смотрел на темного эльфа.
   - Воину и магу из Сильванести принадлежала та кровь, которую мы видели на
ковре в доме Рашаса, - объяснил  Даламар.  -  Самар  пытался  помочь  бежать
Эльхане и твоему сыну. В  Квалинести  воина  бросили  в  тюрьму,  обвинив  в
шпионаже, и собирались казнить.  Я  его  вытащил  прямо  из-под  носа  Белой
Мантии, присланной сопровождать его. -  Темный  эльф  отпил  вина.  -  Очень
приятно.
   - Куда они пошли? - спросил Танис, вглядываясь в деревья у тропы, которая
могла привести Эльхану только в тюрьму.
   - В Сильванести, - ответил Даламар.
   - Это же сумасшествие! - вскинулся Танис. - Неужели она не понимает...
   - Все она понимает, дружище. И я думаю, мы будем сопровождать ее.
   Именно поэтому я и ждал тебя здесь. Хорошенько  подумай,  перед  тем  как
отказаться. Ведь Рашасу придется столкнуться с  восстанием.  Он  знает,  что
кое-кто из его собственного народа может выступить против него. И он боится.
А моя Темная Владычица очень любит тех, кто боится, Танис. Ее когти  глубоко
вонзаются в них, и она никогда не отпускает свою жертву.
   - Что такое ты говоришь?
   - Только это. Портиос - живая угроза Рашасу, ведь изгнание  не  остановит
его.
   - Но ему не позволят жить, ему уготована смерть.
   - Точно. Быть может, мы уже опоздали, - небрежно бросил Даламар,  пожимая
плечами.
   - Ты все время говоришь "мы", но сам-то ты не можешь идти в  Сильванести.
Даже с твоим могуществом тебе едва ли удастся справиться со  всеми  эльфами,
владеющими магией. А они убьют тебя не раздумывая.
   - Да, мой  народ  не  ждет  меня  с  распростертыми  объятиями,  -  хитро
улыбнулся Даламар. - Но он не может запретить мне войти в Сильванести.
   Видишь ли, дружище, мне было даровано разрешение посетить  этот  край.  В
целях службы.
   - Ты забываешь о Портиосе! - Танис внезапно  разозлился  на  хладнокровие
темного эльфа. - Что с этим будем делать?
   Даламар косо посмотрел на Таниса.
   - Славный вопрос. В этой игре мы пока что напарники, Танис.  -  Он  опять
пожал плечами. - Ну что, Танис Полуэльф? Я щелкну пальцами, и мы окажемся  у
тебя дома. Конечно, ты хочешь  поговорить  с  женой.  Расскажи  Лоране,  что
произошло. Ей тоже надо пойти с нами. Может,  ей  удастся  объяснить  своему
чопорному братцу, что к чему.
   Домой... Танис вздохнул. Он очень хотел оказаться дома, спрятаться там от
всего этого и... и что? Что дальше?
   - Когда Эльхана придет в Сильванести,  -  медленно  начал  Танис,  горько
размышляя, - эльфы ее народа прознают об оскорблении, нанесенном их королеве
народом Квалинести. За этим последует кровопролитие, и на этот  раз  Эльхана
не сможет остановить его. Когда-то, очень-очень давно, эльфы сражались  друг
с другом. Ты говоришь о начале новой войны между родичами?
   Даламар равнодушно пожал плечами:
   - Ты отстал от времени, Танис. Война уже началась.
   Танис знал, что так оно и есть, и он видел  это  так  же  отчетливо,  как
предвидел путь Гилтаса.  Только  теперь  вместо  Солинари,  освещающей  путь
юноше, он видел его освещенным отблесками огня, обагренным кровью.
   Начнется война... И он выступит против собственного сына.
   Танис закрыл глаза.  Перед  ним  было  лицо  Гила.  Такого  юного,  столь
отчаянно старающегося быть смелым, мудрым...
   - Отец? Ты?
   Какое-то время Танис думал, что этот голос звучит у него  в  голове,  что
его мысли о сыне воплотились в живой облик. Но слова повторились  громче,  с
горькой радостью и тоской:
   - Отец!
   На тропе, как раз на границе Квалинести, стоял Гилтас. Чародейка в  белой
мантии ревниво таилась рядом с ним. Она была совсем не рада увидеть  Таниса.
Скорее всего она и не ожидала встретить его  здесь.  Рука  чародейки  твердо
сжала руку Гила, желая увести юношу прочь.
   Танис вскочил на ноги. Предостережением был шелест осиновых листьев.
   - Танис! - окликнул его Даламар. - Осторожно!
   Танис не обратил внимания на Даламара, проигнорировал  чародейку,  плюнул
на эльфов,  затаившихся  в  деревьях  вместе  со  своими  луками  и  меткими
стрелами. Танис бросился к сыну.
   Гилтас вырвался от чародейки, но она опять схватила его за руку, на  этот
раз крепче. Гнев залил лицо Гила, и он судорожно сглотнул. Танис видел,  что
Гил задохнулся от гнева, и узнавал в сыне себя.  Гил  что-то  сказал  тихим,
умиротворяющим голосом.
   Чародейка  с  недовольным  видом  убрала  руку  и  отошла  прочь.   Танис
переступил невидимую границу и сжал сына в объятиях.
   - Отец, - прерывающимся от волнения голосом сказал Гилтас, - я думал,  ты
уже ушел. Я хотел поговорить с тобой, но они не пускали меня...
   - Знаю, сын. Знаю. - Танис крепче прижал к себе сына. - Я все понимаю.  -
Танис положил руки на плечи Гила и прямо смотрел в лицо сына.
   - Я все понимаю.
   Лицо Гила потемнело:
   - Королева Эльхана в безопасности? Рашас уверял меня, что  ей  ничего  не
грозит, но я хотел побывать здесь, чтобы увидеть собственными глазами...
   - Она в безопасности, - спокойно сказал Танис. Он посмотрел на чародейку,
стоящую в стороне. Ее мрачный взгляд скользил с ее питомца к темному  эльфу,
стоявшему в тени. - С королевой ушел Самар, и  с  ним  она  в  безопасности,
впрочем, ты и сам знаешь это.
   - Самар! - Лицо Гила просияло. - Так ты спас его! Я так рад!  Они  хотели
заставить меня подписать приказ о его  казни,  но  я  бы  никогда  этого  не
сделал. Не знаю, как, - юное лицо Гила ожесточилось, -  но  они  никогда  не
добились бы от меня этого.
   Танис взглянул на чародейку. Даламар сможет остановить ее. Но  сможет  ли
он в то же время остановить стрелков?  Ведь  они  будут  защищать  жизнь  их
нового Беседующего...
   - Гил, - сказал Танис на Общем Языке, - ты дал обет  вопреки  собственной
воле, тебя вынудили сделать это. Значит,  ты  можешь  уйти  вместе  с  нами.
Даламар поможет...
   Гилтас склонил голову. Танису сразу стало ясно,  каков  будет  ответ.  На
губах его сына играла задумчивая улыбка.
   - Я дал слово чародейке, отец. Когда  я  нашел  тебя  здесь,  я  пообещал
вернуться вместе с ней обратно,  если  она  даст  разрешение  попрощаться  с
тобой.
   Его голос оборвался. Он на мгновение  замолчал,  борясь  с  собой,  потом
спокойно продолжил:
   - Отец, я слышал, как ты однажды говорил лорду Гунтару, что ты никогда бы
не стал участвовать в Войне Копья по собственной воле. Просто так  сложились
обстоятельства. И  именно  поэтому  люди  редко  называют  тебя  героем.  Ты
поступил так, как поступил бы на твоем месте каждый здравомыслящий человек.
   Танис вздохнул. Воспоминания, в основном тяжкие,  нахлынули  на  него.  И
отец крепче прижал к себе сына. В этот момент Танис понял, что ему  придется
отпустить сына вопреки своей воле.
   - Отец, - серьезно сказал Гил. - Я не хочу обманывать сам себя.
   Знаю, что я не слишком-то в состоянии переменить все к лучшему,  и  знаю,
что Рашас хочет использовать меня в своих корыстных целях. На данный  момент
я не вижу способа остановить его. Но ты помнишь, что сказал дядя Тас,  когда
рассказывал историю о спасении овражного гнома от красного дракона?  "Именно
незначительное важно". Если бы я мог  бороться  с  Рашасом  хоть  чуть-чуть,
отец...
   Мы растим наших детей для того, чтобы они уходили от нас. Не зная  этого,
Танис именно так и поступал. И сейчас он видел  это,  видел  в  лице  своего
мальчика - нет, мужчины, - стоящего перед ним.
   Танис чувствовал, что должен гордиться этим... Он и гордился. Но гордость
была слишком маленьким утешением перед сознанием того, что он теряет сына.
   Нетерпение белой  чародейки  все  возрастало.  Она  отстегнула  от  пояса
серебряный жезл, украшенный драгоценными камнями.
   Заметив это, Даламар негромко окликнул Таниса:
   - Танис, дружище, если тебе понадобится моя помощь, то я здесь.
   Танис обнял сына в  последний  раз.  Воспользовавшись  их  близостью,  он
прошептал:
   - Теперь ты Беседующий, Гилтас. Не забывай об этом. И не позволяй  Рашасу
и его приспешникам забывать об этом. Сражайся  с  ними.  В  этой  борьбе  ты
будешь не одинок. Видел молодых эльфов, покинувших сегодня собрание?
   Расположи их к себе и склони на свою  сторону.  Вначале  они  не  поверят
тебе, ведь они думают, что ты - пешка Рашаса. Но  ты  должен  убедить  их  в
обратном, а это непростое дело. Но я знаю, ты добьешься  успеха.  Я  горжусь
тобой, сын мой. Горжусь тем, что ты сделал сегодня.
   - Спасибо, отец.
   Последнее объятие, последний взгляд, последняя ободряющая улыбка.
   - Скажи маме... что я люблю ее, - мягко проговорил Гил.
   Он судорожно сглотнул. Затем отвернулся и  пошел  прочь  от  отца,  чтобы
предстать перед белой чародейкой. Она произнесла заклинание, и оба исчезли.
   Не оглядываясь назад,  Танис  пересек  границу.  Слезы  слепили  его.  Но
Полуэльф высоко держал голову, как и должен гордый отец, чей сын только  что
стал Правителем целого народа.
   Он так и держал свою голову высоко и  гордо,  пока  не  опустилась  ночь,
тьма. Пока Танис не вернулся домой. Пока ему не пришлось сказать Лоране, что
она, быть может, никогда не увидит своего любимого сына...
   - Итак, - сказал Даламар, стоящий в тени дубов, - тебе так и  не  удалось
уговорить Гилтаса отправиться с тобой?
   - Я и не уговаривал его, - резко ответил Танис. - Он дал слово чести, что
вернется назад.
   Какое-то время Даламар внимательно смотрел на друга, потом сказал:
   - Дал им слово...
   Темный эльф покачал головой и вздохнул:
   - Как я уже сказал, сын Таниса Полуэльфа  -  тот,  кого  Такхизис  хотела
видеть на эльфийском троне. Но ее Темное Величество совсем не  желала  таких
глобальных изменений. Она очень печалится о том, что мы потерпели неудачу.
   Танис подумал, что эти новости должны были бы утешить его.
   По слову Даламара исчезли и скатерть, и подушечка, и вино, и хлеб, и сыр.
Руки темного эльфа скользнули в складки черной мантии.
   - Ну что, дружище, ты решился на что-нибудь? Куда пойдешь?
   - Я знаю, что должен делать, - произнес Танис.  -  Я  не  могу  позволить
Рашасу  погубить  Портиоса.  И  когда  Портиос  окажется  на  свободе,  надо
остановить его и не дать погубить  Рашаса  и  остальных  квалинести  -  хотя
кое-кто из них этого и заслуживает.
   Он вышел на тропу, ведущую обратно в Квалинести.  Танис  смотрел  на  дом
своего детства, где В солнечном свете трепетали листья осин.
   - Столькому я хотел научить  тебя,  Гилтас,  -  тихо  произнес  Танис,  -
столько хотел рассказать...
   Даламар положил руку Танису на плечо:
   - Ты мог бы и не говорить вслух, друг, я думаю, что твой сын слышит тебя.
   Танис  отвернулся  от  осин  Квалинести  и  всмотрелся  в   темноту.   Он
возвращался  в  дом,  который  вне   зависимости   от   количества   народа,
собравшегося там, теперь всегда будет пуст.
   - Пойдем, - сказал он.



   Маргарет УЭЙС и Трейси ХИКМЭН
   ЧАС БЛИЗНЕЦОВ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


КНИГА 1

ВСТРЕЧА

(Вместо пролога)

   Окутанный мраком и тишиной, человек спешил к отдаленной полоске света.
   Звук шагов безответно таял в окружающей  темноте.  Глядя  на  бесконечные
ряды полок с книгами и  свитками,  которые  являлись  лишь  скромной  частью
"Летописи Астинуса", содержавшей подробные  сведения  об  истории  Кринна  и
Ансалонского континента, Бертрем время от времени давал волю своей фантазии.
   "Должно быть, это и зовется погружением в поток времени",  -  со  вздохом
пробегая взглядом по длинным рядам молчаливых книг, размышлял  он.  Впрочем,
порой Бертрему хотелось, чтобы поток времени смыл  куда-нибудь  его  самого,
дабы он смог избавиться от своей нелегкой задачи.
   - В этих рукописях собрано все знание мира, - с кривой улыбкой сказал  он
самому себе. - Но я так и не нашел в них ни  единой  строчки,  одарившей  бы
меня мужеством бестрепетно войти в рабочий кабинет человека, их написавшего.
   Напротив нужной двери  Бертрем  остановился  и  глубоко  вдохнул  воздух,
словно собирался нырнуть. Свободная ряса Эстетика, развевавшаяся при ходьбе,
теперь свисала с его фигуры строгими  прямыми  складками.  Впрочем,  немного
подкачал живот, заметно выдававшийся вперед из-под его просторного  одеяния.
Не в силах собраться с духом, Бертрем торопливо  провел  пятерней  по  лысой
голове -  привычка,  оставшаяся  с  юности,  с  той  поры,  когда  избранный
жизненный путь еще не разлучил его с пышной шевелюрой.
   Что же так тревожило его, помимо необходимости побеспокоить Мастера?
   Безусловно, одно то, что он не делал этого вот уже...
   Бертрем поежился. Да, в последний раз он заходил к нему в тот день, когда
юный маг чуть было не умер на пороге их обители.
   Смута... грядущие перемены - не в этом  ли  дело?  Казалось,  мир  вокруг
успокоился, замер наподобие  складок  его  свободных  одежд,  однако  теперь
Бертрем с тревогой чувствовал, что  недалек  тот  день,  когда  время  вновь
придет в движение и Лавина событий сметет привычный уклад. Точно так  же  он
чувствовал себя два года назад, когда...
   Как жаль, что он не в сипах предотвратить эти перемены.
   Бертрем снова вздохнул.
   "Сколько бы ни стоял я тут в темноте,  время  не  остановится  вместе  со
мной", - решил он наконец. Хотя прежняя уверенность  отчасти  вновь  к  нему
вернулась,  он  по-прежнему  ощущал  себя  неуютно,  словно  духи   прошлого
угрожающе подступали к нему из мрака. Единственным маяком в этом  призрачном
кошмаре оставалась полоска света, выбивающаяся из-под двери.
   Бертрем быстро оглянулся через плечо на размытые  тьмою  очертания  книг,
которые подчас наводили его на мысль о  покойниках,  мирно  спящих  в  своих
саркофагах,  и,  осторожно  толкнув  дверь,   вошел   в   кабинет   Астинуса
Палантасского.
   Летописец, как всегда, был поглощен работой; он не заговорил  и  даже  не
поднял головы, чтобы поприветствовать вошедшего.
   Мелким неслышным  шагом,  осторожно  ступая  по  мраморному,  застланному
ковром из толстой шерсти полу, Бертрем пересек комнату и  остановился  перед
массивным столом полированного дерева. Довольно долго  он  хранил  молчание,
наблюдая за тем, как тростниковое перо Мастера уверенными, быстрыми штрихами
движется по пергаменту.
   - Ну что, Бертрем? - спросил Астинус, не отрываясь от своего дела.
   Эстетик посмотрел на пергамент, где без труда разобрал аккуратные, четкие
буквы, хоть они и были видны ему вверх ногами:
   "Сегодня, за двадцать девять минут до восхода  Темной  Стражницы,  в  мой
кабинет вошел Бертрем".
   - Крисания из рода Тариниев просит принять ее, Мастер... Она  утверждает,
что се ждут здесь... - Бертрем смущенно замолчал  -  всей  его  отваги  едва
хватило на то, чтобы сообщить это.
   Астинус продолжал писать.
   - Мастер... - удивляясь собственной дерзости, слабеющим голосом продолжил
Бертрем. - Я... мы все пребываем в растерянности... В конце  концов,  она  -
Посвященная Паладайна, и я... мы сочли невозможным не принять  ее.  Было  бы
позором...
   - Проведи ее в мои покои, - велел Астинус, по-прежнему не поднимая головы
и не переставая водить пером по пергаменту.
   У Бертрема язык прилип к гортани от неожиданности - на некоторое время он
утратил дар речи. Тем временем на пергамент легла еще одна строка:
   "Сегодня, за двадцать восемь минут до восхода Темной Стражницы,  Крисания
Таринская прибыла для встречи с Рейстлином Маджере".
   - Рейстлин Маджере! - ахнул Бертрем, от изумления и ужаса вновь  обретший
голос. - Мы принимаем у себя...
   Тут Астинус приподнял  голову,  и  лицо  его  выразило  неудовольствие  и
раздражение. Тростниковое перо, перестав скрипеть, остановило свой проворный
бег, и в кабинете наступила пугающая  тишина.  Бертрем  побледнел.  Лишенное
примет возраста лицо летописца было по-своему красивым, однако никто из тех,
кому удавалось увидеть его, не в силах был  его  описать.  Все,  кто  близко
сталкивался  с  Астинусом,   запоминали   только   его   глаза   -   темные,
настороженные, пристальные и, казалось, способные  проникать  в  самую  суть
предметов. Сейчас эти глаза давали собеседнику ясное представление о  досаде
и нетерпении их обладателя, яснее  и  строже  слов  сокрушаясь  о  том,  что
драгоценное время уходит впустую: пока они разговаривали,  прошло  несколько
минут, которые не были зафиксированы для истории, и все  по  его,  Бертрема,
милости.
   -  Прости  меня,  учитель!  -  Бертрем  почтительно  поклонился,  пятясь,
выбрался из кабинета в темный коридор и неслышно затворил  за  собою  дверь.
Оказавшись снаружи, он вытер с лысины выступившую испарину и быстро  зашагал
прочь по молчаливому мрамору коридоров Большой Палантасской Библиотеки.
   В дверях своей комнаты Астинус на  мгновение  задержался,  предварительно
окинув с порога взглядом дожидавшуюся его женщину.
   Расположенное в западном крыле огромной библиотеки, жилище хрониста  было
невелико по размеру и, подобно веем остальным помещениям здания,  заставлено
всевозможными книгами в самых  разнообразных  переплетах.  Книги  стояли  на
полках вдоль всех  четырех  стен,  наполняя  скромное  пространство  комнаты
легким  запахом  пыли  и  тлена,  -  такой  запах,  вероятно,  источают   не
открывавшиеся долгие годы склепы. Мебель в помещении была старинной  работы,
но простая: деревянные кресла покрывала искусная резьба, однако мало кто  из
гостей летописца назвал  бы  их  удобными,  низкий  стол  у  окна,  лишенный
каких-либо украшений, стоял пустым - ни скатерти, ни  книг,  -  только  лучи
заходящего  солнца  играли  на  его  полированной  черной  поверхности.  Все
предметы здесь словно бы знали  свои  места  и  не  противились  заведенному
образцовому порядку: даже  дрова  в  камине  -  несмотря  на  то  что  весна
подходила  к  концу,  ночи  в  этом  северном  краю  по-прежнему  выдавались
прохладные  -  были  сложены  аккуратным  колодцем  наподобие  погребального
костра.
   Однако каким бы холодным, строгим и чистым ни было  обиталище  летописца,
оно, казалось, лишь отражало холодную, строгую  и  чистую  красоту  женщины,
которая, расположившись в кресле и сложив на коленях руки, ожидала Астинуса.
   По  всему  было  видно,  что  терпения  Крисании  Таринской  занимать  не
приходилось, Она не вздыхала и не поглядывала на клепсидру в углу, она  даже
не читала, хотя Астинус был  уверен,  что  Бертрем  наверняка  предлагал  ей
книгу, ее не интересовали немногочисленные резные  украшения  и  безделушки,
которые  попадались  кое-где  на  полках  среди  рукописей,  -  она   просто
неподвижно сидела в кресле с жесткой  деревянной  спинкой,  устремив  взгляд
прозрачных серых глаз за окно, на кроваво-красные отблески заката, озарявшие
зловещим светом повисшие над горами облака. Вид у нее был такой, словно  она
созерцает первый - или последний - закат над Кринном.
   Она была настолько увлечена заоконным пейзажем, что даже не заметила, как
в дверях появился Астинус. Тот, в свою очередь, ничем не привлекая внимания,
разглядывал ее столь же пристально. В этом не было  ничего  необычного,  ибо
именно  таким  взглядом,  проницательным   и   непроницаемым   одновременно,
удостаивал историк каждое живое существо,  обитающее  на  Кринне.  Необычным
было лишь выражение жалости, глубокой  потаенной  печали,  промелькнувшее  в
глубине его зрачков.
   Астинус  фиксировал  историю.  Он  вел  свои  записи  от  начала   начал,
собственными глазами наблюдая  бег  времени,  череду  сменяющих  друг  друга
событий  и  занося  увиденное  в  свои  бесчисленные  книги.   Он   не   мог
предсказывать будущее - это  было  и  оставалось  уделом  богов,  однако  он
обладал  редкостным  прозорливым  чутьем  и  способностью  первым   замечать
признаки надвигающихся перемен, которые так тревожили  Бертрема.  Теперь  он
стоял на пороге своей комнаты и слышал равномерный  стук  водяных  капель  в
клепсидре, - поднеси он руку к воронке, и  стук  прекратится,  однако  время
неумолимо продолжит свое течение.
   Вздохнув, Астинус вновь  перевел