а границу по внешнеторговой  линии  и,  по  его  словам,  стал
лакомым кусочком для вербовки КГБ. Вот как он оценивает своих кураторов:
   "Они любят и похвалить, и польстить. Я их насквозь вижу, но все равно мне
это не нравится. Кто они? Писать не буду, так как подло со стороны  сексотов
разоблачать своих вербовщиков: чем виноваты два  славных  парня,  капитан  и
майор, с которыми я имею дело? Они честно отрабатывают свою зарплату, не они
придумали систему сыска, а я по мере сил приношу им ощутимую пользу.
   Деньги я беру с удовольствием: в наше время это прибавка к зарплате.
   Кстати, совет другим агентам: ни в коем случае  не  работайте  бесплатно;
эти ребята любят устраиваться на халяву. А если хотите с  ними  порвать,  то
заплатите им крупную сумму - я уверяю вас, что у них плохо с финансами.
   Время от времени подкалываю их: мол, мало  платят,  я  перейду  к  другим
службам.  На  что  они  сильно  обижаются:  у  них  смешная  и   потрясающая
конкуренция между различными службами одного ведомства".
   Агент "Валентин" прислал мне целый манифест:
   "Знайте, оперативники, что 95 процентов завербованных вами  агентов  -  я
уверен - ненавидят вас и  мстят,  как  могут...  "Гонят  дезу",  и  все.  Вы
обучаете: снимая информацию,  обращайте  внимание,  выразителем  каких  идей
является объект, кого он представляет. Так я вам скажу, что  могу  придумать
сколько захочу "спонсоров" объекта, включая президента США!  И  вы  все  это
проглотите, потому что сами боитесь, что ваши же шефы вас отчитают за плохую
работу с агентурой. Ведь главное, чтобы  были  бумажки  с  донесениями,  все
равно с какими...
   На тонкую работу они и вовсе  не  способны.  Трусы,  подлецы,  сплетники,
нытики - за эти годы сколько разных типов через меня  прошло!  Один  плачет,
что за границу его не посылают, а начальник  его  сектора  почти  через  год
ездит на сессии ООН. Другой помешан  на  выискивании  смутьянов  и  пытается
постичь тайны диссидентской психологии. Третий -  выходец  из  комсомольских
аппаратчиков,  даже  в  контрразведке  пытается  играть  роль  рубахи-парня,
заводилы-песенника. Четвертый, "лом", советует: "Ты его ("разрабатываемого")
только заведи куда-нибудь, а мы его квартиру обыщем. Четвертый -  "элита"  -
весь в импорте, холеный, лоснящийся, ездит на Запад и рассуждает о  причинах
наших кризисов. Театр абсурда - да и только".
   У "Валентина", по его словам, способов четыреста, как "гнать дезу"  своим
шефам: "Почему многие сексоты гонят дезу? Да потому, что только младенец  не
видит, что вся работа их шефов -  сплошной  блеф,  тоже  своего  рода  деза,
имитация работы. Штаты у  них  огромные,  а  что  прикажешь  делать  сотням,
тысячам откормленных, натренированных, оболваненных молодцов?! Они, поверьте
мне, только и делают, что переписывают  всю  ту  чепуху,  что  мы  им  даем,
переправляют все из кабинета в кабинет - с нулевым эффектом.
   А как они "работают" международные конгрессы! Знайте, иностранцы, что  на
всех  конгрессах,  в  гостиницах  рядом  с   вашими   учеными   живут   наши
оперативники, которые охотятся за потенциальными  источниками  информации  и
вербовки,  смотрят  за  тем  (по  крайней  мере,  так  было  еще   в   конце
восьмидесятых), чтобы не общались с  иностранцами.  А  там,  где  происходят
заседания, всегда есть закрытая комната, куда, озираясь, заходят  наследники
Железного Феликса, куда они  водят  сексотов,  снимая  с  них,  пока  те  не
позабыли, впечатления о предметах их разработки, их портреты  и  приметы.  И
самое смешное, что дают установки и на наших  участников.  И  на  таких  вот
бредовых затеях строится вся их работа - хаотическая и бессмысленная".
   Особый мой интерес - те задания, которые получали агенты.
   Агент "Арманов" специализировался исключительно на иностранной части:
   "Я дружил с иностранными специалистами и эмигрантами.  Одного  из  спецов
пытался  склонить  к  передаче  технических  секретов,  но  безуспешно.  Под
надуманным предлогом и с неизвестной мне целью я посетил одно из иностранных
посольств. Была идея подбросить меня в качестве агента-двойника для одной из
иностранных разведок, но из этого  тоже  ничего  не  получилось.  Количество
подобных операций было невелико - чуть больше числа пальцев на одной руке".
   Андрей Филимонов, учитель из Татарии,  в  1988  году  ходил  в  клуб  ям.
Бухарина - о, какие это были первые  открытия  перестройки!  Сотрудник  КГБ,
который пытался его завербовать, сказал, что "поскольку КГБ заинтересован  в
успехе перестройки,  а  "бухаринцы"  бывают  за  границей  и  встречаются  с
иностранными предпринимателями, то  не  смог  бы  он  рассказывать  об  этих
встречах, тем самым способствуя развитию... кооперации в СССР".
   В. В. Ширмахера, завербованного в 1956 году, сначала  попросили  показать
все письма, которые он получал из-за границы. Потом указывали на  нескольких
коллег, просили узнать, с кем они общаются, и спросить  об  их  отношении  к
власти, к колхозам и т. д.
   "Только я никак не миг разглядеть в этих людях врагов, - вспоминает он. -
"Ух, как они маскируются", - говорил мне мой шеф из  КГБ  и  ухватывался  за
какую-то неведомую ниточку, советовал мне тщательно наблюдать за человеком".
   Однажды его направили в турпоездку в Германию. Ему дали задание - следить
за группой студентов и докладывать  одному  товарищу  по  имени  Миша  -  он
официально ехал как рабочий какого-то завода. "Он всегда собирал вокруг себя
туристов и рассказывал всякие веселые вещи (как  потом  оказалось,  это  был
кадровый офицер КГБ). По возвращении  из  поездки  мне  надо  было  написать
отчет. Написал - и получил большую взбучку, так как не написал про всех: кто
куда ходил и с кем разговаривал. За мной, понял  я,  кто-то  тоже  тщательно
следил".
   Одессита Михаила выводили на определенных людей, к которым, не отталкивая
их от себя, нужно  было  войти  в  доверие,  а  потом  при  встрече  описать
кураторам содержание  разговоров.  "Но  эту  организацию  захлестнула  волна
бюрократизма, - считает Михаил.  -  Когда  я  понял,  что  ошибся,  то  стал
успокаивать себя тем, что лучше я, чем другой, может быть, менее  порядочный
человек".
   Уже упоминавшийся агент "Алик" из Хабаровска рассказывает о своем  методе
доносов:
   "Информацию  я  поставляю  довольно  полезную,  делаю  это,   начитавшись
шпионских  романов,  почти  профессионально,  но  иногда   люблю   пошалить:
выдумываю несуществующие персонажи грозного шпионского вида,  рассказываю  о
якобы имевших место попытках меня  споить  или  подложить  проститутку.  ОНИ
такие истории обожают и читают их взахлеб:  почему  же  не  доставить  людям
такое удовольствие?"
   С него взяли  письменное  обязательство  не  разглашать  подробности  его
сотрудничества. Он смог  только  написать  мне,  что  "КГБ  путем  внедрения
агентов в различные неформальные организации следит за их работой и  в  меру
сил ведет дело к их подрыву". На Украине это, прежде  всего,  было  движение
"Рух".
   А вот какие задания пытались -  правда,  по  его  словам,  безуспешно,  -
взвалить на Сергея Петровского из Санкт-Петербурга, когда он служил в армии:
   "Встреча с оперуполномоченным особого отдела  капитаном  Н.  произошла  у
меня 24 декабря 1974 года в Москве. В армии  я  вел  дневник  и  не  мог  не
зафиксировать в нем это событие. Фамилию этого капитана я не помню: в  полку
он был известен по прозвищу "Молчи-молчи".
   Его кабинет находился на нашем этаже, в  конце  коридора.  Я  постучал  и
вошел. Офицер  предложил  мне  сесть  и  "расслабиться".  Затем  он  уточнил
некоторые детали моей биографии.
   Я  в  это  время  был  активным  комсомольцем,  с  6-го  класса  проводил
политинформации  и  был  на   сто   процентов   оболванен   коммунистической
пропагандой.
   Особист вдруг спросил: "Знаете ли вы, чем  занимаются  сотрудники  особых
отделов?" Я  шутливо  ответил:  "Ловят  шпионов".  Капитан  начал  терпеливо
объяснять мне, что главная задача особых отделов - выявлять и  обезвреживать
своих, "внутренних врагов Советской власти".
   Нашего Особиста интересовали:
   1. Те, кто высказывал критику в адрес КПСС и правительства СССР.
   2. Те, кто слушал западные "голоса".
   3. Те, кто имеет контакты с иностранцами.
   4. Те, кто читает книги и брошюры, изданные за рубежом или  нелегально  в
СССР (например, "Архипелаг ГУЛАГ")..."
   Но были и задания другого рода. Вот - еще один аспект работы  на  КГБ,  о
котором сообщил мне доктор геолого-минералогических  наук  В.  Ю.  Забродин,
который считает себя не сексотом, а добровольным помощником КГБ.
   В  1981-83  годах  он   руководил   геолого-минералогическим   музеем   в
Хабаровске, который очень часто посещали иностранцы. Куратор из  КГБ  просил
его после этих  посещений  писать  отчеты,  чем  интересовались  иностранные
посетители, какие вопросы задавали. Он  в  этих  просьбах  не  видел  ничего
особенного, так как  этим  занимались  и  его  предшественники.  Да  и  все,
наверное.
   Но в 1993 году куратор обратился к нему  с  просьбой  об  оказании  более
серьезной помощи: речь зашла об экономике.
   Наступала эра Андропова и борьбы с коррупцией.
   "Из разговоров с друзьями, - пишет В. Ю. Забродин, - мне стало  известно,
что сотрудники КГБ сыграли решающую роль в борьбе с мафией  в  Краснодаре  и
других местах".
   Его куратор рассказал ему, что в КГБ создан специальный отдел по борьбе с
экономическими преступлениями: милиция оказалась сильно коррумпированной.
   "Я спросил у него, а чем бы я сам мог помочь в этой борьбе?  Он  ответил:
"Мы хотели бы получить от вас независимое экспертное заключение  -  в  форме
изложения  вашего  личного  мнения  -  по  тем  или  иным  интересующим  нас
вопросам".  Как  водится,  он  обратился  к  моему  гражданскому  долгу,   к
сознательности и т. п. Я не видел особых причин отказываться от такой  формы
сотрудничества и дал  соответствующую  подписку,  выбрав  себе,  как  у  них
принято, конспиративную фамилию".
   Согласился, дал подписку, выбрал себе псевдоним, подальше?
   "Меня начали грызть сомнения: не будут ли от меня добиваться  сведений  о
людях, представляющих интерес для КГБ?  Недоверие  к  этой  организации  (по
крайней мере,  к  той  ее  части,  которая  выполняет  функции  политической
полиции) у большинства из нас в крови, а у меня к тому же был  репрессирован
дед. Поэтому я не исключал, что в случае отказа поставлять КГБ  интересующие
их сведения, они специально будут распространять обо мне сведения, что  я  -
стукач, а это, естественно, повлекло бы разрыв отношений со многими из  моих
Друзей, особенно из тех, кто был близок к диссидентским кругам".
   Что же он сделал, услышав подобное предложение? То, что  только  и  можно
сделать в подобной ситуации - он поставил в известность об этом  предложении
всех своих друзей не только у себя в городе, но и в разных городах страны:
   "Конечно, я нарушил условия, оговоренные в подписке о сотрудничестве,  но
другого выхода я не видел. Мои друзья приняли все это к сведению".
   Ну, а что дальше?
   Два или три раза от В. Ю.  Забродина  КГБ  пытался  получить  сведения  о
людях, ему близких, но он категорически отказывался говорить на эти темы.  И
эти личные темы его куратор перестали затрагивать.
   "Что же от меня реально получил КГБ? Во-первых, попросили написать, какие
виды материального сырья Дальнего Востока могли бы представлять интерес  для
соседних государств - Китая, Японии, Кореи.  Когда  я  сказал,  что  являюсь
специалистом по экономике минерального сырья, мне заявили, что это не  имеет
значения, так как такого рода оценки даются несколькими не связанными друг с
другом экспертами, а лишь только потом они сводятся вместе  и  докладываются
руководству:
   Вряд ли в этом вопросе я оказал существенную помощь государству и  КГБ  в
его контрразведывательной работе.
   Второй круг вопросов был связан  с  получаемыми  мною  материалами  из-за
границы. Я - действительный член Международной  ассоциации  планетологии,  и
поэтому много лет получаю из Института лунных и планетных исследований (США)
3-4 раза в год специализированный журнал и  разного  рода  информацию.  Меня
попросили написать заключение - стоит или нет их переводить  и  издавать  на
русском языке. По правде сказать, ни одной работы, изданной по-русски, я так
и не увидел, несмотря на то, что мои отзывы о них были положительными.
   Наконец, третий круг вопросов лично для меня представлял большой интерес.
Он включал мои соображения о состоянии науки в стране  и,  в  частности,  на
Дальнем Востоке. На составление записок по этим вопросам  я  потратил  много
времени, так как надеялся, что если мои соображения поступят  к  руководству
страны по линии КГБ, то к ним прислушаются.  Но  все  оказалось  глухо:  мои
записки никакого воздействия не оказали.
   У меня крепло убеждение, что мое сотрудничество нужно было КГБ только для
галочки, и мои записки, в лучшем случае, хранятся  в  каких-нибудь  покрытых
пылью папках, поскольку ни в организации научной работы,  ни  в  организации
геологической службы улучшений так и не произошло".
   И  хочу  процитировать  последние  строчки  письма   Владимира   Юрьевича
Забродина:
   "Мне 54 года. Я убежденный беспартийный в отношении всех  существующих  в
стране партий. Сотрудничество с КГБ не принесло мне никаких выгод. Денег или
подарков мне не предлагали. Правда, трижды куратор уговаривал  меня  принять
участие в международных симпозиумах у нас и за рубежом, но  я,  по  понятным
причинам,  отказывался.  Безусловно,  это  в  какой-то   мере   отрицательно
сказалось на моей научной  работе,  но  я  рассматриваю  этот  отрицательный
результат как плату за мое сотрудничество с КГБ и виню в этом только себя".
   Я понимаю чувства Владимира Юрьевича.
   Нет, он не делал ничего плохого, и совесть его чиста. Но  почему,  почему
же даже сейчас, когда уже прошло время и он может открыто рассказать о своем
безобидном, в принципе, сотрудничестве с КГБ, такой горький осадок остался в
его душе?
   И опять я о том же, о том же...
   Нет, все-таки не об истории стукачества в России пишу я.
   Да, когда копался в архивах, когда читал письма от них, когда  наконец-то
встречался со стукачами с глазу на глаз, думал: да, книга будет об  этом,  и
только об этом.
   Но чем дальше писалось, тем больше и больше осознавал: да нет, брат, не в
подписках дело и даже не в КГБ. ЗОНА - понятие более  широкое,  чем  та  или
иная  профессиональная  деятельность.  ЗОНА  проходит   где-то   посерединке
человеческой души, и даже не от времени зависит  -  переступит  человек  эту
тоненькую границу, гордо  откажется  переступать  или  испуганно  замрет  на
границе.
   Приведу два документа из двух разных времен:  того,  страшного,  когда  и
поступать-то иначе было для многих непривычно, и нашего, сегодняшнего, когда
ты сам - и только сам - решаешь для себя: можно? нельзя?
   Первый документ я нашел в США, в Гуверском архиве.
   25 февраля 1937 года некий Левенцов пишет заявление в  Сталинский  райком
партии:
   "... Вечером указанного числа 17 февраля  Карпов,  зайдя  в  Гостиницу  в
номер, где я находился исключительно один, завел со мной такой разговор:  "У
меня, и не только у меня и еще у одного товарища Бояринова  есть  интересная
книга самого Сталина под названием "Об оппозиции", там интересно написано  -
даже написаны все завещания тов. Ленина в отношении тов. Сталина. Ленин там:
"Сталин груб", что о генсекретаре ЦКП пленума нужно обсудить и в этой  книге
сам об этом тов. Сталин  говорит.  Ты  читал  эту  книгу  обращаясь  ко  мне
Левенцову, я ему Карпову на это ответил что этого я не читал  и  что  такого
порядка суждения есть нечто иное как троцкисткая клевета давно исходящая  из
уст фашиста Троцкого, Зиновьева, Каменева и других сволочей докатившихся  до
контрреволюции и они эти подлые шпионы получили нам  известно  по  заслугам.
Дополнительно он Карпов сказал "В книге написано, что Ленин профессиональный
эксплуататор Я после этого ему ответил, что теперь я убежден что ты троцкист
и если ты Карпов сейчас это так понимаешь и неуместные нам сейчас  приводишь
цитаты то это пахнет у тебя нездоровые рассуждения,  рассуждения  неприсущие
большевику. Карпов ответил на это я не защищаю  троцкистов,  тебе  говорю  о
книге Сталина а в ней это записано, зайди прочитай.
   Карпова я знаю давно по работе в Севске на квартире когда у него не  был,
но по указанному делу я 24 сего возвратился из  командировки  21  февраля  -
зашел к Карпову с тем чтобы книгу у его эту взять, однако он мне  ее  только
показал, но не дал, такая же книга он еще раз  мне  подтвердил  что  есть  у
Бояринова.  Книга  "Сталин  об  оппозиции  статьи   речи   1921-1927   года.
Государственное издательство.
   О вышеизложенном считаю необходимым сообщить райкому ВКП (б).
   Кроме изложенного считаю своим долгом со всей большевистской искренностью
заявить райкому ВКП (б) о свое небольшевистском поступке в  следующем  деле.
Вечером февраля после работы МТМ часов 12 ночи в буфете станции  Спасдеминск
в присутствии члена партии товарища Литвинова, я взял для себя ужин так  как
все столовые в городе были закрыты и  взял  одну  четвертую  вина  (портвей)
выпил я полстакана и угостил вошедшего ко мне Карпова. К сему..."
   Подпись, дата...
   Да, неважно было у Левенцова с грамматишкой (ничего не  менял  я  в  этом
тексте и принципиально не расставлял знаки препинания - что я, учитель,  что
ли?), да и выпить был, видно, не дурак.
   Но уж такое было время - к поголовной грамотности еще только переходили.
   Но что-то родное, знакомое донеслось до меня совсем недавно, в 1997 году,
то есть спустя аж шестьдесят лет, из уст человека, в грамотности и  культуре
которого вряд ли можно усомниться.
   На вокзалах в Пятигорске и Минводах прогремели взрывы. Официальная  Чечня
официально заявила, что никто из чеченцев к этим взрывам не  имеет  никакого
отношения. "И Радуев?" - спросил я у Руслана Кутаева, бывшего  вице-премьера
Чечни. - "И Радуев", - ответил он.
   Тогда я попросил Руслана, чтобы Радуев связался со мной и сам  подтвердил
это.
   Была суббота. Я сидел на даче и ждал радуевского звонка. Кто-то  мне  все
время перезванивал: "Радуева ищут...", "К нему везут  спутниковый  телефон",
"Скоро его найдут..."
   Шло время, он не звонил.
   Я сказал своим товарищам в "Новой газете", чтобы все равно держали  место
(а именно в субботу у нас подписывается номер в печать),  -  вдруг  все-таки
позвонит.
   Радуев позвонил мне около четырех дня.
   Это был трудный и тяжкий разговор, который продолжался минут сорок.
   Радуев взял на себя ответственность за эти взрывы, но самое главное -  он
заявил: планируются взрывы на вокзалах Воронежа и Санкт-Петербурга.
   И весь наш разговор был только об одном, вернее, только об одном я просил
этого террориста: не взрывай, не взрывай...
   В  понедельник  вышла  газета,  в  которой  я  привел  фрагменты   нашего
разговора, которые считал наиболее важными.
   Да, газета вышла в понедельник. А  уже  на  следующий  день  председатель
Комитета Госдумы  РФ,  уважаемый  кинорежиссер  Станислав  Говорухин  провел
пресс-конференцию, на которой зачитал стенограмму моего частного разговора с
Радуевым, который я вел со  своего  частного  домашнего  телефона,  то  есть
озвучил  незаконную   "прослушку"   (выражаясь   профессиональным   языком),
сделанную одной из  спецслужб.  Получилось,  одному  депутату  Госдумы  дали
прослушать разговор другого депутата Госдумы, и тот, не  испытывая  ни  тени
сомнения, огласил его на пресс-конференции, проведенной им в здании Госдумы.
   Спустя  несколько  дней,  взяв  официальную  стенограмму  выступления  С.
Говорухина,  я  тут  же  вспомнил  заявление  Левенцова,  найденное  мною  в
Гуверском архиве.
   Что уж там  время?  Никакое  для  нас  не  время  -  те  шестьдесят  лет,
отделяющие нас от 37-го года