампанское, мсье... две бутылки " Дон Переньон" И птифуры...
И еще тарелка с фруктами И  мадам... Когда я позвонил, и вы открыли... Она -
вот... Я  не  сразу  заметил,  что она сделала,  мсье.. Иначе, я бы... Может
быть, я могу чем-нибудь помочь...
     Полякову стало  жаль  парня  У того было  типичное французское  лицо  -
смуглое,  большеносое  и толстогубое  Обычно,  он наверное улыбчив  и  нрав,
наверняка имеет легкий и необременительный для окружающих... Да и чем он мог
теперь  помочь  Полякову  Впрочем, молодец,  он не  стал напрямую предлагать
вызвать секьюрити, щадя то ли Полякова, то ли Ирэн, то  ли предусмотрительно
испугавшись ее возможной реакции. Словом, он был  молодец, этот перепуганный
официант, так решил Поляков И  еще  он  решил, что  справиться с этим должен
сам, иначе.... Что там произойдет иначе он не знал,  это очевидно предстояло
вычислить  его  внутреннему  тандему,   но   очевидно-  "иначе"  тандем   не
устраивало,  Поляков  получил  прямое указание  на  самостоятельное  решение
проблемы
     - Все в порядке, -  спокойно и даже весело сказал он официанту, - Мадам
любит странные шутки. Давайте ваш счет
     Официант  просиял  своей нормальной,  не  протокольно  улыбкой  Поляков
оказался прав - он был улыбчивым малым
     -  О-о!  Понимаю  вас,  мсье.  Благодарю,   -  последнее  относилось  к
двадцатифранковой купюре в качестве чаевых, которую Поляков небрежно заложил
между страниц тонкого планшета со  счетом. Затем последовала еще одна весьма
неловкая мизансцена, входе которой официанту потребовались вся его галльская
ловкость и изящество - ему предстояло выйти из комнаты, не наступив на Ирэн,
которая  застыла недвижимая коленопреклоненная  у самого порога,  как раз на
его пути. Но  с этим он справился, умудрившись даже не повернуться спиной  к
застывшей как изваяние женщине и бесшумно,  но очень плотно - не приведи Бог
эту дикую  сцену случайно разглядит кто-нибудь из проходящих  по  коридору -
прикрыв за собой дверь.
     Они  остались одни. Ирэн  не  двигалась,  и  действительно более  всего
сейчас  напоминала  изваяние  - обычно  смуглое  лицо ее  теперь было  очень
бледным и совершенно лишенным жизни, веки полу- прикрыты, глазницы под  ними
запали, и обметаны густой  синевой, отчего  казалось мертвыми впадинами, нос
заострился,  а  чувственные  слегка приоткрытые  обычно  губы  сейчас плотно
сжаты,  образуя тонкую темную  линию, также  глубоко  запавшую Нет, не живым
было  это  лицо. Но  в  душе Полякова не нашлось и капли жалости Он спокойно
выкатил столик на середину гостиной, придвинул к нему кресло и сел. Помолчав
немного и не услышав ни слова от Ирэн, достал из серебряного ведерка бутылку
шампанского и  не спеша откупорил  ее. Выпитое в ванне  виски все же  давали
себя  знать  -  он почувствовал жажду, а быть может, сказалось и волнение, в
котором  он  не   желал  себе   признаваться,  но  которое   тем   не  менее
присутствовало.  В  сущности,  сейчас происходило  то,  о чем  мучительно  и
страстно мечтал Поляков не далее как прошлой ночью, испепеляемый раскаленной
лавой  ревности  и  оскорбления  Вот она  -  Ирэн,  безмолвная  и  покорная,
униженная сверх всякой  меры, причем  сама  же  организовавшая  этот процесс
публичного унижения Но теперь  он этого  совсем  не хотел Теперь он не хотел
ничего, что было бы хоть как-то связано с ней. При чем он не хотел  этого  в
ее  присутствии, глядя на нее,  коленопреклоненную  и  готовую,  пожелай он,
обметать пыль с  его  ботинок своими  прекрасными густыми волосами. Впрочем,
ботинок не было, он было  бос и в халате, одетом на голое тело,  но это мало
что меняло Теперь  он был свободен от нее и в ее присутствии.  Вот что  было
главное!  Возможно, да  и  вероятнее всего это  был  заслуга скрытого от его
понимания тандема, который  перед лицом  страшной опасности  сложился в нем,
попирая все законы и принципы  науки, тандема, освященного кем-то свыше, кто
счел возможным и необходимым вмешаться ибо  это было уже Его дело, но и тот,
кто играл по другую сторону тоже не собирался сдаваться.
     Он налил себе шампанского и медленно с  удовольствием  выпил прохладную
шипучую жидкость
     -  Прости меня,  - прошелестело от двери Она  не поднимала  головы,  не
открывала  глаз  и  не пыталась  даже  подняться  на  ноги, хотя  стоять так
наверняка было неудобно и даже больно
     Впрочем, он готов был ко всему И вздумай она броситься сейчас на него с
объятиями ли, с побоями, не раздумывая ни минуты, он  скрутил бы ее гибкое и
сильное тело и вышвырнул  за дверь номера Именно так. Он просчитал  мысленно
каждый свой жест и мышцы его сейчас были напряжены и построены как солдаты в
шеренге  перед боем, каждая знала когда  и где ей выступать и что делать. Он
был готов к любым действиям, но она оставалась недвижима.
     - Прости меня  - еще раз так  же тихо  еле различимо выдохнула Ирэн, не
меняя позы Он снова налил себе шампанского
     - Зачем тебе? Я  не хочу тебя знать и это окончательное мое решение  Мы
никогда не увидимся больше... Что тебе от того, что прощу или не прощу тебя?
     - Я все это знаю Но - прости. Я не смогу так жить...
     - Ой, милая, ну вот только этого не надо Не сможешь - не живи. Это твои
проблемы. Понимаешь - твои? И я знать о них ничего не желаю... Понятно тебе?
Хватит  с меня  вчерашнего цирка  и того, что по  твоей  милости я не  смогу
ездить в отель, к которому привык  Кто ты такая. чтобы из-за  тебя  я  ломал
свои привычки? А? Можешь не отвечать! Твое мнение меня  не интересует А свое
я оставляю  при  себе, тебе оно все равно хорошо известно. Так что прекращай
свой  спектакль, меня он больше не  занимает Вставай  и убирайся  Ты слышишь
меня?
     - Слышу. Прости меня, - она отвечала ему по-прежнему тихо и не поднимая
глаз Казалось, сейчас на пороге его номера на коленях стоит вовсе не Ирэн, а
какая-то   другая   женщина,  смиренная,   кроткая,   готовая  снести  любые
оскорбления и желающая только одного - получить его прощение  Но это конечно
же  была Ирэн - по  комнате разливался отвратительный  ему запах ее  духов -
запах  мокрой  листвы какого-то  экзотического  растения  Это  был ее голос,
низкий  и слегка хрипловатый. Это был она.  И в раскаяние  ее он не верил ни
минуты,  посему был готов к любой  очередной выходке. И, удивительное дело!,
теперь, почувствовав внутреннюю свободу от ее чар, даже получал удовольствие
от  их поединка. Тандем, похоже,  тоже  расслабился.  Она вела  себя тихо  и
кажется не собиралась делать ничего предосудительного
     - Да, ради Бога, если после этого ты уберешься и оставишь меня в покое
     Ну вот, слушай: я тебя прощаю! Все? Теперь катись. " Колбаской по Малой
Спасской ", как говорила моя бабушка
     Он был  слишком переполнен  чувством  упоения свободой от  нее  и  даже
властью теперь над нею, властью позволяющей  ему унижать ее сколько захочет.
Не будь этого, он возможно заметил бы, что упоминание  им бабушки, заставило
ее вздрогнуть и впервые  с момента столь странного и унизительного для  нее,
появления в его номере поднять глаза
     - Прости меня, хотя бы ради памяти о твоей бабушке или дедушке, кого из
них ты чтишь больше
     -  А вот  этого не надо. Не  смей произносить своими грязными губами их
имен, поняла? И вообще, я же  ясно сказал тебе, убирайся! Вызвать секьюрити?
Или все же сама уйдешь?
     - Я уйду. Но  пожалуйста, умоляю, скажи, что ты правда простил меня Мне
это  важно, очень важно Пожалуйста,  я очень прошу тебя, - она не заплакала,
хотя и  к этому развитию  событий он был готов Но  в голосе ее звучало такое
неподдельное искреннее  страдание  и мольба, что он не то что бы пожалел  ее
снова, нет, на жалость по - прежнему не было и намека в его душе, просто ему
стало интересно, зачем, собственно, так добивается она  его прощения и какой
подвох стоит за этими мольбами
     - Хорошо, я же сказал уже - прощаю Ступай себе с Богом. Все?
     -  Да, - она неожиданно медленно, как во  сне или в  трансе поднялась с
колен и теперь прямо смотрела ему  в лицо -  Поляков взгляд  отвел - хотя ее
лицо не выражало  ничего,  но именно это его, в принципе готового ко всему и
испугало  Это  было  неживое  лицо  -  бледность его  была землисто-  серой,
знаменитые фиолетовые глаза теперь казались подернутыми пеленой и разглядеть
их  было  почти  невозможно  в  глубоко  запавших  глазницах,  скулы  и  нос
заострились. Это был Ирэн, и, в то же время - совсем не Ирэн.
     -  Господи, колется она, что ли? -  хмуро подумал  Поляков, - И на  что
польстился, дурак?  И  как польстился! Только что,  под венец  не  позвал, -
азарт поединка  растаял  - бороться сейчас было не  с  кем Женщина,  которая
остановившимся безжизненным  взглядом смотрела  на него,  уронив руки  вдоль
тела,  казалось вот-вот лишится  чувств,  а  то  и  жизни, -  выпроводить ее
побыстрей и желательно  без шума, - подумал Поляков, а вслух сказал, заметно
смягчив тон
     - Ну вот, и иди теперь. Прощай. Бог тебе судья, Ирэн
     - Да, Бог... - она повернулась и  сделал шаг  к двери, но покачнулась и
упала бы если бы не вцепилась побелевшей рукой в спинку кресла, оказавшегося
на пути
     - Ну, начинается, - подумал Поляков и, как всегда запутавшись в тяжелых
полах халата, попытался встать из своего кресла Она слабым жестом остановила
его
     - Не надо, я сама. Пройдет. Позволь только глоток шампанского...
     Последняя реплика его взбесила " Шампанского тебе? А потом икры? В вазе
для фруктов? А что потом? Американского ковбоя? Или я сгожусь на безрыбье? "
Он не произнес  ничего этого вслух, но мысль была столь яростна, что  похоже
она прочитала ее на его лице
     - Не беспокойся, я не попрошу более ничего Можно выпить глоток?
     -  Пей!  Но,  вот именно,  больше  ничего -  он был  настолько зол, что
демонстративно отвернулся от стола  и уставился в зашторенное окно, пока она
нетвердой  походкой  двигалась  к  центру  гостиной,  доставала  бутылку  из
серебряного  ведерка  и,   постукивая  ею  о  край  бокала,   наливала  себе
шампанского Он  не наблюдал за ней  и не хотел видеть ее,  потому что каждая
секунда ее присутствия подле него была ему тягостна, он торопил минуты и ему
казалось, что если он не будет наблюдать за ней, все кончится быстрее
     - Выпей со мной - неожиданно услышал он  совсем рядом и повернувшись не
смог  не  вздрогнуть  от  неожиданности.  Она  стояла  возле   его   кресла,
приблизившись бесшумно, верная  своей кошачьей  манере, так же неестественно
по  балетному прямо, вытянув  спину  и слегка откинув назад голову.  В одной
руке она  держала наполненный искрящимся напитком бокал, а другой  указывала
тот, из которого только что пил он, - выпей, простимся,  как люди, - она был
как и прежде смертельно бледна, но с последними словами с тонких  запекшихся
губ ее  слетела  короткая едва  уловимая  и,  с  какой-то скрытой  издевкой,
усмешка
     -  Как  люди? -  только тяжелые  полы халата помешали ему  рвануться из
кресла и вскочить на  ноги в  сильном душевном волнении, а вернее величайшем
возмущении чувств, но выпалив  это, он осекся -  дискуссия сейчас  никак  не
входила  в его планы,  -  Хорошо, давай, как люди, если тебе от этого станет
легче.
     Он поднял свой недопитый бокал и сделал жест, в ее сторону, как если бы
собирался чокнуться с нею, но бокала своего до ее руки не донес, а торопливо
вернул к своим губам и одним глотком осушил до дна
     - Теперь все?
     - Теперь все, - отвечала она ему ровно, без эмоций и  вообще каких либо
интонаций и  медленно,  словно  смакуя выпила содержимое своего бокала Затем
аккуратно поставила его на стол и не глядя больше на Полякова повернулась  и
двинулась к выходу из его номера
     Поляков же напротив смотрел на нее теперь внимательно Более того  в его
взгляде отразилось вначале  удивление, которое быстро сменилось потрясением,
потом  испугом,  а потом  откровенным ужасом. Сначала, когда Ирэн фон Паллен
повернулась к нему спиной и  медленно двинулась прочь, ему просто показалось
что со спины, в черном  своем строгом костюме, она удивительно похожа на его
мать в  молодости, когда вот так же  едва  взглянув  на  него и повернувшись
спиной, она спешила на очередное свое комсомольское сборище. Потом, медленно
отдаляющаяся от него  женская фигура  вдруг напомнила ему  бабушку,  жесткие
линии строго костюма как бы расплылись, плавно перетекая в легкий струящийся
силуэт яркого платья; аккуратный тяжелый пучок темных волос на затылке вдруг
налился  спелым золотом  и  рассыпался  на  множество тугих  завитков -  так
причесывалась бабушка в той поре молодости, которую он еще застал и сохранил
в воспоминаниях, походка  женщины  тоже  изменилась -  она игриво перебирала
стройными ногами  в  коротких  отороченных кружевным шитьем белых  носочках.
Потом походка ее  стала тяжелей,  и  ниже опустился  подол платья, прикрывая
располневшие ноги - это все еще был  бабушка, но уже  в старости, пред самой
смертью, ей с  трудом давался каждый шаг и в руке появилась массивная палка,
на которую она тяжело опиралась. Бабушка была уже почти у самой двери, и  он
хотел крикнуть остановить ее, но понял что язык не подвластен ему, как и все
тело. Он ощутил его  почему-то огромным, налитым свинцовой тяжестью, и из-за
этого практически неподвижным Но в этот момент бабушка сама оглянулась назад
и  взгляды их  встретились.  В  ее  глазах  прочитал  он  великую  скорбь  и
показалось ему, вину -  никогда не видел он бабушку свою при жизни виноватой
-  незнакомым и страшным было  теперь выражение  ее глаз. Она  тоже силилась
что-то сказать  ему,  но как и он  оказалась безгласна, и  только  беззвучно
шевелила старческими сухими губами
     -  Что бабушка? Что такое происходит со  мной? - беззвучно закричал он,
затратив  при этом такое количество  сил, что внутри его  огромного  теперь,
словно  налитого какой-то очень  тяжелой и вязкой жидкостью тела, все  гулко
задрожало, запульсировало, причиняя страшную боль,  но не смог исторгнуть ни
звука.  Однако она,  похоже,  поняла его и от этого страдания  с еще  больше
силой  всколыхнулись в старческих слезящихся  глазах, а губы, тоже  казалось
превозмогая боль, еще энергичнее задвигались на изъеденном  морщинами  лице,
но слов он не услышал Однако в те  считанные доли секунды, когда бабушка уже
почти скрылась за дверью, которую кто-то невидимый словно услужливо открыл с
той стороны, ему почудилось, что он сумел считать слова с ее губ, как делают
это глухонемые
     - Прости нас, - будто бы беззвучно кричала ему бабушка, - не ты виноват
     -  А  кто? -  завопил  он, превозмогая страшную боль,  раздиравшую  его
гигантское тело изнутри от малейшего усилия, - Кто?
     - Дед...
     Свет померк в  его глазах от нестерпимой боли, да и бабушка или то, что
было  видением  ее уже  скрылось за дверью. Видеть движения губ он больше не
мог,  не  мог  и  слышать  - оба они  по-прежнему  были  безгласны. Но ответ
каким-то образом  все-таки проник в его сознание  и сохранился нем настолько
прочно, что  первое  слово,  которое Дмитрий  Поляков произнес, придя в себя
после нескольких суток пребывания в состоянии комы и балансирования на узкой
грани между мирами