тущим
изумлением.
   - Так вы не пойдете за этим человеком?
   - За ним недалеко ходить. Карамон Маджере - это я.
   Всадница сморгнула, взглянула на Тику, затем  снова  перевела  взгляд  на
Карамона. Тот неловко пожал плечами:
   - Спросите кого угодно. Зачем бы мне лгать?  -  Он  усмехнулся,  погладив
отросшее за последние годы брюшко. - Я понимаю, что не слишком-то  похож  на
героя...
   Женщина внезапно улыбнулась:
   - Я ожидала встретить великого человека, быть может, владельца всех  этих
земель. И рада, что все так обернулось. Так мне будет... гораздо легче.
   Она еще раз оглядела огромную фигуру трактирщика.
   - Да, теперь я вижу, что это вы и есть. Она описала мне вас, как  смогла.
"Гигант, в котором смелости больше, чем сообразительности, всегда помнящий о
том, что есть надо трижды в день". Прошу прощения, но это  ее  слова,  а  не
мои.
   Лицо Карамона потемнело.
   - Я полагаю, вы знаете, госпожа, - медленно  проговорил  он,  -  что  моя
сестра  мертва.  Вернее,  моя  сводная  сестра.  И  знаете,  что  она   была
Повелительницей Драконов в воинстве  Темной  Королевы.  С  чего  бы  это  ей
рассказывать вам обо мне? Когда-то она, вероятно,  любила  меня,  но  скоро,
думаю, забыла вовсе.
   - Я знаю, кем была Китиара, быть  может,  лучше,  чем  многие  другие,  -
ответила всадница.  -  Мы  жили  какое-то  время  вместе  -  недолго,  всего
несколько месяцев. Это было еще до войны,  лет  за  пять...  Но,  может,  вы
позволите мне рассказать все с самого  начала?  Я  столько  проехала...  Мне
легче рассказывать по порядку.
   - Тогда не отложить ли нам разговор до утра?..
   - Нет, нет, -  тряхнула  головой  всадница.  -  Мне  лучше  исчезнуть  до
рассвета. Так вы выслушаете меня? Если нет, то... то я просто уйду и оставлю
вас в покое.
   - Пойду приготовлю немного липового отвара, - сказала вдруг Тика.
   Уходя на кухню, она чуть погладила мужа по руке. - Говорите без меня.
   Карамон тяжело опустился в соседнее кресло.
   - Что ж, я готов выслушать вас, госпожа. Как, кстати, ваше имя - если вы,
конечно, можете назвать его?
   - Сара Дунстан. Я живу - или когда-то жила  -  в  Соламнии.  Вот  там,  в
маленькой деревушке неподалеку от Палантина, и началась эта история.
   Тогда мне было около двадцати. Я жила одна в доме, доставшемся мне  после
смерти родителей. Чума, прошедшая  по  нашим  землям,  опустошила  города  и
поселения, и я была одна  из  немногих  выживших  в  те  годы.  На  жизнь  я
зарабатывала ремеслом ткачихи - ему обучила меня мать. Ко мне несколько  раз
приходили свататься - невесты тогда были все наперечет, но я всем  отказала.
В деревушке меня прозвали за это гордячкой, а  я  просто  еще  не  встретила
того, кого смогла бы полюбить.
   Нельзя сказать, чтобы я была счастлива.  Да  и  немногие  были  счастливы
тогда, за несколько лет до войны. Никто не знал.  Какую  участь  им  готовит
судьба, и никто не чувствовал себя уверенным в завтрашнем дне.
   Тика вошла с подносом.  Над  кружками  поднимался  пар,  в  зале  запахло
липовым цветом. Тика пристроилась рядом с. мужем и протянула  ему  кружку  с
отваром. Он отставил ее в сторону и, кажется, тотчас же забыл про нее.
   - Продолжайте, моя госпожа.
   - Не надо звать меня госпожой - я никогда  не  была  ею.  Я  была  просто
ткачиха. Однажды, когда я, как обычно, сидела за станком, кто-то  постучался
ко мне в дверь. Я открыла. Сначала я подумала, что передо мной мужчина, но в
следующий миг разглядела, что у моих дверей стоит молодая женщина  в  одежде
воина. На бедре у нее висел  длинный  меч,  а  темные  волосы  были  коротко
острижены.
   Тика взглянула на мужа  -  речь  шла,  безусловно,  о  Китиаре.  Но  лицо
Карамона оставалось неподвижно.
   - Она хотела просить меня о чем-то - наверное, принести воды, - но прежде
чем успела сказать хоть слово, рухнула без чувств прямо мне под ноги.
   Я втащила ее в дом. Она  была  очень  плоха.  Я  поспешила  позвать  одну
старуху ведунью, она лечила меня когда-то. Это было до  того,  как  целители
Мишакаль вернулись в наши края, и деревенские травницы лечили всех сами, как
могли.
   Когда я пришла с ведуньей, женщина - она назвалась Китиарой - уже  пришла
в себя. Она попыталась встать с постели, на которую я ее  уложила,  но  была
слишком слаба. Старуха осмотрела ее и велела больше не пытаться встать. "Это
просто лихорадка, - сказала Китиара. - Дайте мне  какое-нибудь  снадобье  от
жара, и я пойду дальше". - "Это не  лихорадка,  и  ты  это  знаешь  сама,  -
ответила ей ведунья. - Ты ждешь ребенка, и, если не полежишь смирно хотя  бы
короткое время, у тебя будет выкидыш".
   При этих словах Карамон сделался бледен, как скатерти на его столах.
   Тика, не глядя, поставила на пол свою кружку - у нее задрожали руки.  Она
крепко сжала запястье мужа,  и  он  взглянул  на  нее  с  благодарностью.  А
всадница продолжала рассказ:
   - "Иного это отродье и не заслуживает!" - крикнула  Китиара  и  принялась
браниться и сыпать проклятиями - я никогда не слышала таких слов ни от одной
женщины. Я не знала, что и думать, но старуху все это ничуть не смутило: "Ты
непременно потеряешь это отродье, но при этом умрешь и сама!"
   Китиара  пробормотала  что-то  насчет  того,  что  не  слишком   доверяет
суждениям беззубых старых ведьм, но подчинилась - она и в  самом  деле  была
очень больна. Ведунья хотела увезти ее в свой дом, но я  сказала,  что  сама
буду ухаживать за ней. Может, это было и глупо, но я чувствовала себя  такой
одинокой... и к тому же в вашей сестре было  что-то  такое,  что  заставляло
восхищаться ею.
   Карамон мрачно кивнул.
   Сара неловко улыбнулась и пожала плечами:
   - Она была сильна и независима, она была такой, какой, возможно, могла бы
стать я, если была бы немножко смелее. Словом, она осталась у меня. У нее  и
в самом деле была лихорадка. И потом,  она  действительно  ненавидела  плод,
зреющий в ее утробе, и не хотела, чтобы он появлялся на свет.
   Я ухаживала за ней. Она пролежала месяц или около того. В конце концов ей
полегчало. Лихорадка измотала ее, она была такой слабой  -  вы  сами  хорошо
знаете, как это бывает после долгой болезни. - Сара вздохнула. - Первое, что
она  спросила,  когда  немного  поправилась:  не  сыщется   ли   у   ведуньи
какого-нибудь средства, чтобы избавить ее от ребенка.
   Старуха  сказала  Китиаре,  что  уже  слишком  поздно.  Китиара  пыталась
спорить, но была еще слишком слаба. Но она по-прежнему не хотела ребенка.
   Она считала дни до его появления на свет и повторяла:
   "Как только этот ублюдок наконец вылезет из меня, я смогу уйти".
   Карамон издал странный звук: нечто среднее между смешком и фырканьем.
   Тика вздохнула.
   - Время родин приближалось. Китиара уже совсем выздоровела,  и  это  было
очень хорошо,  потому  что  роды  оказались  долгими  и  тяжелыми.  Два  дня
промучилась она в схватках и наконец разрешилась младенцем. Это был чудесный
мальчишка - здоровый и крепкий. Сама же Китиара была чуть ли не при  смерти.
Старая знахарка невзлюбила ее - хоть и ухаживала за нею на совесть - и прямо
сказала ей, что Китиара не протянет и  нескольких  дней  и  что  она  должна
сказать кому-нибудь, кто отец ребенка, чтобы его могли  разыскать  и  отдать
новорожденного сына.
   И вот, в ночь после  родин,  когда  Китиаре  стало  совсем  плохо  и  она
подумала, что умирает, она шепнула мне имя отца. Но взяла с меня клятву, что
я никогда не скажу ему об этом. Еще она заставила  меня  поклясться  памятью
моей матери, что я исполню ее просьбу. "Отнеси этого мальчишку моим братьям.
Их зовут Карамон и  Рейстлин  Маджере.  Они  воспитают  из  него  настоящего
мужчину. Карамон постарается, я знаю". Я обещала ей исполнить все. В тот час
я пообещала бы ей луну с неба. Я была уверена, что она не доживет  до  утра.
"Можешь ты дать мне что-нибудь, чтобы  твои  братья  поверили  моим  словам,
когда я принесу им ребенка? - спросила я ее. -  Какую-нибудь  безделушку,  о
которой они точно знают, что она твоя?" - "У меня нет безделушек. Все, чем я
владею, - мой меч. Отнеси его Карамону и скажи ему...  скажи  ему...  -  Она
обвела комнату тусклым взором, взгляд ее остановился на ребенке, вопившем  в
колыбели у очага. - Мой маленький брат когда-то кричал так же  пронзительно,
- прошептала она. - Бедный Рейстлин,  он  вечно  болел...  И  тогда  Карамон
пытался отвлечь его забавными тенями  на  стене.  Вот  так.  -  Она  подняла
исхудавшую руку, сложила пальцы, и на стене  появилась  голова  зайца.  -  И
тогда Карамон говорил:
   "Смотри, Рейст, зайчик!""
   Карамон шумно  вздохнул.  Тика  нагнулась  к  самому  его  уху  и  что-то
прошептала. Сара, глядевшая не на них, а на уголья в очаге, подняла голову и
покраснела.
   - Простите. Я увлеклась своими  воспоминаниями,  забыв  о  том,  что  они
гораздо больше ваши, чем мои. Я просто хотела...
   - Ничего, ничего, - махнул рукой Карамон. Лицо его  было  бледно,  но  он
улыбался. - Воспоминания - тяжелый груз, особенно  когда  они...  появляются
вот так, внезапно, среди ночи. Но теперь я верю вам, Сара Дунстан.  И  прошу
простить, что не верил до этой минуты.  Такое  могли,  конечно,  рассказать,
только Кит... или Рейст...
   Сара обхватила ладонями горячую кружку, грея пальцы.
   - Что ж, в ту ночь Китиара, конечно, не умерла. Ведунья ворчала, что злая
девчонка, наверное, продала душу Такхизис, коли сумела выжить. Позже я часто
думала над этими словами, особенно, когда до меня доходили слухи о том,  что
Китиара снова избегла неминуемой смерти, сама убив многих. Быть может,  и  в
самом деле такой ценой выкупала она свою душу  у  Властительницы  Тьмы  -  в
обмен на чужие. Наверное, поэтому Такхизис позволила ей уйти.
   - Что за ужасные вещи вы говорите! - поежилась Тика.
   - Ужасные или нет, но я видела, как это делается, - тихо отозвалась Сара.
Карамон и Тика взглянули  на  нее  с  внезапным  страхом  -  словно  впервые
вспомнив, откуда она пришла, всадница в синем плаще, сколотом черной  лилией
смерти.
   - Вы сказали, ребенок выжил, - нарушил молчание Карамон. -  Кит  оставила
его у вас?
   - Да. Вскоре она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы уйти.
   Но мне показалось, что за те дни, которые она провела в  моем  доме,  она
полюбила Своего малыша. Это и в самом деле был очень славный  мальчуган.  "Я
не могу его взять с собой, - сказала она мне. - На севере собирается  армия,
и я должна встретить судьбу с мечом в руках. Позаботься о нем. Я  постараюсь
выслать тебе денег, если смогу, а когда он станет достаточно взрослым, чтобы
удержать меч, я приду за ним". - "А как же твои братья?"
   - спросила я. Она обернулась ко мне так резко, что я вздрогнула.  "Забудь
все, что я тебе говорила о своих братьях! Забудь  вообще  все,  что  я  тебе
говорила! И в первую очередь - имя его отца!"
   Что мне оставалось делать, как не согласиться? Я только спросила, могу ли
оставить ребенка себе, а не отдавать его в  чужие  руки.  Мне  так  хотелось
иметь сына, и появление этого сироты в моем доме я  восприняла  как  подарок
небес.
   Китиара была только рада этому. Кажется, она успела  немного  привязаться
ко мне - насколько она вообще могла привязаться к кому-либо.
   Я обещала время от времени извещать ее о себе и ребенке.  Она  поцеловала
малыша и распрощалась со мной. Она была уже за порогом, когда я спросила ее:
"Как же мне назвать его?" - "Назови его Стил". Она рассмеялась своей  шутке,
понятной ей одной.
   - Ну, не только ей, - вставил Карамон. - Хотя шутка вышла довольно  злая,
Танис вряд ли оценил бы ее. И все эти годы... - Он покачал головой.
   - Он так и не узнал.
   - Ты говоришь об этом с такой уверенностью... - фыркнула Тика.
   - О чем вы? - вмешалась Сара. - О чем вы говорите?
   - Об имени, о чем же еще? - ответил Карамон. - "Стил" значит "полуэльф".
   - Полуэльф? - недоуменно переспросила Сара.
   - Не такая уж это и тайна, - махнул рукой Карамон. - О связи Таниса и Кит
знали все...
   - Ах вот в чем дело, - наконец  поняла  Сара.  -  Вы  думаете,  что  отец
ребенка - Танис Полуэльф? Нет, вы ошибаетесь.
   Карамон выглядел озадаченным:
   - Вы уверены? Конечно, если у нее был кто-то еще...
   - Любой обладатель штанов, - тихо фыркнула Тика.
   - Но вы сказали, что мальчик был рожден за четыре года до  начала  войны.
Кит и Танис тогда уже любили друг друга. То, о чем  вы  говорите,  случилось
сразу после того, как  она  уехала  из  Утехи  с  этим...  -  Карамон  вдруг
задохнулся, словно осененный внезапной мыслью, и вытаращился на Сару.  -  Но
это невозможно! - вскричал он. - Я не верю! Сестрица решила  посмеяться  над
нами!
   - Что ты несешь! - вмешалась Тика. - Я не понимаю ни слова! О чем ты?
   - Да что ж ты, не помнишь...
   - Карамон, - раздельно сказала Тика, - когда ты с  Рейстлином  и  многими
другими уехал из Утехи, я была еще маленькой девочкой.  И  ни  один  из  вас
никогда не рассказывал, что случилось за пять лет до войны.
   - Да, правда, - отозвался Карамон,  успокаиваясь.  -  Мы  отправились  на
поиски истинных богов. Но сейчас я думаю, что на самом деле мы искали  самих
себя. Что рассказывать о таком путешествии? Мы сохранили его в своих сердцах
и предоставили сказителям слагать потом любые легенды об  этом,  как  бы  не
правдоподобны они ни были.
   Сара покачала головой и отхлебнула остывший отвар.
   - Я понимаю, вы можете мне не верить,  -  сказала  она.  -  У  меня  есть
доказательства, но сейчас я не могу вам их предъявить. - Она подняла  голову
и взглянула на Карамона и Тику почти с горечью. - До сих пор вы верили мне.
   - Я уже не знаю, во что верить, - вздохнул Карамон. Он встал с  кресла  и
подошел ближе к огню.
   - Может наконец кто-нибудь объяснить мне, что происходит? - вышла из себя
Тика. - Как полное имя ребенка?
   - Стил, - ответила Сара. - Стил Светлый Меч.

3. Белая роза, черная лилия

    - Сохрани нас пресветлые боги! - всплеснула руками Тика. - Но это значит... - Она вскочила с места, глядя на Карамона совершенно круглыми от ужаса и изумления глазами. - Это значит, Китиара убила его, зная, что он отец ее ребенка!
   - Я не верю, не могу поверить, - ответил Карамон глухо. Он все еще  стоял
перед очагом, спиной к женщинам, засунув руки глубоко в карманы.
   Носком сапога он вдруг пнул одно из поленьев с такой силой, что в дымоход
вылетел сноп ярко-красных искр. - Стурм Светлый Меч был рыцарь  -  в  полном
смысле этого слова, не по званию, а по велению сердца. Он  никогда  бы...  -
Карамон запнулся, щеки его вспыхнули. - Нет, он никогда бы не сделал этого.
   - Но он был мужчина. К тому же молодой мужчина, - мягко сказала Сара.
   - Вы не знали его! - выкрикнул Карамон сердито.
   - Тогда - нет. Но узнала позже. Может быть, вы все же выслушаете меня  до
конца?
   Тика подошла к мужу и положила ему ладони на плечи.
   -  Заткнув  уши,  не  сделаешь  истину  ложью,  -  повторила  она  старую
эльфийскую поговорку.
   - То истину, а то - сплетню, - пробормотал Карамон.  -  Скажите  мне  вот
что: этот ребенок все еще жив?
   - Да, ваш племянник жив, - не сразу ответила Сара. - Теперь ему  двадцать
четыре. Из-за него-то я и пришла сюда.
   - Тогда продолжайте. - Карамон вздохнул так,  что  огоньки  свечей  легли
плашмя.
   - Как вы сами сказали, Китиара и юный рыцарь вместе уехали  из  Утехи  на
север. Оба они тогда искали вестей  от  отцов,  двух  прославленных  рыцарей
Соламнии, так что никому не казалось странным их совместное путешествие.
   Но из всего того, что я узнала, они были весьма неподходящими  спутниками
друг для друга.
   С самого начала их совместное  путешествие  было  обречено  на  неудачный
исход. Да, они оба искали отцов, и отцы их оба были рыцарями. Но  если  отец
Стурма был одним из величайших рыцарей своего ордена, то Кит знала - или  по
крайней мере подозревала, - что ее отец  бежал,  исключенный  из  ордена  за
какой-то бесчестный проступок. Ведь не просто так она присоединилась в конце
концов к армии Владычицы Тьмы, которая тайно собиралась тогда на севере.
   Сначала Кит забавлял ее юный спутник. Светлый Меч, его восторженные  речи
и рассуждения о вере и чести. Но вскоре он начал ее утомлять,  а  еще  через
какое-то время  -  всерьез  раздражать.  Он  отказывался  останавливаться  в
тавернах и на постоялых дворах, заявляя,  что  это  прибежища  разврата.  Он
ежевечерне тратил несколько часов на какие-то молитвы и ему одному  понятные
обряды, а днем надоедал ей нравоучениями по поводу ее  бесчисленных  грехов.
Может быть, она и стерпела бы все это, если  бы  не  последняя  капля:  юный
рыцарь  полагал  себя  старше  и  умнее  и  думал,  что  ему   позволительно
командовать молодой и беспутной девицей.
   Этого Китиара вынести не могла. Вы знаете ее. Она  предпочитала  если  не
распоряжаться сама, то по крайней мере  быть  на  равных.  -  Сара  печально
улыбнулась. - За те несколько месяцев, что она провела в моем доме, она  все
переиначила по-своему. Я собирала на стол тогда, когда она  считала  нужным;
мы ложились спать тогда, когда ей этого хотелось, и мы говорили тогда, когда
она была расположена разговаривать.
   "Стурм просто приводил меня в ярость, - говорила мне Кит, и, хотя  с  тех
пор прошло уже несколько месяцев, глаза ее вспыхивали темным огнем. - Я была
старше, да и воинского опыта у меня было побольше. Я сама могла бы  кое-чему
его научить. И этот мальчишка имел наглость  поучать  меня  и  распоряжаться
мною!" Наверно, другой человек на ее месте просто сказал бы:
   "Друг мой, ты видишь  -  характеры  наши  не  сошлись,  давай  разойдемся
по-хорошему, пока  мы  всерьез  не  повздорили!"  Но  Китиара,  обиженная  и
уязвленная, желала преподать Стурму урок, желала дать понять ему, кто из них
старше и сильнее. Сначала, как она говорила мне, она собиралась вызвать  его
на поединок, но потом решила, что этого недостаточно. И тогда  она  задумала
соблазнить его.
   Карамон раскрыл в изумлении рот. Он хорошо знал и того, и другую, чтобы и
дальше сомневаться в словах Сары.
   - Сначала это было игрой для Китиары, но. после превратилось в  настоящую
пытку. Можно сказать, она попалась в собственную  ловушку.  Вы  знаете,  как
очаровательна могла быть ваша сестра, когда хотела. Она перестала  браниться
со Стурмом; она поддакивала всему, что бы он ни сказал; она превозносила его
доблесть и красоту. Стурм был  честолюбив,  доверчив,  быть  может,  немного
самовлюблен - в конце концов, он был еще очень юн,  -  и  он  решил,  что  и
впрямь приручил эту дикую женщину, более того, обратил в  свою  веру.  И  не
сомневаюсь, что под конец он действительно влюбился в нее. Заметив это,  она
начала дразнить его.
   Я думаю,  бедный  мальчик  сопротивлялся  как  мог.  Рыцарская  честь  не
позволяла ему заниматься любовью с девушкой, не связанной с ним узами брака.
Но он был всего-навсего юноша, и юноша весьма пылкий. В таком возрасте  тело
часто берет верх над разумом. Китиара  знала  это  очень  хорошо.  Она  была
весьма опытна в любовных играх, и несчастный юноша,  я  уверена,  до  самого
последнего момента не понимал, что происходит.
   Наконец однажды вечером, когда он был погружен в молитву, Китиара решила,
что час ее настал. Более всего хотелось ей соблазнить свою жертву в тот миг,
когда он молится богу.
   Голос Сары понизился до шепота:
   - И она это сделала.
   Повисло молчание. Карамон  бездумно  смотрел  на  уголья.  Тика  теребила
оборки передника.
   - Наутро он понял, что натворил. В его глазах это  был  величайший  грех.
Единственное, что ему оставалось, - это просить руки Китиары. Та рассмеялась
ему в лицо. Ей не нужна была ни его преданность, ни его любовь. Она  сказала
ему, что это была игра и что она презирает его.
   Своей цели она достигла. Она  увидела  его  смущенным;  она  увидела  его
униженным. Она мучила его еще несколько дней, а потом бросила.
   Китиара рассказывала, что вид у  него  был  -  краше  в  гроб  кладут,  -
невесело усмехнул