- Малин желает получить ответ  на  свои  вопросы,  -  произнесла  Ишад  и
улыбнулась, потому что они не заставят себя ждать,  хотя  придут  и  не  тем
путем, как ожидает Верховный жрец. - Скажи Джанни: пусть  берет  Нико,  если
ему угодно. И если может. Скажи при первом же удобном случае.

***

   - Где ты  был?  -  Черный  Лисиас  из  Третьего  отряда  засыпал  Страта,
вошедшего в конюшню за Черной линией, вопросами. - Мы обыскались...
   - Скажем так: у меня была неотложная встреча.  -  Страт  схватил  его  за
рукав.  Удивительно,  но  франт  Лисиас  выглядел  сегодня   как   настоящий
забулдыга, и от него разило рыбой. Вот в каких условиях приходилось работать
теперь Третьему отряду. Страт втолкнул  его  в  покосившуюся  подсобку,  где
хранилась упряжь. Сквозь  трещины  прохудившейся  крыши  проникал  солнечный
свет. Гнедая, которой до смерти здесь надоело, фыркнула, дернулась и лягнула
ногой доски стены. Лягнула еще раз, и строение зашаталось,  готовое  вот-вот
обрушиться.
   - Проклятье! Да прекрати ты!
   Воцарилась мрачная тишина. Только лошадь фыркала и трясла хвостом.
   - Что-то затевается, - наконец сказал Стратон. - Ты слышишь меня?
   Лисиас молчал.
   - Ты что-нибудь знаешь?
   - Есть кое-что о Нико. Кое-какие слухи о том, где он  находится.  Верхний
город, жрецы... Туда мы добраться не можем. От Рэндала передали: он говорит,
что Роксана нервничает из-за прошлой ночи, она тоже ищет его. Нужно спешить.
Но куда - мы еще не знаем. Кама где-то недалеко, я ее еще не видел. Мелант -
внизу, на пристани. Кали пытается выйти на тех, от Сетмура. У нас есть...
   По спине Страта пробежал холодок. Он крепко схватил Лисиаса за плечо.
   - Слушай, я опять ухожу. Передай по цепочке: пусть Третий отправляется на
позиции в полной готовности.
   - Ты собираешься...
   - Тебя это не касается. Действуй.
   - Хорошо, - сказал Лисиас и нырнул за угол, оставив дальнейшие расспросы.
   Страт задержался  немного  в  этом  едва  освещенном  помещении,  пытаясь
подавить противное,  удивительно  напоминающее  панику  чувство.  Ему  нужен
дневной свет, нужен...
   Ему нужны простые ответы.
   Кадакитис потеряет империю...
   Нико в беде.
   Заговоры расползаются по Санктуарию, как черви по тухлому мясу. Темпус не
торопится, планы Рэндала рухнули.  Стратон  не  считал  себя  дураком,  нет,
совсем не считал; в гнусной  комнатенке  там,  наверху,  мужчины  и  женщины
пытались его сделать им, но он неизменно вытаскивал из них все их  ничтожные
тайны, лишь немногие из которых представляли интерес, и они выплескивали все
перед тем, как отправиться - на свободу или в преисподнюю.  Он  не  особенно
гордился этим своим умением,  разве  что  острым  умом,  позволявшим  видеть
лживые ответы. Именно благодаря этому он стал главным дознавателем пасынков:
известное терпение  и  несомненная  способность  распутывать  хитросплетения
человеческой мысли.
   Теперь его способность обратилась внутрь себя самого, обнаруживая пустоты
и исследуя пути, которыми у него не было желания следовать.
   "Она, она, она", - стучало в голове, мысль  балансировала  на  краю  тьмы
более темной, чем  способны  были  воспринимать  глаза,  -  темноты  утробы,
темноты непознаваемого, темноты теплой, уютной, в которой  теряли  себя  все
другие провалы памяти и восприятия. Их слишком много  -  этих  провалов.  Он
обрел некий мир. Он культивировал его, поздравляя себя с  тем,  что  спасся.
Вечное бегство стало для него пищей насущной, самим веществом,  из  которого
он создавал уважение к себе.
   "Думай же, пасынок. Почему ты не можешь думать об этом?"
   ...Лошадь, бродящая поутру и поедающая яблоки, всадник, который  на  заре
беспомощней, чем ребенок...
   Он поморщился от возникшего в воображении образа. В своем ли он уме?
   ...Кадакитис при смерти. Он вовремя покинет этот мир и  будет  лежать  на
мраморном полу,  а  по  залам  дворца  будет  раздаваться  топот  солдатских
сапог...
   Прекрасно, скажет Темпус, обнаружив, что один из его людей опередил  его;
вместо игры теней - солнечный свет, а  он  сам  -  герой,  а  отнюдь  не  то
существо из комнатенки наверху, он -  человек,  совершивший  нечто  великое,
нечто правильное, воспользовавшийся ситуацией так, как надо...
   Страт передернулся в темноте. Во рту был привкус крови. Он прислонился  к
стене, вздрогнул, когда гнедая еще  раз  ударила  по  доскам,  выражая  свое
отношение к этой темной конюшне.
   Его терзали подозрения. Подозрения относительно самого себя - в своем  ли
он уме?
   Он должен идти. Туда, к реке. Для того  чтобы  выяснить.  Не  в  темноте,
когда приходит ее час, а сейчас, когда его время. Когда светит солнце и  его
мысли при нем.

***

   Маленький домик посреди зарослей кустарника на краю Белой Лошади  казался
чем-то нереальным. Спроси дюжину человек, есть ли в нижней части  Санктуария
деревья, и они ответят - нет, забывая про эти.  Спроси,  есть  ли  в  округе
дома, и они скажут - нет, забывая о маленьких строениях с железными оградами
и буйной зеленью. Этот, похоже, заброшен. Правда, иногда внутри горит  свет.
А пару раз за оградой кто-то жег костер. Но благоразумные люди  не  замечают
подобных вещей. Благоразумные предпочитают не выходить из  своих  кварталов.
Страт, проехав несколько контрольно-пропускных пунктов на наиболее пустынных
улицах, по пути приглядывался к происходящему вокруг, стараясь брать все  на
заметку. Голова его,  когда  гнедая  подошла  к  входу  в  неприметный  дом,
усиленно работала.
   Пасынок рванул ржавую калитку и по заросшим травой каменным плитам прошел
к маленькому крыльцу. Дверь отворилась прежде, чем  он  успел  постучать  (и
прежде, чем кто-либо внутри дома мог до нее добраться), что  ничуть  его  не
удивило. Страт почуял запах мускуса. Он вошел внутрь,  там  царила  полутьма
из-за мутных стекол - не  считая  своей  особы,  аккуратностью  колдунья  не
отличалась.
   - Ишад! - позвал он.
   Ему приходило в голову, что ее может  не  оказаться  дома,  однако  из-за
спешки и нетерпения Страт старался не думать об этом. День  был  на  исходе.
Солнце клонилось к Белой Лошади, к скопищу строений Подветренной.
   - Ишад?!
   Здесь прямо-таки пахло неприятностями. У нее были враги. И были союзники,
не относившиеся к числу его друзей.
   Прошелестел занавес, и он увидел направляющуюся к нему фигуру, облаченную
в черное. Она всегда оказывалась очень маленькой по сравнению с  тем,  какой
выглядела в воспоминаниях. Это память возвышала ее. Но глаза, эти глаза...
   Страт уклонился от их взгляда, решительно шагнул в сторону и налил себе и
ей вина из кувшина, стоявшего на низеньком столике. Вспыхнули свечи. К этому
он привык, как привык к легким, крадущимся шагам за спиной, хотя  обычно  за
его спиной не разрешалось находиться никому, он не  терпел  этого.  Но  Ишад
позволял, и она это знала. Ей было известно, что никто не смеет касаться его
со спины, и дозволение ей - одна из их маленьких  игр.  С  легким  привкусом
страха, как, впрочем, все остальные игры, в которые они играли. Мягкие  руки
прошлись по его спине, легли на плечи.
   Он обернулся, держа в  руке  две  чашки  с  вином,  женщина  взяла  свою,
последовал поцелуй - долгий-предолгий.
   Они не всегда отправлялись сразу в постель. Сегодня Страт  поставил  свой
стул  перед  разожженным  огнем,  Ишад  -  вся  сплошь  шелестящие   одежды,
соблазнительные изгибы, запах дорогого мускуса и хорошего вина  -  полулегла
так, что ноги ее оказались у него на коленях. Пригубив вино,  она  поставила
его на столик рядом. Иногда в подобные моменты Ишад улыбалась.  Но  на  этот
раз она смотрела на него взглядом, который был, как он знал, опасен. Сегодня
вечером Страт пришел не для того, чтобы, глядя в эти  темные  глаза,  забыть
свое имя. Он ощущал холод,  который  не  могло  растопить  вино,  и  впервые
чувствовал, что ее желание в равной степени может означать и жизнь и смерть.
   Ишад, бродящая по проходам между казармами, наблюдающая  за  убийством  -
удовлетворенная, насытившаяся. Не смерть вообще нравилась  ей,  но  вот  эти
смерти.
   - Тебе не по себе? - спросил он женщину, глаза которой были так близко  к
его глазам. - Ишад, сегодня тебе не по себе?
   Все тот же взгляд. Он нащупал ее пульс. Ее. Мир будто остановился.  День,
ночь - какая разница? Страт прочистил горло. Точнее, попытался это сделать.
   - Может, мне лучше уйти?
   Она поменяла позу, положив руки ему на плечи и соединив кисти у  него  за
головой. И продолжала молчать.
   - Я хочу спросить тебя, - начал он, делая усилие, чтобы не отвлекаться на
близость ее глаз, на нежную тяжесть ее тела, - хочу спросить тебя...
   У него ничего не получалось. Он моргнул, сбросив ее чары и взяв  жизнь  в
свои руки, усмехнулся ей в лицо и поцеловал Ишад. В этом деле он мастак.  Он
мог подчинить себе тело ближнего - так, как делал в комнатенке  наверху,  но
ему случалось прибегать  и  к  более  приятным  способам  убеждения.  Он  не
особенно гордился этой своей способностью, не больше, чем той,  другой.  Все
это было лишь частью его искусства  -  искусства  отличать  ложь  от  крупиц
правды, получая ключик к истине в целом. Сейчас у него уже был  такой  ключ.
Истину следовало искать в ее сегодняшнем молчании.
   - Ты чего-то хочешь, - прошептал он, - тебе всегда было что-то нужно...
   Ишад рассмеялась, и Страт резким движением опустил ее руки вниз.
   - Что я могу сделать? Что ты хочешь, чтобы я сделал? - спросил он.  Никто
не мог давить на Ишад. Он почувствовал это, видя, как  потемнели  ее  глаза,
как внезапно комната начала погружаться во тьму. Бесполезно. - Ишад, Ишад! -
Он пытался сосредоточить свои и ее мысли на  том,  зачем  пришел.  Наверное,
разумней было бы встать и направиться к двери,  краем  сознания  он  понимал
это; однако бесконечно легче было оставаться на месте и  бесконечно  тяжелее
было думать, о том, о чем он пытался думать, например, о провалах в  памяти.
О том, чем они - как он полагал - занимались на утопающей в шелках  постели.
- Ты получила Стилчо, получила Джанни,  получила  меня  -  неужели  все  это
совпадение, Ишад? Возможно, я был бы в состоянии больше помочь тебе, будь  я
в полном сознании, когда ты говорила со мной... Не исключено, что моя и твоя
цели не так уж расходятся. Эгоистические интересы. Помнишь,  ты  говорила  о
них? Так в чем же твои? Расскажи, а я расскажу, чего хочу я.
   За его головой вновь сплелись руки. Она подалась вперед, и вот в  комнате
не осталось уже ничего, кроме ее глаз, и в мире не  осталось  ничего,  кроме
крови, пульсировавшей у него в венах.
   - Подумай как следует, -  сказала  она.  -  Продолжай  думать,  ведь  это
противоядие от чар - ты приходишь сюда вооруженный своими мыслями,  и  какая
это тяжелая ноша! Разве ты не устал от нее?  Страт,  неужели  ты  не  устал,
взваливая на себя бремя в виде дураков, вечно оставаясь в  тени?  Почему  бы
тебе хоть раз в жизни не стать самим собой? Пойдем в постель.
   - Что происходит в городе? - вырвалось у него. Вопрос все время  вертелся
на языке, заслоняя  собой  все  остальные,  отчасти  сводя  с  ума,  отчасти
отрезвляя. - Что ты затеяла, Ишад? В какую игру ты с нами играешь?
   - В постель, - прошептала она. - Ты боишься, Страт? Ты никогда  не  бежал
от того, что тебя страшит. Ты даже не знаешь, как это делается...

4

   - Не знаю, - сказал Стилчо, ковыляя по улице в обществе Хаута. Тот  шагал
широко, и мертвый пасынок, задыхаясь, изо всех сил старался поспеть за  ним.
Клеенчатая материя шелестела в такт его поступи. - Я  не  знаю,  как  с  ним
связаться. Он здесь, вот и все...
   - Я полагаю, что, если он мертв,  у  тебя  есть  известное  преимущество.
По-моему, ты не стараешься, - проговорил бывший раб.
   - Я не могу,  -  выдохнул  Стилчо.  В  сумерках  была  хорошо  видна  вся
элегантность Хаута, его высокомерный взгляд,  и  Стилчо,  готовый  было  уже
вцепиться в него, сдержался. - Я...
   - Она сказала, что ты сделаешь это. Она сказала, что  ты  справишься.  На
твоем месте я ни в коем случае не стал бы ее разочаровывать, а?
   Его намек словно обдал Стилчо холодом. Они находились подле моста,  возле
канализационного ограждения, и, хотя Стилчо и не застыл  на  месте  от  слов
Хаута  (на  некоторые  вещи  он  реагировал  весьма  живо),  колени  у  него
подкосились. По другую сторону моста находился контрольно-пропускной  пункт,
но у линии не было определенного цвета; мало кто  совался  туда,  ибо,  хотя
здесь и бродили несколько живых охранников, отнюдь не  все,  патрулировавшие
улицы на противоположном берегу, принадлежали к той  же  категории.  Хватит,
Распутный Перекресток достаточно натерпелся от ужасов  и  злобных  фантазий,
исходивших от созданий Роксаны.
   - Послушай, - сказал Стилчо, - послушай, ты просто не понимаешь. Когда он
такой, он отличается от мертвых. Мертвые - они повсюду. А Джанни привязан  к
кому-то одному, он не свободен и в этом смысле похож на живых. Для  того,  к
кому он привязан, это очень скверно...  Но  его  нельзя  найти,  как  других
мертвых. У него есть некое место, как у меня или у тебя...
   - Не включай меня в вашу компанию.  -  Хаут  отряхнул  со  своей  накидки
воображаемую пыль. - У меня нет ни малейшего намерения присоединяться к вам.
И что бы ты ни наговорил  хозяйке  по  поводу  той  истории  около  розового
куста...
   - Ничего, я не говорил Ей ничего.
   - Врешь. Ты рассказываешь все, о чем Она просит, ты отдашь Ей свою  мать,
если Она того захочет.
   - Оставь мою мать в покое.
   - Она там, в Аду? - поинтересовался Хаут с волчьей ухмылкой,  от  которой
внутри у Стилчо опять похолодело. - Возможно, она сможет помочь.
   Стилчо ничего не ответил. Ненависть Хаута к пасынкам была неистребима,  и
над ней можно было бы даже посмеяться, но только не сейчас, когда  они  были
одни. Не сейчас, когда он оказался в зависимости от Хаута.  Стилчо  вспомнил
прошлое. До того, как оказаться на службе у пасынков, он  был  в  Санктуарии
простым ломовым извозчиком - занятие, не очень-то располагавшее  к  каким-то
ярким и мужественным поступкам. В гнев он  впадал  столь  же  медленно,  как
тащились его лошаденки. Однако была черта, за которую с ним,  как  и  с  его
лошадьми, переступать не  следовало.  Это  обнаружил  терзавший  его  король
нищих, возле нее сейчас оказался и  Хаут.  Возможно,  он  почувствовал,  что
продолжать  не  стоит.  Во  всяком  случае,  сподручный  колдуньи   внезапно
замолчал. И больше не дразнил Стилчо. Вообще больше не произнес ни слова.
   - Давай займемся делом, - сказал  пасынок,  думая  не  столько  о  Хауте,
сколько о Ее приказах. Запахнувшись поплотнее в черный плащ, он зашагал мимо
моста. Над головой пролетела птица, показавшаяся  смутно  знакомой.  Что  ее
влечет туда? Простое любопытство? Вряд ли, что ей делать у реки, если только
там  не  валяются  остатки  мяса.  Не  обращая  внимания  на  заграждения  и
контрольно-пропускные пункты, она перелетела  на  противоположный  берег,  в
Низовье. Только птицы могут летать где им угодно.
   Эта направлялась к казармам, сообразил Стилчо. Он проследил ее  полет  за
мостом - настолько, насколько позволяло его ущербное  зрение  (мертвый  глаз
вообще-то тоже действовал, обретая зрение в мире теней  вне  зависимости  от
того, была на нем повязка или нет. Последнее время он стал ее носить, будучи
истерзан насмешками Хаута и как будто пробуждающейся заботой  о  собственной
внешности). Возле моста он заметил соглядатая из НФОС и нескольких  мертвых,
собравшихся возле моста, где они погибли. Когда они двинулись вниз по улице,
чтобы свернуть на Распутный  Перекресток,  Хаут  был  рядом,  но  отнюдь  не
пытался его обогнать.

***

   - Снова у своей колдуньи, вот где. - Зип тяжело опустился  на  деревянные
ступеньки дома в Лабиринте. Скорчившаяся рядом женщина в лохмотьях,  похожая
на нищенку, внимательно слушала, глядя на него. Зип задыхался. Вытащив  один
из своих ножей, он всадил его в деревянную ступеньку у  себя  между  ног.  -
Дурак он, вот что скажу я тебе.
   - Попридержи язык, - ответила Кама. Это она была женщиной в  лохмотьях  и
прятала под одеждой и плащом немало оружия.  На  лице  ее  была  грязь,  рот
испачкан остатками пищи - это тоже входило в  маскировку.  Она  позаботилась
даже о запахе. - Если хочешь принести пользу, рви сейчас же в  "Единорог"  и
найди Уинди. Скажи ему, что пора, остальное он сам поймет.
   - Я тебе что - мальчик на побегушках?
   - Давай!
   Зип ушел. Кама поднялась и безукоризненно старческой походкой побрела  по
темной улице на встречу со следующим связным.

***

   Морут услышал хлопанье крыльев задолго до того, как птица  опустилась  на
окно таверны Мамаши Беко. Король нищих стиснул  кулаки  и  прислушался,  но,
когда за ставнями замаячило нечто темное, не пошел сразу  к  окну  в  задней
стене таверны. Твердый, острый клюв принялся без устали стучать по ставням и
царапать их. Птица требовала, чтобы ее впустили.
   Наконец он подошел и распахнул окно. Птица переступила подоконник,  глядя
на него во тьме наступившей ночи своими мрачными глазами. А секунду  спустя,
хлопая крыльями, унеслась прочь. Ее миссия завершилась.
   У Морута не было ни малейшего желания выходить  этой  ночью.  Со  времени
резни в бывшем имении  Джабала,  а  потом  в  казармах  пасынков  он  жил  в
состоянии постоянного страха. В Санктуарии,  вокруг  Распутного  Перекрестка
бродило множество душ. Так сказал старый слепой Меббат, и Морут, развязавший
на улицах боевые действия против пасынков и ястребиных  масок,  не  очень-то
стремился встретиться с теми, на кого легко было наткнуться в подобную ночь.
   Поэтому он подошел к двери и, вызвав помощника, передал приказ, а уже тот
послал человека, который забрался на гребень крыши и замахал факелом.

***

   - Змеи, - прошептала  Ишад,  лежа  в  постели  с  любовником.  Она  нежно
поцеловала его, высвобождаясь из  ласкающих  рук.  -  Ты  обращал  внимание,
Страт, что нисийцы и бейсибцы любят змей?
   Страт вспомнил ужасный миг - он под  окном  Роксаны,  а  под  его  пяткой
струится тело змеи.
   - Совпадение?.. - сама себя  спросила  Ишад.  -  Не  исключено,  конечно.
Впрочем, настоящие совпадения  встречаются  очень  редко.  Поскольку  ты  не
дурак, думаю, веришь в них не больше, чем я.

***

   Стилчо остановился. Сейчас он двигался с осторожностью. Рука Хаута  нашла
его плечо.
   - Они здесь, - прошептал бывший раб.
   - Да, они здесь уже долго, - сказал Стилчо о  тенях,  которые  двигались,
изгибались и были чернее других теней. - Мы перешли границу. Говорить будешь
ты?
   - Не дразни меня. Не дразни меня, Стилчо.
   - Ты же думаешь, что достаточно могуществен для того, чтобы ходить здесь,
имея дело со всеми призраками разом. Пожалуйста! Зачем я тебе нужен?
   Пальцы Хаута болезненно впились в его плечо.
   - Прошу, поговори с ними ты.
   И никаких слов о его матери. С нарочитой неторопливостью Стилчо  повернул
голову и посмотрел в сторону надвигающейся угрозы. На улицах не было  никого
живого, кроме Хаута. И его. Многие из нежити принадлежали  Роксане.  Другие,
нет - просто заблудшие, потерянные души, о которых некому было  позаботиться
и которые, при нынешнем плачевном положении дел в  Санктуарии,  некому  было
отправить обратно.
   - Я - Стилчо, - сказал он им. Взяв принесенный с собой клеенчатый  мешок,
он вылил его содержимое на дорогу. Блестящая лужица, которая образовалась  в
пыли, не была водой. Стилчо отошел. Раздался  сухой  шелест,  сопровождавший
суматошное движение и суету. Блестящую  лужицу  на  мостовой  накрыло  нечто
очень напоминающее черное лоскутное одеяло. Он опять отступил  и  вылил  еще
немного. - Я дам вам еще, - шептал он. - Все, что от вас потребуется, -  это
следовать за мной.
   Кто-то из призраков в ужасе отшатнулся. Большинство же потянулось за ним.
Он налил еще крови. Откуда она, он Хаута не спросил. В эти дни  кровь  -  не
проблема.
   Тем более для Ишад.

***

   Ст