- и поможет тебе.
     - В этих узких  коридорах  можно  орудовать  только  одним  мечом,  -
ответил гатолианин.  -  Поторопитесь  с  Чеком  и  взбирайтесь  на  палубу
аэроплана. Держи руку на приборах, и когда я буду  близко  и  ухвачусь  за
лестницу, по моему знаку  начинай  подъем,  а  я  взберусь  на  палубу  по
веревочной лестнице. Но если кто-нибудь  из  них  появится  в  огороженном
месте раньше меня, знайте, что  я  никогда  уже  не  приду:  тогда  быстро
поднимайтесь, и пусть боги наших  предков  пошлют  вам  попутный  ветер  и
унесут к более гостеприимному народу.
     Тара из Гелиума покачала головой.
     - Мы не покинем тебя, воин, - сказала она.
     Гохан, не обращая внимания на ее ответ, отдавал распоряжения Чеку.
     - Отведи ее во двор крепости. Это  последняя  надежда.  Один  я  могу
пробиться к аэроплану. Но если я не  задержу  преследователей,  у  нас  не
будет никаких шансов. Делай, как я сказал!
     Он говорил властно и решительно, как человек,  привыкший  командовать
другими с рождения. Тара была рассержена и раздосадована. Она не  привыкла
слушать чужие команды; но при всей своей царственной гордости она не  была
глупа и знала, что  воин  прав,  что  он  рисковал  своей  жизнью  для  ее
спасения, поэтому она поторопилась с Чеком выполнить приказ. После  первой
вспышки гнева она улыбнулась, поняв, что этот воин не простой  необученный
солдат. Может, он не особенно искусен в обращении, но  у  него  правдивое,
храброе и верное сердце, и она с радостью простила ему невежливость тона и
манер. Но что за тон! Вспомнив о  нем,  она  на  мгновение  прервала  свои
размышления. Рядовые воины - грубые люди.  Они  привыкли  выполнять  чужие
команды, а в тоне этого воина было что-то другое. И это другое  показалось
ей знакомым. Она  слышала  это  в  голосе  своего  прадеда  Тардос  Морса,
джеддака Гелиума, когда он отдавал команды, и в голосе  своего  деда  Морс
Каяка,  джеда.  И  в  голосе  своего   великого   отца,   Джона   Картера,
Главнокомандующего Барсума, когда он обращался к своим воинам.
     Но сейчас у нее не было времени размышлять об этом,  так  как  позади
послышался звон оружия, и она поняла, что Туран скрестил меч с  первым  из
преследователей. Оглянувшись, она увидела его в позе  фехтовальщика;  дочь
лучшего бойца Барсума, она была знакома с искусством фехтования.
     Она увидела неуклюжую атаку калдана и быстрый уверенный ответ  воина.
Увидев его  могучее  тело,  игру  его  мускулов,  увидев  его  ловкость  и
проворство, она поняла, что к чувству благодарности  у  нее  примешивается
восхищение, которое всегда испытывает женщина  при  виде  мужской  силы  и
красоты.
     Трижды меч воина менял свое положение: в первый раз он отразил атаку,
во второй - сделал ложный выпад, а в третий - ударил. Безжизненный  калдан
упал со своего рикора, а Туран быстро повернулся к следующему.  Затем  Чек
увел Тару вверх, и поворот лестницы скрыл их  от  сражающихся.  Ее  сердце
рвалось к нему, но рассудок говорил, что  она  больше  поможет  ему,  если
будет в готовности ждать у приборов аэроплана.



                   9. НАД ЧУЖИМИ ЗЕМЛЯМИ ПО ВОЛЕ СЛУЧАЯ

     Вскоре Чек остановился у открытой двери, и  Тара  увидела  за  ней  в
лунном свете огороженный стенами двор  с  безголовыми  рикорами,  лежащими
возле кормушек. Она увидела мужские тела, мускулистые, как у лучших воинов
ее отца, и женские тела, чьим фигурам  позавидовали  бы  лучшие  красавицы
Гелиума. Ах, если бы она могла наделить их способностью к действию!
     Тогда она была бы уверена в спасении воина. Но это  были  всего  лишь
груды глины, и она не в силах была вдохнуть в них жизнь. Они будут  лежать
здесь, пока их  не  призовет  к  действию  холодный  и  бессердечный  мозг
калдана. Девушка вздохнула с  сожалением  и  содрогнулась  от  отвращения,
задевая неподвижные тела, лежавшие на ее пути.
     Они с Чеком быстро взобрались на борт аэроплана, а  после  того,  как
Чек отвязал его от якоря,  Тара  проверила  приборы,  поднимая  и  опуская
корабль на несколько футов над  огороженным  участком.  Аэроплан  слушался
управления превосходно. Тогда она вновь опустила его на землю и  принялась
ждать. Из открытой  двери  доносились  звуки  битвы,  все  более  близкие.
Девушка,  видевшая  искусство  своего  спасителя,  теперь   меньше   всего
опасалась за его жизнь. В узком коридоре на него мог напасть  только  один
противник, действовавший в неудобной позиции. Воин мастерски владел мечом,
а  в  сравнении  с  ним  калданы  были  неуклюжими  и  малоподвижными.  Их
единственное преимущество было в многочисленности, но пока  они  не  могли
окружить его.
     Девушка задумалась. Если бы сейчас она видела воина,  то  волновалась
бы  гораздо  больше,  ибо  он  пренебрегал   многими   возможностями   для
отступления  во  двор  крепости.  Он  сражался  спокойно,  но  с   суровым
упорством, которое не  походило  на  чисто  защитные  действия.  Он  часто
переступал через тело павшего врага  и  делал  шаг  навстречу  следующему.
Наконец  он  остановился,  вокруг  него  лежало  пять  мертвых   калданов,
остальные еще не  подоспели.  Ни  калдан,  ни  девушка,  ожидавшие  его  в
аэроплане, не узнали, что он не просто боролся за свое освобождение: Гохан
из Гатола мстил за оскорбление любимой  женщины.  Наконец  он  понял,  что
дальнейшая  задержка  может  быть  опасной  для  Тары.  Повергнув   наземь
очередного калдана, он повернулся и бросился наверх по  лестнице,  ведущей
во двор. Бегущие за ним калданы скользили  на  покрытом  кровью  и  мозгом
калданов полу - преследователи задержались.
     Гохан достиг двора в двадцати шагах перед преследователями и  побежал
к аэроплану.
     - Вверх! - крикнул он девушке. - Я поднимусь по веревочной лестнице.
     Маленький аэроплан начал медленно подниматься, пока Гохан  переступал
через  мертвые  тела  рикоров,  лежавших  у  него  на  пути.   Первый   из
преследователей выбежал из крепости во двор  в  тот  момент,  когда  Гохан
ухватился за веревочный трап.
     - Быстрее! - крикнул он девушке. - Или же они стянут нас вниз!
     Корабль,  казалось,  едва  двигался,  хотя  в  действительности   для
одноместного  аэроплана,  нагруженного  тремя  людьми,  он  поднимался   с
максимальной скоростью. Гохан уже поднялся до уровня  стен,  но  свободный
конец якорного каната все еще был на земле.  Калданы  толпой  выбегали  из
крепости во двор. Их предводитель ухватился за канат.
     - Скорее! - крикнул он. - Хватайтесь все, и мы стащим их вниз!
     Для выполнения его плана необходим был лишь вес  нескольких  рикоров.
Корабль приостановил подъем, а затем, к своему ужасу, Тара  почувствовала,
что он медленно опускается. Гохан также понял  опасность  и  необходимость
немедленных действий. Держась за трап рукой, он правой выхватил  из  ножен
меч. Ударом меча он рассек мягкую голову калдана у себя под ногами.
     Девушка услышала пронзительный свист врагов и в то же  время  поняла,
что корабль поднимается. Вскоре аэроплан  был  недосягаем  для  врагов,  а
мгновение спустя Туран перебрался через борт корабля на палубу. Впервые за
много недель сердце девушки  наполнилось  радостью  и  благодарностью.  Но
первая мысль ее была о другом.
     - Ты не ранен? - спросила она.
     - Нет, Тара из Гелиума, - ответил он. -  Они  были  бессильны  против
моего меча, мне даже не угрожала настоящая опасность.
     - Они могли легко убить тебя, - сказал Чек. - Их  мозг  так  велик  и
развит, что благодаря логике они могли  предвидеть  все  твои  действия  и
парировать все твои удары и в то  же  время  нанести  тебе  удар  в  самое
сердце.
     - Но они этого не сделали, Чек, - возразил ему  Гохан.  -  Их  теория
развития неверна, и они, без сомнения, уступают хорошо развитому человеку.
Вы развили мозг и пренебрегли телом, но нельзя руками  другого  делать  то
же, что своими руками. Мои руки привыкли к мечу, каждая  мышца  немедленно
отзывается на приказ, аккуратно и механически, как только в этом возникает
потребность. Я отражал удары с той же легкостью и быстротой, как  если  бы
сталь моего меча имела глаза и разум. Вы с вашим мозгом  калдана  и  телом
рикора никогда не сможете достичь такого совершенства. Развитие  мозга  не
равноценно  развитию  человека.  Самые  счастливые  люди  те,  у   которых
уравновешено  развитие  мозга  и  тела,  но  даже  эти  люди   далеки   от
совершенства. Абсолютное  совершенство  означает  прекращение  развития  и
смерть. В природе должны быть контрасты: в ней  есть  и  свет  и  тени,  и
счастье и горе, и правда и неправда, и добродетель и грех.
     - Я всегда думал иначе, - ответил Чек, - но с тех пор,  как  я  узнал
эту женщину и тебя, представителей другой  расы,  я  понял,  что  возможны
другие идеалы жизни, отличные от тех, что известны калданам. Я много думал
о том состоянии, что вы называете счастьем, и понял, что вы правы, хотя  я
сам не могу ощутить его. Я не могу смеяться или улыбаться. Но я  испытываю
удовольствие, когда эта женщина поет, и это чувство открывает передо  мной
удивительную перспективу красоты и удовольствий, которые страшно далеки от
холодных радостей совершенного мозга. Я хотел бы родиться в твоем народе.
     Подгоняемый  слабым  ветерком,   их   аэроплан   медленно   летел   к
северо-востоку над долиной Бантума. Внизу лежали возделанные поля, одна за
другой оставались позади крепости Моака, Нолаха и других королей калданьих
роев, населявших эту странную и ужасную землю.  Каждую  крепость  окружало
огороженное пространство, заполненное рикорами - неподвижными, безголовыми
существами; прекрасными, но отвратительными.
     - Это урок, - заметил Гохан, глядя на рикоров во дворе крепости,  над
которой они пролетали, - той, к счастью, небольшой  части  нашего  народа,
которая преклоняется перед мясом и превращает еду в культ. Ты  знаешь  их,
Тара из Гелиума: они подробно расскажут тебе, что  завтракали  две  недели
тому назад, и как приготовить филе из тота, и какое вино следует  подавать
к мясу цитидара.
     Тара рассмеялась.
     - Но ни один из  них  не  назовет  нам  художника,  чьи  произведения
решением Совета Джеддаков приняты в этом году во Дворец Красоты, - сказала
она. - Их развитие подобно развитию рикоров, оно не уравновешено.
     - Счастливы те, в ком есть и хорошее и  плохое,  кто  способны  и  на
радость и на ненависть, те, кто терпимо относятся к другим людям. Те,  кто
лишены эгоизма, а не те, чей мозг  непомерно  развит  и  перевешивает  все
остальное.
     Когда Гохан кончил говорить, Чек издал звук,  как  человек,  желающий
привлечь к себе внимание.
     - Ты говоришь как  человек,  много  размышлявший.  Разве  вам,  людям
красной расы, мысль доставляет удовольствие? Разве вы находите  радость  в
размышлении? Разве разум и логика играют какую-то роль в вашей жизни?
     - Конечно, - ответил Гохан, - но размышления  не  занимают  все  наше
время. Ты, Чек, например, являешь образец эгоизма, о  котором  я  говорил.
Так как ты и твой народ преклоняетесь  только  перед  разумом,  то  вы  не
верите, что другие люди тоже могут мыслить. Но мы не так  ограничены,  как
вы, думающие только за себя и о себе и о своем огромном мозге. Мы думаем и
о многом другом, затрагивающем  благосостояние  всего  мира.  Если  бы  не
красные люди, даже калданы исчезли бы с лица Барсума, вы  не  можете  жить
без воздуха, которого на Барсуме  давно  уже  не  было  бы  в  достаточном
количестве, если  бы  красные  люди  не  сконструировали  и  не  построили
огромные атмосферные фабрики, которые дали новую  жизнь  умирающему  миру.
Чего стоят все дела калданов в сравнении с этим единственным делом красной
расы?
     Чек поставлен в тупик. Будучи  калданом,  он  знал,  что  мозг  имеет
огромную силу, но никогда не думал, что эту силу можно  использовать  и  в
практических целях. Он отвернулся и стал  глядеть  вниз,  на  землю  своих
предков, над которой он медленно пролетал. В какие неведомые земли? Он был
настоящим богом среди безвольных рикоров, но  эти  двое  из  другой  земли
поставили под вопрос его превосходство. Даже несмотря на  свой  чрезмерный
эгоизм, он начал подозревать, что эти двое покровительствуют  ему,  может,
даже жалеют его. Он удивился происходившей с ним перемене. Больше  у  него
не будет  множества  рикоров,  готовых  выполнить  его  повеления.  С  ним
один-единственный рикор, и когда он  погибнет,  другого  не  будет.  Когда
рикор устанет, Чек вынужден будет беспомощно ждать, пока тот отдохнет.  Он
пожалел,  что  встретил  эту  красную  женщину.  Она  принесла  ему   одни
неприятности. Внезапно Тара начала  петь,  и  Чек  почувствовал  от  этого
удовольствие.
     Спокойно плыли они при свете бегущих лун среди теней барсумской ночи.
Рычание бенсов  достигало  их  ушей,  пока  аэроплан  не  пересек  границу
Бантума, оставив позади эту странную и несчастную землю.  Но  куда  же  их
несет?
     Девушка поглядела на  мужчину,  сидевшего  скрестив  ноги  на  палубе
крошечного судна и погруженного в думы.
     - Где мы? - спросила она. - Куда нас несет?
     Туран пожал широкими плечами.
     - Звезды говорят, что мы движемся на северо-восток, - ответил  он,  -
но где мы и куда нас пригонит ветер, я не могу даже гадать. Неделю назад я
бы поклялся, что знаю, что лежит за ближайшей знакомой  грядой  холмов,  к
которой я подходил, но теперь должен сознаться, не знаю, что лежит в  миле
от нас в любом направлении. Тара из Гелиума, мы заблудились,  и  это  все,
что я могу тебе сказать.
     Он  улыбнулся,  и  девушка  улыбнулась  в  ответ.  Какое-то  знакомое
выражение промелькнуло на его лице и в его  улыбке.  Она  встречала  много
странствующих воинов: они приходили и уходили, вступая в схватки  по  всей
планете, но этого она, кажется, не знала.
     - Из какой ты страны, Туран? - спросила вдруг она.
     - Разве ты не знаешь, Тара из Гелиума, что у странствующего воина нет
родины? Сегодня он  сражается  под  знаменами  одного  хозяина,  завтра  -
другого.
     - Но когда ты  не  воюешь,  ты  сохраняешь  верность  какой-то  одной
стране, - настаивала она. - Какому флангу служишь ты теперь?
     Он встал и низко поклонился ей.
     -  У  меня  очень  приятная  служба.  Я  служу  под  знаменем  дочери
Главнокомандующего... теперь и навсегда!
     Она поднялась и взяла его руку своей маленькой рукой.
     - Я принимаю твою службу, - сказала она, - и обещаю,  что,  когда  мы
достигнем Гелиума, любое желание твоего сердца будет выполнено.
     - Я буду служить верно, надеясь на награду, - сказал он, но  Тара  не
поняла истинного смысла его слов, думая, что он рассчитывает  на  денежную
награду. Могла ли она, гордая дочь Главнокомандующего, думать, что простой
воин-наемник мечтает о ее руке и сердце?
     На рассвете они продолжали лететь над  незнакомой  местностью.  Ночью
ветер усилился и унес их далеко от Бантума. Страна под ними была суровой и
негостеприимной. На поверхности,  усеянной  глубокими  ущельями,  не  было
видно воды, как нигде не было и следов растительности.  Никаких  признаков
жизни. Казалось, здесь вообще не может существовать жизнь. У них  не  было
ни пищи, ни воды, и они страдали от жажды и голода. Чек, по совету Турана,
слез со своего рикора, уложив его в безопасности на палубе. Чем меньше  он
будет его использовать, тем дольше сохранит. К тому  же  так  рикор  будет
меньше страдать от голода.  Чек,  подобно  гигантскому  пауку,  ползал  по
кораблю, по палубе, под килем, под мачтами. Для него любое место  казалось
удобным, так как одноместный аэроплан с трудом вмещал троих.
     Туран всегда находился впереди, пытаясь разглядеть воду. Нужно  найти
воду или одну из фабрик, производящих воду, которые  давали  жизнь  многим
засушливым районам Барсума. Но здесь не было следов ни того,  ни  другого.
Наступила третья ночь. Девушка не  жаловалась,  но  Гохан  знал,  что  она
страдает, и у него было тяжело на  сердце.  Чек  меньше  всех  страдал  от
голода и жажды. Он объяснил, что калданы могут долго жить без пищи и воды.
Туран проклинал Чека, глядя на Тару, с трудом передвигающуюся  по  палубе,
тогда как калдан казался по-прежнему полным сил.
     - Бывают обстоятельства, - заметил Чек, - когда большое сильное  тело
нужно меньше, чем высокоразвитый мозг.
     Туран поглядел на него, но ничего не сказал. Тара слабо улыбнулась.
     - Не стоит упрекать его, - сказала она. - Разве мы не  затронули  его
гордость рассказами о своем превосходстве? -  И  добавила:  -  Когда  наши
желудки были полны...
     Наступивший день открыл их взорам местность со следами обитания.  Это
оживило их надежды. Вдруг Туран показал вдаль.
     - Посмотри, Тара из Гелиума! - воскликнул он радостно.  -  Город!  Не
будь я Го... не будь я Тураном, это город.
     Далеко в свете восходящего солнца были видны купола, стены и крепости
города. Воин быстро повернул руль,  и  аэроплан  опустился  под  прикрытие
вершины ближайшего к ним холма.
     Туран знал, что им не следует показываться, пока  они  не  установят,
друзья или враги населяют этот город. Они находились очень далеко  и  вряд
ли могли  встретить  здесь  друзей,  поэтому  воин  соблюдал  максимальную
осторожность. Но это был город, а там, где город, должна быть и вода, даже
если он покинут. Если это населенный город, то там есть и пища.
     Для красного воина пища и вода, даже во враждебном  городе,  означали
воду и еду для Тары. Он попросит еду и воду у друзей... или добудет  их  у
врагов.
     Туран направил аэроплан к вершине ближайшего холма, и затем, когда их
уже не могли обнаружить, мягко посадил его на землю  в  небольшом  овраге.
Корабль прочно привязали к дереву.  Некоторое  время  они  обсуждали  свое
положение - нужно ли ждать здесь до темноты и затем проникнуть в  город  в
поисках воды и пищи, или же приблизиться  к  городу  сейчас  и,  пользуясь
любыми укрытиями, выяснить, кто его населяет?
     Принят  был  план  Турана.  Они  подойдут  к  городу  на   безопасное
расстояние. Может, они найдут воду вне города, а, возможно, и  пищу.  Если
им не повезет, они дождутся ночи, и тогда  Туран  пойдет  по  городу  и  в
сравнительной безопасности поищет воду и пищу. Идя вверх  по  оврагу,  они
достигли вершины хребта, с которого открывался прекрасный вид на ближайшую
часть города. Здесь они  стали  наблюдать,  скрываясь  в  ветвях  большого
дерева. Чек оставил своего рикора, чтобы тот меньше утомлялся.  Первый  же
взгляд на город, который был теперь гораздо ближе, чем когда  они  открыли
его  существование,  показал,  что  город   обитаем.   На   многочисленных
флагштоках висели знамена и вымпелы. У ворот двигались люди. Высокие белые
стены охранялись часовыми. На крышах высоких зданий  видны  были  женщины,
проветривающие спальные меха и шкуры. Туран смотрел на это некоторое время
в молчании.
     - Я не знаю их, - сказал он наконец. - Я не могу сказать, что это  за
город. Но  это  древний  город.  Его  люди  не  знают  ни  аэропланов,  ни
огнестрельного оружия.
     - Откуда ты это знаешь? - спросила девушка.
     - На крышах не  видно  причальных  мачт.  Простой  взгляд  на  Гелиум
обнаружил бы их сотни. А их укрепления предназначены для защиты от копий и
стрел, а не от огнестрельного оружия. Это древние люди.
     - Если  они  древние,  возможно,  они  дружественны,  -  предположила
девушка. - Разве, будучи  детьми,  мы  не  учили,  что  в  прошлом  Барсум
населяла единая миролюбивая раса?
     - Боюсь, что она не настолько древняя, - со смехом ответил  Туран.  -
Прошло много веков с того времени, когда люди Барсума любили мир.
     - Мой отец любит мир, - ответила девушка.
     - Однако он все время воюет, - сказал мужчина. Она засмеялась.
     - Но он говорит, что любит мир.
     - Мы все любим мир, - согласился он, - но честный мир. А наши  соседи
не оставляют нас в мире, поэтому мы вынуждены сражаться.
     - А чтобы  сражаться  хорошо,  муж