Голос  матери Софьи  стих и  Полякову вдруг  показалось - ее  более нет
подле  него. Он же забыл  об еще одном,  что казалось ему важным. Потому  он
почт и закричал,  вглядываясь  в темноту и протягивая даже руку из открытого
окна джипа
     - Диадема!  Подождите, я должен вернуть вам диадему! - он  лихорадочно,
неловко,  путаясь  в маленьком пакетике, стал  извлекать  драгоценность,  но
голос  матери Софьи,  глуховатый и еще более  тихий, чем прежде, словно  она
медленно отступая во тьму, удалялась от них, остановил его
     - Отдайте ее тому, кто сейчас рядом с вами
     - Ему? Но почему - ему?
     - Он  знает, а если еще не знает, то поймет и очень скоро, я думаю, как
ей распорядиться.... Храни вас Бог и прощайте навеки...
     Последние  ее слова прозвучали  совсем  тихо и явно  издалека. Далее  -
тишина и темень,  будто  плотнее подступили к машине, окутывая ее прохладным
безмолвием беззвездной ночи.



Беслан Шахсаидов - искупление


     Они  простились  с  Поляковы ранним утром, задолго  до  рассвета,  лишь
только, дрогнув, рассеялся мрак уходящей ночи и небо из черного, стало густо
-  синим. О том,  что произошло ночью, не  сговариваясь,  но остро и  похоже
одинаково чувствуя, что так и надо, они не сказали ни слова. Собственно, они
практически не говорили  между  собой, словно боясь любым, праздно сказанным
обыденным словом разрушить то хрупкое, чему ни одни из них не знал названия,
но что возникло  и трепетало теперь, как пламя тонкой свечи на ветру, рискуя
погаснуть  навеки,  в  их  душах. Покидая машину, Поляков  молча оставил  на
сидении изящный пакетик с диадемой. Ступив на землю,  он слегка замешкался и
внимательно, преодолевая  разделяющий их полумрак, взглянул в  лицо Беслана,
словно пытаясь разглядеть и запомнить его
     - Что  смотришь? -  усмехнулся тот,  но в  голосе  его  не  было теперь
обычной холодной иронии
     - Так, просто. Прощай Удачи тебе.
     - Спасибо. Прощай и ты

     Больше  им  сказать  друг  другу  было нечего  Поляков  быстро  миновал
монастырский  двор,  бросив,  правда, взгляд в  сторону  разверзнутой  пасти
колодца  и  на  мгновенье лишь сомневаясь - подойти ли к  нему  -  так много
сказано было об этом колодце  последнее время Но  - нет,  события этой  ночи
расставили все по своим местам, колодец теперь, в сущности, был  всего  лишь
старым  заброшенным  колодцем  -  не  более.  И  Поляков  поспешил  прочь  с
монастырского двора.  Он еще только  располагался  поудобнее  в салоне своей
машины,  готовясь к  дальней и не такой уж простой дороге,  когда мимо  него
ревя  мощным  своим  двигателем,   на  большой  довольно  скорости  пронесся
огромный, черный,  сияющий  огнями,  похожий на  призрак какого-то неземного
механизма джип "Хаммер".

     На этот раз  Беслан  не  петлял  запутанными  партизанскими тропами, не
скрывался и явно  спешил - джип  его  несся по шоссе  на предельно возможной
скорости и  любой, кто  попытался  бы  остановить его поплатился  бы за  это
немедленно  и жестоко. К счастью,  никто не  встал  на его  дороге, и уже  к
полудню наступившего дня он пересек границу,  а  ближе к вечеру достиг своей
базы, затерянной  в одном  из труднодоступных горных ущелей. Его  люди ждали
его  с  тревогой и  нетерпением,  и  готовы  были  выполнить любые  задания,
которые,  в том были  они  уверены,  последуют непременно  после  загадочной
тайной отлучки  командира.  Они,  действительно, были  готовы  ко  всему, но
короткое распоряжение  Беслана, данное как  всегда  сухо и без комментариев,
повергло  их  в шок. Приказано же было не много и не  мало,  а  в кратчайшие
сроки  собрать все имеющиеся наличные средства и ценности, в любой  форме  и
валюте.  Приказы Беса,  однако,  его людьми не обсуждались - это легко могло
стоить  жизни,  посему к  исходу  следующего дня  -  процесс  все  же  занял
некоторое время  - ему были доставлены несколько чемоданов  и неприметных  с
виду дорожных сумок,  забитых,  что называется,  под завязку  тугими пачками
денежных  купюр,  обычными  пластиковыми  пакетами, наполненными  ювелирными
изделиями,  монетами,  россыпью драгоценных  камней  без  оправ  и  десятком
небольших слитков золота.
     - Сколько здесь  -  небрежно спросил Беслан,  когда  ему доложили,  что
процесс сбора окончен
     -  Около  десяти, сам понимаешь - плюс-минус -  коротко ответил один из
старших  командиров,  руководивший  всем процессом,  -  речь  шла  о  десяти
миллионах долларов
     - Хорошо, грузите все в мою машину
     - Кто поедет с тобой?
     - Никто. Я поеду один.
     - Но, Беслан...
     - Все. Я сказал. Грузите
     Это  было  верхом легкомыслия  и настолько  выбивалось из общего  стиля
поведения, привычек  и обычаев Беслана, что командир  не смог  удержаться от
того, чтобы еще раз внимательно  взглянуть на  него, словно желая убедиться,
что перед ним действительно их Бес, и он прибывает в  добром здравии и ясном
уме. Взгляд  его,  однако, наткнулся  на  глубокие, черные  и  словно пустые
проемы  глазниц  на  совершенно бесстрастном лице и  не смог долго выдержать
этого зрелища.  Он лишь  скорбно покачал головой и  тихо  вышел из  комнаты,
искренне  сокрушаясь про  себя,  но  не чувствуя в себе  ни  сил, не желания
противостоять  явному  безрассудству, если не  сказать  безумству,  Беслана.
Когда за ним закрылась дверь, Беслан  вдруг хмыкнул  - смятение подчиненного
неожиданно позабавило его - теперь  ему многое  было забавно и странно даже,
из  того, что  так серьезно  воспринималось  им  раньше и упрямо  настойчиво
прививалось  окружающим его людям. Теперь ему было просто и почти легко - он
как должен  поступить.  Человек дела,  не привыкший много времени тратить на
размышления,  приученный тем  образом жизни,  который вел  он все  последние
годы, принимать решения  стремительно и бесповоротно, он и в этому, главному
решению  своей  жизни  отвел  не  так   много  времени,  как  оно  бесспорно
заслуживало Скорбная посланница прошлого, а вернее - иного мира - мать Софья
и в этом оказалась права  - он очень скоро понял, как должен распорядится не
только оставленной Поляковым драгоценностью, но и собственной жизнью.
     Когда приказ его  был выполнен,  чемоданы и сумки  с миллионным  грузом
размещены  в  багажнике  и  на  задних сидениях  его  машины,  Беслан, как и
предыдущий  раз,  молча, никому ничего  не  объясняя и  не  оставляя никаких
распоряжений, запретив, однако, как  и прежде кому-либо следовать  за собой,
уехал  из лагеря, стремительно, насколько  позволяла  горная  дорога, погнав
машину в сторону, на  сей  раз - противоположную  границе с Россией. Он ехал
вглубь республики.  И  это единственно,  что поняли его люди,  оставшиеся  в
лагере.
     Через  несколько  часов  его приметный  джип въехал  в  большое богатое
селение, принадлежащее практически одному тейпу, известному тем. что главным
промыслом его мужчин с давних времен было похищение людей и продажа их потом
за выкуп  родственникам или в рабство соседям, испытывающими нужду в рабочей
силе.   Это,  действительно,  был   наследуемый  из  поколения  в  поколения
традиционно  сложившийся  промысел,  а  не порождение  короткой  войны,  как
легкомысленно  писали русские, да  и западные журналисты. Другое дело, что в
железном  капкане советской  власти,  он  был глубоко  загнан в  подполье  и
практически свернут - посему неприметен и неизвестен властям Теперь же когда
власти как таковой не  стало  вовсе - традиционное  не  очень уважаемое,  но
прибыльно ремесло расцвело пышным цветом, орошенное свежей кровью только что
отгремевшей войны и получившее благодаря ей новые перспективные и прибыльные
весьма источники- в  республике появилось много новых людей и, прежде всего,
взятых  в  плен  русских  солдат,  а  кроме  того  всевозможных  иностранных
наблюдателей и  корреспондентов из богатых преуспевающих стран,  слетевшихся
на  огнь  чужой  беды как  мотыльки на пламя  свечи - и скоро опаливших свои
легкомысленные  крылышки, небедных  также  федеральных  чиновников - словом,
бизнес процветал, обретя  новое  дыхание.  Об этом знали все в  республике и
большинство, к  числу которого принадлежал  и Беслан, брезгливо воротили нос
от  подобной  информации, как  от  известия о  не  очень  приличной болезни,
которая -  да, что  же тут  поделать! -  поразила  одного  из  членов семьи.
Всерьез же противостоять этому, что там не заявлялось бы официально, никто и
не собирался - это было  бы, по меньше мере, глупо,  поскольку  речь  шла  о
такой  же национальной  традиции, как скажем, обычай кровной мести, которому
тоже без особого восторга, но неукоснительно следовали.
     В селении  Беслана  встретили настороженно -  непредсказуемый  и весьма
крутой нрав  его был  известен  -  но с соблюдением  всех подобающих  случаю
традиций и  ритуалов, после  исполнения которых старшие рода,  наконец сочил
себя вправе поинтересоваться причиной его визита
     - Сколько сейчас у  вас пленных? - как мог безразличнее спросил Беслан.
Однако  в  воздухе  все  равно повисла напряженная пауза  Причин  тому  было
несколько  Во-первых,  вопрос  Беса,  по  меньшей  мере  не корректен, такие
вопросы задавать было не принято также, как в цивилизованной европейской или
тем паче американской, к примеру, стране  не принято интересоваться размером
капитала  собеседника, равно как и  состоянием его финансовых  дел. Главное,
однако что смутило и не  на шутку встревожило хозяев,  была не бестактность,
допущенная  Бесом,  это  было вполне  в его  стиле,  а  собственно  интерес,
проявленный им  к этой  теме. Как  ни старался Беслан придать своему вопросу
оттенок  второстепенности  и  даже  случайности,  он  был  услышан  и  понят
правильно, и  это хозяев испугало. Бес понял  это сразу  и сразу же решил не
усугублять возникшее напряжение, а объясниться напрямую
     - Выкупить хочу - спокойно, как о деле обычном и почти решенном сообщил
он хозяевам
     - Сколько и  кого?  - осторожно поинтересовался  старший. Просьба Беса,
сама по  себе была  странной.  Все знали -  рабов  он  ни в каких  целях  не
использует Но с другой стороны, ситуация в республике и вокруг нее все время
менялась, и - кто знает.  что еще  затеял хитрый, коварный и непредсказуемый
генерал?
     - Всех
     - Но это много...
     -  И что, хочешь сказать - дорого? -  усмешка Беса была очень недоброй,
сидящие  за  столом пережили  несколько  неприятных  секунд, прежде  он  уже
совершенно  спокойно,  без  тени раздражения,  продолжил, - не беспокойтесь,
расплачиваться буду сразу же и кэшем
     У  хозяев  отлегло  от  сердца,   а  Бес  в   душе  похвалил   себя  за
предусмотрительность. Дело  тут было вот в чем. Разумеется, на  счетах Беса,
его  доверенных  людей  и  неприметных  компаний,  зарегестрированных,   как
правило, в  офшорных зонах и  управляемых солидными  адвокатскими  конторами
аккумулированы были  огромные  финансовые  средства, размер  которых намного
порядков превышал те суммы в валюте и  стоимость тех драгоценностей, которые
теперь привез он с собой.  Разумеется, имели счета в зарубежных банках и те,
с  кем  сейчас  вел  он  свой  страшный  торг,  а   посему  проще  было  бы,
договорившись о цене, просто перебросить оговоренную сумму с одного счета на
другой, причем, вполне возможно, что в рамках одного и того  же банка. Любой
европеец, не раздумывая бы выбрал именно  этот путь, но здесь договаривались
люди с очень специфическими представлениями о том, что есть  хорошо, а что -
не  очень,  поэтому  " черный кэш"  как с  легкой  руки молодого российского
бизнеса и здесь именовали наличные  денежные средства и  прочие материальные
ценности,  был,  мягко говоря, более  предпочтителен,  хотя  и  он не  давал
абсолютных  гарантий  того,  что сделка  будет  совершена  именно  так,  как
заверили друг друга накануне высокие договаривающиеся стороны. Это, все-таки
был Восток.
     - Но это будет....
     - Я заплачу, сколько вы скажете.
     - Есть еще одна проблема - не все они здесь, придется везти из аулов
     -  Хорошо.  Сейчас  я заберу,  сколько  есть, остальных  -  потом,  как
договоримся

     Через  несколько часов, а именно столько согласно  предписанию традиции
длилось обязательное  застолье, избежать которого, не  мог даже Бес при всей
своей независимости, на окраине села к  его машине подвели группу, состоящую
примерно из десяти очень странных людей, в основном это были молодые юноши -
почти  мальчики,  но  что-то  с  первого же взгляда  поражало в  них, однако
желания разглядеть  их  получше,  чтобы  понять тому причину  не  возникало,
скорее, наоборот - хотелось быстрее отвести глаза, чтобы не видеть их лиц, а
вернее  выражения  их глаз. Так  торопливо  отводят  глаза  люди,  натыкаясь
взглядом на чье-то страшное увечье. В этом случае все было несколько иначе -
физически,  по  крайней  мере, на первый  взгляд,  юноши был вполне здоровы,
правда худы  настолько, что  можно  было  смело  вести речь об истощении, но
потрясало  не  это.  Увечье, страшное,  отупляющее,  превращающее человека в
животное, было нанесено, судя по их глазам, сознанию  этих больших детей Они
смотрели не  как люди - испуганно  и  покорно  одновременно, они готовы были
безропотно принять все, что сотворят сейчас с ними, пир этом не пытаясь даже
понять - что же именно это будет. Ни удивления, ни любопытства, ни тем более
- надежды  - ничего не было в их  глазах -  только  тупая, напрочь  лишенная
мысли покорность.
     Обращаясь к ним, через опущенное стекло своего джипа,  Беслан невольно,
действительно,  не  желая  этого,  избегал  смотреть  им  в глаза Он говорил
короткими   фразами,   отрывисто   и  грубо,  как   привык  разговаривать  с
большинством людей,  глядя  при этом поверх их голов,  туда, где подсвечивая
розовым  обычно бледно-голубые,  что  повыше,  и  синие  -  те, что пониже и
поближе к людям вершины гор, медленно сползало за них, заслоняясь  горами на
ночь, словно ширмой, вечное солнце.
     Кто я такой, вам сказали - говорил между  тем Беслан, - так вот, можете
быть  свободны: я за вас  заплатил. Идите туда - он махнул  рукой в  сторону
петляющей узкой  и пыльной  дороги,  ведущей  из селения  - там дагестанская
граница  и ваша  Россия.  Никто вас не остановит. А если остановит, скажите,
что вас купил и  отправил туда  я. Понятно? - Бес впервые посмотрел на людей
облепивших, как овцы, его машину. Вяло кивнули, отвечая ему только несколько
человек,  остальные  по-прежнему  были  недвижны в  своем  тупом оцепенении.
Однако это была  уже не  его, Беслана,  проблема. Он резко  нажал  на газ  и
тяжелая махина "  Хаммера"  всей своей мощью рванулась вниз,  устремленная к
следующему селению, в  которое он  надеялся попасть до наступления  ночи.  В
багажнике машины оставалось еще несколько сумок и чемоданов - он рассчитывал
совершить  еще  сегодня,  по  крайней  мере,  одну сделку, подобную той, что
заключил только что. Однако судьбе было угодно распорядится иначе.
     Обугленную  искореженную   груду   черного   металла,  лишь   отдаленно
напоминающую массивный  корпус  единственного  во всей Ичкерии  джипа  марки
"Хаммер",  нашли лишь спустя несколько дней на дне одного из самых мрачных и
труднопреодолимых   горных  ущелей.  Поднять  его   наверх  для   детального
исследования   и  экспертизы  не  было  никакой  возможности,  а   отдельные
смельчаки, умудрившиеся с риском  для  собственной  жизни  спуститься  вниз,
сколь не старались, не сумели проникнуть внутрь того, что осталось от машины
Издалека это было похоже на комок обгорелой бумаги, словно неведомый великан
сжал массивный  корпус джипа в своем  гигантском кулаке,  как прочитанную  и
сильно рассердившую его записку, к тому же еще  и поджег ее - чтобы никто уж
никогда больше  не смог  прочесть возмутивших его  спокойствие строк,  а  уж
потом, швырнул что есть силы горящий комок вниз, в глубокую узкую  расщелину
меж безмолвных  древних скал.  Извлечь  из  этого  обугленного  сплавленного
намертво  панциря  не удалось ничего,  невозможно было и  понять  что и  кто
находился в машине в момент ее страшного падения. И хотя оснований для самых
мрачных и тяжких подозрений и взаимных обвинений было более, чем достаточно,
в  итоге, принято было  соломоново во всех отношениях решение - считать, что
Беслан Шахсаидов,  прославленный полевой командир, генерал,  и  национальный
герой погиб в  автомобильной катастрофе, не справившись с управлением  своей
мощной, и, надо  сказать, мало приспособленной для езды по  узким извилистым
горным дорогам,  машины.  Что ж,  значит, на то была  воля Аллаха, и  с этим
никто не посмел спорить.



Дмитрий Поляков



     Быстро и  практически незаметно  исчез из  шумной, суетливой, хлопотной
столичной жизни,  покинув свой сверхприбыльный, как  по-прежнему, утверждают
все компетентные эксперты, бизнес, продав  огромную,  но уютную,  похожую на
старинную барскую усадьбу дачу в элитной подмосковной Жуковке, и потрясающую
комфортной  роскошью  вкупе  с  изысками  современного  европейского дизайна
квартиру в пентхаузе известного столичного отеля, квартиру в Москве, крупный
преуспевающий российский бизнесмен  Дмитрий Поляков. Нескольким  из наиболее
дотошных   и   наблюдательных   московских  журналистов,  это   исчезновение
показалось   странным   Было   предпринято  две-три  попытки   журналистских
расследований  с  выдвижением  самых  невероятных  версий  -  от неудавшейся
попытки государственного  переворота (  речь  - то шла все-таки об одном  из
магнатов в сфере торговли оружием ), до заказного  похищения. завершившегося
заказным же  убийством. Однако ничего вразумительного  так  и не прозвучало.
Всколыхнувшиеся   было   страсти,  быстро  улеглись,   погашенные  водопадом
очередного  политического скандала  и очень  скоро о том, что жил  в  Москве
такой человек - Дмитрий Поляков, никто уже не вспоминал. Тем более не желала
вспоминать о  нем  единственная,  состоявшая с ним в  самом  близком кровном
родстве  женщина  - его мать. Одиночество,  в котором  оказалась  она  после
смерти  мужа и исчезновения сына,  словно развязало ей руки - ее часто можно
видеть теперь  на  малочисленных, но шумных и без меры агрессивных  митингах
коммунистической  оппозиции,  с  обязательным  портретом  Сталина  в  руках,
выкрикивающей самые грозные и грязные проклятия в адрес нынешнего режима.
     Появление же в одном  из  небольших монастырей, затерянных в бескрайних
лесных  просторах  на  самом  севере России  нового  брата,  принявшего  при
постриге  имя  отца  Михаила, осталось  и  вовсе никем, кроме малочисленного
весьма, монастырского братства, незамеченным.
     Здесь,  в  заснеженных  большую часть года  лесных чащобах, в маленькой
полутемной - в пол-окна, но замечательно  напоенной ароматом свежеструганных
деревянных стен, плавящегося воска свечей и  лампадного  масла, монастырской
келье было теперь его единственное жилище. После нелегкого дня, заполненного
тяжелым физическим  трудом -  монахи своими  силами  обновляли  монастырские
строения, валили лес - на стройку и на дрова,  вели немудреное, но хлопотное
монастырское хозяйство, и  обязательных многочасовых  служб и  молитв,  отец
Михаил засыпал легко,  быстро и  счастливо. Случалось,  ему снился сон,  все
один и тот же. Во сне он, вроде, бесконечно перечитывал некий длинный роман,
с запутанным весьма, исполненном мистики сюжетом, и никак не мог дочесть его
до конца, ибо каждый  раз начинал читать  сначала, с первой главы,  действие
которой  разворачивалось  в  далеком  и совершенно незнакомом ему  городе  -
Париже, жарким летом, когда плавится  асфальт и душно даже  под распахнутыми
зонтиками  маленьких  уличных  кафе.  Эту  картину,  затерянному  в  снежных
северных просторах России, отцу Михаилу, представить было особенно сложно  -
в который уже раз он начинал читать роман сначала.

     пос. Николина Гора
     март - июнь 1999 г