ную оболочку, далее следует своим путем. Разные религиозные течения
и различные  философские школы  рисуют этот путь  по-разному, но в одном они
едины - после физической смерти тела - душа более не связана с ним  ничем, и
тем более  не в состоянии им  управлять  и  направлять  какие-то ни было его
действия, которые собственно признаются невозможными Физическая  смерть тела
означает,  таким  образом  для  него  только  одно  -   тлен,  прах,  полное
исчезновение.  Эта  концепция  проста,  всем, даже  махровым  материалистам,
понятна, всеми прочими разумными существами принята безоговорочно.
     Мы  же утверждаем: она несовершенна.  Именно не совершенна, а  не вовсе
ошибочна,  поскольку  в принципе и в подавляющем большинстве случаев,  все в
точке  и  в  момент  соприкосновения  двух  миров,  происходит  согласно  ее
положениям. Однако -  в принципе,  и  в  подавляющем  большинстве.  Из этого
следует, что  бывают  исключения,  которые  несовершенство данной  концепции
доказывают. Исключения  эти  составляют ситуации  когда в момент  физической
смерти тела  происходит нечто, настолько  увеличивающее  силу и  возможности
сознания  или души, что оно продолжает руководить действиями тела, заставляя
его свою физическую кончину как бы игнорировать. То есть психическая сила во
много раз превосходит силу телесную и  подчиняет ее себе полностью. Ситуации
эти могут  быть различными и  нести в себе  заряды как  отрицательной  так и
положительной  энергии, это и определяет в дальнейшем характер, так сказать,
деяний тела.  Теперь,  чтобы отвлечься от моего занудства, вспомните истории
про  оживших  мертвецов,  привидения,   вампиров  и  прочие  ужасы,  которые
передаются  из поколение в  поколение Не  может  быть выдумкой  то, что  так
устойчиво  живет во  времени. Ложь иногда живет долго,  но выживает - только
правда. Теперь попробуем приложить кальку этой теории  ко всем странностям (
вы напрасно извинялись, ваше сиятельство - термин ваш уместен вполне и, я бы
сказала, -  удачен  )  Пример первый  - Ирэн фон  Паллен.  Обстоятельства ее
сумасшествия и гибели полны трагизма и можно предположить, какой силы эмоции
испытывала  несчастная  девушка  в те  минуты  Они  и  стали  энергетическим
зарядом, явно  отрицательным, но  наполнившим  ее сознание  огромной  силой,
силой, давшей ей  возможность попрать смерть и тлен телесный,  но направлена
эта сила на разрушение и месть. Да, месть Я утверждаю, Дмитрий,  на кладбище
Сент-Женевьев Де Буа вас ожидала,  именно ожидала! не родственница Ирэн  фон
Паллен, чудным образом на нее похожая и решившая отомстить потомку ее палача
А  она  сама.  Она  же очевидно и стала невольной  убийцей  вашего, Алексей,
приятеля и его спутников. Возможно, это мне предстоит окончательно понять на
месте  трагедии,  что-то мешало ей вырваться  на свободу  и реализовать свои
страшные намерения и это  что-то связано с завалом колодца - это  уже детали
Но  как  только  они  разобрали  колодец  страшная,  разрушительная  сила ее
неотмщенной души вырвалась на свободу  и понеслась, круша все на своем пути,
на  поиски обидчика.  Ситуация с ее  тетушкой  игуменьей совершенно иная. Но
здесь  мы  тоже  видим  огромную душевную  силу, дающую сознанию  абсолютную
власть  над  телом,  однако  сила  эта  возникла не  вследствие  сильнейшего
эмоционального воздействия,  хотя и это,  очевидно,  следует иметь в виду  в
виду,  а  копилась  постепенно,  как   следствие  высочайшей   духовности  и
праведного  образа  жизни,  которые  были,  как  следует  из   сохранившихся
воспоминай, присущи матери Софии  на протяжении  долгих лет. Думаю,  если на
заседании Священного Синода возобладают только истина и христианская совесть
иерархов, ее непременно канонизируют, причислив к святым великомученицам,  и
это,  действительно,  классический  тому  пример.  Последний  фигурант  этой
истории для меня наиболее сложен и труднообъясним. Сочинитель Рысев, и затем
-  ваш  дед  -  чекист Тишкин,  бесспорно,  явления  одной  и  той  же силы,
проявившиеся  в  разное  время и вполне вероятно, отнюдь не  в первый и не в
последний  раз. Причем  ей почему-то  угодно  являться  в  одном  и  том  же
физическом облике.
     - То есть  в этом случае,  речь идет не о метании какой-то эмоционально
заряженной души? Я правильно вас понял? - Татьяну  перебили впервые с начала
ее монолога, и это был Поляков Он, да и все присутствующие слушали ее крайне
напряженно и  очень внимательно. Полякову, однако, казалось, что он понимает
ее  лучше  других, поскольку,  по  мере  того,  как вела свое  повествование
Татьяна,  неясные смутные  образы, ощущения и предположения, мелькающие  его
сознании,  отражались  в  нем  все  более явственно,  обретая  реальные и  в
большинстве своем - узнаваемые  черты. Последнее замечание ее, произнесенное
как-то  неуверенно, в отличие от всего  что говорила  она ранее,  еще  более
странным  образом  согласовывалось с тем, что чувствовал относительно деда и
его прошлого, он сам, родной внук но, так выходило, что одновременно чуть ли
не жертва его - Дмитрий Поляков.
     - Да,  можно  сказать  и  так. Здесь,  похоже, мы имеем  дело, с  силой
совершенно  иного происхождения. Однако  по  этому  поводу я  не  могу  пока
сделать каких-то определенных выводов, нужно многое еще проверить и уточнить
В  любом случае, мне непременно  надо  побывать  там, в монастыре и возможно
тогда  наступит  окончательная ясность.  Пока  же все, что  могла и  считала
нужным,  я вам изложила  Теперь, как  поется в известной  песне -  думайте -
сами, решайте- сами" Впрочем,  простите,  песенные цитаты  сейчас, очевидно,
неуместны.
     - Отчего же?  Нам песня, как известно, помогает  Во всех, так  сказать,
делах.  Однако что  ж тут думать, господа - ехать надо -  Артемьев  вместе с
креслом  отодвинулся  от  стола  и  сразу,  словно  разорванная  его  резким
движением   спала  пелена  тихой  неспешности  и  еще  чего-то,  что  трудно
обозначить  словом,  но  отчетливо  ощущали  все присутствующие  витающим  в
прохладной тьме  гостиной. Поляков,  первым  поднявшись из-за  стола включил
свет. Все были едины в решении ехать, причем  на откладывая первым же рейсом
- то есть уже через несколько часов. Потому простились быстро, каждый должен
был еще успеть собраться

     Заснул Поляков, который решил  все же  пару часов  поспать, удивительно
быстро  и крепко. И снова ему  приснился странный сон, собственно, как стало
ясно потом, это был и не сон вовсе.
     Случилось  же  с Поляковым вот что.  Внезапно и так  же неожиданно  для
себя, как заснул, он проснулся. В просторной спальне было темно и прохладно,
ничто  не  нарушало  тишины последних  предрассветных  часов  уходящей ночи.
Однако  проснулся  он так, как если  бы кто-то вдруг и  сильно толкнул  его.
Несколько  секунд  лежал  он еще  не вполне соображая что к  чему,  а  когда
чувства,  постепенно стряхивая  с себя  оцепенение  сна,  стали рисовать ему
картину  окружающего  мира -  он  почувствовал  запах.  Это  был знакомый  с
детства,  потом  забытый  и  внезапно вернувшийся  к нему, так  же  во время
странного сна в Париже, запах нафталина. На этот раз он сразу вспомнил его и
вспомнив,  испугался. Испугался остро и мучительно, как  редко, но пугался в
детстве,  и никогда  - начав жить  самостоятельной жизнью. Собственно в  эти
минуты, в точности до мельчайших деталей повторялась история  приключившаяся
с ним,  пяти или шестилетним  мальчиком, словом незадолго до того, как пошел
он  в школу.  Тогда, разгоряченный игрой  с мальчишками во  дворе,  он вдруг
решился на  небывалое  - пообещал вынести во  двор именной  маузер деда.  Он
выкрикнул эти  глупые  слова, хвастливо и угрожающе одновременно и глядя  на
враз  ставшие  серьезными  лица приятелей, плотным  кольцом облепивших его и
вдруг прекративших свой нестихаемый  обычно гомон, возможно  впервые с своей
короткой  жизни  отчетливо понял  - слово придется сдержать  Иначе  - конец.
Жизни во дворе ему не будет- задразнят, затюкают, затравят. Откуда это  было
известно ему в его пять или шесть лет - неизвестно Но то, что он понял тогда
именно это, он помнил и сейчас, в сорок. Он вообще  хорошо помнил все детали
того  давнего  эпизода  Помнил,  как  бешено  колотилось  сердце,  когда  он
поднимался  на лифте, стучал  в  деверь квартиры  -  до  звонка тогда  он не
дотягивался, торопливо и воровато прошмыгнул мимо открывшей ему домработницы
в  коридор  и,  решив,  что на его  возвращение  никто не обратил  внимание,
проскользнул в  святое  святых  - кабинет  деда. Он знал,  где лежит оружие,
играя с ним, когда пребывал в хорошем расположении духа, дед иногда доставал
маузер,  с  видимым  удовольствием держал его в  руках, покачивая на ладони,
словно наслаждаясь  холодной  тяжестью,  ласково поглаживал черную вороненую
сталь.  Обычно  дед  давал подержать  маузер  и ему,  при этом  обстоятельно
объяснял,  как  правильно  нужно  браться  за  оружие,  как  целиться,  куда
нажимать,  чтобы  прозвучал  выстрел. Сведенными от  непосильного напряжения
пальцами он что было  силенок жал на курок -  выстрела не было -  раздавался
лишь  сухой  короткий  щелчок -  дед смеялся,  гладил его по  голове, убирал
оружие  обратно. Теперь,  встав  на коленки и  не  чувствуя впервые  ставших
ватными ног, он подполз к заветному ящику стола и потянул его на себя - ящик
не  поддался, он дернул,  сильнее, потом  еще сильней. Ящик, разумеется, был
заперт. Генерал Тишкин был человеком  аккуратным  и бдительным, но маленький
Митя  понять этого не мог  - он отчаянно дергал и дергал  ящик, вцепившись в
него обеими ручонками и  забыв  про всяческую осторожность  - перед  глазами
были только серьезные, выражающие крайнюю степень недоверия и даже презрения
к  нему лица мальчишек со двора - и это затмило все. За этим занятием он был
застигнут матерью, случайно заглянувшей в кабинет. Следствие было  коротким,
допрошенный  по всей  форме  и со  всей  подобающей  строгостью,  он  быстро
признался в своем  преступном намерении,  однако вынесение приговора  -  что
было во сто  крат страшнее для него, было  отложено  до возвращения  деда  с
работы.  Часы  ожидания  возможно  впервые  в  жизни  тогда  показались  ему
вечностью, он был совершенно измотан и уже не мог даже плакать в своем углу,
куда  забился  сам - по доброй  воле.  Этого  не сделали взрослые, поскольку
поступок его был слишком серьезен и привычные  меры наказания не годились Он
сам  пошел  в угол  и долго стоял там,  не  откликаясь на  просьбы  бабушки,
которая пыталась  увести его к себе и по крайней мере накормить. Однако дед,
как впрочем  обычно, на работе  задерживался.  Был уже поздний вечер и  мать
велела ему идти спать. Попытка бабушки все-таки накормить его ужином была ею
отвергнута: " Не хочет  -  не надо.  С  голоду не умрет.  Пусть отправляется
спать. А завтра с  утра папа с ним поговорит. " Он  лег в кровать совершенно
обессиленный и  поплакав  немного  провалился в тяжелый полуобморочный  сон.
Проснувшись,  совершенно так же, как  сейчас, вдруг почувствовал  в  комнате
постороннее присутствие и тут же испытал приступ мучительного страха, потому
что понял - это пришел вершить  свой суд дед. Тогда его спасла бабушка - дед
не успел ничего сказать ему  - испуганная мать сообщила, что бабушке плохо с
сердцем. Этого в семье боялись все, даже дед - про него просто забыли. Более
к  этой  теме  никто  не  возвращался,  очевидно этого потребовала  бабушка,
которой  было  позволено  много  больше других  домашних,  тем  более  после
сердечного приступа.
     Теперь он испытал  абсолютно то же чувство мучительно парализующего все
тело  страха и так  же  ясно  понял  -  дед  пришел  вершить  над  ним  свой
неотвратимый суд.
     Так  и было.  Он  еще не разглядел в каком месте спальни разместился на
этот раз дед, когда тот заговорил.
     - Что ж, Дмитрий,  ты оказался  упрямее, чем я  думал,  и не  прекратил
своих глупостей. Теперь пеняй на себя, я тебя, щенка, предупреждал,
     Но   ты  решил  видно,  что  вместе  со  своей  бандой  белогвардейских
недобитков и жидовских сучек  со мной  смеешь  тягаться.  На что замахнулся,
маленький ублюдок!  -  дед  засмеялся  зло и  презрительно.  Поляков молчал,
отвечать  ему  было  нечего,  да  и страх,  как  и  тогда, в  раннем детстве
полностью парализовал его тело  и даже  пожелай он произнести  хоть  слово -
вряд  ли  собственный  язык подчинился  бы  его  воле.  Прошло еще несколько
мучительных секунд  и тут  он  увидел щуплую фигуру деда - тот стоял  совсем
рядом с кроватью. Полякову вдруг  показалось,  что сейчас он протянет руку и
дотронется  до него  своей  маленькой,  но  жилистой  и цепкой - это он тоже
помнил  с  детства, ладонью.  Это было  совсем  уж невыносимо  - он обречено
закрыл глаза, чтобы, по крайней мере, не  видеть того неведомого, но жуткого
что должно было сейчас произойти. Однако не происходило ничего и когда через
несколько секунд проведенных в состоянии очень  похожем на смерть, поскольку
он не дышал и сердце - он ощущал это совершенно отчетливо замерло в  ледяном
провале грудной клетки, он  наконец решился открыть глаза, в комнате не было
никого.  Дед  исчез так же тихо,  как появился.  Поляков,  однако  продолжал
лежать без движения, скованный прежним ужасом и только  сердце, словно придя
в  себя  первым, тяжело и гулко стучало  в груди, словно спеша разогнать  по
сосудам и венам замершие в них потоки крови. Ему казалось, что кошмар еще не
кончился и непременно  должно быть продолжение. Он не ошибся. На этот раз он
четко  расслышал, как скрипнула дверь и мягкие  шаги прошелестели  по ковру,
приближаясь к его кровати.
     Однако  прежнего  ужаса уже не  было,  и  он напряженно  вглядывался  в
темноту,  пытаясь  разглядеть  нового  пришельца.  В конце  концов  ему  это
удалось, и несчастное  сердце его, так  много пережившее сегодня, вздрогнув,
затрепетало  и  забилось  быстрее -  но  теперь  это происходило  скорее  от
радости- возле  его кровати  стояла бабушка.  Он снова различил забытый,  но
хорошо знакомый ему в детстве  запах - запах духов "Красная Москва", которые
она очень любила. Но разглядеть ее он не успел, и обратиться к ней не успел,
хотя очень хотел это сделать - она заговорила первой Уже по первым звукам ее
голоса Дмитрий понял, бабушка очень сильно взволнована, впрочем женщиной она
была эмоциональной  и волновалась часто - ему  хорошо знакома была ее манера
говорить в таком состоянии
     -  Митенька, это конечно ужасно,  то, что решил дедушка Милый мой,  мне
так жаль всех твоих друзей,  но для них я ничего не смогу сделать... А тебя,
мы  с  Коленькой  решили спасти,  -  бабушка перешла  на  шепот,  -  и  есть
замечательный  план, ты  только не волнуйся и ничего не бойся, он  не сможет
принести  тебе вреда. Боже  мой Митенька  я так  перед  тобой и  всеми  вами
виновата!  Но кто же мог тогда знать!  Господи! Как мне тяжело, Митенька! Но
тебя, миленький мой, мы спасем...
     - Погоди, бабушка,  о чем ты говоришь? - Поляков тоже говорил шепотом и
очень  торопился.  Он чувствовал,  что  в невнятных  словах бабушки  кроется
что-то важное и спешил выяснить что именно, пока и она не исчезла.
     -  Прости, Митенька,  но мне и так не следовало тебе  ничего  говорить,
потому, что нас могут услышать и тогда весь наш с Коленькой план сорвется
     - Каким Коленькой, бабушка, о ком ты говоришь?
     - Господи, Боже мой, Митенька, какой ты стал  бестолковый Конечно  же о
твоем отце,  моем зяте - Коленьке, о ком же еще! Но все, больше мне нельзя с
тобой  оставаться.  Прощай! И ничего  не бойся! Он не сможет причинить  тебе
зла, я  ему не позволю... - голос бабушки звучал все тише и силуэт ее как бы
растворялся в синем полумраке занимающегося за окнами рассвета.
     - Бабушка, - закричал Поляков и захлебываясь собственным криком, словно
подброшенный  им  как  распрямившейся  внезапно  пружиной,  сел на  кровати.
Комната была  пуста,  в  раскрытые окна  спальни вливалась вместе с  первыми
косыми   лучами  солнца   и  холодным  свежим   утренним   ветром,   громкая
переливающаяся и искрящаяся  всеми  нотами и малейшими их оттенками, мелодия
птичьего хора. Он взглянул  на часы -  было без пятнадцати шесть, через пять
минут должен был зазвонить будильник.

     Он  уже был  на подъезде к аэропорт,  когда в машине  зазвонил телефон.
Звонила мать.
     - Возможно, тебе  это не интересно,  - произнесла она  в  обычной своей
манере, однако,  не  поздоровавшись  с  ним,  и не  назвав себя,  как делала
обычно, - но сегодня ночью  умер твой отец. Не  дожидаясь ответа и не сказав
больше ни слова, она повесила трубку.

     Он все-таки доехал до аэропорта. Но общее решение было однозначным -
     он, конечно же остается и присоединяется к ним, как только сможет - они
летят сейчас, как было запланировано вчера и начинают работать без него. Его
возражения они слушать не пожелали, собственно, он особенно и не возражал Не
проститься с отцом было бы дикостью.



Беслан Шахсаидов


     Было  уже  очень поздно, настолько поздно,  что вполне  уместно было бы
сказать, что еще  очень  рано  одним словом,  часы  показывали  что-то около
четырех утра, когда Алексей  Артемьев добрался  домой. Однако первое, что он
сделал,  переступив порог  своей  квартиры, причем,  сделал не колеблясь  ни
секунды -  набрал  сложный,  состоящий из множества цифр  номер  Беслана  на
маленьком  аппарате мобильного телефона. Он приготовился к  долгому ожиданию
ответа  и был весьма обеспокоен даже возможностью  варианта, при котором Бес
до утра  не  ответит вовсе. Однако все это оказалось напрасным Бес отозвался
мгновенно после первого  же сигнала, даже не  дав ему  прозвучать  до конца,
словно и  не было  у него  теперь  других дел,  как  только  сидеть  и ждать
известий от Лехи. Быть может, так и было на самом деле, но знать об этом мог
только сам Бес. Очевидным было лишь то, что он отозвался мгновенно и голос в
трубке отнюдь не был голосом внезапно разбуженного человека
     - Слушаю, Леха! Скажи, пожалуйста, что звонишь меня порадовать
     - Можно и так сказать, Беслан
     - Слава Аллаху
     - Однако мне надо согласовать с тобой несколько вопросов
     - Согласовывай, Леха Все что угодно.
     - Во-первых, мы собираемся прилететь завтра
     - Мы - это?..
     - Это- я, - откровенно говоря, Леха этого  разговора боялся Собственно,
боялся  он не разговора, а реакции Беслана на принятые ими  решения То,  что
казалось  очевидным  для  тех,  с  кем  только  что  расстался  он,  покинув
гостеприимную дачу Полякова, могло не показаться таковым полевому командиру,
генералу  и  террористу номер  один - Беслану Шахсаидову. Тревога Лехи имела
еще одно  основание, которое  постепенно проступало для  него  едва ли не на
первый план в череде всех его,  числом немалых, тревог  и волнений. Выходило
так, что один лишь он четко осознавал то обстоятельство, что кроме известных
и,  собственно, подробно обсужденных  этой ночью опасностей или по,  меньшей
мере, неприятных  неожиданностей,  которые  могли  ожидать  их  на месте,  к
которому  все  они  так  настойчиво  стремились,  была  еще  одна.  Суть  ее
заключалась  в том,  что  попав  в глухие  степные  места,  они  практически
полностью  и безраздельно  оказывались во власти  Беса. Граница была  рядом,
отряд его был великолепно экипированным, включая  технику  и оружие- местным
властям, даже при желании тягаться с ним было не под силу. Об этом  Артемеьв
умолчал и теперь это грызло его все сильнее. Сейчас  он спешил урегулировать
это  вопрос с Бесом, чтобы получить хоть какие-нибудь  гарантии безопасности
для все  них,  хотя в  то же время прекрасно отдавал  себе отчет  в том, что
непредсказуемый,  переменчивый нрав Беса, по сути, сводит на нет  надежность
любых  гарантий. И все же Леха спешил, и, как бывает в страхе - одновременно
медлил. Поэтому, отвечая на вопрос Беса о том, кто это "мы ", начал с