роверяли доводы Виктора.
   Более того! То ли от отчаяния, то ли от отчаянного озорства он  подал  на
КГБ СССР заявление в суд.
   Представляем себе изумление судей Дзержинского района Москвы,  когда  они
получили заявление Идзьо! И опять  -  можно  лишь  поражаться  настойчивости
Виктора, когда с этим заявлением он дошел до Верховного суда России.
   В январе 91-го начальник управления КГБ СССР написал ему: "Сообщаем,  что
служебное расследование, документальные материалы,  предоставленные  в  ваше
распоряжение органами прокуратуры, внутренних дел и другими организациями, а
также беседы с названными Вами и другими лицами, располагающими  необходимой
информацией, убедительно свидетельствуют  о  непричастности  органов  КГБ  к
ущемлению Ваших законных прав и интересов".
   Нет, нет и нет! - терпеливо, как ребенку, объясняли ему:
   КГБ не имеет отношения к увольнению вас с работы. Не  КГБ,  а  милиция  и
прокуратура напортачили в вашем деле! Не подбрасывали мы вам пистолет! И  уж
тем более - не ведется  за  вами  слежка  на  московских  улицах!  Очнитесь!
Умойтесь холодной водой!
   А он с таким же детским упорством твердил: да,  да,  да...  Вот  что  сам
Виктор рассказал нам о том, что случилось 13 августа 1986 года:
   "Утром я приехал из Одессы, побыл немного дома,  в  селе  Угринове,  мать
попросила отвезти деду в  Ивано-Франковск  грибы.  У  деда  я  пробыл  минут
пятнадцать, когда раздался звонок в дверь. Дед открыл и сказал, что  это  ко
мне... На пороге стояли трое. "Поедешь с нами", - сказал мне один из них.
   "То есть, - уточняем мы, - тебя задержали не дома у родителей, а у деда?"
- "Да... Я ничего не мог понять. На улице стояли две  машины  -  "Жигули"  и
"уазик". Двое работников милиции были в рубашках, а третий, показавший  деду
удостоверение КГБ, в пиджаке, хотя и было очень жарко. В машине  я  спросил,
куда меня везут? Мне ответили: "Скоро сам все узнаешь".
   Естественно, мы поинтересовались: "Тебе показали постановление об  обыске
и задержании?" - "Нет. Только когда мы подъехали к  нашему  сельсовету,  мне
сообщили, что есть анонимка, будто мой отец хранит дома спирт..." - "А ты-то
при чем?" - "Я спросил то же самое... Когда приехали в село,  они  захватили
двух понятых, председателя сельсовета и секретаря, и мы поехали в  наш  дом.
Когда  вошли  в  дом,  они  прочитали  удивленным   родителям   анонимку   и
постановление об обыске, чтобы найти спирт (хотя мой отец не имеет  никакого
отношения к спирту - он работает таксистом). Но сразу же они  начали  искать
спирт - на книжных полках... Они забрали несколько книг и мои стихи, а  пока
один человек прощупывал миноискателем стены, другой, тот самый,  в  пиджаке,
вдруг обнаружил за шкафом пистолет". - "Миноискателем? - удивились мы. - Они
что, приехали на обыск со спецтехникой?" -  "Да...  Когда  тот,  в  пиджаке,
вытащил из-под шкафа пистолет, мать начала кричать на него: она  только  что
под шкафом убирала, и там не было никакого пистолета". - "А спирт-то нашли?"
- "Нет. Да они его и не  искали.  Как  только  вынули  пистолет,  обыск  был
закончен". - "Но как они определили, что это твой пистолет? Может быть,  его
отец спрятал?" - "Спросите у них... Мне сказали, чтобы я взял  еды  на  одни
сутки, и увезли в тюрьму..."
   Это - запись нашего с ним разговора в редакции. А  вот  что  он  написал,
официально обращаясь в редакцию "Литгазеты":
   "В камере номер 66 трижды судимый рецидивист под угрозой заточенной ложки
и лезвия, которые он вытащил из каблука, выбил из меня  "явку  с  повинной",
сам ее куда-то отнес, и потом она была на суде единственным  уличающим  меня
документом. Суд не поверил "явке", и  был  разыгран  второй  суд  с  ложными
свидетелями...  Однажды  меня  вызвал  из  камеры   лейтенант   -   тюремный
оперативник (личность его так и не установлена следствием), и предложил  мне
сотрудничать с КГБ, пообещав взамен, что поможет выбраться из тюрьмы.  Когда
я возвратился в камеру, там  меня  все  дружно  убеждали,  что  так  и  надо
сделать... Я отказался и без каких бы то ни было причин попал  в  карцер  на
десять суток. Приходившие в карцер офицеры издевались надо  мной.  Один  раз
вечером меня  завели  в  обитую  войлоком  комнату,  где  происходят  всякие
расправы над людьми, но бить  не  стали,  хотя  перед  глазами  маячили  два
здоровых детины... Потом по настоянию областного прокурора  меня  выпустили,
взяв  подписку  о  невыезде...  Выйдя  на  свободу,  я  узнал,  что   слухи,
распускаемые обо мне, превзошли все мои ожидания. Суть их сводилась к  тому,
что, оказывается, я был связан с американской и английской разведками, что у
меня была изъята запрещенная литература, что накануне я ездил  в  Одессу  на
связь с резидентом, что у каких-то моих друзей изъяли радиостанцию, а  лично
у меня - доллары и семь штук американского оружия. Все это меня ошеломило, и
я тут же побежал в КГБ Ивано-Франковской области. Там меня принял  сотрудник
Егупов, который на мой вопрос, на  каком  основании  органы  КГБ  распускают
порочащие меня слухи, ответил так: "Советую тебе молчать, слухи  утихнут,  а
КГБ твое дело прекратит".
   Что  за  история?  -  подумал  тогда  я.  Где  Виктор  Идзьо,   выпускник
исторического факультета Ивано-Франковского пединститута,  человек,  далекий
от государственных тайн, и где  мощная  организация,  призванная  эти  тайны
охранять? Если допустить, что Виктор говорит правду, то могла ли быть  такая
правда  в  августе  86-го,  ведь  это  уже  не  глухой  "застой",  а  начало
перестройки?
   Трудно было поверить сразу же в истинность его истории, если бы  не  одно
обстоятельство. Обыск  проводили  трое.  Если  фамилии  двоих  -  начальника
следственного отделения местной милиции  и  участкового  -  были  внесены  в
протокол, то фамилия третьего, того, кто по его  словам,  был,  несмотря  на
жару, в пиджаке, в протоколе отсутствовала.
   Его исчезновение было неожиданно подтверждено и  официальным  документом,
который показал мне Виктор:
   "В  процессе  проверки  Вашей  жалобы  принимались  необходимые  меры  по
установлению постороннего мужчины, присутствовавшего на обыске,  который,  в
нарушение  установленного  законом  порядка,  не  внесен  в   протокол.   По
объяснениям сотрудников Тысменицкого РОВД тт. Когута и  Демича,  проводивших
обыск, им  является  практикант  школы  милиции  или  общественник,  фамилия
которого  неизвестна.  В  уточнявших  беседах  с  Вами,  вашими  родителями,
бабушкой и дедушкой, сотрудниками милиции тт. Когутом  и  Демичем,  а  также
понятыми тт. Вивчаренко и Рушаком, которые видели этого  человека,  получены
противоречивые данные о нем, в том числе и о его внешности, в  связи  с  чем
установить его не представляется возможным".
   Стоп-стоп, подумал я, прочитав этот,  согласитесь,  уникальный  документ.
Что это за фантом возник в доме Идзьо?
   Нет, не так все просто в этой истории. Надо разбираться, а  для  этого  -
лететь туда, к месту действия...
   Дело номер 45365 по  обвинению  Виктора  в  незаконном  хранении  оружия,
вызвавшее столь большой шум,  шквал  проверок  и  реакцию  высших  в  стране
прокурорских чинов, уместилось всего лишь в один том - 366 страниц.
   Сначала  о  том,  что  в  деле  есть.  В  протоколе   обыска   вслед   за
постановлением о поводе обыска: незаконно хранящемся техническом спирте, так
и не найденном, и найденном пистолете - указаны  главным  образом  предметы,
упоминание  которых  далеко  и  от  оружейных  складов,   и   от   процессов
спиртоперегонки.
   При обыске были обнаружены: украинская музыкальная энциклопедия, изданная
в  30-е  годы  на  Западной  Украине,  ежемесячник  "Украинская  музыка"  на
украинском, издававшаяся во Львове,  за  март-декабрь  1938  года,  а  также
десяток переписанных от руки  стихотворений.  За  первым  протоколом  обыска
следует второй, проведенный  вечером  того  же  дня  в  Ивано-Франковске,  в
квартире, где живут бабушка и дедушка Идзьо. И если в квартире отца  Виктора
был найден пистолет, то, что  могла  найти  оперативная  группа  в  квартире
стариков?  Естественно,  фанату,  правда,  учебную.  Прямо  не  семейка,  а,
учитывая место действия - Западная Украина, бандеровское подполье!
   Нашли мы в деле и ту анонимку, с которой разгорелся весь сыр-бор. Удивило
не только то, что в ней не указано, на чье имя она поступила,  и  не  только
то, что она напечатана на пишущей машинке (вот село  какое!  а  могли  бы  и
компьютер использовать!), но и то, что подобный клочок бумаги мог  послужить
сигналом к целой операции: обыск в двух домах, участие  в  обыске  по  такой
ерунде начальника следственного отдела, применение спецсредств (дежурный  по
РОВД долго рылся в журнале выдачи спецсредств, да так и не смог найти, когда
еще "на дело" брали миноискатель). Что  еще?  Еще  появление  (уже  к  концу
следствия) нового свидетеля по фамилии Гора, который,  по  его  словам,  был
случайным попутчиком Виктора в поезде,  и  тот  ему,  незнакомому  человеку,
похвастался пистолетом.  Мы,  конечно,  не  могли  не  поразиться  умелым  и
оперативным действиям сотрудников милиции, разыскавших попутчика  в  поезде,
тогда как они так и не смогли разыскать третьего, "стажера",  участвовавшего
в обыске и известного, как минимум, двум сотрудникам РОВД.
   Но больше всего нас удивило не то, что в деле есть, а то, чего в нем нет.
   В деле не сказано, кто же именно  -  человек  с  фамилией,  должностью  и
званием  -  нашел  пистолет.  Не  описано,  где   пистолет   находился,   не
сфотографировано это место, не проверена пыль на  нем,  не  взяты  отпечатки
пальцев. И ни слова о том, что и послужило поводом для обыска: так нашли  ли
в доме технический спирт или не нашли? Ни слова...  Будто  и  не  было  этой
анонимки... Наконец, из дела не  видно,  куда  же,  в  конце  концов,  делся
пистолет? Ни в одном из двух судов  он  так  и  не  фигурировал  в  качестве
вещественного доказательства, но  еще  больше  удивило,  когда  в  хозотделе
областного УВД мы увидели лаконичную запись, что еще в 1987 году пистолет  -
куда бы вы думали делся?.. Отправлен на переплавку. Концы в  воду,  в  воду.
(Кстати, когда наконец-то спустя полгода решили проверить отпечатки  пальцев
на этом пистолете, эксперт  Н.  Двилюк  проводил  данную  экспертизу...  без
пистолета. По крайней мере в ХОЗО УВД не  значится,  что  оружие  кто-нибудь
затребовал в течение года до его уничтожения!).
   И, естественно, мы не нашли в деле свидетельств участия сотрудников КГБ в
деле Виктора Идзьо, на чем он так горячо настаивал (а потому понятна реакция
многочисленных проверяющих из КГБ: "Мы-то при  чем?  Нет  же  нас  в  деле!"
Впрочем, один след остался. Сразу же после обыска изъятые книги  и  рукопись
были переданы районному отделу КГБ: "При этом направляю вам для  изучения  и
для оперативного использования литературу, изъятую при  обыске  в  хозяйстве
Идзьо В.С. 13 августа с.г." - написал в КГБ следователь  милиции  В.Бандура.
День,  второй,  третий  листали  мы  это  уголовное  дело,  пока,   наконец,
растерянно  не  отложили  его  в  сторону.  Спирт,   пистолет,   литература,
граната...
   Может быть, решили  мы,  хоть  непосредственные  очевидицы  могут  внести
ясность в это странное уголовное дело?..
   Коллеги называют  В.  Когута,  проводившего  обыск  в  доме  у  родителей
Виктора, холериком. Возможно, это и так...
   Прежде всего, он потребовал наши документы  и  проверил,  не  включен  ли
диктофон. "Но если  вы  такой  бдительный,  Виктор  Васильевич,  как  же  вы
допустили на обыск постороннего  человека?"  -  удивились  мы.  В  ответ  он
сослался на давность происшествия, стечение обстоятельств, спешку,  суету  и
тому подобное.
   Почему вас заинтересовала книжная полка Виктора? Как вы  определили,  что
украинская энциклопедия, музыкальный журнал и стихи имеют какое-то отношение
к делу о спирте? Ведь согласно УПК, при обыске изымаются предметы, указанные
в постановлении либо запрещенные к применению?
   На это он  ответил  (ох,  каким  ветром  на  нас  тут  же  подуло!),  что
сработало... революционное правосознание.
   Почему вы задержали Виктора в квартире деда? Ведь целью был поиск  спирта
в доме его отца?
   Что за ерунда! В квартире его деда мы вообще не были. Когда  приехали  на
обыск в дом его отца, Виктор уже находился там.
   Почему же вы не указали в протоколе обыска, кто именно нашел пистолет?
   При обыске это не обязательно...
   Вы настаиваете на своих словах? Ведь они свидетельствуют о  вашей  полной
юридической безграмотности?
   Я закончил высшую милицейскую школу с отличием... Мы сообщили Когуту, что
его-то, в принципе, нет и неизвестно, с кем мы разговариваем: ведь  согласно
ответу заместителя Генпрокурора СССР И. Абрамова  в  Секретариат  Верховного
Совета СССР (!), "начальник следственного  отделения  Тысменицкого  РОВД  из
органов внутренних дел уволен". А этим начальником и  был  в  86-м  году  В.
Когут!
   - Первый раз слышу! - искренне удивился он. А вот как описывает этот день
мать Виктора, Мария Васильевна:
   Виктор приехал домой 13  августа.  А  за  день  до  этого  к  нам  пришел
участковый, чужой, а с ним еще двое. (Одного из них она узнала - видела  его
в райотделе милиции.)
   Зачем они приходили к вам?
   Сказали, что проверяют нетрудовые доходы и паспортный режим. Они облазили
весь дом и ушли.
   - Виктор был дома, когда приехали с обыском?
   - Нет, его привезли от деда, из Ивано-Франковска.
   - Вы видели анонимку, которая послужила причиной обыска?
   - Да, видела...
   - Вот эту? - открываем мы 147-й лист уголовного  дела,  где  в  анонимном
письме, отпечатанном на машинке, сказано не только о спирте, но и о том, что
"хорош" был  и  сам  Виктор:  пьяница,  дебошир,  на  Рождество  стрелял  из
пистолета.
   - Нет, та вроде была на белой бумаге, а эта - на зеленой. И в той о самом
Викторе ни слова.
   По  словам  Марии  Васильевны,  тот,  третий  на   обыске,   который   не
представился, тут же рванулся к полкам с книгами  и  стал  в  них  копаться.
Потом именно он диктовал Когуту,  что  надо  изъять  и  как  это  вписать  в
протокол.
   - Вы видели, как нашли пистолет?
   Тот, третий, нагнулся, и  в  руках  у  него  оказался  газетный  сверток.
Развернул - а там в кобуре -  пистолет.  А  видели  ли  понятые,  как  нашли
пистолет? Понятая Раиса Ивановна Рушак рассказала нам:
   Днем 13 августа Когут  зашел  в  сельсовет,  попросил  меня  и  секретаря
сельсовета показать, где  хозяйство  Идзьо.  На  улице  стояли  две  машины:
"Жигули" и "бобик". Нас посадили в "Жигули", и когда  мы  подъехали  к  дому
Идзьо, я увидела, как из "бобика" выводят Виктора. "Зачем же вы нас вызвали,
если сам Виктор мог показать дорогу?" - помню, удивилась я.
   - Но видели ли вы, как нашли пистолет?
   - Нет. Когут нам велел сидеть в коридорчике...
   - Вы видели саму анонимку? Вот эту? - показываем.
   - Нет, эту не видела. В той, которую видела, говорилось только о спирте и
об отце Виктора. Потому-то мы и думали, что горилку трусят...
   Мы сидели с Раисой Ивановной, когда нам сообщили,  что  нас  срочно  ищет
Когут.
   Снова - в милицию.
   - Вы хотите сообщить нам что-то  новое?  Но  тут  дверь  кабинета  Когута
открылась, и какой-то незнакомец позвал его в коридор.
   Когда Виктор Васильевич вернулся, то тут же бросил:
   - Да не искал я вас...
   Ох, какая история! Не раз в Ивано-Франковске  мы  слышали  от  работников
милиции то ироническое, то сочувствующее:
   "Ничего вы, мужики, не докажете"... И мы  понимали:  как  сгинул  в  огне
злополучный пистолет, принадлежность которого, несмотря на оставшийся номер,
следствию так и не удалось установить, точно так  же  в  томе  следственного
дела  "потерялись"   и   реальные   участники   тех   событий.   Безымянными
"общественниками",  таинственными   неизвестными,   исчезнувшими   вешдоками
заполнены страницы уголовного дела.  И  хотя,  казалось  бы,  справедливость
восторжествовала, но само наказание виновных вызывает сомнение, несмотря  на
твердые уверения руководителей республики Украины и  страны,  СССР.  Да,  В.
Когут был действительно уволен из  органов  внутренних  дел:  кадровики  УВД
подняли его личное дело, и мы нашли приказ об этом.  Но  тут  же  за  ним  -
другой приказ, которым  Когут  в  милиции  восстановлен.  А  потом  и  новая
звездочка на погонах - капитанская. Да и следователь В.  Бандура,  которому,
согласно  все  тем  же  официальным  заверениям,  было  объявлено   неполное
служебное соответствие, резко пошел на повышение: из районного  отдела  -  в
областное управление.
   Так что же все-таки произошло с Виктором? За что его так? Как и перед кем
он оказался виновным?
   - Неужели вы серьезно думаете,  что  кто-нибудь  из  наших  офицеров  мог
подкинуть во время обыска пистолет? - удивился начальник  Ивано-Франковского
управления КГБ И. Левченко, - Право же, смешно...
   Тогда мы поинтересовались судьбой книг и стихов, изъятых  у  Виктора  при
обыске. Мы-то, честно говоря, думали, что в управлении КГБ просто посмеялись
над полуграмотным  опером,  приславшим  сюда  на  экспертизу  не,  допустим,
"Архипелаг ГУЛАГ", а музыкальный журнал. Но, оказалось, нет. К  этой  ерунде
здесь отнеслись со всей серьезностью.
   Начальник областного КГБ распорядился показать нам экспертное  заключение
доцента Ивано-Франковского пединститута, кандидата  педагогических  наук  В.
Грицюка.
   Цитируем: "Изучение указанных материалов дает основание  утверждать,  что
часть из  них  носит  враждебный,  националистический  и  клеветнический  по
отношению  к  советской  действительности  характер.  Статьи   "Украиiнаська
загальноi  енциклопедi"  с  националистических  позиций   освещают   историю
Украины, в частности ее послереволюционный период. В этом  смысле  указанные
статьи энциклопедии могут быть использованы для пропаганды идей  украинского
буржуазного национализма... В мартовском  номере  ежемесячника  "Украiнаська
музика" на странице 115 помещен гимн украинских националистов "Ще не  вмерла
Украiна", название которого говорит само  за  себя...  Из  краткого  анализа
представленных материалов можно сделать вывод о том, что они по содержанию и
идейной направленности являются  националистическими  и  враждебными  нашему
социалистическому строю и коммунистической морали".
   Что это? - удивленно перечитывали мы это "экспертное заключение". Сон или
бред? Где враждебная агитация? В чем  провинился  гимн?  За  что  арестовали
стихи? Ведь дело-то происходило, повторяем, не в августе  37-го,  а  августе
86-го!
   Но каково же было наше удивление, когда начальник  областного  управления
КГБ сообщил нам, что именно это заключение послужило официальным поводом для
"фронтальной проверки"  Идзьо,  который  в  то  самое  время,  когда  доцент
института,  который  Виктор  заканчивал,  выводил  строчки  этого  бредового
заключения, мерил шагами тюремную камеру.
   Да, в то  время,  когда  следователь  милиции  уныло  спрашивал  его  про
пистолет, в соседнем с УВД доме, в управлении КГБ, допоздна горел свет.
   Заместитель  начальника  КГБ  области  В.  Харченко  предоставил  в  наше
распоряжение один из двух томов другого, так сказать  "параллельного",  дела
Виктора Идзьо.
   Признаюсь честно: подобное я читал тогда впервые в  жизни.  И  потому  не
могу не процитировать несколько документов из объемистого тома, не меньшего,
а даже большего по объему, чем само уголовное дело. Оно называлось так, судя
по надписи на обложке: "Приложение к делу номер 12 (официальные материалы на
Идзьо B. C.).
   Итак, что же было в этом "параллельном" деле?
   "По поводу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. Летом 1983 года
я был у Идзьо дома, он показал мне "Кобзарь" Шевченко  и  говорил,  что  там
есть такие стихотворения, которые Советская власть запрещает  печатать...  В
1984 году, точной даты не помню, я был у Идзьо в селе Угринов. Он  рассказал
м