гие события,  выплывающие из  нашей мутной истории
Так вот тогда, когда  папка была у него и видимо едва ли не в  прямом смысле
жгла ему руки, он  советовался по этому  поводу с тогдашними иерархами нашей
православной церкви, потому, что он - заметь, милиционер и коммунист, считал
все описанное фактом  не  совсем  обычным Однако тогдашние иерархи  заняться
этим явлением не посмели Теперь же, мы с сыном того честного милиционера так
решили, что по  возвращении моем  отсюда, еще раз  потревожим  патриархию  и
думается  на этот  раз с большим успехом Вот теперь  пожалуй все, что должен
был я поведать на словах А вот тебе та самая бумага.  Ты читай пока, а пойду
покурю на улице и горло заодно промочу.
     С этими  словами Леха протянул  Беслану  несколько аккуратно  сложенных
листов бумаги, которые извлек из-за обложки  своей пухлой записной книжки и,
захватив со стола  недопитую  бутылку и  свой  стакан,  скрылся  за  дверью,
оставив Беса в одиночестве





Дмитрий Поляков





     Всю обратную дорогу с кладбища они молчали То есть говорить им хотелось
очень, причем  обоим, и Полякову, и Куракину было что сказать и сделать  это
хотелось немедленно. Сдерживало присутствие  водителя - Манэ, который в силу
славянского  своего  происхождения  неплохо  понимал  по-русски  Оба  же, не
сговариваясь и ни обмолвившись на эту тему и словом, решили каждый для себя,
что  все, что известно теперь и станет им известно еще об этой истории -  не
для  посторонних  ушей.  Более  того,  от посторонних  ушей  информацию  эту
следует, как раз,  оберегать Почему? Спроси  сейчас об этом  любого из них -
ответить  не смог бы  никто, дело  было,  однако не в охватившей вдруг обоих
скрытности.  Просто  никто из них деликатность и необычность темы, к которой
каждый в разной степени прикоснулся и очень остро прочувствовал, практически
не осознал еще в полном  объеме и с той мерой ясности, которая требуется для
определенного сознательного  ответа. Они молчали и  когда вышли из машины  у
входа в отель, и проходя по  его помпезному мраморному холлу, и поднимаясь в
лифте, хотя в кабине были одни, и минуя широкий  коридор на этаже Полякова И
только, оказавшись в его номере, за  плотно закрытыми дверями, они позволили
себе заговорить.
     - Это она, - произнес Поляков,  бессильно падая в глубокое кресло и  не
выпуская  из  рук  фотографии Ирэн. Какой уж точно из них  двоих он не знал,
впрочем для  него  этой проблемы и не существовало - для него это  была одна
женщина. Она
     - Да. - сила убежденности Полякова  передалась Куракину  настолько, что
он даже не попытался убедить его в обратном. Однако  ему не терпелось теперь
разобрать  все возможные варианты,  объясняющие  столь  потрясающее сходство
двух женщин, разделенных десятилетиями. - Но  знаешь, что я тебе скажу, друг
мой  Если  мы  действительно  хотим ее найти, а для  этого, по меньшей мере,
выяснить - как она теперь называется, в Париже  нам сейчас делать нечего. По
крайней мере - пока.
     - Согласен. Впрочем, все же объяснись Мне интересна твоя версия
     - Следы  Ирэн фон Паллен теряются где-то в России.  Я ведь не  случайно
прервал Нетточку, когда  та стала  утверждать,  что оба молодые фон  Паллены
погибли. И что  она мне ответила?  Ничего определенного.  Про Ирэн, я имею в
виду. Да, помешалась и тетка увезла ее из Питера. Ну а дальше? Сто к одному,
что обе они погибли  - я все понимаю: война, тиф, голод, ЧК... Но один  - за
то, что выжили Нет, ты  как  хочешь,  а я уверен - клубочек надо разматывать
именно из России. С поисков потомков. Да и вообще вся эта загадочная история
с  разбойным  нападением, здесь  о ней  все,  включая мою любимую бабуленьку
рассказывают  нечто  туманное  и невообразимое,  а следы, мне  кажется  надо
искать и в ней Почему помешалась Ирэн? И помешалась ли она? Может, она  была
заодно  с бандитами и с ними  же скрылась? И тогда шансы, что  она  осталась
жива возрастают А раз осталась жива, значит могла произвести на свет детей И
- вот тебе клубочек начал разматываться....
     - Да, пожалуй. Насчет сговора с  разбойниками - это ты по-моему загнул,
но в целом вполне... Лечу. Сегодня уже не успею ни на одни рейс, а завтра  с
утра. Закажи, не в службу, билет...
     -  Что  значит - билет? Что  же  ты,  дружок, полагаешь, что  я  теперь
оставлю тебя одного. Виза у меня есть... И вообще - это свинство, знаешь ли,
с  твоей  стороны изолировать меня от расследования  сейчас,  когда все  так
хитро завертелось. В конце концов, это я первый предложил искать в России...
     -  Господь с тобой, Микаэль, я просто  не считаю себя  вправе втягивать
тебя во все это. В конце концов это не так уж безобидно - на моем примере ты
мог убедиться... Но если ты....
     - Вот именно - я.  Я, я, я самолично желаю и  просто трепещу от желания
во  всем  этом участвовать Что же до риска, то знаешь моя бабуленька говорит
по этому поводу, правда,  не  очень благозвучно, а именно: " Бог не выдаст -
свинья  не  съест".  Вот  из этого и будем  исходить  Так берешь  меня,  ну?
Отвечай, не то обижусь - вот тебе крест святой обижусь!
     - Беру. Спасибо тебе.
     - Не за что. Впрочем,  пожалуйста. Но знаешь вот еще о чем я хотел тебя
спросить.  Мы  собственно  коснулись этого  еще там на кладбище,  в лавке  у
Нетточки, я все ждал. что воротимся снова, однако - не случилось так что, ты
прости меня, я спрошу. Ты же, если почему-то не хочешь- можешь не отвечать
     - Ты о том, почему она накинулась именно на меня?
     - Да,  вот именно-именно -  " накинулась" - ты очень точно сказал. Ведь
признайся,  есть такое ощущение,  что вы  встретились не случайно и все, что
она  творила с тобой, включая и последнее  - откровенное совсем уж покушение
на  убийство  -  это, как  бы сказать, на  только  из-за ее мерзкого нрава и
преступных наклонностей.  Она словно бы выслеживала  именно  тебя,  а  потом
накинулась - вот это ты очень точно сказал, - и как бы во что бы то ни стало
должна была тебя, тебя именно, ну просто - добить. Вот!
     - Вернее отомстить за что-то Да?
     - Да! Да! Гениально! Именно отомстить. Ты тоже это почувствовал?
     - Почувствовал, можешь  не  сомневаться,  не  чурбан же я совсем Но это
чушь.  По  целым двум причинам. Во-  первых, она не могла  меня выследить на
кладбище хотя бы  потому,  что я до последнего момента  не  был уверен,  что
поеду. Постой-постой,  я знаю, что ты сейчас скажешь  - я уже об этом думал.
Да, в принципе, можно  было мой маршрут выследить или вычислить, но тогда мы
должны   признать  что   имеем   дело  с   организованной  и   очень  хорошо
спланированной акцией, а в этом случае, уверяю тебя, ты  бы сейчас уже лишен
был возможности  беседовать  со  мной,  разве что  во  время  спиритического
сеанса. Это  понятно, да?  Кроме того  прочего, я  это чувствую, ощущаю, это
подсказывает моя  интуиция - называй это как хочешь, но  я уверен  - за  ней
никто не  стоит. Он одна Это  первое И второе.  Все то время, пока я лежал в
больнице, после  того, разумеется, как  пришел в  себя,  я  размышлял Можешь
поверить  мне  на  слово,  за  всю  свою жизнь  я столько не  вспоминал,  не
сопоставлял и  не анализировал. Да, я занимаюсь бизнесом и довольно крупным,
да у  нас в России  это сегодня почти обязательно  сопряжено  с определенным
риском. Тот же бизнес, которым занимаюсь я  считается небезопасным и во всем
мире. Это так. Но поверь мне, я очень сейчас откровенен с тобой, я не  нашел
ни  одной зацепки, в силу которой меня бы  могли  преследовать да  еще таким
изощренным  образом Кроме  того,  не  буду  скрывать  от  тебя,  эту  версию
проверяли и профессионалы, причем сразу из нескольких ведомств. Каких - тебе
лучше не знать. Мне так будет  спокойнее За тебя спокойнее Они пришли к тому
же выводу. Что же остается у нас в сухом остатке?
     - Прошлое.
     -  Старик,  быть  может,  это   прозвучит  нескромно,  но  мое  прошлое
безупречно Это не потому, что  я  такой хороший,  это потому, что у нас была
такая система  и я в  этой  системе  занимал такое место,  где пятна  и даже
пятнышки на биографии были более неуместны чем на лацкане парадного костюма
     - Прошлое - это ведь не обязательно твоя биография
     -  Вот  ты о  чем. Что  ж,  здесь,  как говорится возможны варианты  и,
знаешь,   был  даже   некий  намек,   но   это   уже   что-то   из   области
нематериалистической...
     - А ты  никак не можешь расстаться с вашим, - как это? - диалектическим
материализмом?
     -  Честно? Не могу. Антон Павлович Чехов  признался в старости, что ему
всю жизнь приходилось по капле  выдавливать  из  себя раба Так вот всем нам,
кто в отличии от тебя имел несчастие или честь ( я, знаешь, для себя это еще
не  решил),   родится  и  расти  в   России,   вернее  в   Союзе   Советских
Социалистических  республик, приходится по капле давить  из  себя  "  совок"
Известен тебе этот термин?
     - Известен
     - Так вот, обязательной и едва ли не главной его  составляющей является
советский образ мышления, ( я  знаю, что правильно  мышления. Но так говорил
наш  последний Генсек,  и  это  я - в  память  о нем)  и основан  этот образ
мышления на дремучем махровом  материализме И давим мы его из себя по капле,
давим, а вот выдавим ли до  конца - это еще вопрос, и вопрос,  я тебе скажу,
не праздный Это, можно сказать, вопрос будущего  России,  извини за пафос  -
забрало за живое
     - Но  как  же  вы  теперь  храмы  восстанавливаете  и  все ваши  власти
предержащие, что  не праздник -  в церкви, лбы крестят  и со  свечами  стоят
Правда  бабуленька от  нечего делать за ними наблюдает внимательно  и сильно
забавляется тем, что все те сановные господа свечку держат в правой руке - "
Микаэль", -  говорит она,  - " какой  же рукой они станут лоб крестить, если
вдруг соберутся осенить себя крестным знамением? " Но  это -  к слову Однако
ж, храмы восстанавливают повсеместно?
     - Потому - директива, ну хорошо, не директива - а мода из центра теперь
такая,  а  по-старому  это  все равно, что  директива  А, не  приведи  Боже,
случится другая директива,  обратная - так снова бульдозеры пригонят, можешь
не сомневаться. Нет, дорогой  мой князь, мне кажется, что массовость  в этом
вопросе  не  уместна Здесь с каждым отдельно взятым человеком должно  что-то
такое случиться...
     -  Вот  и  случается, -  тихо и  задумчиво,  как  бы  даже - про  себя,
отозвался Куракин.
     Они сговорились лететь в Россию завтра, первым же рейсом и, расставаясь
всего на несколько  часов, почувствовали оба вдруг тревогу и некоторую  даже
тоску, словно  расставались надолго. И еще почувствовали  они, что  минувший
день, включивший в себя и посещение кладбища, и разговор  со  старой дамой и
только  что состоявшуюся  беседу сильно сблизил их душевно,  но  будучи, как
люди современные и светские,  не  очень расположены  к прямому  и  открытому
выражению своих чувств,  постеснялись произнести это  вслух. Лишь, прощаясь,
крепко и со значением пожали друг другу руки

     Ночью Полякову приснился дед. Собственно, ночью ему показалось, что это
был  вовсе  не  сон.  Он  почувствовал  вдруг в  своей  спальне  постороннее
присутствие и, открыв  глаза,  различил сначала  слабый знакомый  запах,  но
сразу его не вспомнил,  однако понял  - это был запах откуда-то из прошлого,
даже из детства и  совершенно  очевидно, что ничто в апартаментах отеля  "Де
Крийон" так  пахнуть  не могло.  Однако запах был ему  приятен и воскрешал в
памяти  что-то  светлое,  вернее ожидание  светлого Чего  же? Праздника!  Ну
конечно,  праздника  и  праздничной  одежды,  которую  загодя  вынимали   из
гардероба и вывешивали проветривать на плечиках, отчего  комната наполнялась
именно  этим  запахом.  Он вспомнил  - это  был запах  нафталина Так пахло в
огромном гардеробе, который стоял в бабушкиной спальне и в котором хранились
все мундиры деда и его шинели - парадные и каждодневные, на работу дед ходил
в штатском платье. Там же висели и парадные костюмы. Потому сразу, как узнал
запах, он  вспомнил о  деде  и  тут  увидел его.  Вернее просто различил его
силуэт. Дед сидел в кресле у окна, в излюбленной своей позе, закинув ногу за
ногу и скрестив на груди руки. Одной ногой он при этом постоянно  покачивал,
и в детстве, когда  настроение у дела было  особенно хорошим, ему доводилось
покачаться  на  этой  ноге,  изображая  наездника.  Такое  однако  случалось
нечасто, доступ к телу деда у него, как и всех в доме был строго ограничен.
     - Бабушка наша человек добрый, но чересчур чувствительный, - сказал дед
свои  низким  и  густым  голосом, что было всегда удивительно при  его малом
росте и щуплой фигуре, - ее уважать нужно,  и любить, но слушать не надо Она
иногда говорит глупости. Я ее прощаю.
     -  Ты  про  что, дедушка?  - спросил Поляков, сразу  же как  в детстве,
оробев в присутствии деда и от того - тихо, почти шепотом Дед, впрочем, тоже
говорил негромко, как бы делая поправку на ночное время суток.
     - Про те глупости, которые она тебе наговорила Я  все  знаю,  мне врать
нельзя Или ты забыл?
     - Я не вру, но правда не помню
     - Так вспомни. А не вспомнишь - тебе же хуже. Понял ты меня?
     - Понял, дедушка
     - Так помни. И смотри,  семью  нашу не позорь - с кем дружбу  водишь? С
офицерьем  недобитым? Да  за  такую дружбу, раньше, знаешь, как я бы с тобой
поговорил?
     Поляков мочал. Возражать деду в семье  было  не  принято Он молчал так,
словно и  впрямь  был виноват  Он  не  сразу вспомнил,  о  каких  бабушкиных
глупостях говорит дед,  что же касается предосудительной с точки зрения деда
дружбы - здесь все понятно стало ему моментально.
     - Молчишь? Молчи! Сказать тебе в  свое оправдание все равно нечего. Так
вот -  глупости бросить!  Наплевать и  забыть!  Ишь  ты,  барышня  кисейная,
разнюнился! Не боись, рева-корова, никто до тебя не дотянется, пока дед твой
в силе. Понял? А не то...
     Дед энергично  погрозил  ему пальцем, черным,  узким,  сухим, отчетливо
различимым   на   темно-синем   фоне  окна,   подсвеченного  снаружи   ярким
прожектором,  освещавшим  двор  американского  посольства.  И  исчез  Он  не
шевелился, скованный  страхом и по-прежнему уверенный, что это  не сон  и до
рези в глазах вглядывался в полумрак спальни Когда же глаза его окончательно
свыклись с густой  тьмой  и  стали хорошо различать предметы -  он  убедился
окончательно - кресло  опустело. Однако слабый запах нафталина все еще витал
в  воздухе  и низкий раскатистый голос деда словно  звучал в его ушах -  все
слова  его,  включая  "реву-корову"  и  даже  интонации были  так  похожи  и
оказалось так прочно сидели  у него в памяти, что сейчас сведенный судорогой
страха,  он замер в  своей  постели абсолютно уверенный  в том, что дед  его
только  что был здесь.  Так,  покрытый  омерзительной липкой испариной, весь
обращенный  в зрение и  слух,  чтобы  не пропустить новое появление сурового
предка, он и провалился в  беспамятство, которое длилось уже до самого утра.
Звонок телефона  подбросил его в постели и разговаривая с Куракиным  - а это
был он с сообщением, что уже выезжает от себя - он проснулся окончательно.
     Однако выйдя  из  ванны и  как бы заново вдохнув воздух своей  спальни,
которую не догадался перед этим проветрить, он застыл на месте вновь  ощутив
холодный спазм  страха  внутри  себя -  в комнате отчетливо  ощущался слабый
запах нафталина





Беслан Шахсаидов



     Листов  было  всего  три  -  сложенные вчетверо,  плотные  стандартного
формата  листы  бумаги, на которых  отчетливо читался  отснятый на  ксероксе
текст. Однако  Беслан, в  принципе  не  склонный  к  фантазиям  и  раньше не
замечавший  за собой  особых проявлений ассоциативного  мышления,  почему-то
увидел  не эти современные  вполне,  новые  листы,  а именно  те,  с которых
снимался  " ксерокс" - тонкие  страницы плохой бумаги,  желтой  наверняка, с
заметными посторонними вкраплениями,  чуть ли не кусочками  древесины. Текст
был отпечатан на старинной  видавшей виды  пишущей машинке, он даже вспомнил
название - вроде бы  " Ундервуд", возможно, что вспомнил неправильно, потому
сам не знал откуда оно ему известно Однако как бы там ни было,  машинка была
явно  не  в  лучшем состоянии, некоторые буквы западали и не читались вовсе,
некоторые  перекосились.  Кроме  того, очевидно было, что печатала неопытная
машинистка - текст был какой-то неровный, прыгающий  на листе бумаги. Однако
несмотря  на все эти  огрехи читали его, видимо внимательно Причем вероятнее
всего уже позже, когда бумаги попали  в Москву и стали предметом жесточайшей
битвы  гигантов -  целые  куски  текста  были энергично  подчеркнуты  жирной
шероховатой линией  - явно оставленной толстым карандашным грифелем - Беслан
был почему-то уверен, что красным Возможно, что эти энергичные подчеркивания
сделаны были рукой того самого человека,  который с риском для себя,  бумаги
сохранил.  Беслан вдруг  подумал и  об этом  И еще  одно  странное  ощущение
возникло  у  него - на  несколько мгновений ему почудилось,  что бумаги  эти
пахнут карболкой -  так пахло в крохотной больнице, вернее даже фельдшерском
пункте их селения и  запах этот памятен  был  ему с детства. Он вечно что-то
разбивал себе, то в драках,  то в падениях  - и мать или кто - то из старших
детей, когда рана была уж очень большой и кровавой, водили его туда - мазать
ушибленное место зеленкой  или  йодом  и накладывать  повязку Сейчас он даже
поднес листки бумаги ближе к лицу, пытаясь  убедиться  в правильности своего
минутного  ощущения, но понял,  что ему померещилось  - бумага  хранила лишь
тонкий  запах  кожи  лехиной  записной  книжки, в которой  была  доставлена.
Удивительно  было, но не склонный  обычно  к анализу своих ощущений,  Беслан
сейчас, даже  не размышляя особо понял, отчего  померещился ему этот запах -
оригинал, с которого снимали копию составлен был в больнице. Это была запись
беседы двух врачей  с больной, вернее  фрагмент  этой записи,  более впрочем
похожий  на протокол допроса.  Документ этот, кстати и назывался протоколом,
об этом уведомляли пометки в углу страниц: "  лист No3 протокола", "лист No4
протокола"  и  соответственно  "лист  No5  протокола".  Вопросы,  которые  в
точности  как  и  при  допросе  в  следственных  органах,  задавали  больной
предваряли  пометки  "Доктор Васильев:  "  и  "Доктор Кондратов",  а  ответы
"Больная   А.  "  Очевидно  больным  по  тамошним  порядкам  полное  имя  не
полагалось. Все это Беслан отметил про себя очень быстро, всего за несколько
секунд, в течение которых он разглядывал оставленные  Лехой листки бумаги, а
потом углубился в чтение Прочитал он следующее.

     Доктор   Васильев:  Вот  про  это   и   расскажите   по  порядку   Вашу
настоятельницу, кстати как ее звали?
     Больная А: Мать Софья
     Доктор Васильев: А гражданское имя ее вам неизвестно?
     Больная   А:   Мать  Софья,   имя   ее,   матушки   нашей,  страдалицы,
великомученницы
     Доктор  Васильев:  Ну  хорошо,  мать  Софья.  Так  что  ее  расстреляли
последней?
     Больная А: Сначала пытал ее сатана, бил  смертным  боем посреди  двора,
ногами бил и хлыстом, а потом велел накалить в печи, что на кухне у нас была
- большая такая  печь, топили ее по-черному, к утру печь-то как  раз топлена
была Велел  накалить  кочергу в той печи и стал  матушку настоятельницу  той
кочергой раскаленной бить по плечам и тыкать ей ту кочергу в груди Одежда на
ней уж порвана сильно было и тело оголилось, так запах сразу пошел паленого,
отчего  некоторым  сестрам  сделалось  дурно,  но  он,  сатана, приказал  их
отливать водой и чтобы смотрели.
     Доктор  Кондратов:  А что же  ваша  настоятельница от  этих  ударов  не
лишилась чувств?
     Больная  А:  Нет,  не дал  ей господь  милости Все  видела  она  и  все
чувствовала  сама И когда  кочерга  остыла уже и не  стала больше  оставлять
ожогов  на  теле матушки, он, сатана, силь