ала кого-то... постарше. Старуху, как мне говорили чародеи.
   В ответ Харка Бей пожала плечами.  Блестящая  пленка  на  миг  приоткрыла
глаза и вновь опустилась.
   - - Старики остались дома. Им не снести тягот путешествия. Я стала  Харка
Бей, едва открылись навстречу солнцу мои глаза.  Меня  зовут  Призм.  Скажи,
чего ты желаешь от Харка Бей?
   - Убили женщину с Улицы Красных Фонарей. Она  безмятежно  спала  в  самом
надежно охраняемом Доме Санктуария, но кто-то смог убить ее, оставив след от
укуса змеи на шее. - Ситен говорила то, что сообщил ей Литанде,  но  будь  у
нее выбор, она бы сказала иное.
   Хотя жители Санктуария и считали подобное невозможным, но  круглые  глаза
Призм  расширились,  а  пленка  на  глазах  задрожала.  Наконец,  глаза   ее
закрылись. Волна пробежала в складках  широкого  бесформенного  одеяния,  от
талии по груди к плечам, пока над воротником не  показалась  кроваво-красная
голова рептилии, уставившаяся на девушку круглыми немигающими глазами.  Змея
открыла рот, обнажив ярко-красное небо  и  блестящие  клыки  цвета  слоновой
кости. Язык  рептилии  покачивался  совсем  рядом  с  Ситен,  вызвав  у  нее
непроизвольное отвращение.
   - Не бойся, - с холодной улыбкой на устах успокоила девушку Призм.  -  Не
бойся, если ты не враг мне, она не тронет. Девушка покачала головой. - Ты  и
впрямь полагаешь, что я или кто-то из моих  сестер  убил  эту  дорогую  тебе
женщину, ведь так?
   - Нет... да. Она, моя сестра, была  сумасшедшая.  Там  она  находилась  в
безопасности и ни у кого не было причин желать ее смерти. Она жила  прошлым,
жила миром, который не существует более.
   Холодная улыбка снова озарила лицо Призм. - Тогда ты сама должна  понять,
что Харка Бей не виновны в ее смерти. Мы никогда не убиваем без причины.
   - Но на теле не было никаких следов насилия, лишь след от змеиного укуса.
Миртис позвала Литанде, чтобы тот осмотрел тело, а он попросил  Инаса  Йорла
изучить яд. И уже чародей направил меня к вам.
   Призм повернулась лицом к теням и быстро заговорила на родном языке. Язык
бейсибцев сильно отличался от смеси  диалектов,  на  которой  изъяснялись  в
Санктуарии, так что Ситен уловила лишь имена чародеев. Показавшаяся из  тьмы
вторая женщина тоже размотала шарф, открыв молочно-белое в свете луны  лицо,
и быстро заговорила на своем тарабарском наречии. Из предосторожности  Ситен
вновь положила руку на рукоять меча.
   - Что еще, помимо того, как связаться с нами на пристани, рассказал  тебе
о нас маг Инас Йорл?
   - Ничего, - ответила Ситен. Немного поколебавшись, девушка продолжила.  -
Инас Йорл проклят. Мы оставили тело Бекин в прихожей одного  дома,  а  когда
вернулись,  обнаружили  подле  тела  свиток.  Литанде  сказал,  что   письмо
незакончено, видимо проклятье начало действовать, когда  он  писал  его.  Мы
прочли,  что  вы,  Харка  Бей,  узнаете  правду,  а  остальное  понять  было
невозможно.
   Последовал короткий обмен репликами и Призм снова обратилась к  Ситен.  -
Меняющий обличья знаком нам, так же как знакомы ему и мы. Вы выдвинули перед
нами серьезное обвинение. Эту женщину,  твою  сестру,  мы  не  убивали.  Ты,
конечно, не настолько хорошо знакома с нами, чтобы  знать,  что  мы  говорим
сейчас правду, но тебе придется поверить.
   Ситен попыталась протестовать, но женщина знаком велела ей замолчать.
   - Я не сомневаюсь, что твои слова правдивы, - отрезала Призм. - Не будь и
ты настолько глупой, чтобы сомневаться в моих. Мы тщательно изучим  дело,  и
убитая будет отомщена. О тебе будут помнить. А теперь, во  имя  Бей,  Матери
Всех Нас, уходи.
   - Если  это  не  вы,  то  кто  же?  -  спросила  Ситен,  но  женщины  уже
растворились в тенях. - Никто из местных не мог сделать такого.  У  нас  нет
яда и мы не знаем, кто такие Харка Бей...
   Женщины исчезли так  же  безмолвно  и  загадочно,  как  появились.  Призм
исчезла последней, оставив Ситен в раздумьях, уж не померещилось ли  ей  все
это.
   В ужасе от пережитого, девушка с шумом вскарабкалась на  стену.  Лабиринт
по-прежнему тонул в темноте, но сейчас, в этот краткий миг между  окончанием
ночи и началом нового дня, все звуки в местечке стихли. Плотно закутавшись в
плащ, Ситен неслышными шагами пересекла Лабиринт и вышла  на  Улицу  Красных
Фонарей, где у дверей еще торчали  завсегдатаи,  прикрываясь  руками  от  ее
взгляда. Над дверью в "Дом Сладострастия" горели зеленые огни. Хотя Миртис и
ее девушки не вставали раньше, чем солнце пройдет половину пути на небе,  на
кухне уже  трудились  невидимые  ночью  слуги.  Взяв  поспешно  нацарапанное
послание  девушки,  они  пообещали,  что  вручат  его,  как  только  госпожа
позавтракает. Усталая и  сонная,  Ситен  потащилась  обратно  в  гарнизонную
казарму,  где  Уэлтрин,  из  уважения  к  ее  полу,  выделил  ей  отдельную,
запирающуюся на засов, комнату.
   Проспав до дневной стражи, Ситен  появилась  в  столовой,  когда  та  уже
опустела. На холодные остатки завтрака не посягали даже насекомые.  На  вкус
еда была еще более неприятной, чем на вид, но девушка давно уже не придавала
значение вкусу пищи, поглощая все, что придется, когда была голодна.
   Смерть Бекин оставалась необъяснимой и не отмщенной, и это угнетало Ситен
сильнее, чем осклизлая каша. Все годы, оставшиеся в  памяти,  она  гордилась
лишь тем, что так или иначе могла заботиться о  сестре.  Теперь  же  чувство
вины терзало девушку. Не будь этой встречи  с  Харка  Бей,  она  по-прежнему
винила бы  их,  но  сейчас,  несмотря  на  их  чужестранную  холодность,  а,
возможно, благодаря ей, Ситен им верила. Чуть не плача от горестных  мыслей,
она услышала как в караулке заскрипел стул. Поборов отчаяние, девушка  пошла
к Уэлтрину.
   Светловолосый мужчина не слышал, как скрипнула дверь. Его  внимание  было
приковано к лежащему перед ним свитку, на  котором  он  чертил  замысловатые
фигуры. Стоя на пороге, Ситен колебалась. Она не  любила  Уэлтрина,  его  не
любил никто, если не считать  Трашера,  который  тоже  был  странным  малым.
Командир гарнизона сторонился преданности и дружбы, тщательно  скрывая  свои
чувства. Тем не менее, Уэлгрин мог взять инициативу в свои руки,  когда  это
требовалось, и в ее горестном прошлом подобных ему не было.
   - Тебя не было на вечерней поверке, - вместо приветствия  сказал  девушке
капитан, не отрывая  взгляда  от  написанного.  Его  руки  были  перепачканы
дешевыми чернилами, которые только  и  водились  в  Санктуарии.  Свиток  был
испещрен  цифрами,  которые,  как  отметила  Ситен,  подходя   ближе,   были
аккуратными и четкими. Уэлгрин читал и писал так же, как владел  мечом.  Его
образование и опыт были вполне сопоставимы  с  ее,  так  что  порой  чувства
девушки к нему принимали опасное  направление,  выходя  за  рамки  уважения.
Правда, одиночество всегда напоминало о себе и воспоминания,  которые  лучше
забыть, охватывали ее с новой силой.
   - Я оставила тебе записку, - заметила Ситен вместо извинений.
   Уэлгрин пододвинул к ней стул. - Ты нашла то, что искала?
   Девушка присела, качая головой. - Нет, я нашла лишь Харка Бей. На вид  их
не отличишь от тех бейсибок - из Дворца. -  Ситен  вновь  покачала  головой,
припоминая странные лики двух женщин. - Они появились незаметно, так  что  я
даже не поняла сколько их. Одна из женщин приблизилась ко мне,  обнажив  два
меча с длинными рукоятками. Она вращала ими так  быстро,  что  я  не  видела
больше ничего. Сражаться с ними равносильно тому, что войти в пасть дракона.
   - Но ты сражалась и выиграла? - легкая улыбка тронула  губы  Уэлтрина,  и
мужчина отложил свиток в сторону.
   - Она сказала, что Харка Бей испытывали меня, но, я думаю, потому, что ей
не удалось убить меня, как она задумала. Ее мечи не смогли  остановить  мой,
хотя бейсибская сталь крепка и клинки не дрогнули.  Мы  обе  были  удивлены.
Поэтому она решила, что лучше поговорить со мной и выслушать...  Но  она  ни
разу не моргнула, пока мы разговаривали, так что Харка Бей, кто  бы  они  ни
были, и впрямь из Дворца и находятся при Бейсе. Ведь так? Чем больше  в  них
королевской  крови,  тем  более  рыбьи  у  них  глаза.  Представь,  пока   я
разговаривала с ней, змея, одна из этих проклятых  красномордых  живоглотов,
проползла у нее под одеждой и обвилась вокруг шеи, глядя на  меня  так,  как
будто ее мнение и правда все решало. А потом,  после  испытания,  показалась
вторая женщина, лицо которой светилось!
   - Ее будет легко опознать, если только убийство твоей сестры и впрямь  их
рук дело.
   Ситен замерла на стуле, лихорадочно припоминая  события  последних  дней,
пытаясь вспомнить, когда могла она сообщить  Уэлтрину,  кем  на  самом  деле
доводилась ей Бекин и что она ищет убийцу девушки с Улицы Красных Фонарей не
только из ярости или простой преданности.
   - Молин рассказал мне, - объяснил Уэлгрин. - Похоже, его тоже  интересует
это дело.
   - Молин Факельщик? Именем  сотни  вонючих  божков,  почему  жрец  Вашанки
собирает сведения обо мне и моей сестре? - Гнев взял верх над возбуждением и
чувством вины, густой голос девушки наполнил комнату.
   - Когда Миртис попросил Литанде, а тот Инаса Йорла и  они  вместе  искали
верного человека, чтобы сопроводить труп до гарнизона,  именно  тогда  Молин
Факельщик каким-то образом прослышал про это.
   - А ты у него на побегушках? Он твой хозяин?
   В ярости Ситен затронула больное место в отношениях Уэлтрина с Молином и,
видя, как потемнело его лицо, пожалела об этом. В первые  дни  хаоса,  когда
из-за горизонта показалась флотилия бейсибцев, Факельщик был вездесущ.  Этот
типичнейший бюрократ держал свой храм открытым для всякого рода  дел,  давая
советы Принцу, и привлек в конце концов Уэлтрина и его  отряд  на  городскую
службу. В свою очередь, Уэлтрин стал отдавать часть выделяемых  на  гарнизон
денег на спекуляции Молина. Союз был неплох,  ибо  по  роду  службы  Уэлтрин
находился в курсе городской торговли, а Молин редко терял деньги. Однако для
Ситен, чья семья, когда она у нее была, была богата землями, а  не  золотом,
потребность  иметь  золота  больше,  чем  требуется,   свидетельствовала   о
деградации. И Ситен, хотя и не признавалась в этом, не хотела, чтобы Уэлтрин
пал так низко.
   - Молин сообщил мне, - сказал по-прежнему ровным голосом Уэлтрин,  первым
нарушив неловкое молчание, - что поскольку ты все еще состоишь в  гарнизоне,
он хочет знать, что заставило тебя действовать с такой поспешностью.  Смерть
Бекин не единственное, что держит нас в  напряжении.  С  тех  пор,  как  она
умерла, каждую ночь на улицах находят по меньшей мере два искалеченных трупа
бейсибцев, а высокородные мерзавцы подумывают о том,  что  им  пора  размять
мышцы. Мы находимся под пристальным вниманием.
   - Если он так переполошился по поводу того, почему я делаю  все  в  такой
спешке, почему же, во имя его мертвого бога,  он  не  спас  Бекин  от  такой
скорой и неожиданной смерти?
   - Ты слишком хорошо ее спрятала. Он не знал, где она, пока твоя сестра не
умерла, Ситен. Ты купила молчание Миртис,  которая  одна  была  посвящена  в
тайну помимо тебя - хотя, возможно, еще Джабал мог знать об этом. Кстати, ты
знала, что она обслуживала бейсибцев? - Уэлгрин выдержал паузу, давая  Ситен
возможность осмыслить это. - Ты знаешь, что большинство  девушек  отказались
делать это и думаю, дело тут не только в том,  что  у  них  странные  глаза.
Бекин умерла от яда бейсибской змеи и это могло  оказаться  местью  ревнивой
жены. А теперь бейсибцев запросто убивают в таких количествах,  что  это  не
объяснишь простой их беспечностью - ты находишься на подозрении.
   Гнев Ситен иссяк. Ей  нечего  было  возразить,  и  тоска  объяла  все  ее
существо. - Уэлтрин, она была сумасшедшей. Все мужчины были для нее на  одно
лицо, будь то бейсибцы или Джабал. Она не жила здесь. Она не сделала  ничего
такого, за что ее могли  убить.  Проклятье!  Если  Молина  волнуют  те,  кто
обслуживает бейсибских жрецов, он мог бы  позаботиться  о  ней.  -  По  лицу
потекли слезы, и девушка смущенно спрятала лицо в ладонях.
   - Скажи ему это сама. Ты должна  поговорить  с  ним.  -  Уэлгрин  свернул
пергамент и застегнул перевязь. - Пошли.
   Слишком ошеломленная, чтобы протестовать, Ситен  последовала  за  ним  во
Дворец. Мимо с  громким  хохотом  проскакала  группа  напыщенной  бейсибской
молодежи. Сильные юноши и стройные высокие  девушки  гарцевали  на  лошадях.
Из-под наброшенных плащей на солнце блестели открытые разрисованные  женские
груди. Уэлгрин намеренно отвернулся, поскольку ни один мужчина Санктуария не
должен смотреть на них, если ему дорога  жизнь.  Бейсибцы  очень  ясно  дали
понять это во  время  первой  и  пока  единственной  массовой  казни.  Ситен
уставилась на лица всадников и, проводив  их  взглядом,  отвернулась,  не  в
силах отыскать что-то особенное в лицах иноземцев. Призм могла проехать мимо
девушки и та не узнала бы ее.
   На дороге показался один из  бейсибских  лордов.  Его  широкие  панталоны
развевались по ветру, с бритой головы  свисал  напомаженный  чуб,  а  позади
хорошо отмытый беспризорник сражался с огромным  шелковым  зонтом.  Ситен  и
Уэлгрин остановились и отдали ему честь. С тех пор, как город согласился  на
золото пришельцев, таков был порядок.
   Попав  в  тень  малого  дворца,  когда  спутники  подошли  к  значительно
урезанному в размере обиталищу Кадакитиса и его сторонников, Ситен была рада
услышать привычные возгласы слуг на ранканском языке, но ей  уже  совсем  не
хотелось встречаться со жрецом. Гнев прошел, и  ей  больше  всего  на  свете
хотелось вернуться к себе в каморку. Уэлгрин с такой силой ударил по тяжелой
двери, что заставил ее раскрыться прежде, чем немой слуга отодвинул засов.
   Молин поставил чашу  и  уставился  на  Ситен  взглядом,  в  котором  ясно
читалось старомодное недоумение по поводу ее вида. Девушка поправила складки
туники, прекрасно понимая, что форма гарнизонного солдата, какой бы чистой и
ухоженной она  не  казалась,  смотрится  совершенно  неуместно  на  женщине,
особенно, если она из знатного рода. Раз уж он знает о Бекин,  то  вероятно,
знает и все  остальное.  Ситен  готова  была  бежать  из  палаты,  но  такой
возможности не было, так  что  девушке  ничего  не  оставалось,  как  пожать
плечами и уставиться на жреца.
   Молин был ранканцем по рождению,  и  даже  здесь,  в  комнате  с  низкими
потолками, куда доносились голоса  прачек,  полоскавших  под  окнами  белье,
сохранял внутреннюю  силу  и  могущественность.  Его  одежда  и  обувь  были
оторочены золотом, на запястьях висели тяжелые браслеты. Черные, как  смоль,
волосы были уложены наподобие львиной гривы. Из-под густых  бровей  сверкали
глаза, и пусть бог Факельщика исчез, как утверждали некоторые,  пусть  Принц
превратился в марионетку в руках Бейсы, а будущее богатство и честь казались
сомнительными, ни в поведении, ни во внешности жреца  нельзя  было  прочесть
ничего. Девушка первой отвела взгляд.
   - У Ситен есть вопросы, на  которые  я  дать  ответ  не  могу,  -  твердо
проговорил Уэлтрин, кладя на стол свиток. - Она хочет знать,  почему  вы  не
защитили Бекин, когда заподозрили, что иметь дело с  бейсибцами,  как  имела
она, может оказаться опасным.
   Молин аккуратно развернул свиток. -  Три  каравана  ушли  вчера  вечером,
семьдесят пять солдатов.  Почти  достаточно.  Они  согласились,  что  первый
корабль будет куплен на золото Рэнке, ты знаешь это.  Чем  дольше  столичные
власти не будут знать, что у нас творится, тем лучше. Если 6 они знали,  как
много золота в нашей гавани, то непременно прислали бы сюда добрую  половину
армии, чтобы забрать его, а этого не хотим ни мы,  ни  они.  -  Жрец  поднял
взгляд.
   - Нашел ли ты человека, который повезет золото на север? У меня есть  еще
несколько посланий. Война идет без особого успеха и я полагаю, что мы сможем
вернуть Темпуса Принцу. Ужасные и тем не  менее  столь  необходимые  таланты
этого человека пригодятся нам еще до того, как все это закончится. - Свернув
свиток, Молин передал его рабу.
   Уэлтрин вздохнул. У него совершенно не возникало желания видеть Темпуса в
городе. Молин отхлебнул вина, и  будто  только  теперь  заметил  девушку.  -
Теперь насчет вопросов твоей спутницы. Я не знал, что эта  несчастная  имела
отношение к Ситен, пока она не умерла. Я не  знал,  что  спать  с  бейсибцем
может оказаться опасным, а когда узнал, то было уже поздно.
   - Но вы наблюдали за ней, вы должны были что-то заподозрить, - отозвалась
Ситен, поставив ноги на толстый ковер из шелка и шерсти и постукивая ладонью
по красивому полированному столу.
   - Она, как я полагаю, была безумной  или  полубезумной,  тебе  это  лучше
знать, куртизанкой в "Доме Сладострастия". Я не  могу  себе  представить  ни
прелестей, ни опасностей такой жизни. Твоя сестра была  одной  из  немногих,
кто  развлекал   бейсибцев,   а   поскольку   я   озабочен   благосостоянием
чужестранцев, то завел на них досье. Было такое и на твою сестру. Жаль,  что
она была убита, но чему быть, того не миновать. Для сумасшедшей, что спала с
бейсибцами, может и к лучшему,  что  ее  душа  успокоилась?  Ее  дух  сможет
обрести себя на более высоком уровне.
   Проповедь звучала естественно в устах жреца. Для Ситен, хорошо знакомой с
собственными грехами, искушение поверить его разумным речам было сильным.
   - Вы что-то знаете, - просительно проговорила она, сжав в кулак  волю.  -
Вот так же  и  Харка  Бей  заподозрили  что-то,  когда  я  рассказала  им  о
случившемся.
   Факельщик остановился на полуслове и вопросительно посмотрел на Уэлтрина.
Глядя холодными глазами на девушку, тот еле заметно кивнул. - Это  предложил
Йорл. Ситен показалась наиболее подходящей кандидатурой  для  такой  задачи,
вдобавок она вызвалась добровольно.
   - Харка Бей, - задумчиво протянул жрец,  -  на  их  языке,  я  знаю,  это
означает "Месть Бей". Мне доводилось слышать легенды и россказни о  них,  но
все отрицали, что за этим что-то кроется. Женщины-убийцы с наполненной  ядом
кровью... и Ситен действительно  с  ними  встречалась?  Очень  интересно,  я
ожидал совсем другого.
   - Я полагаю, Ваша Милость, Йорл только предложил связаться с  Харка  Бей.
Маловероятно, чтобы они убили девушку. Они и впрямь это отрицают, - поправил
жреца Уэлтрин, взяв Ситен за локоть и делая ей знак молчать.
   - Чего же вы ожидали? -  потребовала  ответа  девушка,  высвобождаясь  от
хватки Уэлтрина. - Какое имеет значение, что она спала с бейсибцами? Кого из
них вы подозреваете в убийстве?
   - Не так громко, дитя мое, - взмолился жрец. - Помни, что мы можем выжить
лишь благодаря терпению. - Жрец махнул немому рукой, и тот  принялся  громко
играть на волынке. - У нас нет прав. - Взяв Ситен за руку, жрец провел ее  в
скрытый за портьерами небольшой альков без окон.
   Там он перешел на хриплый шепот. - Молчи об  этом,  -  предупредил  Молин
девушку. - "Сладострастие" превратилось в излюбленное место для  развлечений
наших новых господ и повелителей, особенно для их буйной молодежи. Среди них
немало тех, кому не нравится нынешняя политика ограничений. Помни - эти люди
изгнанники,  они  только  что  проиграли  войну   дома   и   им   необходимо
самоутвердиться.  Безусловно,  пожилые   твердят:   "Нужно   выждать",   "Мы
отправимся домой на будущий год, или через год, или через два".  Это  не  их
ведь разбили на поле боя.
   - Бейса Шупансеа слушает стариков, но сейчас, когда ее людей убивают, она
сама становится нервной. Плодятся разговоры о сильной руке...
   Заслышав грохот ударов в дверь, Молин прервал речь. - Дворец  превратился
в проходной двор, - пожаловался жрец, а уж он-то  знал,  что  происходит  на
самом деле. - Ждите здесь и ради бога сидите тихо.
   Уэлтрин и Ситен укрылись в тени, прислушиваясь к громкому  неразборчивому
диалогу между Молином и одним из бейсибских лордов. Нужды различать слова не
было, выкрики говорили сами за себя. Бейсибец был в ярости, и Молину е